правила жизни роберта де ниро
Правила жизни Роберта Де Ниро
Мне нравится, когда интервью надолго не затягиваются. Закруглимся на этом?
Подростком я пришел в «Мастерскую драмы» в университете New School. Вхожу. Режиссер спрашивает с жутким иностранным акцентом: «А поччиму вы жилаете бить актером?» Я промолчал — просто не знал, как ответить. Он ответил за меня: «Чтобы самовиразиться!» И я подхватил: «Да, да, точно. Именно этого я и желаю».
У нас были роликовые коньки — такие, на подшипниках. Мы прицеплялись к задней стенке кузова грузовика и проезжали пару кварталов, пока грузовик не останавливался на красный свет. Но вдруг ввели систему зеленой улицы, а мы ничего не знали. Теперь все светофоры на авеню переключались с таким расчетом, чтобы машины могли проехать без остановки двадцать-тридцать перекрестков. И вот прицепился я к грузовику, все еду и еду, после четвертого перекрестка понимаю: следующий тоже проскочим. Шофер не знает, что ты прицепился сзади. Деваться некуда — держись из последних сил за кузов, пока шофер все-таки где-нибудь не остановится. Такие вот номера мы откалывали. Только с возрастом осознаешь, какое это было идиотство.
Некоторые говорят: «В Нью-Йорк хорошо приезжать на время, но жить здесь постоянно я бы не стал». А я то же самое говорю обо всех прочих местах на свете.
Разве можешь предположить, что спустя много лет незнакомые люди, узнав тебя на улице, будут высовываться из своих машин и кричать: «Это ты мне сказал?» Первоначального сценария «Таксиста» я не помню, но, кажется, такой реплики в нем не было. Это импровизация. Невесть почему фраза задела людей за живое. Что ж, бывает.
Бояться — это в порядке вещей. Пока живешь, боишься.
Деньги облегчают жизнь. Если тебе на деньги везет, радуйся своему везению.
Когда в башню ВТЦ врезался первый самолет, я был на деловой встрече. Я сразу же поехал домой — у меня окна на юг выходят — и все наблюдал своими глазами. Видел, как огонь двигался по фасаду Северной башни. Я вооружился биноклем и видеокамерой — впрочем, снимать это на видео я не хотел. Я видел, как люди выпрыгивали из окон. Потом — как рухнула Южная башня. Это выглядело так неправдоподобно, что я тут же перевел взгляд на экран телевизора — у меня был включен канал CNN. Удостовериться хотел. Не было другого способа внушить себе, что это не сон. Как сказал мой сын: «Все равно что увидеть, будто луна падает с неба».
На данном этапе моей карьеры не бывает такого, чтобы после кастинга мне позвонили и сказали: «Вы нам не подходите». Поэтому я пользуюсь другими случаями, чтобы почувствовать себя отвергнутым. Это чувство могут вселить в меня мои дети. Дети умеют в два счета сбить с тебя спесь.
Да, это правда — на съемках «Кровавой мамы» я действительно провел обеденный перерыв в могиле. Когда ты молод, тебе кажется, что такие штуки необходимы для вживания в образ. С возрастом прибавляется уверенности в себе, ты уже не относишься к своему делу так истово — а результаты те же. Или даже лучше, если тебе удается не думать о том, что делаешь, — ведь тогда перестаешь напрягаться. Не напрягаться — главный секрет. Когда ты спокоен и уверен в себе, все идет как по маслу.
Главная беда со славой в том, что тебя все на руках носят. Что бы ты ни говорил, все вокруг кивают, даже если ты порешь чушь. Нужны люди, которые способны высказать тебе в лицо то, чего ты не желаешь слышать.
Когда я в качестве режиссера ставлю мощную драматичную сцену, мой внутренний голос шепчет: «Благодарю Тебя, Господи, что мне не надо ее играть». Потому что я знаю, как это трудно — играть, просто охренеть можно. Поздняя ночь. Холодрыга. А ты должен домучить сцену. Сыграть ее так, как надо, допрыгнуть до планки. Но если ты режиссер, тебе нужно вздрючить актеров, чтобы они допрыгнули до планки. И так тяжело, и сяк тяжело.
В чем разница между любовью и сексом? Хм-м-м. Хороший вопрос. Слушайте, вы же брали интервью у Аль Пачино. Как он ответил на этот вопрос?
Когда умирает отец или мать, это конец света. Я всю жизнь мечтал написать историю нашей семьи по рассказам матери. Я хотел устроить, чтобы специалисты, с которыми я работал, побеседовали с матерью, но эта идея ее немного нервировала. Я знаю: в конце концов мать бы решилась. И отец тоже не стал бы возражать. Но я не хотел оказывать на них давление — и в итоге семейная хроника так и не была написана. Вот о чем я жалею. Я не сумел выяснить все, что было возможно, об истории нашей семьи — а ведь это надо было сделать ради моих детей.
Чем старше становишься, тем больше усложняется твоя жизнь. Когда занимаешься какими-то простыми вещами вместе с детьми, просто-таки излечиваешься душой.
Кто не рискует, тот не узнает своего призвания.
Правила жизни Роберта Де Ниро
Те, кто говорят, не знают, а те, кто знают, никогда не скажут. Так вот все и вертится.
Жизнь редко меняет тебя целиком, но она постоянно меняет тебя в мелочах. Например, раньше, в детстве, я любил сладкое, а теперь я его ем лишь тогда, когда оказываюсь в ресторане. Ну что ж, думаю я, раз уж я оказался здесь, пусть будет сладкое.
Если я люблю погреться на солнце и если я могу полдня просидеть на террасе с хорошим видом, это вовсе не значит, что я решил уйти на пенсию. Мои попытки насладиться маленькими вещами не имеют со старостью ничего общего.
У меня плохая память. Но я не люблю, когда мне об этом напоминают.
Очень давно, еще в детстве, когда я ходил в театральную школу, директор однажды спросил меня: «Ну и зачем ты решил стать актером?» Я искренне не знал, что ответить, и поэтому не ответил ничего. И тогда он сказал: «Чтобы самовыражаться, болван!» И я кивнул: «Да, конечно, так и есть».
Талант — это прежде всего умение сделать правильный выбор.
Я люблю ходить в театр. Там меня никто не беспокоит. Меня там даже не всегда узнают.
Самое неприятное в профессии актера — то, что люди слишком вежливы с тобой. Например, ты разговариваешь с кем-то, и все кивают тебе — даже если ты несешь чудовищную ерунду. А ведь человеку на самом-то деле нужен тот, кто говорит ему вещи, которые он не хочет слышать.
Больше всего в своей работе я ценю возможность жить чужими жизнями и никогда не платить за это.
Я бы дорого дал за то, чтобы научиться с ходу отличать хорошие советы от плохих.
Мне нравится, когда советы дают дети. Нет, я не всегда соглашаюсь с ними. Мне просто нравится такая ситуация.
Как только у тебя появляется потомство, у тебя появляются и проблемы.
Пока ты не попробуешь, ты не поймешь. Вот что я говорю своим детям.
Мои фильмы похожи на моих детей, но с одним исключением: детей невозможно перевыпустить в 3D и повторно обогатиться.
Актерам, которые отправляются на прослушивания, я всегда говорю: «Не так уж и важно, получите вы эту роль или нет — главное, чтобы вас заметили».
Есть люди, которые будут убеждать вас, что драма — это легко, а вот комедия — это сложно. Чушь! В последние годы я сыграл в нескольких комедиях, и подтверждаю, что это не так. Ты снимаешься в драме, и целый день ты пытаешь забить кого-то насмерть молотком или что-то в этом роде. А в комедии тебе только и надо, что прийти на площадку, поорать в течение часа на Билли Кристалла (американский комедийный актер. — Esquire) — и ты свободен.
Если Марти (Мартин Скорсезе. — Esquire) попросит меня о чем-то, я буду думать об этом всерьез — даже если это покажется мне неинтересным.
Я всегда чувствовал себя должником Копполы.
Мне кажется, что работа режиссера — это как работа президента. Слишком схожие цели.
У меня еще никогда не находилось времени на то, чтобы пересмотреть все свои фильмы подряд. Я вообще не особо люблю пересматривать свои фильмы. Меня от них в сон клонит.
Когда мы закончили снимать «Охотника на оленей» (фильм Майкла Чимино о вьетнамской войне, снятый в Таиланде. — Esquire), я понял, что Таиланд — великолепное место и мне надо вернуться туда как можно скорее. Но сделал я это только через 18 лет!
Мне кажется, что человек не только изменил климат планеты, но и сделал что-то со временем. Вы не замечали? Сейчас десять лет проходит так, как раньше три.
Иногда я завидую мертвецам: у них полно свободного времени.
Я все равно никогда не успею прочесть всех книг, которые хотел бы прочесть. Так что лучше и не спрашивать меня об этом.
Я предпочитаю не иметь лишних вещей. Чем больше вещей ты имеешь, тем больше энергии ты тратишь на них.
Люди бывают разные: пока одни размышляют над тем, как создать что-то по‑настоящему особенное, другие думают о том, как бы извлечь из этого максимальную прибыль.
Большие деньги не слишком-то хорошо уживаются с настоящим качеством. По крайней мере в кино.
Если стул хороший, то ты не потратишь много времени на то, чтобы на нем устроиться.
Хороший отель — это тот отель, где я бы остановился. Вот и все.
Я никогда не любил Лос-Анджелес. Это единственный город, куда я соглашаюсь ехать только после того, как мне за это заплатят.
Италия давно уже изменилась. Но Рим — это Рим.
Во мне есть итальянская кровь, но я не до конца итальянец. Я немного голландец, немного француз и немного немец. Но у меня итальянское имя, и именно поэтому я привык ассоциировать себя именно с итальянской частью.
Сегодня я смеюсь чаще, чем смеялся в юности. Кажется, я стал судить людей менее строго.
Вместе со старостью всегда приходит осторожность — вот что я заметил.
Нет более важной вещи, чем перестать бояться. Но не надо путать храбрость с безрассудством.
Недавно я прочитал, что, согласно последним исследованиям, женщины чувствуют себя гораздо комфортнее, раздеваясь перед мужчинами, чем мужчины, раздеваясь перед женщинами. На мой взгляд, тут все просто: женщина всегда смотрит на мужчину оценивающе, а мужчина смотрит на женщину с благодарностью.
Похудеть гораздо проще, чем помолодеть, но даже и это вполне возможно.
Я завидую Дастину Хоффману. Он может быть и забавным, и умным одновременно. А у меня так никогда не получалось.
Реальность у каждого своя.
Если Бог есть, то у меня к нему много вопросов.
А ведь я так и не сходил на «Аватара».
Роберт Де Ниро: «Мне было 24 года, когда я понял, что необязательно быть на пике вдохновения. Просто играй что должен и не забивай голову посторонним»
Как и многие, я всегда был фанатом Де Ниро. Причем не только его классических ролей 1970−1980-х, в неменьшей степени я очарован его комедийными ролями, особенно трилогией о Факерах. Готовясь к интервью, порой я ощущал себя Гейлордом Факером, который ищет способ проникнуть в «Круг доверия» актера — только без его дочери на своей стороне.
Я решил не задавать вопросов о «Таксисте», предположив, что Де Ниро устал отвечать на них за все эти годы. Оказалось, я был прав лишь отчасти. Обсуждать работы Мартина Скорсезе он, кажется, готов всегда. А еще есть «Однажды в Америке» — фильм, который показывали минимум раз в год по французскому телевидению в период моей жизни в Париже, — утопическое видение Америки глазами итальянского режиссера Серджо Леоне. Изучая материалы, я обнаружил, что Де Ниро был вовлечен в создание фильма в гораздо большей степени, чем просто исполнитель главной роли. Будет ли эта тема моим входным билетом в его «Круг доверия»?
И есть Нью-Йорк. Завораживает факт, что Де Ниро построил отель в пяти минутах ходьбы от того места, где вырос. Он много путешествовал и понял, что ничто не сравнится с его родным Манхэттеном. Мы видели актера в нью-йоркских декорациях во многих классических картинах — от «Злых улиц» до «Крестного отца 2», от «Таксиста» до «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Но его отель Greenwich выглядит иначе. Когда ты заходишь в вестибюль, скользишь взглядом по приглушенным тонам отделки, орнаменту и винтажной мебели, становится очевидно, что его проектировал кто-то, наделенный художественным чутьем. Ожидая актера, я задавался вопросом: «Может ли Роберт Де Ниро оказаться совершенно другим человеком? Не таким, каким мы видим его на публике?»
Вскоре появился его ассистент: «Можем ли мы провести беседу в офисе Боба?» Никто из его сотрудников не говорит «мистер Де Ниро» — для каждого из них он просто Боб. Оказалось, офис находится рядом — в прилегающем к отелю здании его продакшен-компании Tribeca.
Когда мы доходим до офиса, Де Ниро еще нет. Меня просят подождать несколько минут. Головной офис поражает не только размерами, но и стенами, на которых висят фотографии. Марлон Брандо смотрит на тебя в упор с черно-белого снимка. Мартин Скорсезе тоже здесь. В этом помещении застыли десятилетия американской киноиндустрии. Меня окружают гиганты, и скоро мне предстоит увидеться с легендой. В горле пересыхает. Но только Боб заходит в комнату, я успокаиваюсь. Он извиняется за опоздание, садится в кресло и предлагает начать. Он в хорошем расположении духа — может, я зря волновался, а может, просто повезло.
В начале нового десятилетия многие чувствуют, что Де Ниро возвращается на экраны. Но это кажется мне странным: возвращается откуда? Ведь он никуда и не пропадал. Все эти годы с ним выходили фильмы, он все время появлялся на ТВ. По большому счету он довольно активен для мужчины под восемьдесят. Но в каком-то смысле Де Ниро действительно вернулся на экраны — в «Ирландце» Мартина Скорсезе в конце 2019-го. Очевидно, он снова в высококлассном кинематографе — фильме той же категории, что и «Таксист» или «Бешеный бык». Он воссоединился с любимым режиссером и другом Скорсезе. С масштабным, эталонным американским кино. Но это не значит, что он позабыл свои итальянские корни. Де Ниро — один из немногих голливудских актеров, кто играл роли на итальянском языке в итальянских фильмах таких прославленных режиссеров, как Бертолуччи и Веронезе. И как можно забыть его роль в эпическом полотне Серджо Леоне «Однажды в Америке»?
Боб скромен и сдержан в обычной жизни — полная противоположность взбалмошным дивам, которых в Голливуде немало. Порой трудно отделить кинообразы Де Ниро от него самого, и большинство не подозревает, что этот человек эпохи Возрождения крайне любопытен. Он общается уважительно с каждым, вне зависимости от социального статуса. Можно быть иконой американского кино и оставаться классным парнем.
Сизар Гриф: Вы наполовину итальянец. Когда вы были ребенком, в вашей семье говорили по‑итальянски?
Роберт Де Ниро: Нет, ничего такого и близко не было. Я выучил итальянский самостоятельно, когда снимался в Италии, потому что мне нравился этот язык. Я хотел бы знать его лучше — я понял это уже в зрелом возрасте, когда снимался у Джованни Веронезе в фильме «Любовь: Инструкция по применению».
Сизар: Вместе с Моникой Беллуччи.
Роберт: Да! Фильм написан на прекрасном литературном итальянском — со множеством языковых нюансов, которые мне пришлось изучить. Я говорил на собственной разновидности итальянского — где искажено произношение, где слова читаются на американский манер. Но когда я работал со сценарием, мне пришлось серьезно практиковаться, вплоть до тонкостей фонетики. Но и этого мало — нужно прочувствовать язык, каждое слово, как я чувствую английский.
Сизар: Ваши любимые итальянские фильмы? Какими актерами и режиссерами вы восхищаетесь?
Роберт: В молодости, в начале актерской карьеры, когда я стал изучать кино во всем его многообразии, это были Феллини, Антониони и Пазолини. Пожалуй, Феллини в наибольшей степени. А кто снял «Рокко и его братья»?
Сизар: Лукино Висконти.
Роберт: Великое кино. Я люблю Мастроянни, конечно же. И Ренато Сальваторе, который сыграл в «Рокко и его братьях». Однажды я случайно встретил его в Риме — он сидел в машине, застрял в пробке. Я подошел к нему, чтобы поздороваться, он был очень мил.
Сизар: В чем специфика работы с итальянцами?
Роберт: На съемках «Двадцатого века» Бертолуччи была сцена, в которой я должен был сыграть старую версию самого себя. Мы отсняли ее в первый или второй съемочный день. Я сыграл, но был сбит с толку, потому что логично было бы сыграть ее в конце. К таким сценам нельзя приступать, пока ты полностью не погрузился в своего героя. Сегодня я смог бы это проделать, но тогда я был молод. Помню, как говорил об этом с Бернардо, и он рассуждал об особом европейском подходе — «надо чувствовать момент, ловить ощущение» и тому подобное.
Помню, недалеко отсюда, в музее Уитни, мы снимали сцену «Приветствия» Брайана де Пальмы с Алленом Гарфилдом. До этого я ни разу его не встречал, в кадре мы импровизировали, и получилось потрясающе. Во время съемки я не ощущал этого. Можно не чувствовать сцену, а она получится прекрасной. Как мы разговариваем сейчас: вы можете думать о чем-то своем, как и я, но это не повлияет на интервью.
Несомненно, европейские фильмы отличаются от американских, но европейцы обожают американское кино — может быть, за его простоту. Я, конечно, обобщаю. Мне было всего 24 года, когда я понял, что необязательно быть на пике вдохновения, чтобы сыграть сцену. Просто играй что должен, взаимодействуй с другими актерами и не забивай голову посторонним. В конце концов, в жизни всегда найдутся поводы для беспокойства, это неизбежно.
Сизар: Европейцы более спонтанны?
Роберт: Да. Возможно, у них более естественный подход.
Сизар: Вам когда-нибудь хотелось уехать из Нью-Йорка?
Роберт: Мне всегда хотелось жить здесь. В Лос-Анджелесе я бываю наездами. Здесь я увидел это замечательное здание и открыл в нем ресторан, потом офисы, затем появились и другие — братья Вайнштейн с компанией Miramax (теперь — Weinstein Company. — Esquire), Спилберг занял один из этажей.
Сизар: Действие многих ваших фильмов происходит в Нью-Йорке — вы охватили почти каждый район: от Бруклина («Однажды в Америке») до Бронкса («Бронкская история»), от Маленькой Италии («Злые улицы») до Нью-Джерси («Полицейские»). Какой из ваших фильмов наиболее полно передает дух города?
Роберт: Думаю, «Злые улицы» очень точно отражали реальность Маленькой Италии. Действие «Таксиста» происходит в 1970-е — это совершенно другое ощущение, такого Нью-Йорка больше нет. Когда я снимал «Бронкскую историю» (режиссерский дебют Де Ниро. — Esquire), я старался сделать ее максимально реалистичной. Парни с района в кадре — это настоящие парни с района, не актеры. Было бы трудно подобрать актеров, которые сыграли бы эти роли достоверно, — для этого нужно быть погруженным в уличную культуру.
Сизар: Какие фильмы о Нью-Йорке вы любите?
Роберт: «В порту» Элиа Казана — великий нью-йоркский фильм. «Завтрак у Тиффани» показывает совершенно другую сторону Нью-Йорка. «Французский связной» с Джином Хэкменом.
Сизар: Как вы относитесь к тому, что Нью-Йорк меняется?
Роберт: Я не скучаю по его прошлому. Все меняется, и мне не свойственна ностальгия. Нужно просто приспособиться к новой реальности. В 1970-х Нью-Йорк был диким, сейчас его облагородили и подчистили. Он эволюционировал. Но и сегодня можно найти дикие местечки, и это неплохо.
Сизар: Я заметил, что в разных странах по‑разному воспринимают ваши фильмы. Я вырос во Франции, и мы постоянно смотрели «Однажды в Америке» — его показывали по телевизору чуть ли не каждый день, когда у нас было три канала, еще до появления кабельного. Но в США он не стал таким популярным. Этот фильм любят и в Китае — там его цитируют постоянно.
Роберт: Серьезно? Ничего себе. Я не знал.
Сизар: Как вы думаете, это фильм об Америке для иностранцев?
Роберт: Думаю, да. Когда мы снимали его, продюсеры знали, чего ожидать от режиссера, но постарались превратить его в нечто совершенно иное. Серджо (Леоне. — Esquire) запечатлел свое видение Америки, посмотрел на страну глазами иностранца. Когда фильм был готов, его хронометраж составлял почти четыре часа, и продюсерам это не понравилось. Они многое вырезали на монтаже. Я предлагал сделать две версии — режиссерскую (длинную) и укороченную для проката. Сам стиль съемки, настроение фильма — все это показывает нас, американцев, глазами чужака, это его восприятие. Фильм не претендовал на точность деталей. Я говорил Серджо во время съемок в Риме: «У нас в Америке нет таких кофемашин». Я надеялся добавить таким образом исторической достоверности — но он к ней не стремился. Он воплощал собственные романтические фантазии. Фильм был основан на книге The Hoods, которая попала ко мне в руки случайно, задолго до начала съемок. Это отличная книга о еврейских гангстерах Нижнего Ист-Сайда, но Леоне мало что оставил от нее. Он так стремился рассказать эту историю, что полностью ее переписал. Я встречался с ним за несколько лет до начала съемок, уже тогда он обсуждал с Жераром Депардье его участие в проекте.
Сизар: Не могу представить себе Жерара в роли еврейского гангстера.
Роберт: Жерар хотел сняться в этом фильме, а Серджо не заботили условности.
Сизар: Многие из нынешнего поколения зрителей впервые увидели вас гораздо позже — в роли Джека Бернса в трилогии о Факерах. В чем, на ваш взгляд, разница между ролью отца и ролью тестя? В чем вы черпали вдохновение?
Роберт: Вообще-то у меня в тот момент не было тестя. Я не ощущал никакого давления семьи и понятия не имею, откуда взялась динамика в этой роли. Но многие зрители сочли мою игру убедительной, потому что нечто похожее часто происходит в семьях. После выхода этого фильма моя жизнь стала больше напоминать то, что мы показывали.
Сизар: Ваш сын женился.
Роберт: Да. Это момент, когда ты понимаешь, что уже не можешь контролировать жизнь членов твоей семьи. В «Знакомстве с Факерами» дочь Джека выходит замуж. Он теряет ее, у нее будет своя семья, ему придется иметь дело с ее мужем. Она больше не будет «маленькой папиной дочкой», даже о встречах с ней придется договариваться заранее.
Сизар: В одном из интервью Бен Стиллер рассказывал, что первая встреча ваших героев напоминает вашу первую встречу в реальной жизни. У вас было когда-нибудь такое ощущение?
Роберт: Возможно, от встречи с Марлоном Брандо. Я был с ним знаком до съемок, он был классным парнем, я его обожал. Но на площадке он становился совсем другим человеком. И я его понимаю. В семейной жизни я гораздо более либеральный родитель, чем Джек Бернс. Я могу быть строгим, когда это необходимо — детям нужна определенная дисциплина. Строгие меры, решительные действия (без рукоприкладства) — все это я проходил.
Сизар: Что вы почувствовали, когда впервые посмотрели «Ирландца»?
Роберт: Я был так вовлечен в процесс съемок, что мне трудно судить. Мне интереснее, что скажут зрители. Ты не можешь давать оценку тому, частью чего являешься сам. Что я вообще могу сказать — и кому до этого есть дело? Это серьезное произведение, которое создал Марти (Мартин Скорсезе. — Esquire), и мы все — его часть. Это все, что я могу сказать. И еще — что процесс съемок доставил нам массу удовольствия.
Сизар: Многие обсуждают технологию омоложения актеров, которая использована в «Ирландце».
Роберт: Сначала мы собирались привлечь других актеров, помоложе, чтобы они сыграли нас в молодости. Но в какой-то момент появилась идея об омоложении — самой современной технологии, доступной на тот момент. Мы хотели, чтобы зритель увидел нас такими: сначала молодыми, а затем — старыми. В этом была идея.
Сизар: Даже не знаю, хорошо ли, что технология работает так хорошо.
Роберт: (Смеется.) Гораздо легче выглядеть старше, когда ты молод, чем наоборот. Так что технология точно нам помогла. Пока иллюзия выглядит убедительной и оправдана развитием сюжета — это хорошо.
Моя встреча с Бобом заканчивается, два часа пролетают как две минуты. Мы встаем, чтобы попрощаться. Он приобнимает меня за плечи и медленно провожает до двери. Со мной уже не Боб — нет, я вижу его фирменную ухмылку. Это уже Де Ниро — или, может быть, Вито Корлеоне, Джек Бернс или Джимми Конвей из «Славных парней». «Увидимся», — говорит он на прощание и отправляется забирать свою семью, чтобы вместе провести уикенд в загородном доме в часе езды от Нью-Йорка. Я повстречал Боба, и мне довелось встретить Де Ниро. Безусловно, я пообщался со звездой и легендой — но мне повезло провести пару часов со славным парнем.