послание королева на земле жизни нет почему
Шесть посланий человечества в космос
С одной стороны, человечество снимает фильмы о вторжении инопланетян, а с другой — с завидным постоянством отправляет сигналы в космос.
Идея сообщить о себе нашим внеземным братьям по разуму посещала человечество еще несколько веков назад. Немецкий математик Карл Фридрих Гаусс еще в первой половине XIX века предлагал вырубить в тайге треугольник со сторонами по 15 км и засеять его пшеницей.
Инопланетяне должны были заметить это и таким образом догадаться, что на Земле есть разумная жизнь. План Гаусса не был воплощен в жизнь, так как площадь предложенного им треугольника можно было соотнести с размерами какого-нибудь небольшого государства, например Ирландии, и инвестировать проект желающих не нашлось.
Гауссу вторил австрийский астроном Йозеф фон Литтроу, считавший, что жизнь есть на Луне. Привлечь внимание селенитов он намеревался при помощи гигантской траншеи в пустыне Сахара. Он намеревался заполнить ее керосином и поджечь ночью. Для заполнения одного километра траншеи требовалось 5 миллионов кубометров бензина. Это, как и в первом случае, делало проект неисполнимым.
В 1869 году французский поэт Шарль Кроу предложил использовать гигантское зеркало, чтобы собирать солнечные лучи и направлять в сторону Марса.
«Мир. Ленин. СССР»
Первое послание было отправлено 19 ноября 1962 года из центра дальней космической связи в Евпатории. Оно состояло из трех слов «Мир. Ленин. СССР».
Формально это была проверка оборудования, но отправлять просто сигналы ученым показалось скучным, поэтому научный сотрудник ИРЭ РАН предложил отправить романтическое «Мир. Ленин. СССР» азбукой Морзе.
Сигнал успешно отразился от Венеры и вернулся на Землю, но часть информации ушла в космос и отправилась к созвездию Весов (в котором находятся три планеты, схожие по строению с Землей). Так что, возможно, через много световых лет мы получим в ответ инопланетное «Э-э, что?».
Послание Аресибо
Следующее послание было отправлено в 1964 году с радиотелескопа Аресибо в Пуэрто-Рико (за что и получило свое название) в созвездие в скоплении Геркулеса.
Авторы послания Фрэнсис Дрейк (кстати, автор знаменитого уравнения, позволяющего рассчитать количество планет во Вселенной) и Карл Саган (астроном, экзобиолог и известнейший на Западе популяризатор науки, каким у нас был академик Капица) зашифровали в нем данные о биохимии, структуре ДНК, населении Земли, Солнечной системе и собственно телескопе Аресибо. Послание достигнет потенциальных адресатов через 25 тысяч лет. И столько же потребуется времени на ответ.
В 2001 году в Гемпшире (Англия) на полях появились знаки, повторяющие послание Аресибо, только вместо человеческой фигуры был изображен гуманоид с большой головой (такой, как его обычно изображают в комиксах).
Авторы послания Аресибо заявили, что послание на полях — явная подделка, потому что всем известно, что любой хоть мало-мальски уважающий себя инопланетянин не будет оставлять послания в пшенице, а воспользуется радио.
Послание на «Пионере»
Карл Саган был автором еще одного послания. В 1972 и 1973 годах на борту «Пионера-10» и «Пионера-11» были отправлены пластинки из анодированного алюминия со схематическим изображением мужчины и женщины.
После этого Саган подвергся критике за то, что отправил в космос «непристойность». Узнать, что же думают инопланетяне по этому поводу, мы сможем минимум через два миллиона лет, когда «Пионер» достигнет точки назначения — ярчайшей звезды Тельца — Альдебарана.
Послание на «Вояджере»
Чтобы как-то сгладить неловкость от неприличных картинок, в 1977 году в космос было отправлено еще одно послание — две позолоченные пластинки, фонограф, игла для их воспроизведения и инструкция. Если бы дело происходило в наши дни, пришлось бы добавлять еще пользовательское соглашение, в конце которого инопланетный разум должен был бы поставить галочку.
На пластинках была записана восточная и западная классическая музыка (Бах, Бетховен, Моцарт, Стравинский), танцевальная музыка (Чак Берри и Луи Армстронг). Есть на пластинке и грузинское хоровое пение, древняя китайская музыка и пение народов Новой Гвинеи. Также инопланетные меломаны услышат звуки человеческой речи и то, что ты можешь найти в отделе «Звуки природы»: пение птиц, шум океана и т.д.
«Вагинальное» послание
После послания Карла Сагана на «Пионере» американский ученый Джо Дэвис, работавший в Массачусетском университете, высказал мнение, что половые органы женщины представлены чересчур схематично и от послания Сагана на несколько световых лет веет шовинизмом. Не будучи в силах это терпеть, Дэвис запустил проект под названием «Вагинальная поэтика». Целью его было отправить в космос сигналы, соответствующие вагинальным сокращениям женского тела, как метафору женского дыхания Земли.
Для осуществления плана Дэвис собрал группу единомышленников и пригласил балерин из Бостонского национального балета. Астрономами и астрофизиками, принимавшими участие в проекте, были выбраны четыре ближайшие к Земле звезды, куда и планировалось отправить послание.
Однако группе удалось сделать только пробный запуск сигналов (общей сложностью в течение нескольких минут), после чего программа была закрыта ВВС США. Внеземные цивилизации так ничего и не узнали о «женском дыхании Земли».
Cosmic call
Самое несерьезное послание было отправлено физиком Александром Зайцевым в 1999 году с телескопа в Евпатории. Помимо информации о человечестве оно содержало рекламные объявления от спонсоров (проект инвестировался частными лицами).
В 2001 году под руководством того же Зайцева в космос было отправлено «детское послание», состоящее из песен, отобранных подростками из 15 городов России. Также к Полярной звезде была отправлена песня The Beatles «Across The Universe» и реклама чипсов Doritos…
Так что, если теперь инопланетяне решат прилететь и разбомбить нашу планету, ты хотя бы знаешь, за что.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Послание королева на земле жизни нет почему
. Ты помнишь, как это случилось? Как стучался в новорожденное сознание мой далекий и близкий голос, похожий на крик, рвущийся из небытия невероятным явлением Гармонии твоей души, уставшей ждать? Ты не можешь этого не помнить, ты должна это Помнить, чтобы успеть ожить и, ожив, рассказать Земле о невероятной частице вселенской Памяти, заложенной в тебя. Человеком, рожденным не на твоей голубой планете, а далеко-далеко в бесконечной Гармонии Космоса во имя Любви и во имя Жизни.
Мы поможем, чем сможем,
Нашим звездным Послам,
В вас загадка таится, что неведома вам,
Отопрете загадку вы межлунным ключом,
Мы при встречи покажем три отметки на нем.
И откроется жизни вам другой лабиринт,
Узкой светлой полоской, лотереею «Спринт»
Ваши жизни отметил наш машинный язык,
И отныне святыми стали все в этот миг,
Сохраняя в самом лишь себе свой тайник,
О котором расскажет тебе твой двойник
Банк ваш памяти прошлой, что связался с Луной,
Жизни, что в измереньи не подвластна земной.
Нет и капли земного в ней того, что вокруг,
Ты поймешь, одиноким на Земле был не вдруг.
Из Луны поселили на Землю тебя,
Чтоб знаменья ожили для землян не скорбя.
Банком памяти прошлой ты откроешь тайник,
Для тебя в бывшей жизни его создал двойник,
Что портретно похожим был во всем на тебя,
Очень верил, что знанья ты откроешь, любя.
Тысячи лет обратно шел он лунной тропой,
Чтобы в час твой рожденья совместиться с тобой,
Только так мы землянам знанья можем открыть,
Лик прошедший с теперешним в вас совместить,
В вашем лике воскресшем ключ от тайн бытия,
В перспективе обратной твое прошлое «Я»,
«Я» замучено болью от тоски по Луне,
Жизнь земная, как будто ожила в страшном сне,
Но с открытием тайны жизнь земная уйдет,
Вы вернетесь обратно на родной Ядивод.
И все станет знакомым, и, как прежде родным,
Будет памятью имя, что осталось земным.
В лунных светлых просторах среди звезд голубых
Вы все грудью вздохнете, обретая родных,
Но до полного взлета, чтоб остаться в Луне,
На Земле ждет работа, наяву, не во сне.
День и ночь вспоминая в тесной связи с Луной,
Жить вы будете жизнью неземной и земной.
Чтоб навечно растаял залежавшийся снег,
Превратившийся в глыбы холодных веков,
Что весну не пускают из застывших оков.
Вам дано лед сознанья Земли изменить,
И в светящийся парус весны превратить,
Рухнут прежние стены залежавшихся льдов,
И мы явим знаменье в Лике звездных Послов.
Объясненьем на Землю незнанья придет,
В первом звездном цветении наступил Новый Год.
Лето станет подарком для межлунных Послов,
Прошлой жизни откроет им застывший засов,
И за вечностью двери вспыхнет Лунный лишь свет
И подарит вам истины новый рассвет;
И не будет вопросов, что не смеем открыть,
Наступило то время, чтобы вам объяснить
То, что долгим молчаньем обходили в веках
На Земле континентах и материках.
Оживут за сердцами земные глаза,
Наяву вдруг разверзнуться вмиг небеса,
И пришельцев Послы Неба будут встречать
И покинут планету, что носила печать
Только смерти и боли, обнищала в любви,
Но любовь ту землянам донесут корабли,
Словно птицы из сказки неземной чистоты,
С этой стаею в небо поднимешься ты,
Обретая планету свою наяву,
Долгожданные сны, наконец, оживут.
В каждом звездном После бьется чья-то душа,
Что на Землю свободной в неволю пришла,
Чтобы чистой душой разрушить тюрьму
Чтобы радуги свет сменил вечную тьму.
Ты узнаешь себя, лунный света Посол,
В бесконечности тьмы ты к рассвету пришел.
Через Космоса мглу ты услышал наш зов.
И поверил душе, что пришла от богов.
Ты уже не один на пустынной Земле,
Был рожден ты Луной в земном горестном зле,
Поселен ты на Землю, чтобы жизни спасти,
И обратно вернуться в родные пути.
Вечно наши сердца будут рядом с тобой,
Вместе Землю спасать будем звездной весной,
Вместе жить нам дано по часам неземным,
Где бессонных ночей весь простор неделим.
Наши жизни с рожденья еще сплетены,
Нашим лунным послам снятся яркие сны,
Только ты вдруг поймешь то, что это не сон,
Это было однажды сорвется сквозь стон,
Лишь узнав, станет птицею средь облаков
Та душа, что вложили мы в наших Послов.
Неизбежностью встреча предстанет глазам,
Что сначала откроется вашим сердцам,
И застывшим вопросом не будет терзать,
Что до срока не смели мы вам рассказать.
Ждите утро подарит вам звездный рассвет,
И никто уж не вымолвит горькое «нет».
Что собою само к вам судьбою придет,
Открывая не в мистике звездный восход.
По ступеням души не спеши восходить,
И не надо события самим торопить.
Все придет в свой черед, и цветок расцветет,
Что бутоном зеленым пока в вас растет,
И подарит мечту вам уже наяву,
И пошепчете вы: Правда, в сказке живу,
В предрассветной росе заискрится слеза,
И увидите чудо глаза вы в глаза,
Те, что ветром невидимым душу ведут,
В мир далеких созвездий вас в мыслях зовут,
Что подарком Земли нарекли вас давно;
Ждем мгновения все, когда не все равно
Станет спящим, неверящим чуду глазам.
Ты, Посол, для таких станешь чудом вдруг сам,
Весь искрящийся светом, рассветом вдвойне
Приплывешь в мир созвездий на лунном челне.
Чтобы стали Послами люди,
Испытав вселенскую грусть.
И когда за легендами Лик мой
Ты увидишь, тогда вернусь
Еле слышимой музыкой ливня,
Что еще не слыхала Земля,
Удивительной и наивной,
Не похожей так на меня,
И на всех нас, в нарядах звездных,
Приходивших в Земле судьбе.
Мы придем открыто и просто,
Как приходят люди к тебе,
Мой Посол, назначена встреча
В сердце каменного Января,
Пусть, не веря, готовится к встрече
Вся неверящая Земля.
Ты во всем на Земле услышишь
Мой наивный чарующий звук
Из цветов и из капель ливня,
Из любимых единственных рук.
Смирно стоять на Луне!
Жить и идти против смерти,
Мы родились на Земле,
Возьмите,
Взлетите,
Проверьте!
29.09.90.
Ни одной. больше в космосе не будет!”
кричал Королев после полета Терешковой
“Полскотинки переехали” — и становилось легче”
Первичный отбор девушек — кандидатов в космонавты — шел по аэроклубам Москвы, Рязани, Ярославля, Курска.
— Для меня “рукой судьбы” послужил сотрудник института, который звался Севкой (ныне Всеволод Александрович Егоров — профессор, доктор физико-математических наук), — рассказывает Валентина Пономарева. — Пригласив меня на вальс на новогоднем балу, он непринужденно спросил: “Хочешь полететь в космос?” Я сочла это шуткой и не задумываясь ответила: “Конечно, хочу!” На следующий день Севка буквально за руку отвел меня — а работала я программистом-математиком — в приемную к директору нашего института, академику Келдышу. Мстислав Всеволодович прочел заявление, хмыкнул, спросил, почему мне нравится летать. Я ответила: “Не знаю”. — “Правильно, это знать невозможно”, — сказал Келдыш.
— На сборах в Тушине, куда я приехала из свердловского аэроклуба, ко мне подошел представитель ЦК ДОСААФ и под большим секретом на ухо спросил, не хочу ли я пройти отбор в группу космонавтов, — рассказывает Ирина Соловьева. — С тренером Сергеем Киселевым, который впоследствии станет моим мужем, мы отправились в наше любимое кафе — на 15-м этаже гостиницы “Москва”, сидели до самого закрытия и решили: стоит попробовать.
Проходя медкомиссию, в одном из коридоров госпиталя Ирина встретила подругу по сборной Татьяну Кузнецову. Ей о наборе в отряд в конфиденциальной беседе сообщил начальник Московского аэроклуба. При этом попросил ни с кем не откровенничать. Окончив курсы машинописи и стенографии, Татьяна работала в одном из закрытых институтов освобожденным секретарем комсомольской организации.
О том, что женщины-космонавты будут “прыгать с парашютом из стратосферы”, Жанна Еркина узнала в рязанском аэроклубе, где занималась одновременно с учебой в педагогическом институте. Валентина Терешкова — в ярославском аэроклубе. Работая ткачихой, она возглавляла комитет ВЛКСМ комбината “Красный Перекоп”. Не задумываясь, обе девушки тут же написали заявление.
Медицинскую комиссию все кандидаты в космонавты проходили в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале в Сокольниках.
— Мы сдавали множество анализов по разным “хитрым” схемам, — вспоминает Валентина Пономарева. — Согласно медицинскому сленгу, у нас “записывали мозги”, “снимали позвоночник”. Проходили мы и психофизические исследования. Нас, например, ставили перед таблицей, на которой вразброс были изображены черные и красные числа от 1 до 25. Нужно было их отыскать, показать указкой и назвать в таком порядке: единица черная, двадцать пять красная, двойка черная, двадцать четыре красная. В середине испытания неожиданно включали музыку на всю катушку.
Самыми тягостными, по всеобщему мнению, были вестибулярные исследования.
— Нас раскачивали с закрытыми глазами на “качелях Хилова”, которые от обычных “лодочек” в парках отличались тем, что сиденье перемещалось не по дуге, а параллельно полу, — продолжает вспоминать Валентина Пономарева. — Особое отвращение мы испытывали к креслу Барани, в просторечии “кориолис”. Оно стояло не на четырех ножках, а на одной массивной ноге. Сзади к креслу крепилась штанга, за которую доктор его и вращал. За минутой вращения следовала минута отдыха. Нам надлежало еще и медленно опускать и поднимать голову. Нужно было выдержать 15 вращений, а тошнота возникала уже на пятом. После восьмого этапа отоларинголог Иван Брянов говорил: “Полскотинки переехали” — и становилось легче, появлялась надежда, что доживешь.
“Доживали” не все. С каждым днем кандидаток на зачисление становилось все меньше.
— Немного облегчали жизнь. лимоны, — вспоминают мои собеседницы. — Их посоветовала есть Марина Попович: она была летчиком, к тому же женой космонавта Павла Поповича, поэтому знала многие тонкости и “подводные камни” испытаний. Эти цитрусовые мы ели и утром, и перед испытаниями, и на сон грядущий. И поныне, когда я вспоминаю госпиталь в Сокольниках, у меня во рту становится кисло.
Окончательный выбор был за мандатной комиссией, которая состояла из военных и гражданских лиц.
— Позже я узнала, что присутствующий на заседании Юрий Гагарин возражал против моей кандидатуры, — рассказывает Валентина Пономарева. — Он говорил: “Космонавтика — дело новое, трудное, неизвестное и небезопасное. Стоит ли рисковать жизнью матери?” Но меня все-таки приняли. Сыграла роль рекомендация Келдыша.
Из тысячи претенденток мандатная комиссия для первого женского отряда космонавтов отобрала пятерых — инженера Ирину Соловьеву, программиста Валентину Пономареву, ткачиху Валентину Терешкову, учительницу Жанну Еркину и секретаря-стенографистку Татьяну Кузнецову.
Каждая из девушек, ставшая офицером ВВС, была готова первой подняться в космос. Каждая считала себя достойной.
“Особый бабий батальон “
“Терешкову чудом не украли”
Программа подготовки подходила к концу. Для тренировок на тренажере корабля “Восток” следовало выбрать позывной. У Гагарина позывной был “Кедр”, у Титова — “Орел”, у Николаева — “Сокол”, у Поповича — “Беркут”. Будущим пилотам предлагали называться “Гортензиями” или “Эдельвейсами”. Валентина Пономарева предложила позывной “Чайка”, который был у их женской пилотажной группы на парадах. Он всем понравился, но этот позывной решили приберечь для полета, а для тренировок выбрали другой — “Березка”. В Центре девчонок из женского отряда так и стали звать — “Березками”.
Перед сдачей государственного экзамена состоялось официальное представление женского отряда генеральному конструктору Королеву.
— Каждую из нас Сергей Павлович попросил рассказать о себе, — вспоминает Валентина Пономарева. — Потом поинтересовался, как возникло желание лететь в космос. К концу разговора он стал хмурым, а потом в узком кругу выразил неудовлетворенность составом нашей группы. Мы, по его мнению, оказались далеки от ракетно-космической техники. Это вполне соответствовало имиджу Королева. Было известно, что он не жаловал женщин на производстве и стремился ограничить их присутствие на полигоне. На себе, правда, мы этого не почувствовали: с нами он был корректен, внимателен и добр.
Вскоре в Центр подготовки из засекреченного конструкторского бюро приехала целая бригада “снимать мерки” для индивидуальных скафандров. По антропологическим параметрам девчонок разделили на две группы: “длинные” — Терешкова, Кузнецова и Еркина (их рост был 164 см) и “короткие” — Пономарева и Соловьева (они “дотянули” только до 161 см).
Спустя месяц из разговоров с конструкторами скафандров девушкам стало известно, что индивидуальная космическая одежда будет готова в октябре. Но не вся, а “сколько надо”. Выяснилось, что скафандр Терешковой уже готов. Из штаба дошли слухи, что “она лучше всех”.
Подготовка была закончена к назначенному сроку, но запуск отложили. Корабль не был готов. Весь женский отряд отправили в отпуск в санаторий ЦК КПСС, в Гагры. Ирина Соловьева улетела домой — прыгать с парашютом.
— В санатории, где отдыхали партийные функционеры высокого ранга, произошел курьезный случай, — рассказывает Валентина Пономарева. — Среди солидных отдыхающих мы — четверо девчонок, мой муж и сын — выглядели, прямо скажем, загадочно. Несколько дней за нашей веселой компанией пристально наблюдал один из среднеазиатских партийных начальников. Он решил, что мой муж Юра — молодой бей с семьей: четырьмя женами и ребенком. Через посредников он попросил продать ему одну из жен. Больше всех ему понравилась Терешкова. “Все будет шито-крыто, — уговаривали Юру кунаки. — Никто и следов не найдет. ” Не получив согласия, Валентину красть не стали. Среди беев существовал свой закон чести.
Статная Валентина Терешкова нравилась многим. Но доводы, что Хрущев выбрал для первого полета Терешкову, руководствуясь личными симпатиями, по словам ее подруг, несостоятельны.
— Никита Сергеевич увидел нас только после приземления Валентины, — говорит Ирина Соловьева. — А решение о назначении командира корабля принималось государственной комиссией.
По сложившейся практике решение объявлялось накануне отлета космонавтов на космодром. 21 мая 1962 года в Центре за столом сидели Келдыш, Королев, Каманин. От множества погон с большими звездами у девчонок из отряда космонавтов рябило в глазах. В форме младших лейтенантов ВВС, ни живы ни мертвы, они стояли сбоку, у стены. Все знали, что решение уже принято, и знали какое, но надеялись: а вдруг случится чудо. Не случилось.
Перед отъездом на космодром начальник Центра подготовки космонавтов Карпов решил поговорить с каждой из вторых девушек-пилотов наедине.
— Утешая меня, Евгений Анатольевич сказал, что по политическим соображениям должен лететь человек “из народа”, — рассказывает Валентина Пономарева. — А я имела несчастье происходить из служащих. Что касается нашей подготовленности к полету — тут мы, что называется, “шли ноздря в ноздрю”.
— Мне Карпов сообщил, что для первого женского полета нужен человек “контактный”, умеющий общаться с большой аудиторией, так как после полета придется много ездить по миру с выступлениями, — говорит Ирина Соловьева. — А я по характеру несколько замкнутая. Валентина Терешкова была выбрана по аналогии с Юрием Гагариным. В мужском отряде был более опытный кандидат на полет — Владимир Комаров, инженер, летчик-испытатель. Но сыграли роль личные качества Гагарина, его обаяние, общительность, открытый характер, способность найти общий язык с любой аудиторией.
Мало кто знает, что космодром Байконур, который фигурировал в прессе, и местечко Тюра-Там, где в действительности находился стартовый комплекс, географически не совпадали. Вся информация, касающаяся космонавтов, была засекречена.
— Перед полетом на космодроме проходила традиционная встреча — представление космонавтов стартовой команде, — рассказывает Валентина Пономарева. — Нашу встречу отложили. Потому что мы приехали на стартовую площадку в форме младших лейтенантов. Военные и гражданские никак не могли решить, сообщать ли прессе, что Терешкова имеет воинское звание. Срочно собрали заседание Госкомиссии. “На самом верху” было принято решение: не сообщать. Нас отправили в гостиницу за сорок километров — переодеваться в гражданскую одежду. Встречу перенесли на более позднее время. Выступления были краткими: разработчики говорили, что техника готова к полету, космонавты благодарили за оказанную честь. Жанна, стоящая сзади нас в группе военных, рассказывала потом, что у Валентины Терешковой не в переносном, а в самом буквальном смысле слова дрожали коленки.
Из-за повышенной активности Солнца старт отложили. В один из дней вынужденного ожидания в гостиницу, где жили женщины-космонавты, привезли парикмахера — дамского мастера. Валентина Пономарева покрасила волосы в желтый цвет, Валентина Терешкова — в темный. Наутро пресса, увидев командира корабля в новом обличье, пришла в ужас: уже были написаны репортажи о “светловолосой девушке” и фотографии готовы — и на тебе! Пришлось опять привозить мастера и отмывать Валентину.
— Вечером накануне полета Сергей Павлович пришел к нам в комнату и, обращаясь к Валентине, шутливо спросил: “Ну что? Завтра не закричишь “мама”?” — вспоминает Ирина Соловьева. — Точно знаю: никто бы из нас тогда кричать не стал.
После визита генерального конструктора Валентина Терешкова еще долго сидела запершись: заполняла бортжурнал, проговаривала приветствия — народам отдельных стран, женщинам, молодежи, комсомолу, борцам за мир. Приветствия были обязательным элементом полетного задания. Тексты составлялись в политотделе и согласовывались “в верхах”.
Утро стартового дня — 16 июня 1963 года — началось для командира корабля и первого дублера, как обычно, с зарядки. Только завтрак был уже необычный — “космический”. По специально разработанным тестам врачи-диетологи составили для них индивидуальное меню. Всеобщее предпочтение было отдано кофе и сыру.
— На стартовую площадку в скафандрах поднялись двое — Терешкова и я. Когда на меня надевали скафандр, порвалась гермооболочка в районе шеи, — говорит Ирина Соловьева. — Пришлось срочно менять его на скафандр Вали Пономаревой. Если бы порвался скафандр Терешковой, его из-за разницы в росте заменить было бы нечем, и тогда пришлось бы лететь мне.
На стартовой площадке Валентина Терешкова вместе со всеми пела: “Давайте-ка, ребята, присядем перед стартом, у нас еще в запасе 14 минут”. Потом она отрапортовала председателю Госкомиссии о готовности к полету. Лифт к “Востоку-6” полз целую вечность. По традиции она помахала всем рукой с верхнего мостика. Началась предстартовая проверка работы всех систем корабля.
— В стереотрубу было видно, как отошли фермы обслуживания, — рассказывает Валентина Пономарева. — Отделились “боковушки”, а потом Валя стала точкой и пропала в небе.
Сквозь шум двигателя на Земле вскоре услышали: “Я — “Чайка”! Я — “Чайка”! Полет проходит отлично. ” Трое суток, пока летала Терешкова, вся женская группа провела на стартовой позиции. Подруги из отряда точно знали, когда Валя пролетит над ними звездочкой, и выходили смотреть.
— Мы с Ириной, чтобы утешиться, рассказывали друг другу, что будут другие, более сложные и более интересные полеты, — вспоминает Валентина Пономарева. — И это хорошо, что сейчас мы остались на Земле — зато у нас все впереди! И напевали себе под нос “Болеро” Равеля. И по сей день для меня эта мелодия — мелодия тоски.
19 июня космический корабль “Восток” и летчик-космонавт Терешкова, каждый на своем парашюте, благополучно приземлились рядом. В отряде уже знали, что Валя неважно чувствовала себя в полете, знали и то, что не все пункты полетного задания она смогла выполнить.
— Период адаптации в невесомости длится двое-трое суток, — говорит Ирина Соловьева. — Каждая из нас чувствовала бы себя в это время плохо. И никто бы из нас не стал в этом признаваться. Позиция “умру, а не скажу” определялась общественным сознанием. Валентина бодрилась, пела песни, говорила с Хрущевым.
“Вместо нас слетали в космос две собаки”
В сентябре 1964 года весь женский отряд поступил учиться в Военно-воздушную академию имени Жуковского. Этой же осенью девчонки вышли замуж. Парад свадеб открыла Валентина Терешкова.
— По этому случаю был прием на Ленинских горах, — рассказывает Валентина Пономарева. — Валя и ее жених — космонавт Андриян Николаев — сидели на возвышении, вместе с ними были самые высокие лица государства во главе с Хрущевым. В Звездный ехали длиннющей кавалькадой из легковых машин и автобусов, с милицией впереди и сзади. В летной столовой ждали накрытые столы. Следующий день был объявлен в Центре выходным.
Следом состоялась свадьба у Ирины Соловьевой. Ее мужем стал мастер спорта по парашютизму Сергей Киселев, бывший ее тренер из Свердловска. Избранниками Татьяны Кузнецовой и Жанны Еркиной стали военнослужащие — Ладо Пицхелаури и Валерий Сергейчик.
В это время в ОКБ Королева разрабатывался новый корабль “Союз”, одновременно шла серия из пяти “Восходов”, планировалась работа над несколькими “Востоками”. В 66-м году намечалось девять полетов, в 67-м — четырнадцать, в 68-м — двадцать один.
“Королев говорил, что женский отряд ему не нужен, женщины себя не оправдали, и ему достаточно одного человека”, — будет позже вспоминать Жанна Еркина.
Как рассказывали в приватной беседе с репортером “МК” очевидцы, Королев кричал: “Ни одной. (тут главный конструктор употребил нецензурное слово на букву “П”) больше в космосе не будет!”
— Летом 1966 года в Центр подготовки приехал помощник главкома ВВС по подготовке космонавтов Каманин и объявил нам, что намечен полет на корабле “Восход” продолжительностью 15 суток с выходом в открытый космос, — рассказывает Валентина Пономарева. — Я планировалась командиром, а Ирина Соловьева — выходящей. Началась подготовка, которая скоро заглохла. Нас отправили в отпуск. В 1966 году умер Королев. Из всех готовившихся к этим полетам слетали в космос только две собаки — Ветерок и Уголек.
Мы были “номенклатурными единицами”, и чтобы избавиться от нас — нужен был какой-нибудь внешний импульс. Тогда нам Каманин и предложил написать письмо в ЦК КПСС. Мой муж сказал: “Не пишите — вас провоцируют”. Мы не могли поверить и написали, что уже долгое время находимся в Центре подготовки космонавтов, проходим испытания, поддерживаем форму и готовы в любой момент приступить к непосредственной подготовке к космическому полету. Нас вызвали на Старую площадь — в ЦК КПСС — и сказали, что очень ценят наше стремление послужить Отчизне, но в данный момент она в этом не нуждается.
В октябре 1969 года “за невозможностью использования” первый женский набор расформировали. Осталась в отряде космонавтов только Валентина Терешкова. Ее дочери Лене Николаевой тогда исполнилось пять лет.
— Когда надежды на полет рухнули, мы все четверо родили детишек, — рассказывает Ирина Соловьева. — У нас в семье появился сын Алеша, через два года — дочь Лена. У Вали Пономаревой родился второй сын Кирилл, у Татьяны Кузнецовой — по мужу Пицхелаури — сын Владимир, у Жанны Еркиной — по мужу Сергейчик — дочь Светлана. Наши младшие дети, 1970—1971 годов рождения, росли и учились вместе.
— Уход из отряда стал для многих из нас счастливым обстоятельством: если бы наше “сидение” продолжалось еще лет десять, рожать и начинать научную работу было бы поздно, — говорит Валентина Пономарева. ё
— Спустя годы я поняла: хорошо, что не слетала, — добавляет Ирина Соловьева, ныне полковник в отставке. — У меня жизнь сложилась гораздо интересней. Я совершила 2300 прыжков с парашютом, увлеклась психологией в экстремальных условиях. Никто из нас четверых “нелетавших” не смог бы так, как Валентина Терешкова, в ущерб личной жизни, семье отдаваться общественной работе. Она оказалась достойна своей судьбы.
Лишь спустя 20 лет после полета первой женщины-космонавта у генерального конструктора НПО “Энергия” Глушко появилась идея запустить в космос женщину вновь. В соответствующие инстанции был разослан секретный документ. Валентина Терешкова и Татьяна Кузнецова успешно прошли медицинскую комиссию, но руководство центра подготовки заявило, что все равно никто из женщин не полетит, что это опять игра в космонавтов. Вспомнили, что у претенденток на полет “вышел” возраст: в отряд космонавтов берут до 33 лет, а Терешковой в то время исполнилось 40, Кузнецовой — 36. И тогда появилась Светлана Савицкая — летчик-испытатель, рекордсменка, чемпионка мира по парашютному и самолетному спорту.
Правда, по слухам, о возрастных ограничениях вспомнили после того, как Глушко уже пообещал маршалу авиации Савицкому, что полетит его дочь. Перед женщинами-космонавтами из первого набора дверь в космос захлопнулась навсегда.