ВОЛЬНАЯ ПТИЦА: но сильно зависимая отТВ-боссов
Источник
Павел Любимцев
ЭЛИНА НИКОЛАЕВА: Профессор театрального института им. Щукина, зав. кафедрой актерского мастерства, заслуженный артист России, лауреат Всероссийских конкурсов артистов чтецов и, наконец, известный телеведущий Павел Евгеньевич Либерман, более известный широкой публике, как Павел Любимцев. А еще он критик, острый критик общественных нравов. Ниспровергатель священных коров и резатель правды. Добрый вечер, Павел Евгеньевич.
ПАВЕЛ ЛЮБИМЦЕВ: Здравствуйте. Очень приятно с Вами беседовать.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, понятное, дело, всякому будет приятно, когда все сразу, это, наверное, не все регалии, которые я перечислила Ваши.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, не все. Вы забыли две премии ТЭФИ, звание заслуженного деятеля искусств параллельно со званием заслуженный артист, оно у меня есть. Ну, это вот, наверное, хватит уже.
Э. НИКОЛАЕВА: Да, пока достаточно. Вот сказала все это, даже страшно. Вот как сейчас Павел Евгеньевич раскритикует мой русский. Ведь Вы владеете еще и титулом, как раз, победителя конкурса за образцовое владение русским языком в электронных СМИ, упустили самое важное.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, было такое действительно. Эта премия моя называется, ой, как же она называется, «Феофилакт Косичкин». И этот самый Косичкин, это, оказывается, журнальный псевдоним Александра Сергеевича Пушкина. Вот у меня такая премия есть дома.
Э. НИКОЛАЕВА: Надеюсь, Вы еще нас и просветите, нас и наших радиослушателей, тех, которые не очень искушены во всех этих Ваших тонкостях. Ну, что же, вообще, что, по-вашему, значит, владеть русским языком. Многие ведь уверены, что это, прежде всего, искусство ругаться по матери.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, знаете, что, искусство ругаться по матери – это тоже владение русским языком. Я только не люблю, когда это искусство заменяет любую другую русскую речь. Когда это используется к месту, тогда, пожалуйста, все мы эти слова знаем, и никто от этого не падает в обморок. Но это когда к месту, когда нужно, а когда просто за неимением других слов человек употребляет идиоматические выражения всяческие, вот тогда мне тоскливо становится от этого. Но вообще, если говорить серьезно о владении русским языком, то сейчас оно, конечно, в упадке. Я не знаю, формирует ли это семья, формирует ли это школа, но в какой-то мере это формирует радио и телевидение. И когда на телевидении, в рекламе я постоянно слышу, что такое-то моющее средство на десятки раз больше там, или на 7 раз больше. Что это за чушь? В семеро, в десятеро, что они несут, это уму непостижимо. Но не случайно я не мог это точно процитировать, потому что чего же ахинею цитировать. И по радио эти ведущие, что же они лепят. Они действительно не останавливаются ни на секунду, но говорят они какие-то запредельные вещи, именно в смысле безграмотности. Они не употребляют матерных выражений, но уж лучше бы ругались. И вот вред от радио и телевидения, вред, который наносится, прежде всего, детям, формирующимся людям, он огромен. Вообще, я давно уже вывел такую формулу, что эстетическая катастрофа, она ничуть не менее опасная, чем катастрофа экологическая, экономическая, просто результаты не так видны. Но вот я, к сожалению, с этими последствиями то, что происходит сейчас, прежде всего, на радио, и на телевидении, я сталкиваюсь в моей работе, я ведь 25 с лишним лет уже работаю в Московской филармонии в качестве артиста чтеца. И выступаю чаще всего в средних школах, потому что это и есть наша основная работа просвещающая, скажем так. И вот я обращаю внимание, что за эти 25 лет сформировалось поколение, которое не умеет слушать, не потому, что им неинтересно. Они просто не могут, они воспитаны на мелькающем вот этом клиповом телевидении, на таком же ужасном радио. Они это, что называется, впитали с молоком мамы. Компьютеры тут сыграли свою не лучшую роль, потому что я полагаю, что компьютер хорошо бы доверять человеку сформировавшемуся, тогда он может принести большую пользу, а когда компьютером дети пользуются, не научившись читать, так вот они и читать не начинают. И вот в результате сформировалось, как мне кажется, поколение дергунчиков, которые, ну, там минут 15-20 слушать могут. Дальше не могут.
Э. НИКОЛАЕВА: Они даже в игрушки не могу играть.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Не потому, что не хотят, а потому что просто не умеют. И вот это ужасная беда. Как смогут работать на благо отечества, извините, за высокие обороты, но они абсолютно правомочны, как смогут работать на благо отечества люди, которые не могут держать внимание в течение, условно говоря, часа или полутора часов. Как же можно говорить о серьезно работающем поколении. Исключения, конечно, есть, но исключения редки, и они подтверждают вот это невеселое правило. Так что нам только кажется, что вот, скажем, средства массовой информации, ну, пусть себе лопочут, что хотят. Нельзя этого делать. Я сейчас все более и более сталкиваюсь с тем, что внутренне очень мечтаю о цензуре. И с тоской вспоминаю застойные годы. Это, с одной стороны, стыдно, потому что те годы несли в себе много негативного. Это было время очень лживое, очень фальшивое. И эта вся идеологическая система, она была бессмысленна, она давила, она многим мешала, но…
Э. НИКОЛАЕВА: А чем Вы занимались в застойные годы?
П. ЛЮБИМЦЕВ: В застойные годы я формировался, я человек 70-х годов. Я в 74-м году закончил среднюю школу, и в 78-м закончил театральное училище им. Щукина.
Э. НИКОЛАЕВА: Была возможность, тем не менее, в застойные годы этим заниматься.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Безусловно, более того, мне-то кажется, что наше поколение, именно поколение эпохи застоя. Наше поколение выход из вот этой фальшивой общественной идеологической ситуации нашло в профессиональней деятельности. Т.е. если человек хорошо занимался, к примеру, медициной, или был хорошим артистом, или был толковым инженером, так вот в это он мог уйти и этим он мог заниматься. Это для душевного равновесия человека было очень важно. Но я хочу сказать о том, что в те времена на телевидении, да, оно было очень идеологизированно, разумеется. И там было очень много всяких советских переборов. Но такой безграмотной речи не было. Такого мусора ужасного словесного на радио не было. И более того, телевидение было гораздо более содержательным. Я вот сейчас смотрю на это изобилие каналов, сколько их, 20, 25? Может, даже больше. А что толку-то? Что несут эти каналы? Кому они по большому счету нужны, не понимаю.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, Павел Евгеньевич, тем не менее, вот Вы образованный человек, артист, лауреат конкурсов чтецов, преподаватель, как Вы-то оказались на этом погрязшем в пороке телевидении?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Случайно.
Э. НИКОЛАЕВА: Так же как и все ради денег?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Случайно. Случайно. Что касается, ради денег, ну, телевидение, конечно, позволяет хорошо зарабатывать. Ни в какой другой сфере из тех сфер, где я работаю, я так хорошо не зарабатываю, как на телевидении, но меня Господь Бог, можно сказать, помиловал и наградил. Потому что на телевидении я никогда не делал того, что мне было бы неинтересно или неприятно. Это принесло мне нежданно-негаданно достаточно широкую известность. Я никогда не мечтал о том, чтобы меня узнавали нм улицах и подходили незнакомые люди, здоровались и говорили какие-то слова о моей работе.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, в принципе еще для полноты образа еще шляпки не хватает.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, Вы знаете, не имеет значения. И так узнают. И без шляпки тоже. И при этом еще и деньги за это платят. Так что, в общем, мне несказанно повезло. Я не мог бы, наверное, вести на телевидении передачу, которая была бы мне несимпатична, неприятна, или говорить о том, в чем я не развираюсь. Я не сумел бы этого сделать ни за какие деньги. Так что тут не в деньгах дело, случайно это произошло, именно случайно. Вот сначала была эта самая передача «Живые новости», куда меня позвал Миша Ширвиндт, мой товарищ по Щукинского училищу. Он учился на курс моложе меня. Он знал, что я интересуюсь животными. И вот он меня туда позвал. Потом возникла идея создания этой моей авторской передачи про зоопарки. Вот так возникли «Путешествия натуралиста». Потом дальше нас остановили, потом возник канал «Домашний», спасибо ему большое, потому что они возникли в абсолютной паузе. Потом какое-то были две передачи одновременно. А сейчас из «Путешествий натуралиста» я ушел, потому что просто совмещать две работы на двух разных каналах оказалось невозможным.
Э. НИКОЛАЕВА: Говорят, дружок-то Вас кинул, деньги не заплатил.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Кинул, обманул. Да. Вы знаете, за 5 месяцев последней работы, они мне с Конешовым Сашей не заплатили ни одной копейки, причем они себя совершенно комфортно чувствуют, и даже им и как-то в голову не приходит, что они вот украли, там.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, а спросить-то у них: Михаил, где деньги?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Этого я делать не буду. Мы люди свои. Своих людей обманывать просто. Пусть они спят спокойно, что я могу еще сказать.
Э. НИКОЛАЕВА: Поди, они зажали целый Мерседес.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, ну, довольно большая сумма, потому что 5 месяцев зарплаты. Эти передачи были сделаны. Я даже забастовку объявить не мог. Потому что все уже было сделано. И тексты были записаны, и закадровые. Ну, все я сделал. Я не предполагал ничего подобного. Но оставим эту мрачную тему, об этом говорить довольно скучно.
Э. НИКОЛАЕВА: Потому что сдельно всегда нужно брать, сдельно. Месяц отработал, заплати.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Знаете, как Вам сказать, вот свое время Фаина Георгиевна Раневская говорила: у меня хватило ума так глупо прожить мою жизнь. Это действительно прекрасно высказывание, которому хорошо бы следовать.
Э. НИКОЛАЕВА: Что Вы и делаете.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, стараюсь.
Э. НИКОЛАЕВА: Но откуда Вы, Павел Евгеньевич, берете в себе смелость быть не политкорректным в стране, где кругом капитализм друзей. Где рука руку моет. Где столетние традиции рабства и заискивания. Вы вот постоянно всех критикуете. Особенно достается телевидению. Вы называете фамилии, это что это у Вас такой характер или принципы? Какого черта, я бы сказала.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Вы знаете что. Я не могу причислить себя к людям особенно храбрым. Я могу про себя скорее сказать, что я человек робкого десятка. Но почему я так определенен, потому что это не просто честнее, но даже выгоднее. Вы знаете, вот такая определенность очень помогает жить. Ну, как. Вы понимаете что, мы не можем изменить…
Э. НИКОЛАЕВА: Страшно, страшно.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, Вы знаете, нет. Ничего, не страшно. Мы не можем изменить жизнь. Мы не можем ее изменить. Я никогда никого не звал на баррикады. Я понимаю, что для этого надо иметь особый склад характера. И вообще революционные потрясения это вредно. Проще, когда жизнь развивается эволюционно, т.е. постепенно. Но, по крайней мере, относиться определенно ко всему и не скрывать своего отношения, вот это нужно. И это очень полезно. Ну, например, я дурно говорю о телевидении. Кстати сказать, не могу не отметить, что канал «Домашний» много лучше многих других телевизионных каналов, и я говорю это совершенно искреннее, не потому что там работаю.
Э. НИКОЛАЕВА: А деньги Вам там хоть платят.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, там мне платят, и вообще относятся ко мне очень уважительно. Но дело тут не в этом. А дело в том, что он спокойнее, он содержательнее, там стали появляться очень неплохие передачи. Не случайно, например, там нашел приют Николай Николаевич Дроздов безмерно мною уважаемый. Вот я не могу понять, как Первый канал мог закрыть передачу «В мире животных», которая существует там 30 лет. Да, что же это такое.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, так же как он это сделал с передачей «Клуб кинопутешественников».
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, «Клуб кинопутешественников» еще куда ни шло». Там умер Сенкевич, но здесь-то…
Э. НИКОЛАЕВА: А до этого закрыли, если Вы помните.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Я этого не знал. Ну, видите, еще и так. 30 лет существует передача «В мире животных». Они любима народом. Николай Николаевич Дроздов замечательный специалист. Я отношусь к нему с огромным уважением, просто преклоняюсь перед ним. Как можно было отказаться от такой передачи.
Э. НИКОЛАЕВА: Такого голоса.
П. ЛЮБИМЦЕВ: На канале «Домашний» Дроздов нашел пристанище. Мы с ним смешно стретились. Он сказал: ну, лучшие люди собираются на канале «Домашний». Ну, в этом действительно есть какой-то симптом. Не в этом дело. Я не хотел бы, чтобы меня заподозрили в таком каком-то подхалимском отношении к моему месту работы. Ну, вот многие вещи на телевидении я не люблю. Так вот я это телевидение не смотрю, я его и не знаю. Я терпеть не могу эстрадную попсу. Так я и не знаю этих звезд. Я их не знаю ни в лицо, ни по голосу, ни по фамилиям. Я их честно не знаю. Если я, предположим, столкнулся на Первом канале с невероятным таким разбойным барством – что хочу, то ворочу – я об этом говорю определенно и называю фамилию г-на Эрнста который вот так именно себя ведет, как он себя ведет.
Э. НИКОЛАЕВА: Конкретные примеры можете привести?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, вот с этой нашей несчастной передачей «Путешествие натуралиста». То она шла, то она не шла, то она выходила по субботам, то по воскресеньям. Потом ее без объяснения причин закрыли. Да, просто так. Да, просто не хочу. Да, просто не нравится. Ну, ладно там я говорю в данном случае про себя. Могу сказать не про себя…
Э. НИКОЛАЕВА: Может, Вы ему не симпатичны?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Наверное, не симпатичен. Он потом, как-то говорят, высказался на какой-то летучке. Он говорит: вот был один приличный на канале ведущий – Любимцев. Зачем мы его выгнали. Но это уже было потом. Но мне передали потом эти слова.
Э. НИКОЛАЕВА: Так всегда говорят, чтобы реабилитироваться.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, чего ему реабилитироваться. Он на моих похоронах простудиться. Что касается других передач, вот, скажем, была прекрасная передача «Пестрая лента», которую вел Сергей Урсуляк. Замечательный кинорежиссер, блестящий интеллигентный человек. С прекрасной артистической речью. Где эта передача? Нет ее. Почему? Я Вам отвечу почему. Потому что он не хотел рассказывать, кто с кем спал, и кто кого кинул. А хотел рассказывать об искусстве кино. И это не устроило начальство. Такие передачи им не нужны. Им нужны передачи с большим оттенком желтизны. Ну, вот так вот они формируют сознание народа.
Э. НИКОЛАЕВА: Такие передачи нужны на канале «Культура».
П. ЛЮБИМЦЕВ: Потом канал «Культура», конечно, канал достойный несомненно. Там есть немножко перекос в другую сторону, в сторону чрезмерного интеллектуализма. Вот должна быть какая-то серединка, чтобы это было абсолютно общедоступно, и при этом содержательно, понимаете. Ну, что там про Первый канал-то говорить. Все пор них понятно. И главное поймите. Вот они еще любят говорить. Вот людям это нужно. Или там есть такое выражение: Пипл это хавают, от которого я костенею, когда слышу. Это ложь. Не пипл это хавают. А Вы насаждаете в головы пипл вот это вот безобразие. А надо сказать, что манипулировать сознанием народа, к сожалению, очень возможно. И когда мне говорят еще так в более мягкой форме тете Мане из Урюпинска не нужно Ваше высокое искусство. Ложь. Тете Мане из Урюпинска нужно искусство. Тетя Маня, может быть, не сформулирует так грамотно, почему ей не нравится. Но ей не нравится. Я со многими людьми говорю о современном телевидении. Оно не нравится никому. Я не встречал людей, которым бы оно нравилось. Почему смотрят? А куда ж деваться? Человек приходит после работы домой, включает телевизор. Куда же денешься.
Э. НИКОЛАЕВА: Не у всех есть видеомагнитофоны еще. Итак, Павел Любимцев, актер, педагог Щукинского училища, широкой публике известен по телепрограмме «Путешествие натуралиста».
П. ЛЮБИМЦЕВ: И «Городское путешествие».
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, рубрика, Павел Евгеньевич «Коротко о Вас» про то, как учились. Почему вдруг решили стать артистом. Внешностью Вы такой не блещете, чтобы каких-то Ромео играть.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, Ромео никогда не мечтал играть. Почему решил стать артистом? Ну, сначала просто очень любил ходить в театр. Очень много посмотрел. Я все мечтаю сделать на телевидении передачу о зрительском восприятии хороших спектаклей. О хороших артистах, о талантливых настоящих, профессиональных режиссерах. Я много этого всего успел посмотреть в 70-е. Кстати сказать, годы, когда ходил по театрам. У меня была установка. Если я не поступлю с первого раза в театральный институт, я больше поступать не буду.
Э. НИКОЛАЕВА: В Щукинский?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, значит, у меня мало способностей. Я поступал, как все абитуриенты театральных вузов всюду, во все вузы. Но взяли меня только в Щукинский театральный вуз, он тогда назывался Высшее театральное училище им. Щукина. И я безмерно этим счастлив, потому что именно там я и мечтал учиться. Это, что называется моя судьба.
Э. НИКОЛАЕВА: Как Петр Фоменко придумал Вам Любимцева?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Придумал, да, Петр Наумович. Я когда начал работать в Театре комедии после Щукинского училища, я к нему пришел, сказал, знаете, Петр Наумович, наверное, надо подумать о псевдониме, потому что Либерман как-то уж очень звучит…
Э. НИКОЛАЕВА: Конкретно. Не творчески.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Даже дело не в национальной окраске фамилии. А какая-то она, мне показалось, не очень сценичная. Я говорю, давайте, переведем майн либерман, значит, получается, Любимов. И Фоменко так ухмыльнулся и сказал: знаете, Павел Евгеньевич, Любимовых много, и почти все они бывшие Либерманы. Поэтому давайте Любимцев. Такой фамилии нет, а для комика она хорошая. В этом году летом у Петра Наумовича был юбилей, ему исполнилось 75 лет. У меня тоже был юбилей. Мне исполнилось 50. И в Доме актера в московском…
Э. НИКОЛАЕВА: Поздравляем Вас с прошедшим.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Спасибо большое. Есть такая традиция отмечания круглых дат. Собирают все, кто в этом месяце, или в несколько месяцев празднуют юбилеи и в ресторанном зале все поздравляют друг друга и как-то очень мило проводят время. Вот мы встретились спустя много время с Петром Наумовичем Фоменко, чтобы поблагодарить его за те замечательные благодеяния, которые он сделал. Он взял меня в театр, он открыл для меня Ленинград, Петербург, потому что я москвич. И, кроме того, он мне придумал фамилию. За все это ему спасибо большое.
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, Павел Любимцев, актер, педагог, телеведущий. Теперь небольшой перерыв. Послушайте нашу высокохудожественную рекламу. А мы с новыми силами обязательно продолжим после.
Э. НИКОЛАЕВА: Итак, в студии Павел Любимцев, актер, педагог, телеведущий. Как в 92-м году, продолжаем наш блиц, стали артистом Московской филармонии?
Э. НИКОЛАЕВА: В 82-м, извините.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Я закончил училище в 78-м году. И проработал в театре комедии 3,5 года. Ушел, потому что, как раз тогда ушел Петр Наумович Фоменко, пригласивший меня в театр. И я был москвичом, у меня не было в Ленинграде жилья. В театре было не очень понятно, что дальше. Не было главного режиссера и непонятно было, кто им станет. Поэтому я подумал, дай-ка я вернусь домой. Что и сделал. Ну, вот так оно и получилось.
Э. НИКОЛАЕВА: Практически в никуда.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, в 82-м году ушел в никуда. Показывался в московские театры, не попадал. Ну, я понимал, что мне довольно трудно будет устраиваться, потому что, как Вы справедливо сказали, внешность моя достаточно специфичная. Всегда был круглый такой и в очках, и с высоким голосом. Какой-то вроде характерный и при этом довольно молодой. Это сейчас для меня, наверное, ролей больше в репертуаре. А тогда было их немного.
Э. НИКОЛАЕВА: Типизировались сейчас.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, да, да, да. Потому что когда человек с такой внешностью в возрасте 50 лет, тогда все нормально. А в 22, или в 24, 25 не очень. А потом показался я в московскую филармонию, в чтецкий отдел. Надо сказать, что этим делом я всегда любил заниматься, и в Ленинграде, тоже выступал в концертах. И в училище моим педагогом по художественному чтению был Яков Михайлович Смоленский, выдающийся чтец, чудный человек, мне очень его не хватает сегодня. Вот Яков Михайлович меня представил руководителю чтецкого отдела, тогда им был Николай Николаевич Доброхотов, очень хороший организатор. К сожалению, не такой хороший чтец. Но организатор был очень крепкий. И вот тогда я показался худсовету, и меня взяли. И с 82-го года я там имею честь служить и сегодня тоже.
Э. НИКОЛАЕВА: И деньги платят?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, нет, денег не очень сейчас платят. Когда-то платили хорошо. Чтецы были в 80-е годы очень прилично обеспеченными людьми. Потому что ну у меня, например, в 80-е годы и репертуар был небольшой, и ставка была маленькая.
П. ЛЮБИМЦЕВ: По-моему, 11 рублей.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Сольный концерт – это три ставки. Значит, за концерт я получил 33 рубля.
Э. НИКОЛАЕВА: Большие деньги.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, во всяком случае, деньги. И если таких концертов было много, то мне удавалось зарабатывать в месяц рублей 400-450. А так в театрах в те времена зарабатывали народные артисты СССР. И это были очень приличные люди.
Э. НИКОЛАЕВА: Генерал, на минуточку.
Э. НИКОЛАЕВА: Там правду матку в глаза никому не резали, Павел Евгеньевич.
Э. НИКОЛАЕВА: В чтецком отделе. Или у Вас характер?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, как Вам сказать, резал, не резал.
Э. НИКОЛАЕВА: Почему-то только на телевидении Вам хочется всех критиковать.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Почему? Я в театрах тоже очень люблю всех критиковать. Я вот сейчас, выпустивши курс в Щукинском училище, стал ходить по театрам, это какой-то кошмар. Это просто какая-то болезнь. Вот я пошел в «Современник», посмотрел «Горе от ума» Римуса Томинуса. Он такой уважаемый человек интеллигентный. Вроде режиссер. Но что за ужас он там наворотил на сцене, прости, Господи. Какая-то стоянка неандертальцев. Ну, вот говорят русофобия, русофобия. Грибоедов-то тоже не квасной патриот. Он написал злую сатиру. Не случайно комедия была столько лет под запретом. Но стоянку неандертальцев он не писал. Понимает, и тут надо какие-то ну опять-таки чувство меры и чувство вкуса. Как говорит Пушкин. О чувстве сообразности и соразмерности. Пушкин вообще про все ухитрился сказать самое главное, даже если он говорил, как сказать, между прочим. Вот чувство сообразности и соразмерности. А вот я смотрю этот самый спектакль «Горе от ума», ну, просто ужасно невкусно. Не безвкусно, а именно безвкусно. Как-то тошнотворно. Зачем это и почему, понять не в состоянии. И, к сожалению, таких примеров очень много.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, приведите еще, чтобы не было преднамеренности критики Галины Волчек.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, тут главный образом Томинус, что Волчек-то. Даже не знаю, ну, «Лес» смотрел Серебренникова во МХВАТе. Кошмар какой-то. Причем, понимаете, вот говорят: он нетрадиционно трактует классическую пьесу. Какая чушь. Он как раз никак пьесу не трактует. Она играет с актерами совершенно хрестоматийно. Там вокруг понаворочано какой-то чуши. Понимаете, это даже нельзя назвать решением, наоборот. Вот я Вам, пожалуйста, дарю Серебряникову, или кому-нибудь еще из новых режиссеров трактовку «Леса» наизнанку Островского. Значит, вот такая трактовка. Чистое, прекрасно, светлое чувство любовь в пьесе – это Гурмыжская и Буланов. А грязное, похотливое животное, значит, чувства, это Ксюша и Петр. Актеры Несчастливцев и Счастливцев — пьяницы, воры и бомжи, а Восьмибратов, купец, он как раз благородный и такой серьезный и достойный человек. Вот такое можно построить. Это действительно будет хулиганство. «Лес» наизнанку. Но для того, чтобы это протянуть, режиссерская квалификация нужна. А у Серебряникова ее не хватает совершенно явно. Поэтому он крутит вокруг какую-то чепуху. Почему-то 70-е годы. Хотя 70-е ли это годы, понять невозможно. Радиола Эстония это вроде 70-е годы И «Беловежская пуща» песня, от которой я сатанею, когда ее слышу, это тоже 70-е годы. Рядком с этим летка-енька – это 60-е годы. Рядом с этим Лолита Торес. Та-ри-та-та-там. Это 50-е годы. Значит, в какие же годы он перенес…
Э. НИКОЛАЕВА: Вся наша жизнь.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, ну, его куда подальше.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы же не театральный критик, Павел Евгеньевич.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Я не театральный критик, я театральный зритель с большим стажем. Понимаете. И я не могу этого перенести, понимаете. Мне говорят…
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, это Вы лично, Ваше личное мнение.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Мне говорят: ну, хорошо играют в этом спектакле, скажем, Дмитрий Назаров, Наталья Тенякова. Наверное, хорошо. Но насколько бы лучше они сыграли в нормальном спектакле. Вот я такое смотрю, меня тоска охватывает невыразимая.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, что же, тем не менее, Вы получили заслуженного артиста России. А за что?
П. ЛЮБИМЦЕВ: За чтецкую работу. Я получил его до всей моей известности. У меня звание, что называется на чистом сливочном масле. Значит, получил я его в 99-м году весной, а в августе начали мы делать «Натуралиста». Так что тут моя телевизионная известность не причем абсолютно.
Э. НИКОЛАЕВА: Немного о личных обстоятельствах. Папа, мама, сестра, квартира. Говорят, Вы живете в цокольном этаже.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Я живу в полуподвале.
Э. НИКОЛАЕВА: Это модный полуподвал?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, мы там живем 40 лет. Значит, у нас очень нестандартная квартира с мамой, ну, папа достаточно давно с мамой расстался, папы уже нет, он умер в 2003-м году. У него была другая семья, и сестра у меня не одна. Почему-то считается, что одна. Их две, мои значит, сводные сестры. У нас общий отец. Они меня гораздо моложе. И они обе занимаются журналистикой, правда, с разных концов, что называется. Потому что одна из них имеет филологической образование. И замечательный талант к языкам. Карина, значит, моя старшая младшая сестра. Она свободно говорит по-английски, свободно говорит по-немецки, свободно говорит на иврите, учит итальянский, и все это делает абсолютно легко и вот удивительно. А младшая, младшая сестра, она меня моложе на 20 лет, Марьяна, она актриса по образованию, окончила РАТИ, то бишь, ГИТИС у Павла Осиповича Хомского…
Э. НИКОЛАЕВА: Помогали или сама?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, там совершенно сама. Пытался я ей помогать в Щукинском, но ее не взяли. А туда взяли. И обе они работают в Праге на радио «Совбода», потому что так случилось у них мужья тоже журналисты. Они оба тоже там работают и у них дети в большом количестве. У Карины трое детей, у Марьяны двое, так что у меня 5 штук племянников.
Э. НИКОЛАЕВА: Счастливый дядя. Это если говорить о моих свободных сестрах. Мама моя, слава Богу, еще работает. Хотя ей идет 85-й год.
Э. НИКОЛАЕВА: В Гнессинской музыкальной академии. И там она работает много-много лет.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Мамуля моя вообще человек необыкновенный. Она год назад перенесла очень серьезную травму. Сломала бедро, причем, что называется, на ровном месте в квартире. Но, слава Богу, все срослось, и она встала. Ходит, конечно, хуже, чем ходила. Но дома занимается со студентами и сегодня, что я считаю, верно. Потому что если человек всю жизнь работает…
Э. НИКОЛАЕВА: По технике речи тоже?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет. Она педагог-музыкант. Мама и папа у меня оба музыканты. Да, значить, в Гнессинской музыкальной академии мама преподает теоретические предметы, педагогику, методику, преподавала историю музыки. А папа преподавал спецфортепиано, т.е. ну именно игру на рояле…
Э. НИКОЛАЕВА: Вы сами играете?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, я сопротивлялся, я не хотел. Папа мне когда-то говорил, если бы у тебя были похуже наклонности, из тебя мог бы выйти законченный бандит. Потому что ты всегда делал только то, что ты хотел. Папа мой Евгений Яковлевич Либерман, он был очень крупным педагогом-музыкантом, я это понимаю… Нет, нет, они не настаивали ни мама, не папа. Но масштаб педагогический моего отца я понимаю, разговаривая с его учениками, с музыкантами, профессионалами. Потому что…
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, если говорить о знаменитых его учениках, наверное, самый знаменитый, это Даниил Крамер, как это не покажется Вам удивительным. Он же джазовый пианист. Но дело в том, что он имел классическое Гнессиновское образование. И любопытно, что папа мой, высоко Даню ценя, как человека одаренного, он очень поощрял его увлечение джазом и говорил, вот это та ниша, в которой ты себя найдешь. Ну, я, надо сказать, недавно был на вечере памяти моего отца в Гнессинском институте, и Даня играл на этом вечере. Я потрясен был. Т.е. такая свобода. Такое владение инструментом. Он как будто дышит вместе с клавиатурой рояля, это просто чудо какое-то. Вот ну если говорить об учениках моего отца, может быть, самый известный он. Хотя много очень серьезных педагогов музыкантов его ученики. Он все-таки преподавал до самого конца жизни, хотя в последние годы уже очень был тяжело болен, и в тяжелом состоянии, но любил более всего работать, более всего на свете. И до самого конца немножко еще работал, преподавал. Вот, а цокольный этаж – ну вот такая довольно нестандартная квартира. Вот мы там живем 40 лет. И надо сказать, что нас это вполне устраивает. Например, хорошая звукоизоляция. Если занимаются на рояле, соседям мы ничего плохого не делаем.
Э. НИКОЛАЕВА: Земляная.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Потому что сверху такое перекрытие мощное, какое-то оно чугунное что ли. Это очень старый дом начала 20 века. Дом купца-бакалейщика Баева, который был построен, по-моему, году в 1902-м. Или 1903-м, вот такой вот дом.
Э. НИКОЛАЕВА: Хорошая история. Итак, Павел Любимцев, актер, педагог, телеведущий, а вопросы здесь задаю я, Элина Николаева. И зачем Вы на ТЭФИ стали читать этим болезненно обидчивым телевизионщикам стихи Пастернака. Быть знаменитым некрасиво.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Мне очень приятно, что Вы это отметили и услышали, потому что мне очень важно было именно в этой аудитории произнести слова: цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех. Позорно ничего не зная, быть притчей на устах у всех. Это для меня было важно.
Э. НИКОЛАЕВА: Вы теперь вошли в антителевизионную историю вместе со Жванецким, который тоже на ТЭФИ сказал про ТВ рейтинг, что послание тупым от тупых.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Правильно. Ну, Михаил Михайлович замечательный человек, мне приятно оказаться с ним в одной кампании, хотя мы не знакомы.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, вот, Павел Евгеньевич, Вы не любите телевидения, но работаете на нем. И даже цитируете своего отца, который предсказал, что у Вас все начнется ближе к 50. Значит, все — это ТВ?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет. Я так совсем не считаю. Понимаете, что моя защита главным образом в том, что я не меняю моего образа жизни. Я, конечно, заинтересован в телевизионной работе по разным причинам и по творческим, в том числе. И по материальным. Я этого не скрываю. Но, если вдруг, не дай Бог, это прервется, никакой чахотки со мной от этого не случится, как сказано в пьесе Островского. Потому что я не изменил свой образ жизни. Я живу в той же квартире, в которой жил. Я не езжу на личном автомобиле, у меня его нет.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, как же, Вы же только что приехали на автомобиле.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Поймал машину. Приехал и поймал. Ну, так я буду ездить на общественном транспорте. Я на нем и так езжу. Я не пользуюсь компьютером, у меня его нет. Я не имею недвижимости за границей. Мне этого ничего не надо. Т.е. я не изменил мой образ жизни. Я, в общем, остался тем же, что есть. Разумеется, приличные телевизионные заработки, они, конечно, разбаловывают. Но тут я могу сказать словами Михаила Аркадьевича Светлова, который говорил: я могу прожить без необходимого, но без излишеств я прожить не могу. Ну, я проживу и без излишеств. Ничего тут особенного нет. Я продолжаю работать в Московской филармонии, ко мне там, мне кажется, очень прилично относятся. Меня ценят. У меня, например, в прошлом году был концерт в зале Чайковского, и в этом году был тоже. Правда, с оркестром. А в прошлом году был концерт даже и без оркестра. И был, в общем, полный зал.
Э. НИКОЛАЕВА: Что за концерт? Вы еще и поете?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, я Булгакова читал. Чтецкий. Это было бы с моей стороны слишком самонадеянно еще и петь. В этом году у меня был с оркестром концерт «Конек-Горбунок». Я читал сказку. И наш оркестр московской государственной филармонии играл музыку Лядова и Стравинского. Такая была композиция. Ну, это был концерт в составе…
Э. НИКОЛАЕВА: Театральные постановки на радио раньше были такие.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, бывали. Но в данном случае это, понимаете, один исполнитель рассказчик и оркестр. У нас четыре концерта, такой абонемент очень кстати…
Э. НИКОЛАЕВА: Записали?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Не помню. Кто-то записывал, но не канал «Культура». Не знаю, кто. Вот этот абонемент сказки с оркестром, он вообще имел очень большой успех. Там были 4 концерта. Вот последний будет, кстати, 12 января, Дмитрий Назаров будет читать «Пиноккио» Карло Колоди. А музыка будет Россини увертюра из опер. Значит, вот работаю в филармонии, работаю в театральном институте им. Щукина, где я стал, кстати, даже и заведующим кафедры актерского мастерства. Это так на меня нежданно, негаданно свалилось после смерти моего учителя Альберта Григорьевича Бурова, который умер 2 года назад. И поскольку я им помогал по ведению всех дел на кафедре, то так по наследству я и стал заведующим кафедры. Значит, педагогическая работа есть. Кроме того я играю в театре. Вот в Вахтанговском театре я играю в «Мадмуазель Нетушь». Одну роль.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Директора театра с большим удовольствием. Спасибо Владимиру Владимировичу Иванову, моему коллеге, педагогу, режиссеру, артисту, который меня пригласил на эту роль внезапно. И там я даже и пою, и мало сказать, что пою…
Э. НИКОЛАЕВА: А слух есть?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Слух есть. Голос, малюсенький голос. Там музыкальный номер пародийный, на мотив арии о клевете из «Сельского цирюльника» не более, не менее.
Э. НИКОЛАЕВА: Спели бы немножечко.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, сейчас не могу…
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, давайте.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, что Вы, ну, что Вы.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, Павел Евгеньевич.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Приходите на спектакль.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, пару тонов.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Приходите на спектакль. Значит, вот спектакль «Мадемуазель Нетушь». Какие-то еще возникали театральные предложения. Вот я так с интересом бы что-нибудь сыграл в театре. Но только какую-нибудь приличную роль. Посмотрим.
Э. НИКОЛАЕВА: Приличная, это что для Вас?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Не обязательно большая. Понимаете, вот роль в «Мадмуазель Нетушь», она небольшая, но она такая, в ней есть что играть. Мне вполне хватает. Я вообще годами полюбил маленькие роли. Я понимаю, что это, как Вам сказать, хороший артист – это ведь не тот артист, который играет большие роли, а тот, который играет роли свои. Можно сыграть Гамлета, и это будет плохо. А можно сыграть могильщика – и это будет так, что все будут помнить. И артист этот будет на своем месте.
Э. НИКОЛАЕВА: Да, многие артисты Вас не любят за такую прямоту высказываний. Вот, например, я знаю, что Евгения Миронова Вы критикуете, что не всегда он играет свои роли.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, правильно, именно так. Я, кстати сказать, про Евгения Миронова могу сказать много хорошего. Вот фильм «Любовь» Валерия Тедоровского. Замечательная роль. Просто блестяще сыгранная. А «Гамлет», не, Гамлет он, и не князь Мышкин, ну, что с этим сделаешь. А вот самозванец в Годунове очень даже хорошо. Другое дело, что он-то сам вряд ли в этом виноват. Приглашает его Петер Штайн, всемирно известный режиссер сыграть Гамлета. Ну, кто же от этого откажется. Конечно, так. Должна быть какая-то такая взыскательность, чтоб сказать, знаете, нет, эта роль не моя. Это мало кто такое может сделать. Так что он может и не виноват, но эта роль не его.
Э. НИКОЛАЕВА: Павел Евгеньевич, вам надо консультации все-таки давать для актеров.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Я консультации пытаюсь давать своим студентам, причем и тут я…
Э. НИКОЛАЕВА: Они, к сожалению, еще не Евгении Мироновы.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, они не Евгении Мироновы, но мы посмотрим. Мы посмотрим. Это все возникает очень даже быстро. Это мы разберемся. Значит, что касается этих наших консультаций, что-то западает в душу. Вообще, надо сказать, что студентам театральных вызов предстоит всегда трудный переход. Вот мы-то в театральном вузе останемся педагоги. Это ж такой аквариум какой-то, это очень замкнутый мир. Это же не театр. Это, безусловно. А им-то оттуда выходить из этого аквариума. И куда-то дальше двигаться, и работать с разными режиссерами. И в частности с упомянутым мной, к примеру, Серебряниковым.
Э. НИКОЛАЕВА: Петр Штайн?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, что касается Петра Штайна, тут ситуация сложная, я не так много видел его спектаклей. «Три сестры» мне когда-то очень понравились. А «Гамлет» это когда-то очень смешно про это написал Анатолий Смелянский. Он сделал евро некое классическое общее место в качестве «Гамлета». Это именно так и было.
Э. НИКОЛАЕВА: Ну, что же, еще благодаря телевизионному опыту, Вы пишите книги по мотивам «Натуралиста» и «Городских путешествий».
П. ЛЮБИМЦЕВ: По «Городскому путешествию» книга выйдет скоро. Но это не я ее писал. Это писала Мария Кочетова, которая сценарист моих программ. Значит, мы сделали так. Она расшифровала буквально тексты передач. Т.е. не свои сценарии, а то именно, что я говорил. Я потом эти тексты правил. Потому что звучащая речь – это одно. А речь напечатанная, она ну совсем иначе выглядит. Ее надо приводить к какому-то другому облику.
Э. НИКОЛАЕВА: Причесать.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Причесать. Вот этим я тоже занимался. Скоро книга выйдет. Я уже видел даже какие-то макеты. Она будет толстая, больше 400 страниц. Она будет очень цветная. На мой взгляд, даже несколько слишком. Но тут уж я, к сожалению, ни на что влиять не могу. Значит, она будет называться либо «Прогулки по Москве» с Павлом Любимцевым. Ну, вот как-то так. А Автор Мария Кочетова. Ну, эта книга, ее нельзя назвать путеводителем по Москве. Потому что путеводитель должен полностью охватить все. А мы, конечно, ну, так скажем, складываем пазл на карте Москвы. И в этом пазле есть еще некоторые пустые кусочки.
Э. НИКОЛАЕВА: Т.е. эти книги еще публика не встретила. И Вы их случайно не читаете для зрителей со сцены?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Нет, этого, конечно, и не будет. Но они выйдут что-то говорят, в марте. Что-то в этом роде. Ну, вот я надеюсь, что скоро выйдет эта книжка.
Э. НИКОЛАЕВА: А есть ли смысл читать эти, так называемые, аудио книги. Все же, может быть, лучше воспринимать написанное собственными глазами и умом?
П. ЛЮБИМЦЕВ: Мне очень приятно, что Вы задали мне вопрос об аудиокнигах, потому что это тема, которая сейчас необычно приобретает актуальность и довольно неожиданно. Я узнал, что аудио книги слушают очень многие. Что люди слушают аудио в машинах, стоя в пробках, что люди просто таким образом знакомятся с литературой. Тут есть две стороны медали. Есть просто передача текста, когда нет времени читать, дай-ка я послушаю. И эта передача текста, она грамотная и при этом никакая. А есть искусство художественного чтения. Здесь я тоже написал сейчас небольшую работу…
Э. НИКОЛАЕВА: Это интереснее.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Которая называется «Очерки истории чтецкого искусства». Она ну не знаю, как она выйдет, она должна появиться, эта работа. Значит, там я пишу о выдающихся чтецах. Понимаете, когда я слушаю «Старосветские помещики» Николая Васильевича Гоголя в исполнении Игоря Владимировича Ильинского, то это так я не прочитаю глазами. Так мне не удастся прочитать глазами, как он это читает.
Э. НИКОЛАЕВА: Это Ильинский.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Правильно. Или когда Юрский читает Шукшина. Для меня больше, как сказать, вот в чтении Юрского Шукшин это больше, чем Шукшин. Хотя вроде как, Сергей Юрьевич, и сам он писал, что вроде как это не мой материал. Я слишком городской человек, слишком интеллигент, я не очень гожусь для исполнения этих ролей вот этих простых людей, вот этих чудиков Щукшинских. Но когда я слушаю, как Юрский читает «Сапожки», или «Обида», или «Кляуза», это шедевры просто. Или как Яков Михайлович Смоленский читал когда-то «Маленького принца». Или как он читал «Онегина» целиком. Или как «Дмитрий Николаевич Журавлев читал Чехова, или Льва Толстого. Это искусство. Понимаете. А если просто грамотно произносить текст, это, в общем, может делать ну любой человек с театральным образованием. Искусством это не является. Значит, таких записей тьма тьмущая, имя им легион. Но я все-таки предпочитаю искусство чтецкое. А не просто грамотную передачу текста, потому что про нее, Вы совершенно правы, может быть, вернее прочитать глазами. А не слушать текст. Потому что тогда это что? От лености или от занятости. Как это тогда квалифицировать.
Э. НИКОЛАЕВА: Год назад вы отмечали 25-летие творческой деятельности.
П. ЛЮБИМЦЕВ: Да, в январе прошлого года.
Э. НИКОЛАЕВА: Почему для чтения в концертном зале им. Чайковского Вы выбрали тогда именно «Мастера и Маргариту»? Замахнулись…
П. ЛЮБИМЦЕВ: Ну, эта программа была все-таки нельзя сказать, что это был буквально роман. Это была программа о романе. Программу эту я читаю достаточно давно. Она называется «Мой закатный роман». Она посвящена истории создания романа Булгакова. И там были фрагменты из «Мастера и Маргариты». Вообще, прочитать «Мастер и Маргариту», ну, в композиции, предположим, это очень трудная задача. Тут я, пожалуй, даже и не знаю, кто с этим справился. Хотя попытки предпринимались. Очень хорошо читал главу из «Мастера» Сергей Юрьевич Юрский «Нехорошая квартира». Одну главу читал. Я тоже читал одну главу, целиком главу «Понтий Пилат». Вот допрос Иешуа Га Ноцри. Но моя программа, она имеет ну, скажем так, смешанное звучание. Есть и художественная часть, и просветительская. Потому что по поводу романа, там много любопытного вокруг. Ведь это произведение Булгаков писал около 10 лет. Оно там приблизительно года с 34-го стало очень внятно автобиографическим. Именно тогда появилось название «Мастер и Маргарита». До этого же оно иначе называлось. И тогда эти персонажи появились в романе. А, Мастер – это конечно сам Булгаков. А Маргарита – это, конечно, Елена Сергеевна. Причем он даже подробности собственно интимные личной жизни не постеснялся в этом романе опубликовать. Ну, например, муж Маргариты. Он не появляется в романе, но он описан абсолютно точно. Евгений Александрович Шиловский, муж Елены Сергеевны был человеком, состоящим из одних сплошных достоинств. Во-первых, он был очень красивым. Я видел его фотографии. Такое благородное, мужественное лицо, совершенно замечательный, интересный мужчина. Кроме того, он был генералом Красной армии, действительно в материальном плане жизнь была очень материально обеспеченная. У них было двое детей. Он любил свою жену. Он был человек добрый и умный, и какой хотите. Но она его почему-то не любила. И нужен ей был, вероятно, Булгаков с его больными нервами, слабым здоровьем, тяжелым характером, бедностью, неустроенностью, со всем этим ей был нужен Михаил Афанасьевич. Не знаю, почему так. Но это тоже, мне кажется, очень волнующая тема. И любопытно сегодня об этом рассказывать.
Э. НИКОЛАЕВА: И слушали бы, и слушали бы, Павел Евгеньевич, если бы не… необходимость нашу программу заканчивать. Спасибо за Ваши ответы, за откровенность. За то, что не кривите душой. А Вам слабо? Всем пока. В эфире были я, Элина Николаева и
Источник
|
Павел Любимцев в молодости / «Кино-Театр»
Павел Любимцев в программе «Путешествия натуралиста»
