правила жизни сергея бодрова
Правила жизни Сергея Бодрова
В Аризоне у меня дом, земля, две собаки, животные бегают, дикие кабаны, олени. И я нашел себе маленький остров в Таиланде. Понимаете, я много лет провел в сугробах, я устал.
Я видел жизнь. Я проработал в «Крокодиле» семь лет, изъездил всю страну. Мы получали мешки писем — все писали и жаловались. Из Свердловской области, из маленького поселка, как-то пришло письмо. Завотделом культуры района там служил бывший моряк. Он приехал в этот поселок, и все, что ему пришло в голову, — это купить огромную карусель. Неплохая идея, но карусель стоила дико дорого. На нее ушел весь годовой бюджет, а в него были заложены расходы и на библиотеки, и на другие вещи. Эту карусель привезли и поставили, но она была такая мощная, что когда ее включали, весь поселок погружался в темноту. А включали ее каждый раз, когда приезжали гости. И жители в своем письме просили: нельзя ли как-то график наладить — может, только по ночам гостей катать?
Мне не очень сейчас интересны современные сюжеты. Я стал старше. Можно идти и ловить маленькую рыбу, но рано или поздно тебе хочется поймать большую.
Мандельштам, про которого я хотел бы сейчас снять кино, для меня пример маленького человека, в общем-то боязливого в своей частной жизни, который становился совершенно бесстрашным, когда брал в руки перо. За что и был убит. Когда на Страшном суде всех спросят, а что же вы, мол, такие суки все были и молчали, почему никто не выступил — они скажут: а у нас был Осип Эмильевич.
Можно быть свободным и в тюрьме. Но только в том случае, если ты готов умереть за эту свободу.
Первое, что меня сейчас спрашивают, — это про Грузию. Когда воюют две страны, обе и правы, и неправы. Но у большей — больше ответственности. Руки больше в крови, а за это всегда потом приходится расплачиваться.
Наш премьер-министр хочет править, как Сталин, а жить, как Абрамович. Но так не получится.
Мне нравятся нищие. Раньше в Америке они писали: «Я — ветеран. Подайте». А сейчас пишут просто: «Не хочу врать. Дайте на пиво».
С людьми, которые все хотят делать сами, я расстаюсь. Надо уметь отдавать работу и другим.
Русский актер приходит на кастинг и говорит: «Ой, я не знаю текста». Приходит американец — и он уже готов. Он все знает про фильм, знает роль, у него есть предложения, он может так сыграть, а может иначе. В Лос-Анджелесе все официанты — актеры, и это потрясающе. Но с другой стороны, я нигде не встречал такого количества отчаявшихся людей.
Я научился работать с китайцами. Главное, когда они тебе говорят «да», не верь. Просто они не умеют говорить «нет». Детям всем надо учить китайский. Эта страна сохранила лучшие человеческие ценности — вот это потрясающе. Люди тащат на себе мать, потому что старая мать хочет в монастырь, а дороги там нет.
Соглашаться надо только на то, что пугает.
Правила жизни Сергея Бодрова-младшего
Я очень трепетно отношусь к главным ценностям. Может, это и неправильно, но я не думаю, что норма — это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошие, честные, искренние? Почему они должны радоваться и улыбаться нам? Нормально — это когда люди обманывают, лукавят, ищут себе какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы — когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, хотя мог этого и не делать при условии, что ты не зависишь от него, а он — от тебя — вызывает большую радость, ликование, и вообще делает мир прекрасным.
Время — одна из тех вещей, на которые мы не в состоянии повлиять. Единственное, что мы можем сделать, — это наполнить наши дни, сделать их длиннее, шире. И средство одно — любовь и внимание к окружающим.
Помню, в детстве я съезжал с горок на деревянных лыжах, просто как нефиг делать. Потом через несколько лет пришел на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял — больше никогда! В Австрии в горах дети — крохи по 2,5 года — катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка…» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде — не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
Поверьте, я очень далек от мысли о своей особой роли в фильмах Балабанова. И поэтому могу сказать о них прямо: это умелая или неумелая, но терапия, это какой-то кислород, который сейчас нужен.
Я же не актер, у меня этот орган, ведающий актерским самолюбием, отсутствует. Для актера, наверное, обидно после героев получить маленькую роль. У него амбиции, честолюбие… А для меня этого вопроса не существует. Мы с Лешей Балабановым друзья, которые вместе что-то делают.
Я отвечаю за моего героя и не отказываюсь ни от одного его слова, ни от одного поступка, хотя все это режиссер придумал. Может быть, я вообще слишком много значения придаю работе. Я всегда и везде говорю: я не артист, я не артист, я не артист.
Я опасаюсь заявлений типа «наше время пришло». Чье время? Время думающих интеллигентных людей? Но почему, кто нам его подарил, как мы им распорядились? Мне кажется, это ложная формулировка — «теперь наше время».
Я нисколько не хочу приуменьшать силу воздействия фильмов о Брате. Но мне кажется, что их не стоит разбирать как реальную историю, случившуюся с конкретными людьми.
Мне интересно жить. Интересно разговаривать с таксистом, проституткой, которая сидит в этом баре, гулять, смотреть на лица. В магазины заходить, смотреть хорошее кино, читать хорошую литерутуру, потому что везде-везде-везде есть то, что тебя радует.
Думаю, публика ждет чистого человека. Он наивен, мало что знает о том, как должна быть устроена жизнь, вряд ли у него в голове есть такая же четкая картина мира, как, скажем, у Данилы Багрова. Этот человек очень молод, но уверен в себе, хотя и беззащитен. Он будет силен своей чистотой — и все.
Конечно, суеверие — грех, но есть какая-то кармическая ответственность. Это тысячи раз было проверено.
Вообще-то я больше люблю слушать. Мне это интереснее. Когда я выступал в эфире, время постоянно надо было чем-то заполнять. И ты чувствуешь себя мясорубкой, в которую забрасывают мясо, а она выпускает фарш. Меньше слов. В этом больше силы.
Признание, популярность — это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает… Пробую я девочку на главную роль в своем первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку»…
Вечно молодой: правила жизни Сергея Бодрова-младшего
Он погиб в 30 лет, оставшись в памяти поклонников вечном молодым и бескомпромиссным. Мы вспомнили самые яркие высказывания последнего героя нашего времени.
Я очень трепетно отношусь к каким-то главным ценностям. Но я не думаю, что норма — это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошими, честными? Нормально — это когда люди обманывают, лукавят и ищут себя какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы — когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, — вызывает большую радость и вообще делает мир прекрасным.
Мне интересно жить. Интересно разговаривать с таксистом, проститукой, которая сидит в этом баре, гулять смотреть на лица. В магазины заходить, смотреть хорошее кино, читать хорошую литерутуру, потому что везде-везде-везде есть все то, что тебя радует.
На тусовки я не гоняю. Вообще, мне кажется, это какая-то зависимость. Как от моды. Модно иметь одну серьгу синюю, а ботинок — зеленый. И все начинают это носить. Какой-то знаменитый денди сказал: «Настоящий денди не следует моде, он ее делает».
Помню, в детстве я съезжал с горок на деревянных лыжах просто, как не фиг делать. Потом через несколько лет пришел на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял — больше никогда! В Австрии в горах дети — крохи по 2,5 года — катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка…» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде — не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
Во время съемок фильма «Война» на Кавказе местные ребята говорили мне: «Ты хороший парень, но больше так не говори», подразумевая фразу моего героя из фильма «Брат»: «Не брат ты мне, гнида чернож. я». Я уже устал объяснять, что мне пришлось ее произнести по сценарию, что в жизни я совсем не такой.
Признание, популярность — это не всегда адресное попадание. Но случаются вдруг и очень важные, хоть и короткие, встречи… Вот гаишник останавливает меня, и за две минуты я узнаю: был на войне, четыре ранения и контузия, жена бросила, сейчас один, «чего дальше — не знаю… Ну все, желаю удачи». И понимаю, что есть какая-то связь с человеком, есть язык. Я все-таки против того, что граничит со снобизмом. Все равно мы все вместе, это наша страна и наши люди.
Правила жизни Сергея Бодрова младшего
Там, где я вырос, было много психопатов – простых работяг, чьим главным талантом было умение махать кулаками, поэтому я знаю кучу способов, как не вляпаться в драку. Когда я стал знаменитым, медиа начали писать обо мне разные гадости. И я подумал: ничего себе, эти ребята такие же психи, только вместо кулаков у них слова.
Я очень трепетно отношусь к главным ценностям. Может, это и неправильно, но я не думаю, что норма – это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошие, честные, искренние? Почему они должны радоваться и улыбаться нам? Нормально – это когда люди обманывают, лукавят, ищут себе какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы – когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, хотя мог этого и не делать при условии, что ты не зависишь от него, а он – от тебя – вызывает большую радость, ликование, и вообще делает мир прекрасным.
Время – одна из тех вещей, на которые мы не в состоянии повлиять. Единственное, что мы можем сделать, – это наполнить наши дни, сделать их длиннее, шире. И средство одно – любовь и внимание к окружающим.
Помню, в детстве я съезжал с горок на деревянных лыжах, просто как нефиг делать. Потом через несколько лет пришел на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял — больше никогда! В Австрии в горах дети — крохи по 2,5 года — катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка…» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде — не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
Поверьте, я очень далек от мысли о своей особой роли в фильмах Балабанова. И поэтому могу сказать о них прямо: это умелая или неумелая, но терапия, это какой-то кислород, который сейчас нужен.
Я же не актер, у меня этот орган, ведающий актерским самолюбием, отсутствует. Для актера, наверное, обидно после героев получить маленькую роль. У него амбиции, честолюбие… А для меня этого вопроса не существует. Мы с Лешей Балабановым друзья, которые вместе что-то делают.
Я отвечаю за моего героя и не отказываюсь ни от одного его слова, ни от одного поступка, хотя все это режиссер придумал. Может быть, я вообще слишком много значения придаю работе. Я всегда и везде говорю: я не артист, я не артист, я не артист.
Я опасаюсь заявлений типа «наше время пришло». Чье время? Время думающих интеллигентных людей? Но почему, кто нам его подарил, как мы им распорядились? Мне кажется, это ложная формулировка – «теперь наше время».
Я нисколько не хочу приуменьшать силу воздействия фильмов о Брате. Но мне кажется, что их не стоит разбирать как реальную историю, случившуюся с конкретными людьми.
Мне интересно жить. Интересно разговаривать с таксистом, проститукой, которая сидит в этом баре, гулять, смотреть на лица. В магазины заходить, смотреть хорошее кино, читать хорошую литерутуру, потому что везде-везде-везде есть то, что тебя радует.
Думаю, публика ждет чистого человека. Он наивен, мало что знает о том, как должна быть устроена жизнь, вряд ли у него в голове есть такая же четкая картина мира, как, скажем, у Данилы Багрова. Этот человек очень молод, но уверен в себе, хотя и беззащитен. Он будет силен своей чистотой — и все.
Конечно, суеверие – грех, но есть какая-то кармическая ответственность. Это тысячи раз было проверено.
Вообще-то я больше люблю слушать. Мне это интереснее. Когда я выступал в эфире, время постоянно надо было чем-то заполнять. И ты чувствуешь себя мясорубкой, в которую забрасывают мясо, а она выпускает фарш. Меньше слов. В этом больше силы.
Признание, популярность – это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает… Пробую я девочку на главную роль в своем первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку»…
Правила жизни Сергея Бодрова младшего
Актер, режиссер умер в 2002 году в возрасте 30 лет.
Там, где я вырос, было много психопатов – простых работяг, чьим главным талантом было умение махать кулаками, поэтому я знаю кучу способов, как не вляпаться в драку. Когда я стал знаменитым, медиа начали писать обо мне разные гадости. И я подумал: ничего себе, эти ребята такие же психи, только вместо кулаков у них слова.
Я очень трепетно отношусь к главным ценностям. Может, это и неправильно, но я не думаю, что норма – это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошие, честные, искренние? Почему они должны радоваться и улыбаться нам? Нормально – это когда люди обманывают, лукавят, ищут себе какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы – когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, хотя мог этого и не делать при условии, что ты не зависишь от него, а он – от тебя – вызывает большую радость, ликование, и вообще делает мир прекрасным.
Время – одна из тех вещей, на которые мы не в состоянии повлиять. Единственное, что мы можем сделать, – это наполнить наши дни, сделать их длиннее, шире. И средство одно – любовь и внимание к окружающим.
Помню, в детстве я съезжал с горок на деревянных лыжах, просто как нефиг делать. Потом через несколько лет пришел на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял — больше никогда! В Австрии в горах дети — крохи по 2,5 года — катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка…» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде — не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
Поверьте, я очень далек от мысли о своей особой роли в фильмах Балабанова. И поэтому могу сказать о них прямо: это умелая или неумелая, но терапия, это какой-то кислород, который сейчас нужен.
Я же не актер, у меня этот орган, ведающий актерским самолюбием, отсутствует. Для актера, наверное, обидно после героев получить маленькую роль. У него амбиции, честолюбие… А для меня этого вопроса не существует. Мы с Лешей Балабановым друзья, которые вместе что-то делают.
Я отвечаю за моего героя и не отказываюсь ни от одного его слова, ни от одного поступка, хотя все это режиссер придумал. Может быть, я вообще слишком много значения придаю работе. Я всегда и везде говорю: я не артист, я не артист, я не артист.
Я опасаюсь заявлений типа «наше время пришло». Чье время? Время думающих интеллигентных людей? Но почему, кто нам его подарил, как мы им распорядились? Мне кажется, это ложная формулировка – «теперь наше время».
Я нисколько не хочу приуменьшать силу воздействия фильмов о Брате. Но мне кажется, что их не стоит разбирать как реальную историю, случившуюся с конкретными людьми.
Мне интересно жить. Интересно разговаривать с таксистом, проститукой, которая сидит в этом баре, гулять, смотреть на лица. В магазины заходить, смотреть хорошее кино, читать хорошую литерутуру, потому что везде-везде-везде есть то, что тебя радует.
Думаю, публика ждет чистого человека. Он наивен, мало что знает о том, как должна быть устроена жизнь, вряд ли у него в голове есть такая же четкая картина мира, как, скажем, у Данилы Багрова. Этот человек очень молод, но уверен в себе, хотя и беззащитен. Он будет силен своей чистотой — и все.
Конечно, суеверие – грех, но есть какая-то кармическая ответственность. Это тысячи раз было проверено.
Вообще-то я больше люблю слушать. Мне это интереснее. Когда я выступал в эфире, время постоянно надо было чем-то заполнять. И ты чувствуешь себя мясорубкой, в которую забрасывают мясо, а она выпускает фарш. Меньше слов. В этом больше силы.
Признание, популярность – это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает… Пробую я девочку на главную роль в своем первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку»…