пригара павел сергеевич биография
Директор петербургского Манежа Павел Пригара — о свободе, реальности и Яне Фабре
«Когда кто-то пожаловался мне, что время летит слишком быстро и его не хватает, я сказал про хороший способ проверить это: долго смотреть на часы. Тогда оно покажется мучительно долгим. Восприятие времени, как и искусства, субъективно», — говорит, делая себе кофе, директор Центрального выставочного зала Манеж Павел Пригара. Большие окна его кабинета выходят на временами шумный, временами притихший Конногвардейский бульвар и каждый вечер становятся своеобразной рамкой для нарядных петербургских закатов. За то время, что Пригара занимает этот кабинет, он успел перепридумать Манеж и доказать, что выставки-блокбастеры здесь отныне не исключение из правил, а новая норма. Город (а за ним и весь мир искусства) к этой норме привык быстро — каждую экспозицию выставочного центра обсуждают долго и охотно. Для того, чтобы разобраться, как так вышло и что для этого нужно было предпринять, мы встретились с Павлом Пригара, а заодно прошлись по залам, где сегодня можно увидеть первую для России выставку южнокорейской художницы Ли Бул «Утопия Спасенная». Череда масштабных инсталляций обосновалась в пространстве Манежа, чтобы рассказать об утопиях и антиутопиях, уязвимости (принимающей форму то огромного нарядного надувного дирижабля, то зеркального лабиринта), а также о диалоге с русскими авангардистами, чьи работы стали частью экспозиции.
Вы часто рассказываете о том, что и кураторы, и художники, когда соприкасаются с Манежем как культурной институцией, получают свободу самовыражения. Вы сразу понимали, что это необходимое звено, или каким-то образом к нему стремились и пришли?
«Свобода» — очень важное слово для осознания человека в действительности. Мы начали с достаточно осторожного слова — «возможности», и в самом начале говорили, что Манеж — пространство возможностей. Чуть менее выразительный тезис, но тем не менее это достаточно продуктивное понятие. Из него рождаются интересные идеи и проекты. Мы понимаем, что живем в реальном мире и свобода здесь может быть достаточно условной. Она может быть ограниченной, например, пространством зала и требованиями, связанными с обеспечением безопасности, или финансовыми и организационными возможностями. Но мы стараемся, чтобы при создании проекта, особенно на первоначальном этапе, когда идет обсуждение концепции, оно начиналось в большом и свободном интеллектуальном пространстве.
А может ли быть такое, что этой свободы оказывается слишком много?
Я слышал от кураторов и художников, что этот зал очень большой. Появляется ощущение избыточной свободы, возможности для большого высказывания. Не каждый с этим может справиться, и это, с одной стороны, свобода, а с другой — инверсия, то есть ограничение. Если человек не готов к такого рода масштабам высказывания, это становится ограничением. В этой связи интересным может показаться сопоставление таких важных сущностей для человеческой жизни, да и цивилизации в целом, как искусство и наука. И если наука в общем построена на некой последовательности, объективности, это область рациональная, то искусство — другое очень важное пространство как раз свободы, где творцы, художники взаимодействуют с миром совсем по-другому. Они не стремятся быть объективными. Они испытывают влияние прошлого художественного опыта, но могут с легкостью, в отличие от науки, забыть целые столетия достижений культуры (или того, что казалось достижениями культуры) и следовать своим путем, расширяя опыт восприятия мира. Для каждого из нас важно сочетание эмоционального и рационального опыта. Наука перемещает нас в плоскость рационального, а искусство дает возможность воспринимать этот мир через эмоциональные инструменты.
Давайте поговорим про вертикальные и горизонтальные связи в мире искусства. Часто вертикальные структуры и неналаженные горизонтальные связи внутри сообщества становятся некоторым препятствием, особенно для молодых художников и кураторов. Что вы об этом думаете? Замечаете ли нехватку связей горизонтальных?
Когда мы пытаемся использовать определения вертикальной и горизонтальной структур, мы должны одинаково понимать, как эти структуры устроены. Мне кажется, внутри культурного сообщества нет достаточно четкого представления о том, как они различаются и каковы их признаки: формальные и неформальные. Вертикальные связи часто понимаются как институциональные. Но я вижу примеры, когда институции, взаимодействующие с искусством в этом пространстве, вертикально не интегрированы. То же и с горизонтальными структурами, которые могут возникать в разных местах, спонтанно или сознательно, которые не ориентированы на институциональное существование, но при этом имеют признаки институциональности. Огромное количество субъектов взаимодействуют в пространстве культурного, пытаясь сохранить или создать видимую или невидимую независимость. Как эти структуры взаимодействуют, мне сложно рассуждать в общем смысле. Конечно, это достойно большого исследования, достаточно подробного и точного, но, как мне кажется, оно скорее будет иметь характер исторической перспективы, чем отражать текущее положение дел. Мой опыт говорит о том, что это очень подвижная среда и прогнозировать ее развитие, возникновение новых связей, разрушение старых — тяжело. Современное искусство, с моей точки зрения, исследует новые территории — в основном с помощью индивидуальной воли. Прогнозировать эту индивидуальную волю нам достаточно сложно.
Здесь, наверное, можно еще вспомнить тему затворничества и ее влияние на историю искусства? И обратную сторону — стремление стать частью сообщества.
Да, и прошлое, и настоящее оставляют нам примеры, когда значительные художники остаются затворниками, не используя ни горизонтальные, ни вертикальные связи. Или когда сам процесс взаимодействия с институцией для художника становится частью творческого акта. Провокативность, которая в позитивном смысле свойственна современному искусству, очень часто направлена на воображаемое или реальное столкновение со старым миром искусства и с художественным опытом в общем смысле. Конфликт — очень важный элемент искусства, он расширяет пространство, пытается создать новые миры — это очень важная идея. Главным критерием для художника остаются его талант, его энергия, его миры. Искусство — та область, где мы не можем избежать субъективного восприятия, это лишает нас возможности давать однозначную оценку: что важно для искусства в данный конкретный момент времени, какой художник важен для среды. Мы видим огромное количество примеров, когда незаметные художники вдруг оказывались важнейшими мыслителями и переворачивали восприятие мира. И часто имена художников, которые были знамениты при жизни, сейчас трудно вспомнить. Мы не найдем их ни в одном нынешнем издании, хотя прежде они казались суперзвездами.
В наш технически активный век тема популярности получила много новых воплощений, понятия — допустим — «известный» и «модный» начинают трансформироваться. Вам не кажется, что эти процессы искажают восприятие и оценку?
Но это естественно — мы же живем в настоящем. Часто в своем собственном субъективном восприятии я сталкиваюсь с ощущением, что художник или обращен к сегодняшнему, или разговаривает с будущим. Это кажется мне очень важной идеей. Настоящего художника, с моей точки зрения, как раз и определяет вот это эмоциональное ощущение, что он разговаривает с вечностью. Не все выбирают этот путь. В этом нет негативной оценки, люди живут в настоящем, они хотят успеха здесь и сейчас. Но чаще в будущем остаются те художники, которые были не слишком акцентированы на настоящем. Возвращаясь к мысли о двух важных составляющих человеческой цивилизации — науке и искусстве, — можно сказать, что это два пространства, которые следуют за человеческой эволюцией. Меняются границы, экономические модели, происходят социально-политические трансформации, но они все остаются в прошлом, и лишь культура и наука двигаются вслед за человечеством. В отличие от науки, в искусстве нет общего правила, нет последовательности, нельзя спроектировать шедевр. Иногда ты видишь молодого художника, который кажется тебе мудрым стариком. Это прекрасная тайна искусства. Время, в котором мы сейчас находимся, очень интересное: мы наблюдаем за тем, как человек привыкает к новым способам коммуникации и восприятия реальности. Конечно, это находит отражение в творчестве, и многие художники абсолютно талантливо по этому поводу рефлексируют, размышляют, используя тот язык, внутри которого они находятся. Летом следующего года Манеж покажет проект арт-группы Recycle, который во многом посвящен этим размышлениям.
Эта история будет создана специально для Манежа?
Да, это будет, по сути, такой special commission (спецзаказ. — «РБК Стиль») для Манежа. Этот проект отложился в 2020 из-за понятных обстоятельств, но, по общему ощущению, стал только лучше. Из отдельных произведений и компонентов Recycle создают историю, большое художественное высказывание. Это очень важно для нас. Это тот формат, в котором мы взаимодействуем с аудиторией, и в определенном смысле мы зависим от нее. Она ждет от нас сложных и интересных историй.
Как Павел Пригара сделал «Манеж» главным выставочным пространством Петербурга
Подписаться:
Поделиться:
Экс-бизнесмен и чиновник, два года назад ставший директором ЦВЗ «Манеж», уверенно завершил его реконструкцию, провел серию масштабных выставок и намерен показывать в нем проекты мирового уровня.
Вы чиновник или человек культуры?
Сложно сказать. Моя артистическая карьера началась с работы ведущим на Ленинградском телевидении. В конце 1980-х Пятый канал был дико модным и даже авангардным, и я решился участвовать в конкурсе на место в редакции молодежной информационной программы. На улице Чапыгина стояла толпа из тысячи людей, толкающих друг друга, чтобы выбить пропуск на прослушивание. А спустя пару дней я был принят на «Пятый», и вскоре меня стали узнавать на улицах. Созерцательность присуща мне в меньшей степени, нежели желание воплощать: мне нравится материализация идей, а тогда на телевидении их возникало множество. Моя юность пришлась на свободное, как сейчас сказали бы, либеральное время, но образование хотелось получить не лирическое, а техническое, и главное — устремленное в будущее, а не в прошлое, как многие гуманитарные дисциплины. Так я оказался в Аэрокосмической академии: в приемной комиссии легкомысленно выбрал самую красивую девушку, а она сидела рядом с табличкой «Робототехнические системы». Но наука не была идеей всей моей жизни — она мне нравилась не больше, чем книги и музыка. К тому же в нашей семье считалось важным все время пробовать себя в чем-то новом: в детстве я получал медали на районных соревнованиях по фигурному катанию, потом были шахматы, кружок по моделизму, а в школе мы с друзьями выпускали газету «Советский капиталист» — уже вовсю шла перестройка, и это издание, написанное от руки на тетрадных листочках в единственном экземпляре, пользовалось популярностью.
А когда вы стали зарабатывать большие деньги?
Мне было двадцать три года, я снимал видеорекламу, организовывал вечеринки — сильный драйв, но материального успеха это не приносило. Тогда я выбрал направление, которое сейчас можно было бы назвать инвестиционным бизнесом. В начале 1990-х в российской жизни появились понятия «акции», «облигации», «займы» — специалистов не хватало, я оперативно получил второе высшее и начал работать на фондовом рынке.
Выставка «Китайская армия»
Выставка «Китайская армия»
Выставка «Китайская армия»
Выставка «Китайская армия»
Выставка «Китайская армия»
«Genii Loci. Греческое искусство с 1930 года по сегодняшний день»
«Genii Loci. Греческое искусство с 1930 года по сегодняшний день»
«Genii Loci. Греческое искусство с 1930 года по сегодняшний день»
«Genii Loci. Греческое искусство с 1930 года по сегодняшний день»
Оглядываясь назад, чему вас научили 1990-е?
Тому, что важна репутация. Развилок в стихии 1990-х было достаточно, но я вышел из этой истории с хорошим опытом взаимодействия с людьми и проверки себя в достаточно сложных обстоятельствах. Когда состоятельных людей спрашивают: «Чем вы занимаетесь?» — они часто отвечают: «Управляю своими активами». Но если ты живешь в такой схеме, то не замечаешь, что на самом деле это активы управляют тобой.
Именно поэтому вы оказались в «Манеже», оставив бизнес, а до этого — пост замглавы администрации Приморского района?
Я оказался здесь потому, что увидел в этом шанс для развития. Кроме того, с «Манежем» меня связывают эмоции молодости: здесь я когда-то стоял в очередях на выставки и танцевал на вечеринках. А потом, к своему сожалению, долгие годы видел колонны Кваренги в растяжках с рекламой шубных ярмарок. И когда председатель Комитета по культуре Константин Сухенко и ректор Академии художеств Семен Михайловский позвали меня сюда в самый разгар реконструкции, я увидел стройку и понял, что выставочный зал будет напоминать еще один торговый центр. Сухенко мягко, но настойчиво подошел к тому, что с этим нужно что-то делать и делать, видимо, мне. Концепцию реновации предложил архитектор Александр Кривенцов, а 1 сентября 2015 года я был назначен директором.
Можете ли вы уточнить, есть ли у «Манежа» стратегия развития?
Есть цели, к которым мы стремимся, — три крупные выставки мирового уровня в год. Но у людей, определяющих глобальную выставочную политику, жизнь расписана на годы вперед. Чтобы попасть в их график, нужно не просто им понравиться, но еще и запастись терпением. «Манеж» — это пространство возможностей, которое находится в лучшей локации города. Он должен быть площадкой, где молодые люди пробуют себя, и не случайно мы можем принять в кураторский отдел ребят, у которых нет опыта работы, но есть адекватная связь со средой, талант и мобильность. Пока мы собираем портфолио, но я думаю, что 2017 год станет для нас переломным, — ведь мы показываем важные и серьезные проекты. Например, после выставки современного китайского искусства, которая прошла у нас зимой, мы получили предложения сразу из нескольких стран. И еще один момент: «Манеж», говоря официальным языком, — городское учреждение культуры, которое финансируется за счет бюджета и само зарабатывает деньги за счет мероприятий. Но чтобы привезти, например, ретроспективу Модильяни — а она стоит около полумиллиона евро, — нам нужны партнеры такие же амбициозные, как и мы сами.
В этом году исполняется сорок лет ЦВЗ «Манеж».
Конечно, напрашивалась экспозиция о его истории, но мы решили исследовать такой феномен, как ленинградское изобразительное искусство 1970-х. И в конце сентября открываем выставку, посвященную этому явлению, подготовленную при участии Эрмитажа, Русского музея, «Росфото» и еще нескольких музеев, галерей, частных коллекционеров, художников и их наследников — это будет очень масштабный проект.
Как экс-чиновник и бизнесмен Павел Пригара возглавил ЦВЗ «Манеж» и стал главным арт-менеджером Петербурга
Подписаться:
Поделиться:
Экс-чиновник и бизнесмен стал главным арт-менеджером Петербурга: благодаря умелой организации труда команда кунстхалле справляется с блокбастерами «Дейнека / Самохвалов» (112 тысяч посетителей!) и AES+F и привозит с лекциями куратора Венецианской биеннале. Павел — лауреат премии «Собака.ru ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга» 2020.
Павел Пригара. Фото: Даниил Рабовский
Открытие выставки «Современные русские художники — участники Венецианской биеннале. Избранное»
Открытие выставки «Современные русские художники — участники Венецианской биеннале. Избранное»
Четыре года назад первая выставка обновленного «Манежа» «Современные русские художники — участники Венецианской биеннале. Избранное» казалась аккуратным реверансом в сторону классического функционала советских ЦВЗ: стабильной, но несмелой площадки смотра искусств. А сегодня вы конкурируете за зрителя с титанами индустрии.
Большие музеи часто становятся заложниками своего величия и вынуждены тратить огромное количество ресурсов на транзитных посетителей: они заняты обслуживанием огромного потока туристов, ежечасно, даже ежеминутно решают текущие вопросы. В этом наша особенность и возможность отстроиться: «Манеж» не является музеем туристического толка, наша цель — выстраивание длительного диалога с локальной аудиторией. Выставка работ участников Венецианской биеннале как раз положила начало этому диалогу и уже тогда подчеркнула наши большие амбиции и перформативную манеру экспонирования.
Опять же, большие музеи (а это исторические залы, постоянная экспозиция и неизменные интерьерные решения!) часто не могут предоставить куратору такую свободу интерпретации, которую дает наше пространство. Когда мне предложили пост в «Манеже», реконструкция шла к концу, но вместе с архитектором Александром Кривенцовым мы изменили первоначальный проект, предполагавший зашивание потолка гипроком и максимальное обезличивание пространства. В результате удалось создать площадку, которая легко трансформируется под проект и при этом сохраняет узнаваемый облик.
Гость редакции — Павел Пригара
ФОТО Александра ДРОЗДОВА
Пространство возможностей
В этом году ЦВЗ «Манеж» отмечает сорокалетие. Чуть больше года назад главный выставочный зал города открылся после длительной реконструкции. Заметно изменилось не только его внутреннее пространство, но и выставочная политика.
О деятельности «Манежа» и далеко идущих планах рассказал директор ЦВЗ Павел Пригара.
— Павел Сергеевич, в прошлом вы телеведущий, бизнесмен, чиновник. Каким образом в «Манеже» оказались?
— Складывается ощущение, что карьера, развивавшаяся в разных направлениях, вела меня в это пространство. У меня мышление, как у спортсмена: цель с течением времени может меняться, но открываются новые возможности.
«Манеж» я воспринимаю как проект, результатом которого может стать создание не только современного выставочного зала, но и важной составляющей художественной жизни города.
Я знаю наш город в разных его проявлениях. Мне приятно создавать здесь что-то новое. «Манеж» — это пространство для творчества и реализации идей художников и кураторов, репрезентативная площадка, где они могут демонстрировать свое искусство.
— Словом, два года назад вы получили предложение, от которого не смогли отказаться?
— Я оказался здесь в силу разных обстоятельств. Сыграло роль и мое давнее знакомство с председателем комитета по культуре Константином Сухенко. Именно он пригласил меня в «Манеж».
— Вы пришли, посмотрели и. изменили проект.
— Да, изменения произошли достаточно кардинальные. Ремонт уже шел какое-то время. Не только у меня возникло ощущение, что создавалось что-то близкое к торговому центру: два стеклянных лифта, полированный гранит. Перед ремонтом у «Манежа» уже был период, когда в нем проходили торговые ярмарки. Нам показалось, что эта функция может сохраниться.
— Вы пригласили другого архитектора.
— Времени было немного, чтобы найти архитектора, способного не просто создать проект, но и учесть то, что было сделано. Деньги уже были затрачены. Я понимал, что крупная архитектурная мастерская вряд ли за это возьмется. Нашел молодого и талантливого архитектора Александра Кривенцова. Архитектурная мастерская «Циркуль» под его руководством быстро включилась в работу. В результате зал обрел новый образ и стал отвечать самым современным экспозиционным требованиям.
— Изменилось не только внутреннее пространство зала, но и стратегия его деятельности.
— Моя жизнь всегда так или иначе была связана с «Манежем». В 1990-е годы я ходил туда на выставки, вечеринки, концерты. Мне хотелось, чтобы с «Манежем» связывались приятные ассоциации. Я понимал, здесь есть огромный потенциал для создания «пространства возможностей». Это стало нашим девизом. И одна из аксиом обновленного «Манежа» — торговли в этих стенах быть не должно.
— Ярмарки-продажи были не от хорошей жизни. Деньги «Манеж» по-прежнему должен зарабатывать?
— Эта задача есть. Мы сделали зал таким, что он востребован для различных конференций, симпозиумов, конгрессов, мероприятий, которые носят узкий профессиональный характер. С точки зрения экономики проведение их в «Манеже» стало дороже. Но опыт говорит, что зал стал более притягательным: не только идеально расположен, но технически безупречно оснащен. Он может принимать мероприятия любого уровня сложности.
— Главное предназначение зала — художественные выставки. В этом отношении стратегия изменилась?
— Экспозиционная стратегия строится на том, что картин, висящих на стендах, недостаточно. Не последнюю роль играет экспозиционный дизайн, художественный образ проекта. Очень важна позиция куратора, который презентует проект, вводит зрителя в нужную атмосферу, направляя его по определенному маршруту. Это необходимо для восприятия искусства.
— «Манеж» отказался от самостоятельной выставочной стратегии, передоверив это кураторам, людям со стороны?
— В «Манеже» нет арт-директора, который формирует художественную концепцию зала. Есть выставочный отдел, он делает тот или иной проект. Есть кураторы, которые работают в команде «Манежа» или предлагают нам свои идеи со стороны. Возможности у них абсолютно равные.
— Речь идет о крупных проектах, которых бывает два-три в год?
— В год мы стараемся провести два крупных проекта международного уровня и три-четыре проекта среднего масштаба и, насколько позволяет календарь, проектов сопутствующих. У них есть внешние кураторы — наши партнеры, которые используют зал для художественных выставок. Тут «Манеж» со своей командой отходит на задний план. Мы не музей.
— Это странно звучит. На конкурс «Музейный олимп» «Манеж» представил свою выставку китайского современного искусства. Складывается впечатление, что с музейным статусом вы не определились.
— У музея должна быть концепция. Условно говоря, Русский музей сосредоточен на показе русского искусства. Каждый музей прежде всего демонстрирует свою коллекцию. У «Манежа» она есть. Для нее в бывшем «Малом манеже» на наб. канала Грибоедова, 103, создан Музей искусства Санкт-Петербурга ХХ — ХХI веков (МИСП). Мы решили, что коллекция ленинградского-петербургского искусства, где почти три тысячи произведений, будет развиваться именно как музей. С Мариной Джигарханян, которая его возглавила, мы договорились о разделении функций и о том, что ассоциации с МИСП как частью «Манежа» быть не должно. Таким образом, МИСП обретает самостоятельность. Марина с этой задачей, как мне кажется, хорошо справляется.
— Значит, МИСП уже не является частью «Манежа»? У него не возникнет соблазна обрести юридическую самостоятельность?
— Не думаю. У музея есть организационная проблема — помещение для постоянной экспозиции. Мы ее решаем, получили комплекс зданий на Лермонтовском проспекте, почти 4000 квадратных метров. Правда, пока они в неприспособленном состоянии, это бывшие полуразрушенные склады. В следующем году начинаем проектирование. Рассчитываем, что к 2020 году возникнет постоянная экспозиция музея. При этом мы не отказываемся от помещения на канале Грибоедова и надеемся сохранить его для камерных проектов, детских программ, мастер-классов, лекций.
— В большом «Манеже» на постоянной основе для этого нет места?
— У большого «Манежа» есть одна «проблема» — его размер 4,5 тысячи квадратных метров, разделенных на два этажа. Мы ориентируемся на проекты, которые занимают весь зал. Но не все обладают таким масштабом, только самые крупные. Небольшие проекты более органично выглядят в камерном пространстве МИСП.
— Для петербургских художников двери большого «Манежа» не закрываете?
— Наоборот. Мы пришли к тому, что будем показывать историю петербургского и ленинградского искусства. Прошла выставка художников 1970-х годов. Мы посвятили ее 40-летию ЦВЗ «Манеж». Это интересное время и с эстетической, и культурологической точек зрения. Получилась очень хорошая история, которую никто до нас не рассказывал. Проекты, посвященные ленинградскому искусству, мы намерены делать ежегодно своими силами. Есть план на 2018 — 2020 годы.
Нам очень хочется, чтобы в «Манеже» было два главных действующих лица — художник и куратор. Любой проект мы представляем как авторский, выводим куратора на первый план. Зал должен быть разным. Для этого мы и готовы «уйти в тень».
— После ремонта зал работает немногим больше года. Как вы привлекаете кураторов: приглашаете, сами обращаются, помогают зарубежные связи, московские?
— Этот год стал для зала испытанием. С одной стороны, мы тестировали его на возможности принимать разные проекты. С другой — понимали, что для крупных международных проектов у него должен быть определенный бэкграунд.
В 2019 году мы планируем принять крупный французский проект. Первое, о чем попытались узнать партнеры: что такое «Манеж», какие выставки здесь были. Они начали обсуждение после того, как независимо от нас об этом узнали.
Мы активно следим за тем, что происходит по всему миру. Крупные выставочные проекты имеют долгосрочное планирование, сейчас обсуждаются планы до 2022 года. Мы пытаемся включиться в этот процесс. Проекты создаются для нескольких залов в Европе, Америке, Азии, Китае. Мы хотим стать местом, которое обозначено в маршруте этих проектов.
— Можете сказать, к чему присматриваетесь?
— Прежде всего, с точки зрения логистики, общего культурного кода, смотрим на Европу.
— Китай? Крупный проект «Китайская армия» из этой страны «Манеж» принимал.
— Это связано с тем, что китайцы ведут активную культурную экспансию. Они хотят, чтобы их страна была представлена традиционной культурой. Смотрят в свое прошлое, где богатое культурное наследие, много экспериментируют, показывают, что это современная страна, которая хочет стать частью мирового культурного пространства. С ними работать достаточно легко. «Китайская армия» — проект совместный. Значительную часть расходов по выставке китайская сторона взяла на себя.
— У вас есть планы на следующий год?
— Мы рассчитываем в феврале-марте принять крупную русско-японскую выставку. Молодое искусство двух стран встретится на нашей площадке. Проект готовится около года. Большинство работ будет создано специально для него. Куратором проекта будет Семен Михайловский — ректор Академии художеств, председатель попечительского совета «Манежа».
— У «Манежа» представительный попечительский совет — руководители Эрмитажа, Русского музея, ГМИИ им. Пушкина.
— Собирая попечительский совет, мы понимали, что люди такого уровня не смогут уделять много внимания «Манежу». Но они для нас важны, чтобы определить уровень соответствия. Хочется принимать проекты, сравнимые с музейными «небожителями». Нам это помогает, не надо объяснять, почему выставки низкого уровня не могут проводиться на этой площадке. До сих пор нам это удавалось. Проекты, которые мы делали, получили позитивную оценку.
— В следующем году в «Манеже» юбилей отметят музеи-заповедники: Петергоф, Царское Село, Павловск, Гатчина.
— Это будет в апреле-мае. Проект сложный, мы гордимся, что для него выбран «Манеж». На нашей площадке разместятся четыре заповедника. Приглашение куратором театрального режиссера Андрея Могучего с его командой решение правильное. В данном случае мы окажем организационную и техническую поддержку, не вмешиваясь в концепцию, понимая, что справиться должны сами.
Затем наступит небольшой перерыв, «Манеж» будет задействован на Экономическом форуме. В городе много площадок больших и интересных, но мало функционально подготовленных. Не зря, создавая зал, мы сделали акцент на техническом оснащении. Это наше большое преимущество.
— Зал выходит за пределы своих стен, задействует уличное пространство. Зачем?
— Мы развиваемся в нескольких измерениях, выходим в город. Современному искусству это свойственно. Встреча с ним должна происходить на улицах. Но в «перешагивании порога» необходимы осознанность и подготовленность. Когда люди видят в городской среде что-то необычное, это не просто делает среду более привлекательной, но и позволяет вспомнить, в каком городе мы живем. Увидев уличный проект, человек может принять решение добраться и до самого музея.
На площади у западного фасада «Манежа» мы показываем уличные проекты. Для нее уже есть четыре проекта, которые будут сменять друг друга.
В следующем году планируем международный проект уличного искусства — художники на необычных поверхностях будут создавать композиции. Появится и большая инсталляция, посвященная японскому искусству — мост между тем, что будет происходить внутри зала и снаружи.
— Есть в планах еще что-то необычное?
— Хочу рассказать о «Музейной линии». Это еще одна попытка вывести «Манеж» непосредственно за его стены. Мы зрительно нарисовали линию от Мраморного дворца Русского музея — через Эрмитаж — «Манеж» до Новой Голландии. Эта линия объединяет культурные институции, логически связанные между собой.
Линия — это пространство между ними. Мы хотим, чтобы горожане и туристы, оказываясь там, понимали, что находятся в едином культурном поле. Но это не совсем тот путь, который прокладывают от одного музея к другому. Нам кажется, что это пространство само по себе может быть местом встречи с искусством. Оно должно притягивать людей, вызывать желание туда пойти.
— Как это может выглядеть?
— Есть российский, европейский, американский опыт, как искусство внедряется в городскую среду. Художники создают временные объекты, воспринимая эту среду как экспозиционное пространство.
Для этой линии мы хотим создать единую навигацию. Время от времени там будут возникать объекты, чтобы люди, проходя мимо, понимали, что находятся в среде, посвященной искусству.
Далее мы подтолкнем их к выбору — как продолжить знакомство с искусством. Допустим, пойти направо в Эрмитаж или прямо в Мраморный дворец. Линия уникальна тем, что она включает важные городские маркеры — Марсово поле, Миллионная улица, Дворцовая площадь, Адмиралтейский сад, Конногвардейский бульвар, набережная, остров Новая Голландия. Многообразие городской среды говорит о том, что искусство может появиться везде: на набережной, внутри бульвара, в саду или на улице, на огромной площади.
Мы ищем партнеров, чтобы на этой линии была единая сеть Wi-Fi. Допустим, оказавшись на Дворцовой площади, человек будет знать, где на Конногвардейском бульваре установлена инсталляция, на какую экскурсию в Русский музей можно попасть в этот момент. Он получит выбор остаться на улице или зайти в музей.
— Какое-то время назад была идея создать музейный квартал недалеко от «Манежа».
— Ошибка, с моей точки зрения, заключалась в том, что этот проект стали воспринимать как коммерческий, требующий бюджетного финансирования, привлечения партнеров, распределения ролей. Музейная линия от этого свободна, надеюсь, это поможет ей выжить. Мы не ожидаем финансового участия. Для создания информационной среды партнер практически найден, далее предложим художникам и кураторам использовать это пространство. Каждый год мы предполагаем отдавать эту линию кому-то из участников проекта.
Это даст больше свободы, сделает общение с искусством круглосуточным, а город более интересным. Ведь сегодня молодые люди, если хотят встретиться с чем-то необычным — музыкальными фестивалями, выставками, едут в другие страны и города. Допустим, в Барселону, где происходит что-то интересное.
У Петербурга на ближайшее время нет другой судьбы, как быть туристической столицей Европы. На все это не нужны большие затраты, достаточно энергии людей, согласия и желания делать город лучше.
Подготовила Людмила ЛЕУССКАЯ