огиньский михал клеофас биография
Биография Михаила Клеофас Огинского
Огинский Михаил Клеофас (1765-1833), граф, государственный деятель Речи Посполитой и России, композитор. Участник восстания 1794 г., затем в эмиграции. В 1810-1812 гг. в близких отношениях с российским императором Александром I, предложил ему план создания автономного Великого герцогства Литовского в составе Российской империи. С 1823 г. жил в Италии. Написанные им марши и боевые песни были распространены среди повстанцев 1794 г. Автор популярных полонезов, в т.ч. полонеза «Прощание с родиной», фортепианных пьес, романсов, оперы «Зелида и Валькур, или Бонапарт в Каире» и др.
Источник: История Беларуси: Словарь-справочник. Менск: Экономпресс, 2000. ISBN 985-6479-22-3
Князь Михаил Клеофас Огинский, бывший великий литовский казначей, а затем сенатор российской империи, родился 25 сентября 1765 года в Гузове, недалеко от Варшавы. Первым его учителем музыки был придворный музыкант Огинских И.Козловский. Для формирования Огинского-музыканта имели важное значение поездки в имение его родственника, политического деятеля и музыканта М.К.Огинского, содержавшего постоянную капеллу, оркестр и театр.
С 1789 года князь Огинский был польским послом в Англии и Голландии. Принимал участие в восстании Т.
Будучи щедро одарен от природы, князь Огинский отличался в своих сочинениях мелодичностью и некоторой меланхоличностью. Полонезы, сочиненные им, были популярны не только в Польше, но и за границей. Некоторые из них и теперь с удовольствием слушаются, несмотря на их простоту изложения. Всего известно около 20- ти полонезов князя М.Огинского; самый популярный из них носит название «Прощание». Под конец жизни он жил во Флоренции, где и скончался в1833 году, прожив 68 лет.
«Я — не профессионал в музыке. »
Когда Михалу-Клеофасу было 7 лет, его отца назначили чрезвычайным послом Речи Посполитой в Вене, и семья переехала туда. Однако уже через год мать вместе с мальчиком вернулась в Гузов и с этого времени началось его систематическое обучение. Вместе с французом-гувернером он изучал иностранные языки, гуманитарные и точные науки. Для занятий музыкой к Михалу-Клеофасу был приглашен тогда еще молодой 16-летний уроженец Беларуси, а в будущем крупнейший композитор Осип Козловский, который обучал мальчика игре на клавире и скрипке, а также теории, истории музыки и композиции. Вместе с Козловским Михал-Клеофас посещал в Слониме резиденцию своего более старшего по возрасту родственника известного мецената, композитора, скрипача, арфиста и кларнетиста Михала-Казимира Огинского. Эти визиты оказали на юношу большое впечатление и укрепили склонность к музыке.
Однако все это еще будет впереди, а пока постепенно главные интересы Михала-Клеофаса концентрируются на музыке и истории. Вернувшись из дипломатических путешествий, он создает свой первый полонез. Позднее он об этом писал: «Осенью 1792 года я создал, точнее сказать, сымпровизировал этот полонез в Варшаве, когда впервые испытал чувство, вызванное любовью, которое продолжалось недолго. Чувство было тихое, спокойное и счастливое (. ) Мой второй полонез привлек больше внимания. Знатоки предсказывали, что я произведу реформу, развивая модуляцию в полонезах, которые в нашей стране популярны лишь как светские танцы, что в полонезах можно сохранить национальный характер, воплощая в них певучесть, выразительность, вкус и чувство».
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Михал Огиньский
ПОЛОНЕЗ ЖИЗНИ МИХАЛА ОГИНЬСКОГО
Михал Огиньский был не только госчиновником, но и композитором-любителем. Он написал довольно много музыкальных произведений, и некоторые из них даже стали популярными в Российской империи. «Полонез Огиньского» и «Прощание с Родиной» – одно и то же произведение. Первый вариант – народное название, второй – авторское.
С места – в карьер
25 сентября 1765 года в местечке Гузув, в семи километрах от Варшавы появился на свет мальчик, которого назвали Михалом. Такое имя дано было не случайно. Дяденька младенца, Михал-Казимир Огиньский, был великим гетманом Литвы. Он остался в истории как блистательный исполнитель, автор многочисленных опер, полонезов, мазурок и стихов. Родители Михала были люди влиятельные и богатые и широко известны в Польше и Литве. Отец Михала занимал высокие общественные должности. Известность он приобрел благодаря успехам на дипломатическом поприще. Мать Михала была женщиной образованной и сумела дать сыну хорошее образование.
Развитию музыкального образования Михала содействовало посещение двора великого гетмана литовского и их родственника Михала-Казимира Огиньского в Слониме, где часто ставились оперы и балеты, звучали оркестровые и камерные музыкальные произведения. Юный Михал учился игре на скрипке, а разностороннее музыкальное образование он получил под руководством Юзефа Козловского, давшего серьезные навыки игры на фортепиано и в теории музыки.
Михал-Казимир Огиньский, дядя
Занятия музыкой были вторичными. На первом плане у Огиньского-младшего было добывание разносторонних знаний. Все было подчинено главной цели – стать одним из самых блестящих молодых людей своей родины. Это удалось уже в 1785 году, когда 19-летнего Михала Огиньского избрали депутатом в сейм. Чуть позже депутаты сейма проголосовали и за избрание юного Огиньского государственным казначеем.
Все эти успехи не вскружили юноше голову, но это сумела совершить одна паночка… Молодые поженились, дав клятву нести верность друг другу. Меж тем, на политическом Олимпе Речи Посполитой в то время было ничуть не безоблачно.
Патриот Михал Огиньский
Страна едва пришла в себя после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году, как конфедераты вторично начали мутить воду против короля. Более того, они настаивали на том, чтобы пригласить в «судьи» Россию. Станислав II Понятовский, пришедший к власти в 1764 году, понимал, что если в Москве зададутся целью посадить на польский трон кого-то другого, то это случится. Поэтому он начал прощупывать Европу в поисках своего возможного союзника. Для этого в Голландию в качестве чрезвычайного посланника отправили Михала Огиньского-младшего. 
По мнению короля, молодой граф с блеском выполнил возложенные на него обязанности, а потому получил новое назначение – послом в Лондон. В путешествие молодой дипломат уехал со своей первой женой Изабеллой из Лясоцких.
Крушение надежд
Силы были неравны, осенью того же года восстание полностью подавили. Генерала Костюшко тяжело ранили, а Михалу Огиньскому с трудом удалось избежать ареста.
усадьба в Залесье (Беларусь)
Он вместе с Изабеллой бежит в Италию, но скоро она покидает мужа и возвращается в Польшу. Жена узнала, что муж потратил на действие «революции» даже ее фамильные драгоценности. Спустя какое-то время Михал пробирается к тестю и пытается уговорить жену вернуться, но гордая полячка была непреклонна. Она заявила, что с нищим жить не будет!
Дальнейшая жизнь Огиньского напоминает щепку в водовороте. Он бежит в Константинополь, потом приезжает в Францию. Наполеону Бонапарту Огиньский сильно понравился. Но Михал требует от императора скорейшего наступления на Россию, как виновницу всех бед польского и литовского народов. Наполеон не спешит, чем вызывает у дипломата резкое возмущение.
Огиньский едет в Россию. Александр I принял его тепло. Была возвращена большая часть поместий. В 1810 году дворянство Виленской и Гродненской губерний решило адресовать к царю представителя для совещания по экономическим и административным делам края. Этим представителем был избран Михал-Клеофас Огиньский. Кандидатуру поддержал и генерал-губернатор Михаил Илларионович Кутузов.
Находчивость дипломата Михала Огиньского
Наладить отношения с Изабеллой так и не удалось. История вторичной женитьбы Огиньского полна 
комизма. По одной из версий итальянка Мария, представительница древнейшей профессии, назначив встречу польскому графу в своей квартире, попросила полицейских, чтобы они ворвались к ней в самый разгар любовного действия. Когда все так и случилось, Огиньскому, как дворянину, ничего не оставалось, как заявить, что это его невеста, и они собрались повенчаться. По иной версии квартира была съемной, и в нее «неожиданно» нагрянул никто другой, как виленский генерал-губернатор. Увидев знакомое лицо, Михал тут же поспешил заявить, что эта баба – его невеста. Как бы там ни было, Мария родила мужу четверых детей. Две дочери унаследовали гены отца и стали музыкантами.
Известный полонез Михала Огиньского
Попрощался навечно
В 1822 году Огиньский навсегда покидает Россию. Он посетил разные города Европы и в 1823 
году поселился вместе с семьей во Флоренции. Здесь, в столице Тосканы, Огиньский провел последние 11 лет своей жизни, покидая город лишь ненадолго для посещения других европейских стран.
На протяжении этих лет появились издания многих его музыкальных произведений. Во Флоренции он начал работу над мемуарами. Четырехтомное издание, названное им «Воспоминания о Польше и поляках», вышло в Париже в 1826 году. Он написал также подробные воспоминания о себе, начиная с детства, которые велел опубликовать только после его смерти. Двумя годами позже вышли в свет его «Письма о музыке», на титульном листе которых была сделана надпись: «Флоренция, 25 сентября 1828, день, когда мне исполнилось 63 года».
Скончался Михал Клеофас Огиньский 15 октября 1833 года во Флоренции и был похоронен на монастырском кладбище у храма Санта Мария Новелла. Через несколько лет во флорентийском храме-пантеоне Санта Кроче ему был воздвигнут памятник – статуя из каррарского белого мрамора, олицетворяющая собой убитую горем Польшу.
ФАКТЫ
Что особенно интересно – написанный Михалом Клеофасом Огиньским полонез «Прощание с Родиной» стал той музыкой, которая примирила победителей с побежденными. В Российской империи полонез Огиньского стал одной из самых популярных мелодий. Даже в этом проявился великий дар дипломата.
памятник в Беларуси
Полонез Огиньского «Прощание с Родиной» прозвучал в двух советских фильмах. Первая картина, снятая в 1971 году, так и называется «Полонез Огиньского». Вторая лента 1990 года «Попугай, говорящий на идиш». Полонез звучит в качестве музыкальной заставки в самом начале кинокартины.
В современной Польше полонез Огиньского «Прощание с Родиной» считается музыкальным символом страны, были даже предложения сделать эту музыку польским гимном. Полонез Михала Огиньского исполняется в польских школах на выпускных вечерах, очень часто используются рингтоны и сигналы вызова мобильных телефонов с этой мелодией.
Михал Клеофас Огинский и его невесёлая жизнь
Михал Клеофас Огинский (Michal Kleofas Oginski) родился 25 сентября 1765 года в поместье Гузов в Мазовецком воеводстве, недалеко от Варшавы. Несмотря на то, что родился он в Польше, князья Огинские происходили из западных русинов (предков белорусов), принявших католицизм.
Отец Михала Клеофаса, Анджей Огинский, нанял для воспитания сына самого Жана Ролена (Jean Rolayn), одного из лучших репетиторов Европы, перед этим занимавшегося воспитанием будущего австрийского императора Леопольда II, который в год рождения Михала Клеофаса (1765) в 18-летнем возрасте как раз вступил на австрийский престол. Так что будущего композитора воспитывали как будущего главу государства.
Жан Ролен воспитывал маленького Михала Клеофаса таким образом, чтобы обеспечить ребёнку высокий уровень и физического, и умственного развития. Ему была назначена специальная диета, он должен был много гулять и заниматься физическими упражнениями, и при этом огромное время занимала собственно учёба.
Музыка настолько увлекла Михала Клеофаса Огинского, что он сам стал писать различные мелодии, однако отец готовил его не к музыкальной, а к политической карьере.
Уже в 19-летнем возрасте, в 1784 году, Михал Клеофас Огинский стал депутатом сейма, с 1789 года он служил послом Речи Посполитой в Нидерландах и Великобритании, а в 1793 году в возрасте 28 лет стал Великим подскарбием (то есть министром финансов) Великого княжества Литовского.
О его дальнейшей политической карьере, участии в восстании Костюшко, поражении и бегстве за границу подробно рассказано в статье про историю написания полонеза «Прощание с Родиной», поэтому продолжим повествование с того момента, как Михал Клеофас Огиньский оказался за границей.
В октябре 1794 года М. К. Огинский (Огиньский) под видом лакея добрался до столицы Австрии Вены, туда же чуть позже приехала и его жена Изабелла. У супружеской пары было только то имущество и те деньги, которые они смогли унести с собой, так как все их поместья и всё имущество на территории бывшей Речи Посполитой было конфисковано Российской Империей и Пруссией за участие в восстании.
Поэтому семье молодых аристократов, которые раньше денег не считали, и имели их, сколько хотели, пришлось привыкать к гораздо более скромному, полунищенскому образу жизни. Кроме того, Михал Клеофас Огинский был объявлен в розыск, и за его голову было назначено крупное вознаграждение, поэтому Огинские жили под чужими именами, а в декабре 1794 года семья Огинских переехала из Вены в Венецию, чтобы быть подальше от русских и прусских агентов.
Изабелла Огинская не выдержала испытания бедностью, и, пользуясь тем, что её лично в розыск не объявляли, уехала к родственникам на бывшую территорию Польши, вошедшую в состав Пруссии, и Михал Клеофас остался один.
Михал Клеофас Огиньский отправился в Константинополь по документам прикрытия на имя французского торговца Жана Риделя. Надо сказать, что благодаря своему учителю Жану Ролену он свободно разговаривал без акцента на всех европейских языках, и мог без особых усилий выдавать себя за любого иностранца.
М.К. Огинский провёл в Турции полгода, с февраля по ноябрь 1795, но ничего от турецкого правительства не добился, и вернулся во Францию. При этом он проехал через всю бывшую Речь Посполитую, поделённую между Австрией, Пруссией и Россией.
Только к началу февраля 1797 года, потратив на путешествие туда и обратно целых два года, Михал Клеофас Огинский вернулся в Париж. Там он познакомился с генералом Наполеоном Бонапартом, и предложил ему совершить поход для освобождения Речи Посполитой, обещав поддержку всего населения, однако Бонапарт отказался, и отправился в бестолковый и бессмысленный поход в Египет, загубив там без всякой пользы всю свою армию.
Адаму Чарторыйскому удалось убедить Александра амнистировать всех участников восстания Костюшко, и в 1802 году М.К. Огинский был прощён, и получил обратно все ранее конфискованные у него имения, и поселился в белорусском поместье Залесье.
Эта вторая женитьба стала самой большой глупостью, которую Михал Клеофас Огинский сделал в своей жизни.
Дело в том, что Мария была дамой чрезвычайно развратной и похотливой, и отдавалась всем мужчинам, с которыми могла остаться наедине, причём ей было без разницы, кому давать.
По словам польского писателя Станислава Моравского, «Не существовало ни одного человека, молодого или старого, влиятельного вельможи или простого слуги, который бы не был её любовником. Были среди них и актёры, и певцы, и даже простые солдаты. Она даже не пыталась это скрывать». Возможно, Мария Огинская была больна нимфоманией, другого объяснения такому бесстыдному и дикому разврату трудно найти.
Как рассказывает Станислав Моравский, из четырёх детей, родившихся во втором браке, Михал Клеофас Огинский был биологическим отцом только одной дочери, Амелии, а две другие девочки и мальчик, которых родила его вторая жена, были зачаты от других мужчин.
И только в 1815 году, когда рога у него разветвились настолько, что становилось просто неудобно (к тому времени Огинский уже был сенатором Российской Империи), он наконец-то развёлся с Марией.
В 1817 году Михал Клеофас Огинский отказался от должности сенатора, а в 1822 году уехал лечиться от подагры во Флоренцию (по иронии судьбы, именно в этом городе родилась его вторая жена, с которой он разошёлся 7 лет назад).
В 1831 году во Флоренции Михал Клеофас Огиньский издал в виде отдельной книги сборник нот своих музыкальных произведений, среди которых был и знаменитый полонез «Прощание с Родиной». Всего М.К. Огинский написал более 60 композиций для фортепиано, а также несколько песен.
Михал Клеофас Огинский был похоронен в Пантеоне выдающихся личностей во флорентийской церкви Санта Кроче рядом с Галилео Галилеем, Микеланджело Буонарроти, Джоаккино Россини и Никколо Макиавелли.
Михал Клеофас Огиньский: мифы и реальность
Прощания и возвращения на родину автора знаменитого полонеза
Рождались мифы и после смерти князя — особенно о том, когда, где и при каких обстоятельствах был написан полонез «Прощание с Родиной». Однако бурная, полная неожиданных поворотов жизнь Михала Клеофаса интереснее всяческих мифов.
На некоторое время у меня возникли сомнения: а имею ли я право публиковать статью об Огиньском под рубрикой «Соотечественники»? Ведь родился он не на белорусской, а на польской земле — в имении Гузово, в семи милях от Варшавы (произошло это 7 октября 1765 года). Но мои колебания развеял сам композитор. В своих «Мемуарах» он утверждал, что принадлежит к «литвинскому роду» — «литвинскому» не в этническом смысле, а в историческом. Его предки жили у восточных границ Могилевщины, были православного вероисповедания и имели типично белорусскую фамилию Глушонки. Огиньскими они стали после того, как король Речи Посполитой подарил им имение Огинты, действительно находящееся на этнически литовской территории.
Княжеский род Огиньских, ведший свое происхождение от самих Рюриковичей, в XVI — XVIII столетиях считался одним из самых богатых и влиятельных в Великом Княжестве Литовском. Из него вышли многие знаменитые люди.
Свою успешную политическую карьеру Михал Клеофас легко начал в 20 лет. Шляхта Трокского уезда в 1784 году почти единогласно избрала его депутатом сейма Речи Посполитой. На его заседании он выступил с блестящей речью по финансовым вопросам, потому его тут же избрали еще и членом финансовой комиссии ВКЛ. На сейме 1788 года он уже отчитывался о деятельности этой комиссии как уполномоченный. А через год его направили в Голландию послом Речи Посполитой. В путешествие молодой дипломат уехал со своей первой женой Изабеллой из Лясоцких.
Через год Михалу Клеофасу доверили секретную миссию в Великобритании. Разыгравшаяся буря приостановила на три дня путь из Кале в Дувр, что потом, очевидно, и явилось основанием для одного из мифов.
В Лондоне Огиньского принимали на самом высоком уровне. Его представили королю Георгу III, королеве Шарлотте и их дочерям. Он присутствовал на заседаниях парламента, встречался с британским премьер–министром Уильямом Питом. Провел с ним успешные переговоры по всегда актуальному вопросу о расширении торговых контактов. Одновременно путешественник знакомился с культурно–историческими достопримечательностями Лондона и окрестностей, брал уроки музыки. Купил новую скрипку, якобы сделанную руками самого Страдивари. Пребывание в Голландии и Англии подробно описано в его четырехтомных мемуарах, изданных сначала, в 1826 — 1827 годах, в оригинале, на французском языке, потом, в 1870 — 1873 годах, в переводе на польский, а теперь подготовленных к изданию жительницей Молодечно Ольгой Романович на белорусском языке. Прежде всего автор считал себя политическим деятелем, музицирование же рассматривал как любительство, поэтому писал о нем вскользь. О первых своих композиторских опытах он упомянул в 1792 году, возвратившись в Варшаву. Один из них, полонез B–dur, считается теперь утерянным, второй же, меланхолический полонез F–dur, известный потом как «Полонез смерти» или «Раздел Польши», сразу принес автору европейскую известность. Осенью 1792 года, сообщает Огиньский в своих «Письмах о музыке», он исполнялся в Петербурге почти на всех балах. Поэтому его автора весьма любезно приняла сама Екатерина II.
Восстание 1794 года под руководством Тадеуша Костюшко, тоже «литвина», было направленное против царского самодержавия. Огиньский направляется в Вильно, отказывается от прежнего высокого чина литовского подскарбия и тут же единогласно избирается в повстанческий Временный совет, после чего выступает перед горожанами с пламенной речью, в которой звучат такие слова: «Да здравствует свобода, да здравствует Родина, пусть погибнут предатели!»
На собственные 40 тысяч дукатов, в том числе полученные под залог драгоценностей своей жены, Огиньский вооружает отряд из 480 человек, обучает их и ведет на восток — в соответствии с планом «ворвания на Беларусь», утвержденным руководителем восстания в ВКЛ Якубом Ясинским. Первое боевое крещение состоялось между Ошмянами и Солами. Затем отряд устремился через Воложин и Ивенец к Минску. «Если бы мне удалось беспрепятственно добраться туда, — говорится в «Мемуарах», — я решился бы глубже ворваться на Белую Русь, чтобы там поднять на восстание 12 тысяч крестьян, находящихся во владениях моей семьи, и дать им свободу».
Несмотря на неудачу похода на Минск, Огиньского назначили командиром всех литовско–белорусских повстанческих сил. Во главе их он совершил несколько более успешных походов на север — на Браславщину, к берегам Двины–Даугавы. Как специальный курьер ездил в Варшаву к руководителю всего восстания Тадеушу Костюшко. Их встреча прошла весьма продуктивно и сердечно — недаром потом, уже в Залесье, узнав о смерти «начальника» в Швейцарии, Огиньский приказал установить ему памятный камень с надписью «Теням Костюшки». И этот знак уважения, недавно выявленный в парке около залесского дворца, был первым памятником национальному герою и почетному гражданину нескольких стран.
Силы повстанцев были неравны. Раненый Костюшко попал в плен. За голову Огиньского была установлена большая денежная награда, и он вынужден был вместе с корпусом Домбровского переступить прусскую границу. Несколько позже для повстанцев композитор написал «Мазурку Домбровского», которая со временем стала, свидетельствуют исследователи, национальным (в том числе и нынешним) гимном Польши. Из Италии под чужим французским паспортом Огиньского направили с тайной миссией в Константинополь. Перед отъездом, в Неаполе, он сжег весь свой дорожный архив, в том числе и дневниковые записи.
В Турции тогда роилось множество царских шпионов. И Огиньскому пришлось уходить оттуда через Бухарест, используя свои актерские способности и великолепное знание турецкого и французского языков. Оказавшись в Париже, он встретился с Наполеоном, который любезно с ним разговаривал и с удовольствием выслушал один из его полонезов. Однако желанные слова о помощи французов в восстановлении независимости Речи Посполитой так и не были произнесены. После долгих мытарств Огиньскому пришлось ехать в Бжезины под Варшавой, в имение своего тестя. Но полное примирение с женой не наступило: очевидно, из–за драгоценностей, заложенных ради вооружения повстанцев.
Неожиданный выход появился только в 1802 году. Престарелый и бездетный дядя композитора Франтишек Ксаверий Огиньский решил подарить своему широко уже известному племяннику имение Залесье. В третьем томе «Мемуаров» Огиньского мы находим строки, снимающие все сомнения скептиков: оно размещалось «в 14 милях от Вильно по дороге на Минск». Тогда это был Ошмянский уезд Виленской губернии, а теперь — Сморгонский район Гродненской области. Впервые мне удалось обнародовать сей факт в 1959 году в молодечненской областной газете «Чырвоны сцяг». После этой публикации в Залесье устремились корреспонденты из Минска, наплодившие несколько новых мифов.
В 1802 году на балу в Минске состоялась встреча Михала Клеофаса с новым российским императором Александром I. Между ними возникло взаимопонимание, и впоследствии владелец Залесья стал довольно влиятельным сенатором, советником двора.
Хозяйствовала в Залесье уже не Изабелла, а дочь венецианского гондольера Мария Нери. Огиньский познакомился с ней не в Венеции, а в Вильно. Черноволосую итальянку привез туда, обещав жениться, один местный шляхтич, да обманул. И в чужой стране Марии не оставалось ничего другого, как заняться одной из древнейших профессий. Когда ей приглянулся красавец Михал Клеофас, она пошла на хитрость: пригласила его на съемную квартиру, а на полчаса позже назначила встречу, дав заранее ключи, виленскому генерал–губернатору. Увидев знакомое лицо, Огиньский смутился и как настоящий рыцарь дал слово жениться. Мария легко вошла в роль княгини, всегда была душой компаний. Гости собирались в Залесье часто. Считалось хорошим тоном по пути из Западной Европы в Петербург и обратно завернуть в «Северные Афины», как стали называть обновленную княжескую усадьбу.
Как же проходил обыкновенный день Огиньского в Залесье? В «Мемуарах» об этом очень скупо — их автор не концентрировал внимание на своей персоне. Соответствующие материалы мне удалось обнаружить в четырехтомной польской монографии Чеслава Янковского «Ошмянский уезд». Из них видно, что в начале позапрошлого века Залесье являлось оживленным культурным центром. На музыкально–литературные вечера сюда, в оранжерею, съезжалась окрестная элита. На первой скрипке играл в концертах сам хозяин, на второй — испанец Эскундеро, виолончель брал в руки прежний, слонимский учитель Михала Клеофаса Иосиф Козловский. Каждый из гостей находил себе занятие по вкусу.
И все же когда в 1812 году многие земляки Огиньского возлагали надежды на Наполеона, участвовали в его походе на Москву, сам композитор остался верен России, выехал через Минск в Петербург. По дороге он записал в дневнике, что Бонапарту не покорить Россию, ибо он не знает ее «потаенных сил», не учитывает «фатальной любви московского народа к своей родине».
«Предательство» влиятельного на белорусско–литовских землях политика возмутило французского императора, считавшего князя после встреч с ним в Париже, Брюсселе и Венеции своим потенциальным сторонником. В найденных мною в Вильнюсе рукописных воспоминаниях Леонарда Ходзьки, личного секретаря композитора, описан такой довольно курьезный случай. Когда Наполеон, отступая после поражений, вынужден был остановиться на ночь со 2 на 3 декабря в Молодечно, в имении Франтишка Ксаверия Огиньского, он начал упрекать больного старика: мол, истинные местные патриоты воюют на стороне французов, а его племянник спрятался под крыло Александра. На это хозяин возразил: «Вы, чужаки, пришли и теперь уходите, а народ, его славянские родственники останутся. Поэтому мой племянник сделал правильный выбор. И других к тому же наклонял».
Наполеон не смог ничего возразить, только рассерженно хлопнул дверью и ушел в соседнюю комнату, где два часа жег бумаги в камине, а потом прилег поспать на диване. А его секретарь Коленкур тем временем взял кусок угля и начертал на камине: «Наполеон I».
И надо же такому случиться, что ровно через сутки на том же диване отдыхал не кто иной, как Кутузов. А его ординарец, увидев надпись, добавил к ней: «И последний!» И он был прав: хотя во Франции правили и следующие Наполеоны, но на белорусские земли их нога уже не ступала.
Само Залесье во время войны пострадало мало, но окрестные деревни сгорели, обнищали. Огиньский, вернувшись, помогал крестьянам чем мог и призывал к милосердию императора. Вскоре жизнь в усадьбе как будто вступила в размеренное русло, но прежнего веселья уже не было, надежды на возрождение ВКЛ угасали и после встречи в 1815 году с упоенным победами Александром I угасли совсем. Все чаще по утрам после поездки в бричке по окрестностям князь уединялся в своем кабинете и сочинял музыку.
Судьбе было угодно, чтобы об Огиньском как композиторе мы судили сегодня преимущественно по одному полонезу «Прощание с Родиной». Но на самом деле им написано несравненно больше. После выхода основательной (519 страниц!) монографии Светлены Немагай поражаешься, сколь многогранно его музыкальное наследие. Всего, по скрупулезным подсчетам исследовательницы, Огиньскому принадлежит около 40 фортепианных пьес, из них — 25 полонезов. Композитор выступил истинным новатором в этом традиционном танцевальном жанре. Ввел чередование двух тем (минорной и мажорной), придал произведениям индивидуальные черты, завершенность. Остальные фортепианные пьесы — это вальсы, мазурки, марши, кадрили, по одному менуэту и галопу. Кроме камерно–инструментальных произведений, в наследие Огиньского входят еще 18 вокальных — романсы, песни (к некоторым из них одновременно писались слова), а также одноактная опера «Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире», где удачно использованы восточные мотивы. К этому еще следует прибавить два музыковедческих трактата.
По определениям Светлены Немагай, творчество Огиньского относится к «аристократическому сентиментализму», предшествовавшему романтизму. Это направление исключало прямое цитирование народных песен и танцев. Правда, некоторые исследователи находят в полонезах Огиньского мотивы белорусских жатвенных песен, российские аналоги. Но «салонное» исполнение было еще в принципе наднационально. Сборники залесского композитора издавались в Петербурге и Берлине, Париже и Вене, Лондоне и Филадельфии, Вильно и Варшаве, Дрездене и Милане, быстро там расходились и принесли их автору поистине всемирную известность, которая со временем по разным причинам померкла.
Где, когда и по какому поводу был создан популярный полонез a–moll № 13, именуемый как «Прощание с Родиной»? В белорусских и русских источниках чаще всего встречается утверждение, что написан он в конце XVIII века, после поражения восстания под руководством Тадеуша Костюшко, когда, направляясь в эмиграцию, инсургенты переходили российско–прусскую границу.
Такое мнение обычно подкрепляется ссылками на московскую радиопостановку. Граница. Постоялый двор. Ночь. Сверкают молнии. Гремит гром. Огиньскому не спится: он только что встретил свою первую любовь — придуманную панну Ядвигу, с которой завтра навсегда надо распрощаться. Гусиное перо быстро бегает по бумаге, записывая ноты полонеза. Все красиво, драматично. Но нереально. Эту радиопередачу я слушал почти сразу же после того, как в Вильнюсе впервые прочитал «Мемуары» композитора, и воспринял ее как очередной красивенький миф. Ведь поездка в Пруссию сначала считалась Огиньским кратковременной, нацеленной на то, чтобы склонить берлинские власти помочь повстанцам. Да и ехал посланец с женой Изабеллой. Какая уж тут «первая любовь», какая лихорадочная спешка.
По–настоящему, обдуманно Огиньский прощался с родиной в начале 1820–х годов, еще живя в Залесье, но уже твердо решив навсегда уехать в Италию. И тому были две основательные причины. Первая — общественная. Окончательное разочарование во все более консервативной политике Александра I. Огиньский, как натура гениальная и потому пророческая, чуял, куда идут дела в его любимом Виленском университете, в развитие которого он вкладывал и средства, и эмоции. А шли они к арестам и ссылкам филоматов и филаретов. Чуял, что назревают дворянские волнения в столице. Так с кем ему, сенатору и советнику, предстояло быть, мысленно или реально, — с императором или со студентами–бунтарями, с декабристами? В своих «Наблюдениях за событиями» он пессимистически признал, что в своей стране во всех начинаниях он уже «не предвидел больше возможности быть полезным каким–либо способом».
Вторая причина глубоко личная. Выходит, Мария де Нери, став княгиней, так и не рассталась с прежними привычками, вела себя, как бы мы сегодня сказали, неадекватно. Хозяйки соседних имений не воспринимали ее как аристократку.
Хочется верить, что графиня все же сотворила (или повторила чужой) миф. К такой мысли меня склоняет констатация того факта, что дети Михала Клеофаса и Марии унаследовали творческие гены отца, он скучал без них, ожидал их приездов во Флоренцию, как и других земляков, скажем, Адама Мицкевича и Антония Одынца. Правда, Мария на свою родину вроде бы не ездила.
Дочери Михала Клеофаса и Марии Амелия и Эмма тоже обладали музыкальными и композиторскими способностями. Выйдя замуж за Кароля Теофиля Залусского и поселившись в Ивониче, у подножия Карпат, Амелия создала там популярный музыкальный и оздоровительный центр. Прямые ее потомки братья Иво и Анджей Залусские, оба композиторы и музыканты, живут в Англии. Написали по книжке о своем знаменитом предке, популяризируя его творчество, неоднократно приезжали с концертами и в Беларусь. Наследие потомков опубликовано в сборнике «Музыка сям’i Агiнскiх: iнструментальныя творы» (2001).
Все это как–то не стыкуется с завистливо–злорадными словами Габриэли Пузыни. Да и в самом Огиньском графиня не увидела ни талантливого композитора, пусть не профессионала, а любителя, но зачинателя «краевого», т.е. белорусского романтизма в музыке ХIХ века (здесь я повторяю оценку Светлены Немагай), ни выдающегося общественного деятеля, дальновидного политика, щедрого мецената. Чего стоят его заботы о научном оборудовании для Виленского университета, Виленском благотворительном обществе (а это и школы, и лечебницы, и «магазины для бедных»), о раздаче голодающим крестьянам государственных запасов зерна. Наконец, о Молодечненском губернском училище (потом — учительской семинарии), перенесенном сюда по его ходатайству из Бобруйска и размещенном в его зданиях, унаследованных после смерти дяди. Таким образом, памятник Огиньскому, сделанный по проекту Валериана Янушкевича и установленный в Молодечно у здания музыкального училища его имени, является не случайностью, а естественным и закономерным выражением благодарности. Как и мемориальная доска того же скульптора, установленная во Флоренции, на часовне–пантеоне при костеле Сантэ Кроче, где похоронен прах Огиньского. Как и белорусский фильм Льва Голуба «Полонез Огиньского», эссе Владимира Короткевича «Песня Северных Афин», краеведческие книги и экскурсионная деятельность жителя Залесья Сергея Верамейчика.
Все это свидетельствует, что за последние годы состоялось настоящее возвращение Михала Клеофаса Огиньского на родину. Его имя, его произведения становятся все более популярными в Беларуси, Литве, Польше, России. При содействии ЮНЕСКО из Москвы в Минск передано около 6 тысяч листов эпистолярного наследия композитора, ноты его произведений, в том числе неизвестных. Завершена экспертиза проекта реставрации усадьбы в Залесье. Надеюсь, что она скоро станет местом настоящего туристического паломничества, центром музыкально–культурной жизни молодечненско–сморгонского края.