мурад султаниязов актер национальность
Как раскиданы камни
Заслуженный артист России Мурад СУЛТАНИЯЗОВ. ФОТО Ирины КОВАЛЕВОЙ-КОНДУРОВОЙ предоставлено театром «Буфф»
— Мурад Азатович, драматург Шмитт не «легкого жанра», а в «Буффе» идут спектакли по двум его пьесам.
— Пишут, будто Шмитт лестно о вашем исполнении его пьесы отозвался.
Он потом посмотрел спектакль на видео, написал мне теплые слова. И тогда же мне принесли его новую пьесу «Если начать сначала». В которую я влюбился так же, как когда-то в пьесу «Распутник».
Дал почитать коллеге, Илье Кузнецову, он подключил художественного руководителя нашего театра Исаака Романовича Штокбанта, тот пришел в восторг. Она настолько прекрасна, что сама себя строит, потому я впервые и решился взяться за нее как режиссер.
К этим мыслям каждый приходит, когда наступает «время собирать камни». Собираешь и думаешь: может, следовало их раскидать в другом порядке? Но зачастую приходишь к выводу: нет, как раскиданы, так и надо.
— По аналогии с «Если начать сначала»: 30 лет назад вы, драматический артист, перешли из Молодежного театра в «Буфф» и оказались там одним из немногих чужаков.
Это занятное пересечение. Есть ведь группа очень понятных «штокбантцев»: Елена Воробей, Гена Ветров, Юра Гальцев. Есть группа очень понятных «петровских» учеников: мои однокурсники Саша Лыков и Лариса Гузеева, Дима Нагиев, который учился на два курса младше меня. Но так получилось, что у Петрова своего театра не было, а у Штокбанта, при всех трудностях, театр сложился.
Правильно Семен Спивак, художественный руководитель Молодежного театра на Фонтанке, про Исаака Романовича сказал: он всем дает дорогу, он не душит, не давит. Либо помогает взлететь, либо говорит: «Ну ты, видимо, просто не отсюда».
— То есть тут такая зона комфорта для вас. Вы из нее выходите?
— Конечно. Во-первых, есть спектакли внешние. Не те, которые идут в других театрах, а антрепризные. Мне не нравится это слово, потому что зрители идут на антрепризу с заведомым предубеждением.
Почему идут? Потому что есть города, городки, и их немало, где делать просто нечего. А тут спектакль привезли. И идут, и представляют себе, что на сцене будут две вымотанные «звезды» и один стул.
А мы приезжаем с декорациями, играем по-честному. И люди в отзывах пишут: «Не знал, что бывает и такая антреприза».
— Редко снимаюсь. Съемки, к сожалению, не то что зоной комфорта, это и зоной дискомфорта не назвать.
Мне доводилось поработать с интересными режиссерами и операторами. Но и в этом случае результат обычно из разряда «надо же, умудрились сделать, несмотря ни на что!». Я по пальцам могу пересчитать отечественные сериалы, которые досмотрел до конца, и вот в таких случаях мне жаль, что я не там.
Но в целом. У нас так плохо снимают потому, что и это «плохое» смотрят. А смотрят потому, что при всем Интернете у огромного количества россиян или его нет, или не умеют им правильно пользоваться, или им проще нажать кнопку телевизора и потреблять это в фоновом режиме.
— В «Буффе» еще и столики и поесть-выпить можно. Это ведь «услуга»? Учителей обижает, когда образование называют услугой, театры тоже заявляют: «Мы не «услуга». А «Буфф»?
— В театральном мире делается все для того, чтобы театр «Буфф» не считался театром. Его игнорирует профессиональная театральная критика, о нем снисходительно говорят худруки и режиссеры других театров: «Ну это ж буффонада».
Это услуга. Но мне нравится, когда люди приходят получить «обслуживание», а выходят уже с несколько иным мироощущением, потому что тут и Дидро, и Эзоп.
Вот когда-то ездили к цыганам. Сейчас мы те самые цыгане. Разве что в пушкинские времена к цыганам ездили, прямо скажем, не работяги, а к нам приезжают и те, кто к вечеру только просыпается, и те, кто на заводе отработал.
Реакция зрителя может быть любой. В «Распутнике» героиня ведет долгий сильный монолог в том духе, что вы, мужчины, думаете, что победители, а вами просто крутят! Дидро это выслушивает. Молчит. В долгой паузе собирается с мыслями. И вдруг из зала: «Ну ответь ей. ». И я понимаю: нормально, зритель с нами.
И это не тот случай, когда зритель выпил, хотя и такое случается.
— Вот еще из серии «Если начать сначала». Как вы решили стать актером?
Вот встретил на вручении «Золотого cофита» Ирину Леонидовну Соколову и Николая Николаевича Иванова: это боги, которые должны существовать в твоем детстве, чтобы ты рос правильно. У меня эти боги были. Я видел, как Соколова без всякого грима превращается в шесть разных человек.
— Многие критикуют репертуарный театр: неповоротлив, неэффективен и т. д. Вам как кажется, в России эта форма все-таки останется? Мало где она есть.
— Мне немножко претит западная система, по которой спектакль играется таким блоком 20 раз подряд, а потом исчезает навсегда.
Мне нравится, что можно, сыграв что-то сегодня, вернуться к этому через месяц, что-то изменив, передумав. У нас есть спектакли, которые идут 25 лет, и они уже не те, что в первые годы. Дидро, которого я играл раньше, очень отличается от Дидро, которого играю сейчас. То же самое с Казановой, с Робертом Чилтерном из «Идеального мужа» Уайльда.
— Когда вы после спектакля чувствуете: «Получилось!»?
Со мной такое было много раз. За тридцать лет, наверное, целых три раза.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 102 (6455) от 07.06.2019.
Мурад Султаниязов: «У меня лишь маска весельчака»
Заслуженный артист России Мурад Султаниязов в петербургском театре «Буфф» занимает положение прочно утвердившегося лидера. Впечатление, что он баловень судьбы. С харизматичным актером любят работать и художественный руководитель Исаак Штокбант, и режиссеры других театров, которые дают ему ведущие роли. А он непринужденно примеряет на себя новые образы, одежды, парики, пускает в ход немалый арсенал своего обаяния, расточая направо-налево улыбки, шутки. Его талант искрится, и чем более публика ликует от его находок, тем, кажется, харизма его возрастает. Что ни предложи легкому и пластичному Султаниязову, он все вытянет, все сможет сделать интересным, изысканным, характерным, неожиданным и обязательно смешным.
– Порой нам хочется ассоциировать актера с тем персонажем, которого он играет. Вы представляетесь столь же раскованным в общении, как и созданный вами образ Дидро в «Распутнике» или Остапа Бендера в «Великом комбинаторе»…
– Это кажущаяся легкость, на самом деле я не весельчак и не балагур, возможно, это моя маска, за которой мне легче спрятать ранимость и уязвимость. Порой мне кажется, что я аутист, лишь несколько людей впущены в мой мир: мои бывшие жены, мои дети, моя мама. С друзьями сложнее, возможно, их и нет у меня. И за своих близких людей я несу ответственность всю жизнь. А про Остапа Бендера скажу так: мне никогда не нравился этот образ – он лишен нравственности, принципов, он авантюрен. И я не нахожу с ним никакой родственности. Возможно, мне удалась эта роль, но однажды я просто взмолился – избавьте! Недавно я также отказался от роли Тарелкина в спектакле «Смерть Тарелкина». Ну как-то вот не пошло, и все. Так что не все мне подвластно, господа присяжные заседатели (улыбается).
– Когда вы почувствовали в себе уверенность в своих актерских способностях?
– Когда пришел со своей партнершей Ритой Сергеечевой в Театр Комедии – это уже после нескольких работ в «самом чистом месте», по выражению
Льва Дурова, – в Ленконцерте. Мы пошли обкатать наш номер, нам было интересно проверить, чего мы стоим. К режиссеру Юрию Аксенову не войти – плотная очередь артистов. Вместо положенных семи минут мы проговорили 25 – и нас не остановили. Мы поняли, что все неплохо – на работу в театре можно надеяться. Просто в этот год меня забрали в армию, и потом я уже пришел в Молодежный, где играл несколько ролей. А в 1985 году меня переманили в «Буфф», честно сказать, высокой зарплатой, и это было выходом, учитывая, что надо было платить алименты. Там я сразу стал ведущим актером.
– А как с удовлетворенностью в творческом плане? Возможно, вы рисовали себе какую-то другую, более звездную карьеру. А вот «застряли» в «Буффе» на двадцать с лишним лет…
– Актерское самочувствие не зависит от вывески театра. Многие мои коллеги поехали искать себя в Москве – Елена Воробей, к примеру. Мы идем совершенно разными дорогами: я не уверен, что рвался бы в ее сольные программы, а она вряд ли бы захотела играть в моих спектаклях – она нашла себя совершенно в другом. Я переиграл столько разнообразных ролей, ну вот, пожалуй что, Гамлета не играл, но никогда и не мечтал. Я, видимо, артист другого амплуа.
– Извините, не задумывались вы о том, что на ваши спектакли ходят зрители спальных районов, так как пойти им больше некуда… Не ведет ли это к снижению планки для вас, как актера?
– Возражу, зрители «Буффа» – это не только те люди, которые живут в спальных районах, я одно время специально расспрашивал приходящих на спектакли, откуда они? Оказывается, со всего города. И получается, что это отобранная или избранная публика, которая не просто гуляет по Невскому и идет в театр, потому что рядом, – эта публика не ленится добраться до нашего театра на окраину города. И, судя по письмам, которые приходят на мой сайт, поклонников у меня немало.
– Что для вас самое интересное в работе над ролью?
– Я очень люблю роль в «Распутнике» по пьесе Эриха-Эммануэля Шмитта, где играю философа Дидро, запутавшегося в любовных приключениях. Я работал на сопротивлении, и все же это явно мой материал, мне интересно исследовать черты характера персонажа, выступающего в лирическом и комическом плане. Наш театр ставит достаточно легкие пьесы, которые, оказывается, при этом имеют и воспитательное значение. А вторая моя любимая роль – в спектакле «Дождь». Эту современную пьесу Исаака Штокбанта я нагрузил собственным опытом. Интересно выстраивать на сцене отношения мужчины и женщины.
– А вот мне, как пристрастному зрителю, показался более интересным ваш Ласюрет в спектакле Жана Ануя «Коломба». Вы там просто неузнаваемы – жесткий, циничный, саркастичный. Кажется, вам практически удается избавиться от штампов, которые хочешь не хочешь, а прирастают к актеру.
– Как говорил Станиславский, у плохого артиста штампов три, а у хорошего – 133. На самом деле штампы – это наша жизнь. Невозможно ежедневно по-разному садиться в машину, открывать дверь, целовать жену. И это неправда, когда актеры говорят, что они ни в одном спектакле не повторяются – неправда.
– Получается, вы целиком и полностью преданы «Буффу»?
– «Буфф» для меня – дом родной, это точно, я даже как-то в период моего междубрачия год жил здесь в гримерке. Но это не значит, что я нигде не могу больше участвовать. В моей жизни был замечательный опыт – меня пригласил режиссер Виктор Крамер на роль Подколесина в спектакль «Женитьба» по Гоголю. Спектакль мы показывали на фестивале в Италии в небольшом театральном городке Прато. Работали и наши актеры, и итальянцы. Спектакль почти без слов – только пластика, мимика и короткие фразы по-итальянски. Такой опыт я бы хотел повторить. Есть еще один живой вариант – с Женей Александровым, Сережей Селиным и Андреем Федорцовым мы играем пьесу на четверых мужчин «Осенний покер». Это просто веселый спектакль – если зритель способен вынести оттуда какую-то идею – хорошо. Но я вам скажу как комик с большим стажем: это непросто – рассмешить зал, не показывая, извините, голую задницу. Я за такой метод работы – деликатный.
Мурад султаниязов актер национальность
Султаниязов Мурад Азатович
род. 1 сентября 1963 г.
Заслуженный артист России (1997).
В 1980 году поступил в ЛГИТиК на курс Владимира Петрова.
Окончил в 1984 году.
С 1988 года работает в Санкт-Петербургском Молодежном театре
С 1989 г. в Санкт-Петербургском государственном театре «Буфф».
Призы и награды
Лауреат Санкт-Петербургского фестиваля французской драматургии на русской сцене «Бронзовый Сирано» (1996), Лауреат Международного фестиваля юмора и сатиры «Золотой Остап» и кавалер фестивального ордена «Золотое руно».
Интервью с Мурадом Султаниязовым газета «Утро Петербурга» 24.02.2014 г.
«- Расскажите про свою первую роль.
— Первая роль была в театральном институте, в одном из дипломных спектаклей, который назывался «Фанфан–тюльпан». Я играл главного героя. Из полутора часов первого акта 40 минут занимало фехтование, что было очень весело. Тогда я весил 40 кг, был кудрявый, жизнерадостный, молодой. Все получалось легко, шутя, играя. Зрителям это нравилось, а мне нравилось, что нравится зрителям.»
Из интервью с Мурадом Султаниязовым: «Когда я смотрю на салют, который у нас проходит летом в десять часов вечера, мне худо становится. На белом небе летают маленькие градинки, которых и не видно толком. Лучше бы эти деньги отдали тем, кто умирает с голоду! А их в нашем городе полным-полно. Я же понимаю, что такое этот салют: бах – взлетел бюджет Мордовии!» И еще: «В Париже не грязно, в Амстердаме не грязно. Там улицы каждые пять минут продувают и прочищают. Этим должны заниматься те, кто за это получает деньги, они (подразумеваются ответственные чиновники) не имеют права просто класть их себе в карман».
Из интервью с М. Султаниязовым «Вечерний Петербург»:
— Какой Ваш красивый Петербург?