памятник малая дорога жизни в кронштадте
Памятник малая дорога жизни в кронштадте
Олег Еверзов запись закреплена
Малая Дорога жизни.
До сих пор есть некоторая несправедливость: Дорога жизни через Ладожское озеро известна всем, о Малой Дороге жизни знает не всякий. А ведь действовала она почти до самого конца блокады. Весной, летом и осенью – как водная, зимой – как ледовая.
Правильнее сказать, что существовала целая сеть ледовых дорог. Они действовали по направлениям: мыс Лисий Нос – Кронштадт, Горская – Кронштадт, Кронштадт – Ораниенбаум, Кронштадт – Красная Горка, Шепелевский маяк – остров Сескар – остров Лавенсари, Кронштадт – форты «Обручев» и «Тотлебен».
Ближайшим к Ленинграду перевалочным пунктом стал Лисий Нос. На его пирсе расположилась военно-транспортная база, для обслуживания которой восстановили ведущую сюда железнодорожную ветку, заброшенную еще в 1930-х годах.
По Малой Дороге дороге жизни в обратном направлении в Ленинград, затем на Большую землю эвакуировали раненых и гражданское население. А для кого-то эта Дорога жизни стала горьким путем на чужбину: именно по ней в марте 1942 года осуществлялась депортация ингерманландских финнов из района Ораниенбаумского плацдарма.
Зимние дороги постоянно простреливались артиллерией противника, также совершались авианалёты. Несмотря ни на что, только с 20 ноября 1941 года по 20 апреля 1942 года по ледовым дорогам прошло и было перевезено более 200 тыс. человек, свыше 40 тысяч машин, 29 танков и бронемашин, 66 аэросаней, 350 тракторов, 134 орудия. По Малой дороге жизни в Ленинград были переправлены тысячи тонн продовольствия (1554 т. муки, 105 т. сахара, 100 т. жиров и другие продукты) и горючего (свыше 6700 т мазута и соляры, 40 тыс. л. бензина) из запасов Балтийского флота.
В зиму 1942—1943 годов было совершено около 350 тысяч рейсов автомашин, проведено более 270 тысяч человек, 1270 орудий.
До 2015 года лишь два скромных памятных знака напоминали о Малой дороге жизни. Один в 1965 году установили на берегу Финского залива у Малой Ижоры (стела), другой – в 1974 году на улице Восстания в Кронштадте.
Памятник был построен по инициативе Совета Ветеранов Администрацией посёлка Лисий нос на средства жителя посёлка Заренкова Вячеслава Адамовича.
Скульптор Новиков В.С. также написал книгу «Блокада снится мне ночами».
Также, по информации из интернета, память о Малой Дороги жизни увековечивают «пилоны, отмечающие МДЖ, которые установлены на шоссе Ленинград — Усть-Луга» (с). Но найти их мне не удалось.
По приказу командующего Балтфлотом Трибуца от 8 ноября 1941 г. началась разведка трассы. В этом же приказе определены обязанности создаваемых служб для этой трассы. 17 ноября ледовая разведка под руководством Клюева разметила будущую дорогу, а ночью 20/21 ноября этой дорогой прошли первые войска — 4 батальона — из Кронштадта в Лисий Нос и далее в Ленинград.
Перевозкой грузов, а также эвакуацией и переброской войск зимой занимались работники Автотранспортной колонны г. Кронштадта, летом — все маломерные суда, от военных катеров до рыбацких лодок. Охраной трассы занимались посты ледово-дорожной службы. Защита ориенбаумского плацдарма обеспечивалась с помощью специально сформированного с данной целью отряда морских пехотинцев и гарнизонов Гогландского сектора, а также Выборгского залива, именуемых «Приморская оперативная группа».
В июне 1944 г. дорога прекратила своё существование.
Протяженность малого пути жизни составляла около 37 километров.
А в городе, тем временем, продолжалась жизнь!
Несмотря на суровые блокадные условия, Ленинградский городской комитет партии и городской Совет депутатов трудящихся приняли решение о необходимости продолжить обучение детей. В конце октября 1941 года 60 тысяч школьников первых-шестых классов приступили к учебным занятиям в бомбоубежищах школ и домохозяйств, а с 3 ноября в 103 школах Ленинграда за парты сели более 30 тысяч учащихся старших классов. Общее число детей, приступивших к занятиям в блокадном городе, составляло менее четверти довоенного количества ленинградских школьников.
Занятия проходили в необычной обстановке. Часто во время урока раздавался вой сирены, возвещавшей об очередной бомбежке или артобстреле. Ученики быстро и организованно спускались в бомбоубежище, где занятия продолжались. Каждый учитель обычно имел два плана урока: один – для работы в нормальных условиях, другой – на случай артобстрела или бомбежки. Обучение проводилось по сокращенному учебному плану, в который были включены только основные предметы.
Учителя стремились проводить занятия с учащимися как можно более интересно и содержательно. «К урокам готовлюсь по-новому, – писала осенью 1941 года в своем дневнике учительница истории 239-й школы К.В. Ползикова-Рубец. – Ничего лишнего, скупой ясный рассказ. Детям трудно готовить уроки дома; значит, нужно помочь выучить их в классе. Не ведем никаких записей в тетрадях: это тяжело. Но рассказывать надо интересно. Ох, как это надо! У детей столько тяжелого на душе, столько тревог, что слушать тусклую речь они не будут. И показать им, как тебе трудно, тоже нельзя».
Ледовый тыл Кронштадта. О Малой Дороге жизни
О Дороге жизни через Ладожское озеро, по которой шло в город продовольствие, а из города — вооружение и боеприпасы для фронта, известно многим. Но острова в Финском заливе, Кронштадт и Ораниенбаумский плацдарм, потерявшие сухопутную связь с Ленинградом, оказались в не менее суровом положении. Однако о Малой Дороге жизни, по которой со складов Лисьего Носа отправляли продовольствие на территории, отрезанные от Большой земли, и снабжали фронт топливом и боеприпасами, знают далеко не все
Вопрос жизни и смерти
Еще в мирное время — до и после войны — Кронштадт с материком связывала ледовая «государственная» дорога. Опыт ее обустройства был использован при создании зимних трасс на Ладожском озере и в Финском заливе — для кронштадтцев ледовые дороги были обычным делом на протяжении более чем двух с половиной столетий, с XVIII века по льду доставляли даже почту.
«До войны по льду ходили автобусы, грузовики, — рассказывает заведующий сектором Музея истории Кронштадта Евгений Кобчиков. — В принципе, этот опыт с лихвой был использован и в военное время. Хотя, конечно, отдельные вещи, связанные с массированным движением и изнашиванием ледовой трассы, оказались, что называется, новыми. Потому что такой интенсивности движения не было ни до, ни после войны. Это был вопрос жизни и смерти, а не просто транспортного снабжения».
Ледостав на Ладоге в 1941 году начался раньше, чем на Финском заливе. Территории в районе Петергофа были оккупированы немцами, откуда велись обстрелы острова Котлин. Правый берег реки Сестры занимали финны. Кронштадт, Ораниенбаум и острова в заливе оказались отрезаны от материка.
«Когда Ленинград был уже в блокаде, Кронштадт, Ораниенбаумский пятачок и многие острова — Сескар, Малый, Большой Тютерсы, Мощный (Лавенсаари), Ханко, где располагались советские гарнизоны, — оказались в двойном кольце блокады. Финский залив, который отделял их от Большой земли, образовал второе кольцо. Мы оказались в более тяжелом положении», — говорит директор Морского музея Кронштадта, автор-составитель альманаха «История Кронштадта» Владимир Шатров.
По словам историка, в начале блокады на Ораниенбаумском пятачке, в Кронштадте и на островах оказались отрезанными от Большой земли около 100 тыс. военных и гражданских. Встал вопрос обустройства ледовой трассы. Впоследствии в народе ее прозвали Малой Дорогой жизни.
Первая проходка
Так как немцы стояли в районе Петергофа, что позволяло им свободно обстреливать расположенный на другом берегу залива Лисий Нос, ледовую трассу через залив решили проложить так, чтобы Кронштадт прикрывал ее от обстрела.
Сначала обустроили базу снабжения войск в пакгаузах для хранения снарядов в Лисьем Носу. Эти склады построили еще в период Крымской войны 1853−1856 годов, когда город готовили к возможному наступлению английской эскадры.
Также к поселку вела хоть и заброшенная, но сохранившаяся с царских времен узкоколейка. Там было решено устроить базу для обеспечения продуктами питания и боеприпасами территорий, оказавшихся в двойном кольце блокады.
Дорогу жизни начали готовить с Ораниенбаумского пятачка, рассказывает Владимир Шатров. Но вода в заливе все никак не замерзала. Первый отряд разведчиков вышел на лед 22 ноября 1941 года. После них прокладывать маршрут по льду вышел отряд бойцов, которые скалывали льдины и делали проходы.
«Когда с залива дуют западные ветры, то из-за движущегося льда образовываются большие наносы — сугробы, из-за которых машины не могут пройти. И бойцы пытались делать дорогу ровнее. И все ждали, когда настоящие морозы ударят», — добавляет историк.
Только 17 декабря 1941 года, когда установился прочный лед, с Ораниенбаумского плацдарма через Кронштадт в сторону Лисьего Носа вышли первые 30 машин. К этому моменту Дорога жизни через Ладогу действовала уже почти месяц — с 22 ноября.
Однако вода еще выступала из-подо льда у берега залива. «Поэтому машины шли друг от друга на расстоянии 50−70 метров. Двери у них были открыты на случай, если провалятся, чтобы выпрыгнуть, — поясняет глава музея. — И пошли днем, невзирая на то что стояли немцы, потому что это был первый выход. Путь пустой транспорт прошел за шесть часов — это очень долго».
После погрузки в Лисьем Носу караван отправился в обратном направлении уже ночью. Чтобы он не сбился с пути, на берегу поставили автомобиль-маяк с включенными фарами.
Круглосуточная работа ледовой трассы
Расстояние ледового маршрута от Ораниенбаума до Лисьего Носа — 24 километра, Кронштадт был расположен посередине. Ежедневную работу этой Дороги жизни обеспечивали дорожные службы.
В блокадный период маршрут южной части ледовой дороги отличался от пути, действующего в мирное время. «Северная часть Дороги жизни шла к югу и востоку от расположения северных фортов и была прикрыта линией фортов от северного берега, занятого финскими войсками. Она примерно такой была до и оставалась после войны», — говорит Кобчиков.
Щитом ледовой трассы стали фортификационные оборонительные сооружения, возведенные на искусственных островах и побережье с 1704 года до войны 1914 года. С южной и северной сторон вокруг острова Котлин было построено около 20 фортов.
«Что касается южной части Малой Дороги жизни — от Кронштадта до южного берега, — в обычное, мирное время ледовая дорога шла на Ораниенбаум, на Ломоносов, — продолжает ученый. — А во время войны она шла западнее — в сторону Лебяжьего, Большой Ижоры, была отведена от южного берега, занятого немецкими войсками. Она шла в основном за линией фортов, которые могли прикрыть движение по этой трассе».
Кронштадтская дорога, как и ладожская, была оборудована специальными фонарями, которые имели узконаправленный луч. Они светили с берега и были хорошо заметны водителям автомашин, говорит Кобчиков.
Движение по Малой Дороге жизни осуществлялось днем и ночью, однако люди старались не рисковать и передвигаться только в темное время суток, учитывая погодные условия.
Чтобы максимально обезопасить движение, велись измерения при помощи прогибографа — прибора для регистрации колебаний льда и фиксации проблемных участков дороги.
«Осуществляли и постоянное наблюдение за минными полями, позициями стрелков и даже малокалиберной артиллерии. Кроме ледовой Дороги жизни, была еще ледовая оборона, которая насчитывала несколько десятков километров вокруг острова Котлин. Это то, что фактически обороняло от возможного прорыва противника по льду в сторону Кронштадта», — перечисляет Кобчиков.
По дороге ходили в основном легковые, полутора- и трехтонные машины, отмечает Шатров. Но были грузы и значительно тяжелее. По льду на Ораниенбаумский плацдарм проводили даже тяжелые танки (по традиционной классификации машины весом более 40 тонн считались тяжелыми, для примера: вес одного из самых распространенных тяжелых танков начала Великой Отечественной — КВ-2 — составлял 52 тонны — прим. ТАСС).
Малая Дорога жизни — сеть дорог, которая также имела и второй маршрут. Он шел от Кронштадта до островов Сескар и Лавенсаари в восточной части Финского залива, где базировались советские гарнизоны.
Трасса протяженностью 75 километров начиналась от Шепелевского мыса на южном берегу и шла перпендикулярно другому маршруту ледовой дороги
«Так как трасса шла вдоль захваченных врагом земель, впереди колонны шел отряд разведчиков, за ним — аэросани, а затем уже шли наши машины, доставлявшие продовольствие и боеприпасы», — рассуждает историк.
Как младший брат защищал старшего
«Кронштадт оставался в тени Ленинграда. Здесь хранились и боеприпасы, и продовольствие для всего Балтийского флота. Большая часть кораблей ушли с острова в Ленинград. Перевезти отсюда должны были и войска, и население, чтобы не перегружать маленький Кронштадт со своими небольшими возможностями», — рассказывает Кобчиков.
После этого решения, когда стало известно о проблемах доставки продовольствия в блокадный город, Кронштадт отдал в Ленинград продуктовые запасы, рассчитанные на три года.
«Мы их отдали с расчетом, что сможем вывезти горожан, оставив только тех, кто смог бы обеспечивать работы основных предприятий, которые поддерживали обороноспособность флота, — это касалось Морского завода, 52-го артиллерийского ремонтного завода, топливных, минных, торпедных складов — того, что включает в себя понятие «арсенал». Мастеров, инженеров-гражданских, работавших на военных предприятиях, эвакуировать не предполагалось. Они должны были полностью обеспечивать работу предприятий. Предполагалось перевезти все мирное население, в первую очередь женщин и детей», — описывает события историк.
Увы, этим планам сбыться было не суждено. Не удалось завершить даже первый период эвакуации населения Кронштадта.
«По существующим данным, к зиме 1941 года на острове оставалось порядка 18 тыс. граждан, можно еще прибавить примерно 20−26-тысячный гарнизон — военные на кораблях, в воинских частях. Из гражданских около 5 тыс. первую блокадную зиму не пережили, включая женщин и детей. Это последствия того, что не смогли реализовать полностью план по эвакуации мирного населения, не задействованного в обороне города и в работе оборонных предприятий».
В тяжелом положении оказались и воинские части, расположенные на фортах, а также Ораниенбаумский плацдарм, которые ранее снабжались продовольствием с кронштадтских складов. Блокадный паек для детей, оказавшихся в двойном кольце блокады, был меньше ленинградской нормы на 25 граммов.
«В ноябре детям выдавалось 100 граммов хлеба — даже меньше, чем в Ленинграде. А 125 граммов здесь получали бойцы отдельной зенитной роты — молодые парни, здоровые мужики, которые сидели в окопах в ожидании возможного десанта противника, были в готовности вступления в бой, — они получали 125 граммов хлеба, как дети блокадного Ленинграда. Этот факт малоизвестный и практически неизученный», — делится научный сотрудник.
На протяжении всех 872 блокадных дней Малая Дорога жизни обеспечивала снабжение войск и питание для Ораниенбаума, Кронштадта и островов в заливе. Трасса также помогла поставить победную точку в битве за Ленинград и освободить город от фашистской блокады — именно по ней отправили 2-ю ударную армию, принявшую участие в прорыве блокады 18 января 1943 года.
Большая группировка солдат была переброшена по льду в 1944 году на Ораниенбаумский плацдарм для участия в наступательной операции «Январский гром», в ходе которой войска Ленинградского фронта отбросили противника на расстояние 60−100 километров, окончательно освободив город от вражеской осады.
«Малая Дорога жизни помогла выжить жителям Кронштадта, Ораниенбаумского пятачка, островам. И в 1944 году этот плацдарм через нашу трассу, по которому шли войска, помог разбить врага под стенами Ленинграда. Это главное значение ледовой переправы. Так младший брат Ленинграда — Кронштадт — защищал старшего, — резюмировал Владимир Шатров. — Сейчас о ледовой трассе напоминают мемориалы, установленные на берегах Большой Ижоры, Кронштадта и в Лисьем Носу. У обелиска на кронштадтской улице Восстания участники молодежных общественных организаций регулярно проводят акции памяти».
Малая дорога жизни
Малая дорога жизни — общее название сети дорог, действовавших во время Великой Отечественной войны через Финский залив от Лисьего носа или Горской через Кронштадт до Ораниенбаума — как по льду, так и после таянья льда — с 1941 до снятия блокады в 1944 г.
Следует отметить, что название «Малая Дорога жизни» появилось только после войны, по аналогии с Ладожской трассой. Во время войны использовались различные названия — например, «ледовая дорога».
Содержание
История
При прокладке использовался опыт, накопленный в финской войне, когда через залив переправляли не только войска, но и танки. Но это был только эпизод. Теперь же требовалось организовать постоянную непрерывную переправу на несколько направлений. Но первоначально — в ноябре — действовали только 2 направления — в Лисий Нос и Малую Ижору. С декабря стали доступны и острова Сескар, Лавенсаари и Гогланд, а также форты. Отправной точкой ледовой части дороги на острова Сескар и Лавенсаари был Шепелёвский маяк.
В июне 1944 г. дорога прекратила своё существование.
Трасса
После прибытия поезда на Финляндский вокзал груз делился на две неравные части — большая часть развозилась по городу, меньшая — перегружалась на другой поезд, который отправлялся на Сестрорецк по существующей ныне трассе до Лисьего Носа, далее — по развилке на грузовую ветку до причала на Горской (ныне практически не используемую, хотя пока ещё существующую, развилку можно видеть, например, при подъезде к станции Лисий Нос), после чего происходила ещё одна перегрузка — для преодоления залива, в Кронштадт, далее — в Ломоносов и к островам Сескар, Гогланд, Лавенсаари по заливу.
Личности, связанные с Малой дорогой жизни
Памятники Дороге
Напишите отзыв о статье «Малая дорога жизни»
Примечания
Литература
Ссылки
Отрывок, характеризующий Малая дорога жизни
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г’остов? 3до’ово, здо’ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег’ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.
Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.