павел мамонов актер остров
Интервью с создателями фильма «Остров»
Возможно ли показать в кино молитву? Может ли человек, у которого нет мира в душе, творить чудеса? Тема покаяния, несколько раз возникавшая в нашем кино в последние годы, получила новое осмысление — в только что вышедшем фильме Павла Лунгина «Остров». Это, наверное, первая в истории кино попытка показать изнутри жизнь в православном монастыре. Сам режиссер говорит, что он хотел исследовать, как просыпается душа в человеке.
«Остров» между отчаянием и спасением
Основное действие фильма происходит в отдаленном северном монастыре в 1976 году. Главный герой, монах отец Анатолий (актер Петр Мамонов), больше тридцати лет молится о прощении смертного греха убийства.
И при этом ему даны удивительные дары, которые привлекают людей. За исцелением и советом к нему приезжают со всей страны. Он буквально творит чудеса и впечатляюще их обставляет — юродствует по полной программе. Но может вести себя и по-другому. С предельной серьезностью встречает больного мальчика и уж совсем безэмоционально — молодую вдову, «в которой бес».
Череда людей, проходящих перед о. Анатолием, — своеобразный портрет России. Монах для них — что-то вроде целителя или колдуна. Разовое чудо они готовы принять, но строить свою жизнь в новой реальности этого чуда не готовы.
Кроме о. Анатолия в фильме, хоть и более схематично, показаны еще два монаха. Писаный красавец Иов (Дмитрий Дюжев) и несколько фольклорный настоятель Филарет (Виктор Сухоруков). Филарет в исполнении замечательного В. Сухорукова — человек себе на уме, но добрый и терпеливый, которому и монастырь удается держать, и с церковным начальством ладить. И келья у него светлая, солнечная — это чуть ли единственный светлый кадр в фильме. И вид у него такой благостный: мягкий взгляд, пробор, семенящая походка — такими монахов рисуют в детских книжках.
И у этого человека в монастыре живет постоянный нарушитель спокойствия. А Филарет к нему с любовью и лаской. То к себе в келью зовет жить, хотя кто с ним уживется, с юродивым этим! То сам к нему в кочегарку приходит — спасаться.
Для многих россиян церковь — разве что ориентир на местности. Монастырь — тайна за семью печатями. Этот фильм не расскажет всего о Церкви, но и самые неподготовленные после него поймут, какой серьезной борьбой проникнута жизнь монаха. И какими существенными для каждого из нас вопросами заняты люди, творящие молитву на пустынном острове.
— Судя по этой работе, вы подошли к новому этапу. Если Мамонов уже давно выступает с позиций верующего человека, то ваше вступление в эту тему для многих будет неожиданностью.
— Все мои работы о том, как просыпается душа в человеке. И таксист в «Такси-блюзе», и мальчик-антисемит в «Луна-парке» проходят через мучительное, тяжелое, часто неприятное для человека открытие, ощущение в себе духовной сущности. Это дается муками, конвульсиями, даже физической болью. Для меня это самая большая тайна в мире — просыпание души. Когда человек вдруг начинает совершать поступки, невыгодные ему. Что заставляет эгоистическое, слабое человеческое существо поступать наперекор своим материальным или физическим интересам? Для меня это одно из доказательств проявления Высшей Силы, иной правды, иной жизни. Я заворожен этим процессом и пытаюсь исследовать его.
— В «Острове» очень точно выбрана северная натура. Где вы нашли такой остров?
— В городе Кемь, откуда ходят кораблики в Соловецкий монастырь. Мы построили для съемок церковь, освятили ее, потом подарили эту церковь городу. Сейчас там живет мужик, бывший штурман или матрос, который у нас в группе был рабочим. Он оттуда никуда не уехал, там и живет, охраняет церковь. Так что монастырь — это построенная декорация. Она должна напоминать скорее скит. Нечто серое, маленькое, бедное. Действие же происходит в 70-е годы XX века, когда можно было только так потеряться — где-то на островах, в лесах, чтобы не особенно обращали внимание. А северная природа — сама по себе храм. И этот храм природы, этот остров для героя — место молитвы. Есть ведь такая традиция. Например, Серафим Саровский уходил в лес, вешал икону на березу и молился.
Монах Анатолий, Иов и Филарет — это три пути к Богу, каждый из которых я считаю достойными. Есть мучительная, болевая, экстатическая вера о. Анатолия. Вера героя Сухорукова — детская, он верит как ребенок, без трагедии, в абсолютном доверии, в радости. И есть карьерная вера Иова. Он служит Богу, как офицер: честно, ждет повышения, новых звездочек, а они почему-то не приходят, и он не понимает в чем дело. И все трое искренне верят в Бога.
— Как относилась съемочная группа к такой теме? Петр Мамонов по-настоящему молится, а остальные? Как учились молиться актеры, ходили ли на братские молебны?
— У нас был молебен в церкви, которую мы построили. Петя ходил в церковь, как всегда, а кто не ходил, тот и не ходил. Вообще это не церковное же произведение — художественное. Нам всем было важно ощущение, что есть грех, есть стыд, что Бог — есть, что ты — не один.
— Кажется, раз и навсегда признано, что предателю нет оправдания. А у вас это решено по-другому.
— Для меня это было очень важно. Любой из нас, окажись на месте молодого матроса, которого поставили перед выбором: или-или, — мог бы повести себя именно так. Это ведь такой страх, такой ужас смерти.
— Как вы можете объяснить, что прозорливец отец Анатолий не знает одного важного обстоятельства, которое касается его собственной жизни?
— Это его испытание, мучение. Его ад — бесконечное чувство своей вины, которую он проживает так остро, что не замечает, как получает определенные дары. Его прозорливость — это реакция на боль человека. Знал ли он, что муж вдовы жив? Когда он ее увидел — узнал. Для меня абсолютно очевидно, что он говорит правду. Потому что он всегда говорит, включаясь в живых людей и их боль. Непосредственная реакция на боль — это и есть его дар.
«Мы словно вели следствие: что правда, а что неправда»
О работе в фильме рассказывает актер Виктор СУХОРУКОВ, исполнитель роли настоятеля Филарета.
— В вашем Филарете видна преемственость с традиционным русским монашеством. У него нет сомнений. Он не боится советской власти, хотя это 76-й год, его душа не отягощена никакими тяжелыми мыслями. Как работа над этим героем влияла на вас?
— Да, это такой привет Лескову. Филарет умеет ладить со всеми, и с Богом.
Работа в этом фильме была для меня житием. Лунгин нас всех изолировал, мы жили на краю земли, в рабочем поселке, где, кроме серого и темно-серого, и цвета-то никакого нет. Туман и снег. Погода нас смущала, она буквально опрокидывала нас по три раза на день.
Но главное для меня было то, что я в такой теме существовал впервые! Это тема познания человека. Насколько мы умеем разглядеть ближнего, разобраться в нем. Мы ведь все время легкомысленно, как-то подпрыгивая, живем, сразу развешиваем ярлыки. А тут была возможность вгрызться, понять — без злобы, без сарказма.
Петр Николаевич часто после съемок стучался ко мне в дверь и говорил: «Пойдем проповедь слушать». И мы вместе слушали, потом разговаривали. Мы словно вели какое-то следствие, что можно, а чего нельзя, что правда, что неправда, где чистота, где блеф.
То, что меня Лунгин утвердил, поверил в меня, — это моя победа, потому что, когда я прочитал сценарий, я понял, что это тот мой шанс, и художественный, и православный, когда я могу не суетиться, не быть вертлявым. Я мог сыграть задумчивость, а вместе с ней и мудрость, и веру в Бога. Как играть мудрость, я не знал, но мне показалось, что в этой роли я смог — через покой, созерцание.
— Петр Мамонов – человек верующий и не скрывает этого. Это как-то проявлялось в вашей работе?
— Да. И именно поэтому (я-то верю в Бога, но мне не удается строго соблюдать все правила) он, играя эту роль, всегда ее корректировал по отношению к вере, к канонам. Вот так может быть, а так не может. Я ему все говорил: «Это уже искусство, а не Церковь. Это — игра». — «Нет! Я не допущу этого! Этого не может быть! Мой персонаж так не может себя вести». Он хотел, чтобы все было по правилам, чтобы Церковь не предъявила никаких претензий, чтобы не было никаких сомнений.
Был у нас очень трудный момент, который мы никак не могли преодолеть. Петя полфильма мне доказывал, что одна деталь в сценарии написана неправильно — не мог его персонаж получить от Бога дар целительства и провидения. А я спорил с Мамоновым: «Петя, не заглядывай вперед. Мы должны играть сиюминутность. Это ты думаешь, что совершил преступление, но Бог-то его не допустил. Играй, удивляйся тому, что у твоего героя есть этот дар». И он играл.
Я говорил ему: «Почему автор дал тебе такую тему, как притворство? Ведь отец Анатолий не признается посетителям, что он и есть старец. Это проявление стыда, сомнения. За эти сомнения Бог и позволяет ему совершать чудеса дальше.
Перед каждой сценой мы проводили ревизию главной темы: о чем, зачем и ради чего. Главная тема — это отношение к вере. Есть три монаха — о. Анатолий, о. Иов и мой о. Филарет, и у каждого свой подход, как оказаться ближе к Богу. Один — через каноны, молитву, внутреннюю дисциплину. Другой — через хозяйственную деятельность. И гвоздей достанет, и белье постирает, и уголь чтоб у него был! Третий — через страдание, через слезы, труд, лишения.
— Каково настоятелю Филарету терпеть такого человека около себя?
— Это такое испытание. Бог его дал, этого молодого человека, выкинул из воды. Значит, надо принять, вынести. А отказаться — это уже не по-Божески, не по-православному.
Настоятель не понимал, что за человек отец Анатолий. И хотел познать его тайну.
«Был большой страх, как бы не совершить кощунства»
Консультировал фильм монах Косма, насельник одного из московских монастырей, и ему вместе с создателями фильма пришлось разрешить немало проблемных ситуаций в ходе съемок.
— Если бы в каком-нибудь монастыре был такой монах, как отец Анатолий, как бы к нему относилась братия?
— Сложно, наверное. Где святость, там и гадость — есть такая поговорка. Святые люди терпят много укорений, искушений. Может быть, дело в зависти. Потому что к таким люди тянутся, их почитают, а остальных монахов будто и не замечают. Отчасти может быть сомнение, насколько действительно духовен человек, может, это такое кликушество. В фильме вначале непонятно отношение к монаху Анатолию. Кажется, что он такой духовный хулиган. Непонятно, насколько он близок Христу, насколько он Христов. Ведь много было таких лжеюродивых, которые отчасти были в прелести, отчасти больны психически. Они славы искали не ради Христа, а ради гордыни своей.
— Отец Анатолий признается, что у него нет мира в душе. Как может человек без мира в душе творить чудеса?
— Не вызовет ли этот фильм новую волну поисков таких старцев, прозорливцев?
— Я думаю, что фильм вызовет интерес к православной Церкви. Мой духовный опыт отчасти был связан с фильмом «Андрей Рублев». Этот фильм мне помог, я нашел важные для меня на тот момент ответы. Фильм «Остров» покажет, что есть другая жизнь, покажет, какими путями приходят к Богу. В православной среде ажиотажа эта картина не вызовет.
— Многие верующие настороженно относятся к искусству вообще, а уж к кино тем более. Как вы согласились быть консультантом?
— Мы давно дружим с Петром, в последнее время духовно общаемся. Он позвонил, сказал, что у него ко мне дело, и позвал к себе в деревню. Я поехал, прочитал сценарий и по дружбе согласился поддержать его. Потом мы познакомились с Павлом Семеновичем, он предложил поехать с ними хотя бы на неделю, настроить Петра на работу.
Долго выбирали, искали место для съемок, нашли в Кеми — Попов остров. Там была пересылочная тюрьма, лагеря, теперь — могилы новомучеников. По меньшей мере, там прошло около двух миллионов.
Было тяжело. Непонятно, о чем, что снимать. И у Петра, и у меня был большой страх, чтобы не сделать какое-то кощунство, пойти не по тому пути, соблазнить чем-то зрителя. Я полгода после съемок боялся смотреть этот фильм. Потом посмотрел — мне понравилось.
Перед съемками мы отсужили молебен на всякое благое дело, вся группа участвовала. И потихонечку дело пошло.
Было непонятно, как снимать некоторые сцены, как играть. Очень сложно было снимать молитвы. Не было ведь никакого опыта, никакого примера, ну, кроме Тарковского. Как снимать человека, который молится? Петр молился по-настоящему, о своем, а не по сюжету. Лунгин хорошо это фиксировал. Бывало, что Петр читал молитвы, а я говорил, что это не пойдет, и Павел Семенович соглашался.
Была еще одна очень сложная сцена — экзорцизм, изгнание бесов. Мы с Павлом Семеновичем еще до съемок поехали в Лавру, он хотел посмотреть, как это бывает, но на этот чин не попали. Зато зашли к двум старцам, побеседовали с ними. Оба благословили Павла Семеновича на этот фильм.
— А остальная группа как относилась к вашему присутствию?
Сначала боялись меня, смущались. Я все время ходил в рясе. А потом стал своим человеком, подружился со многими. Люди хорошие были, мне понравились.
На съёмках «Острова» Петр ничего не играл, он просто жил в кадре
Памяти Петра Мамонова
Сегодня 40 дней Петру Мамонову. Своего друга вспоминает насельник Донского монастыря Москвы иеромонах Косма (Афанасьев), про которого сам Петр Николаевич как-то сказал, что у него послушание от Бога – окормлять музыкантов и зависимых. Каково это?
Было ясно еще тогда, что этот человек должен прийти ко Христу
Петр Мамонов в роли отца Анатолия. Кадр из фильма «Остров»
С Петром мы познакомились в конце 1980-х годов на съемках фильма «Такси-блюз». Это режиссерский дебют Павла Лунгина. Я тогда там тоже в массовке снимался. Но это было шапочное знакомство.
При всей его эпатажности Мамонов всегда был очень глубоким человеком, который искал, алкал Истины
Вскоре в 1990-м я ушел в монастырь. Молился за Петра. Он мне так и запомнился как человек, ищущий правду. При всей его эпатажной по молодости панковости это всегда был очень глубокий человек. Он просто зачитывался Достоевским, Толстым, Гоголем. Искал, алкал Истины. Было ясно еще тогда, что этот человек должен прийти ко Христу.
У него был друг Женя Казанцев, ныне также почивший. Известный гитарист. Петр считал его лучшим басистом страны. Женя первым воцерковился из их тусовки. И потом они часами, а то и ночи напролет сидели на кухне и разговаривали. Петр пришел именно к настоящей вере, к церковности. Стал очень ревностным христианином. Много жертвовал на храмы. Десятину железно всегда отдавал.
Петр Мамонов в молодости Где-то в начале 2000-х годов я прочитал одно из его интервью, где он говорил о Христе. Мне его слова запали в душу – такое это было искреннее свидетельство. У нас были общие знакомые. Петр уже тогда жил в деревне. И вот меня стали убеждать:
– Ты съезди к нему в деревню! Он будет рад тебя видеть…
Объяснили, как доехать. Я снарядился. Приезжаю. А Петра, видимо, не предупредили… Он явно не ожидал моего визита. Чуть ли не за видение меня поначалу принял. Но мы, впрочем, очень интересно пообщались.
В 2004-м году он болел. Я предложил ему поехать вместе на Святую гору Афон помолиться Господу об исцелении. Он сначала как-то с неохотой согласился. Но это паломничество ему очень помогло. Укрепило в вере.
«На Афон не для того ездят, чтобы курить бросить!»
Иеромонах Косма (Афанасьев) и Петр Мамонов на Афоне. Позади монастырь Святого Павла
На Афоне мы пробыли 10 дней. Вернулся Петр оттуда другим человеком. Поначалу он даже на Афоне между службами бегал к морю и там курил. А потом моментально бросил.
– Не могу! – говорит. – Я же этими своими губами к святыням прикладываюсь, Причастие принимаю… А потом эту гадость сую себе в рот! – И в одночасье с курением завязал.
Потом, когда ему друзья, бывало, бравадно хотели напомнить:
– Вот ты на Афон ездил, курить там бросил…
Он мог наброситься:
– На Афон не для того ездят, чтобы курить бросить!
Все-таки он именно о сути думал, а всё внешне происходящее в его жизни было уже следствием.
Так же и с выпивкой: какая же у него борьба была именно за то, чтобы душа могла выбирать лучшее: с Богом быть, а не в блевотине валяться. Вот он стоял в храме, шел ко Причастию, а потом бес так скрутит, что мог запить. Были даже совсем страшные случаи. А после он стоял на коленях, просто вымаливал себе прощение, его аж трясло всего:
– Гос-по-ди, по-мо-ги! Не хо-чу! Не мо-гу!
Петр не внешне жизнь поменял, чтобы убрать из нее все соблазны, а себя внутренне изменил, что ничто извне над ним уже не властвовало
Потом вставал. Какое-то время держался. Но после вновь падал. И так через раз, через раз… Афон ему очень помог. Он в итоге победил и эту страсть. Причем не так, что боялся даже видеть что-то спиртное. Нет. Ты приезжал к нему в деревню, он мог достать бутылочку какого-то коллекционного вина, они уже и откупорены могли быть, налить по чуть-чуть, выпить с тобою. Обратно эту початую бутылку поставит. Вот это уже был высший пилотаж. Он мог при его-то бывшем кураже всё это выпить в один момент! А тут у него все эти бутылки стояли в шкафчике, доставались только тогда, когда кто-то приезжал.
Он не внешне жизнь менял, чтобы убрать из нее все соблазны. Он себя внутренне настолько смог изменить, что ничто извне над ним уже не властвовало.
Игры в великодушие и святогорский аскетизм
Петр Мамонов на Афоне
Службы в афонских монастырях очень длинные – по шесть, восемь часов. В монастыре святого апостола Павла, помню, мы вообще всю ночь молились. Причем служба на греческом языке. Ладно, я еще чинопоследование Литургии знаю, а Петр тогда просто сердцем следовал за происходящим, молился своими словами, – это, может быть, самое ценное. Рано утром мы вышли из храма, и было так радостно на душе, такая чувствовалась благодать, что мы там еще весь следующий день – часто в гору – по монастырям Афона бродили и не чувствовали никакой усталости. Нам служба дала больше сил, чем если бы мы всю ночь накануне проспали.
Обычно меня как священника отдельно селили, но однажды в Карее мы оказались в одной келье. Я предупредил, что сильно храплю.
– Спи давай, отец, – махнул Петр рукой. И так у него это великодушно получилось, что я уснул младенческим сном… Причем так глубоко, мне там что-то уже снится вовсю… И тут такие отчаянные вопли доносятся, кто-то меня трясет, так что я всем телом ощущаю грохот массивной деревянной кровати, на которой лежу: ды-ды-ды-ды-ды. И сквозь сон начинаю различать что-то краем сознания:
– Косма, иди молись! Косма, иди молись!
Это у него всё-таки нервы сдали от моего храпа.
Петр настолько проникся всем строем святогорской аскетической жизни, что мне даже по поводу фотоаппарата грозил:
– Еще один снимок, и я тебе фотоаппарат разобью.
Очень ревностно ко всему вдруг стал относиться. Но после оттаял. Смотрю – уже улыбается:
– Ну, снимай-снимай, – и сам стал в кадр протискиваться.
А потом, когда мы уже вернулись с Афона, я показал ему фотографии, и он так обрадовался:
– Какой же ты молодец, что снимал!
Сам Господь точно ставил с Небес акценты в фильме «Остров»
Петр Мамонов в роли отца Анатолия. Кадр из фильма «Остров»
На Афоне мы с Петром очень сблизились. Потом уже, когда вернулись, спустя где-то год он позвонил и на этот раз уже сам позвал меня к себе в деревню: «Дело есть». Приезжаю. Дает читать сценарий фильма «Остров».
– Хорошо бы, – говорит, – сделать. А то кто другой возьмется, не потянут, только запороть такой материал могут.
Так мы и стали вместе думать над этим образом. Потом написали письмо Святейшему Патриарху Алексию II с прошением допустить меня до участия в съемках. Патриарх благословил.
Фильм решено было снимать в Кеми, это перевалочный пункт неподалеку от Соловков. Времени отводилось мало: все съемки были сжаты в 40 дней, поскольку и бюджет выделялся более чем скромный. Когда мы туда ехали, было чувство, что какая-то ерунда в итоге будет, ничего не получится. Настроение у съемочной группы было такое, будто всё сведется к хохме: КВН, да и только.
Но стали снимать, и потихонечку точно пазл стал складываться. Там, на севере, природа потрясающая: размах такой, тишина, сосредоточенность. Сам дом, где живет отец Анатолий, которого играл Петр, был в свое время карцером. Через это помещение пыток прошло огромное множество человек, многие были тут умерщвлены. Рядом со съемочной площадкой могилы – там, как на Бутовском полигоне, десятки тысяч захоронены. Всё всюду – на мощах. Близость Соловков. Место намоленное. Это всё, конечно, не могло не повлиять.
А еще мы там очень боялись холодов. Но вот съемки идут, а морозов, несмотря на все метеосводки и климатический календарь тех широт, всё нет и нет. Милость Божия. Местные жители уже все лодки повытаскивали, чтобы лед их не сковал, а температура держится приемлемая… Только уже в конце, когда снимали последнюю сцену (где отец Анатолий отчитывает бесноватую), вдруг снег пошел. И это художественно оказалось очень точным акцентом, символизирующим очищение-обновление жизни ранее порабощенного темной силой человека.
Фильм как молитва
Петр Мамонов в роли отца Анатолия. Кадр из фильма «Остров»
Атмосфера во время съемок была самая замечательная: мы все жили в одной гостинице, общались. Петр нам пел песни собственного сочинения. Жили точно одной семьей. Вместе обсуждали съемки следующих сцен. Петр многое по ходу вживания в роль придумывал сам. Например, эпизод, когда отец Анатолий взобрался на колокольню и стал горланить: «Господи, помилуй! Господи, прости!»
Во время съёмок фильма «Остров» Мамонов всё время молился
Он вообще всё время съемок молился – читал 90-й псалом «Живый в помощи вышняго…», 50-й «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…». Молился сердечно своими словами, чтобы фильм получился. Поэтому всё и вышло так натурально: весь фильм как молитва. Вряд ли другой актер так бы смог сыграть. В том-то и дело, что Петр ничего не играл, он просто жил в кадре. Всё это искренне, без показухи. К нему, кстати, и потом где-то на улицах подходили под благословения, чуть ли не чудес, исцелений ожидая от него.
По ходу съемок у Петра на многое был свой взгляд. Павел Лунгин хотел, например, чтобы в сцене с бесноватой отец Анатолий отчитывал ее с крестом в руках и даже чтобы бил крестом эту страждущую. Но Петр наотрез отказался от этого экшена. В итоге сцена получилась очень сильной – во многом именно потому, что решена по внутреннему камертону, внешне минималистично. Отец Анатолий молился – из одержимой бес выходил.
Или вот еще, помню, сцена: Дмитрий Дюжев, по сценарию отец Иов, заносит отцу Анатолию гроб. Тот должен сказать: «Я же просил тебя гроб, а ты мне принес сервант!» Один из дублей – и Петр кричит:
– Я же просил сервант! – и далее, уже поняв, что оговорился: – А ты мне гроб принес…
Так что на съемочной площадке и хохота много было. Может быть, поэтому фильм и получился таким живым – с большим диапазоном серьезности и юмора по отношению к самим же себе.
«Я не хочу снимать Ленина в октябре»
Отец Иов приносит гроб отцу Анатолию. Кадр из фильма «Остров»
После работы над фильмом «Остров» мы с Петром еще больше сдружились. Созванивались, встречались – в основном я ездил к нему в деревню. Когда решили снимать фильм «Царь», возникло какое-то недопонимание в отношениях с местным священником в Суздале, где намечались съемки, и Павел Лунгин прислал мне тогда смску. Там было написано: «Ты – наш талисман, приносящий нам успех…» Я сначала не понял, но так меня, оказывается, опять попросили быть консультантом по церковным сценам.
В основном это кадры интронизации святителя Филиппа, его служения, молитв и т.д. В мои задачи также входило собрать сослужащих, иподиаконов. Так в фильме оказались задействованы Псой Короленко, Олег Коврига, Владимир «Терех» Терещенко и др. представители рок-тусовки. Человек восемь друзей. А потом Петр… и меня самого уговорил сняться.
Хотя сам он в какой-то момент стал отказываться от съемок. Уже и костюмы были по всем меркам сшиты. А до него вдруг дошло, сколько крови в кадре окажется… Павел Лунгин очень расстроился: все самые сложные царские костюмы заказывались именно под Петра. Но все-таки удалось переговорить, пойти на взаимные уступки. Петр как царь просил, чтобы поменьше крови было. Хоть немножко да удалось подзагладить все эти зверства. В конце концов, и Павел Лунгин согласился:
– Я не хочу снимать Ленина в октябре.
В пробе пыточного городка мы тогда всё же кукол подтасовали. Картина от этой метафоры только выиграла.
Почему Петр Мамонов не смотрел телевизор?
Петр Мамонов в роли отца Анатолия. Кадр из фильма «Остров»
Помимо совместной работы на съемках, когда плотно общались, мы встречались с Петром где-то несколько раз в год. Жил он далековато, с моими нагрузками тоже было непросто вырваться. Но когда я приезжал, просто сил набирался. Петр читал свои стихи, танцевал, пел. Так ублажал – точно прям всю душу изливал. А потом раз – и замкнется: как-то молниеносно он становился вдруг тем отшельником, по образу которого и жил в последние годы. Он прям будто копил-копил-копил, а потом враз и быстро всё это выплескивал. И опять после начинал где-то на глубине души рачительно конденсировать.
Он очень много и напряженно работал в своей деревне. Читал, думал, писал музыку, стихи, «закорючки» – свои размышления. Молился. Мебель своими руками мастерил. Готовил там свои передачи «Золотая полка» для «Эхо Москвы» – более 200 выпусков вышло, а над каждым он около или более недели работал. Рассказывал там о жизни, в том числе случаи из того, что сам пережил, приводил; про музыку рассуждал – классическую, духовную; обязательно что-то цитировал из святых отцов. Своего любимейшего Исаака Сирина.
– Почему вы не смотрите телевизор?
– Впадаю в осуждение, – лаконично ответил Мамонов.
У него как-то спросили:
– А почему вы не смотрите телевизор?
– Впадаю в осуждение, – лаконично ответил он.
Скоро, Бог даст, выйдет сборник его стихов. При жизни не успели издать. Какие-то новые стихотворения оттуда он мне читал. Все-таки ранние стихи у него были хулиганские, а тут все смогут убедиться, какой он глубокий поэт: это уже именно духовная зрелая поэзия.
«Сижу в деревне, читаю всяких старичков IV-V веков»
Петр Мамонов в роли отца Анатолия. Кадр из фильма «Остров»
Преподобный Исаак Сирин был у него, как он сам говорил, любимейший. Часто, бывало, что-то говорит-говорит, а потом раз – и ввернет его цитату. С митрополитом Иларионом (Алфеевым) они выпустили аудиокнигу о преподобном Исааке. Житие там читал владыка Иларион, а творения Исаака – Петр. Причем он как-то признался: чтобы подобрать нужный тон, он над собой несколько недель работал. То как-то слащаво выходило, то слишком сухо. А тут ведь не только голос и выражение нужно настроить, но и внутренне прийти в подобающее устроение. В итоге у него очень хорошо получилось: не елейно, не речитативно. Надо было именно сутью проникнуться. И он действительно долго вчитывался в «Подвижнические слова»: там над каждой фразой можно днями думать. Как Петр сам про себя шутил: «Сижу в деревне, читаю всяких старичков IV-V веков».
На съемках фильма «Остров» я ходил, помню, с томиком митрополита Антония Сурожского «Пастырство». Петр сначала чуть ли не иронизировал надо мной: что ты, мол, там читаешь? Он-то древних отцов осиливает… Но потом как-то попросил меня: «Дай почитать». Прочел взахлеб и потом сам уже с митрополитом Антонием не расставался. Очень его полюбил.
Талант дружить
Отец Анатолий и игумен (играет Виктор Сухоруков). Кадр из фильма «Остров»
Из современных пастырей Петр был очень дружен с отцом Димитрием Смирновым.
– Петр Николаевич, – сказал ему тот однажды, – я вот посмотрел по вашим интервью… Получается, мы как-то одинаково с вами мыслим…
– Не! – тут же стал отпираться Петр Николаевич. – Я просто у вас, отец Димитрий, мысли ворую!
А отец Димитрий, известно, такой юморной был. Помню, на съемках фильма «Остров» в гостинице, где были тонкие стенки между номерами, хохот на всем этаже стоит: «Ха-ха-ха-ха-ха-ха» – «Ха-ха-ха-ха»… Я вычислил эпицентр смеха, захожу в номер к Петру:
Сидят они там вместе с Виктором Сухоруковым, повернулись ко мне, красные все от смеха, глаза блестят.
– Отца Димитрия, – кивают на экран, – смотрим, – и продолжают ржать.
Петр, шутя, называл отца Димитрия «дядя Дима». Отец Димитрий к нему в деревню приезжал. Поначалу, когда Петр еще только просил познакомить его, они как-то сухо, помню, раскланялись друг другу. А потом стали очень близкими друзьями.
У Петра вообще был талант дружить. И то, как только он умел это делать, – редкий для наших времен дар.
«Да ты хоть всего себя свечками обставь, это все равно не будет христианство»
Петр Мамонов на концерте
Многие через его творчество обращались. Это уже была такая проповедь. У меня прихожанка в монастыре всё как-то спрашивала про него. Так что я уже даже у нее однажды поинтересовался, почему. Она и ответила:
– Я пришла к вере благодаря ему. Меня через Петра Мамонова Господь к Себе обратил.
Так ведь удивительно еще и то, что Господь ее именно в наш монастырь привел. Когда она стала ходить ко мне на исповеди, она же не знала, что мы с Петром дружим. Это уже пожилая женщина. Оказывается, она посмотрела фильм «Остров», и ее именно тот момент, где отец Анатолий залез на колокольню и стал кричать: «Господи, помилуй! Господи, прости!», задел, и она стала ходить в храм.
В последние годы Петр ставил моноспектакли на духовные темы – по тому же преподобному Исааку Сирину, устраивал творческие вечера и там проповедовал Христа. И это было более действенно, чем когда священники о вере говорят. Пастыри это по определению должны делать, но их слушают в основном те, которые уже воцерковлены или, по крайней мере, желают уверовать. А он обращался к самой широкой аудитории.
На его выступления собирались сотни человек. И говорил он именно о сути нашей веры, сам же и комментируя по поводу всех этих «зайти свечечку поставить» и чрезмерного упования фарисействующих на ритуалы:
– Да ты хоть всего себя свечками обставь, это все равно не будет христианство.
К Петру тянулась молодежь. Он был всегда какой-то юный по духу
Помню, мы устроили с ним встречу в нашем молодежном клубе при Донском монастыре, зал был переполнен. Говорил Петр точно на одном дыхании. Молодежь к нему тянулась. Он какой-то юный всегда был по духу. В него даже подростки-бунтари просто влюблялись, сразу же доверяли ему.
У матери Марии (Скобцовой) есть слова: «Лучше кликушествовать и юродствовать, чем попивать чаек с просфоркой». Вот это про Петра Мамонова. Он был горяч.
Как человеку духовному можно рассмешить самого себя
Иеромонах Косма (Афанасьев) и Петр Мамонов
В последние годы от приезда к приезду он становился всё добрее и добрее, ласковее. Он не столько внешне, в манерах, менялся, сколько внутренние в нем чувствовались колоссальные подвижки. Это действительно был духовный рост, о котором мы все так много мечтаем, читаем о нем в разного рода святоотеческих книгах, но так редко реально ощущаем его динамику в самих себе. Всё точно на холостом ходу прокручиваем в душе: надо бы то сделать, это… так поступить, промолчать бы… И всё раз за разом осечки. А он мог удерживать: раз в Евангелии так сказано, значит так и надо поступать. Вот это было по-царски.
Но ему всё это не просто давалось, а через огромную борьбу с самим собой, преодоление себя. Он говорил про себя: «Я 50 лет был в кайфе». Знаете, как он ревел, вопил к Богу, умолял, не вставая с колен: «Господи! Я не хочу! Но я не могу! Помоги мне», когда с собой страстным тягался. Падал, срывался. Но снова вставал и вновь вопил!
Кто-то из его бывших друзей бухтел на него, подначивал:
– Да чего ты себя так изводишь? С кем ты вообще связался? С монахами? Это же мракобесы… – И т.д.
Но Петр уже шел так, что не оборачивался назад (см. Лк. 9, 62). Хотя по поводу себя любил и поиронизировать, с юмором начинал декламировать: «Я, я, я, я-я, я, яяяя!» – и смеялся.
В творческом наследии Петра Мамонова нас ждет еще не одно открытие
В последний раз мы виделись 5 мая. Петр был очень благостным. Цитировал, как всегда в последнее время, святых отцов. Ставил свои пластинки. У человека духовного, что бы он ни делал, пусть и опосредованно, но всем, кто соприкасается с его творчеством, вдруг духовные смыслы, реальность раскрываются.
У него при жизни не успела выйти пластинка «Незнайка в Солнечном городе» (к концу этого года должны тираж из Германии привезти). Я вначале не шибко проникся: «Что это, – думаю, – старик в детские сказки ударился?» А потом послушал-послушал… «Ну, ничего себе! Это же настолько духовно!» Он так всё это проговаривал, что в его исполнении все эти движения страстей человеческих зашевелились как гады. Им уже было не спрятаться под личины, они очевидны становились. Так что детская книга превратилась вдруг в назидание. Даже какой-то духовный заряд дает эта его запись про Незнайку.
В позапрошлом году у него был инсульт. Он потом вспоминал, что уже отходил, и «так было хорошо…» Но его вовремя спасли. И он в ужасе после признавался:
«Как же мне было неохота утрамбовываться обратно в этот мир!» – вспоминал он после инсульта
– И вдруг я понимаю, что опять возвращаюсь к этой жизни! Это же сейчас снова будут все эти концерты, суета… Как же мне было неохота утрамбовываться обратно в этот мир!
После этого Господь дал ему ещё отметить свое 70-летие, подвести итоги жизни. Он тогда дал очень много интервью. В чем-то еще и публично за свою жизнь покаялся. Этот человек смог при помощи Божией, постоянно уже молясь Господу, так глубоко себя очистить, что был готов к Царствию Небесному – ничто земное его уже не держало. Трезв, светел. И всё так же горяч!