Что значит романтичный бандит
Кто такой романтик?
При слове романтика мы рисуем идеалистические картинки. Пара встречает рассвет на берегу моря, поздний ужин со свечами. Серенады под окном или стихи, сочиненные для любимого человека.
А что такое романтика по определению? Это, вероятно, те или иные поступки, связанные с состоянием влюбленности. Но, ведь любовь проходит, а значит и ощущение романтики. Подобное мироощущение бывает постоянным или временным. Кто такой романтик и как его распознать?
Симптомы романтизма
Люди, идеализирующие мир, не замечающие окружающих неудобств жили с древних времен. Романтика присутствует везде: в музыке, книгах, фильмах. Вспомним повесть Александра Грина «Алые паруса» про девочку Ассоль. Девочки, прочитав трогательную историю, мечтают встретить принца. И получается, что романтизировать – это значит верить, мечтать. Именно эти ощущения являются симптомами.
Романтичная девушка на ковре из цветов
Романтика проявляется в поступках, в отношениях влюбленной пары. Мужчина-романтик, в отличие от того же не романтика, постоянно организовывает свиданья, в которых главными атрибутами выступает природа, цветы, красивые и легкие вещи. Среди романтических поступков отметим:
исполнение песен под окном любимой;
прогулку на лошадях;
создание презентов своими руками (свойственно девушкам-романтикам);
преподнесение милых мелочей (романтические открытки, сердечки, мягкие игрушки);
прочтение своих стихов.
Романтические отношения сопровождаются цветами, неожиданными сюрпризами. Романтиков называют легкомысленными и недалекими людьми. О практицизме им неведомо. Романтики живут сегодняшним днем, смотрят на мир сквозь призму своего мировосприятия. Но не все мужчины романтичны по своей натуре. Для них даже специальное слово придумали, антоним романтика — аромантик. Но настолько ли плохо быть не романтичной натурой?
Подводные камни романтики
Идеализированное отношение к миру нередко подводит романтиков. Вспомните первые недели-месяцы, проведенные с любимым человеком. Мы замечаем только положительные стороны, пребывая в отдельном мире любви и гармонии. Этот период называется влюбленностью. Подобные ощущения романтики испытывают постоянно, поэтому нередко ошибаются в выборе второй половинки. Идеализируя в начале отношений любимого человека, затем наталкиваются на отрицательные стороны партнера.
Подводные камни романтики – это разочарование, боль и жизненные ошибки
Временный или настоящий романтик?
Настоящий романтик ведет себя подобным образом не только в отношениях, мировоззрение перетекает на другие сферы. Романтизм переносится на образ жизни, войну, путешествия. Создаются образы, которые далеки от истинного положения дел. Это суровые воины, спасающие угнетенные народы, храбрые путешественники. При более близком знакомстве с конкретной деятельностью, спадает пелена романтизма и рисуемые образы.
Вот на этом этапе и можно узнать, перед вами временный или настоящий романтик. Если приходит разочарование и уходят иллюзии, то сфера деятельности привлекала из-за нарисованных картинок и образов. Настоящий романтичный человек не обратит внимание на трудности и преграды. Путешествуя по лесным чащам, не заметит укусов насекомых, порезы от растений, отсутствие элементарных удобств. Романтику будет некогда обращать внимание на такие мелочи. Ведь вокруг раскинулись необычные деревья, звучат песни диковинных птиц, завораживает тишина и загадочность леса.
Мужчина романтик – какой он?
Сложившиеся стереотипы превратили любого дарителя ромашек в романтика. Под маской романтика часто скрываются слабые личности, хлюпики или грубые мужчины. Если вам обещали рай в шалаше и преподнесли букет полевых цветов, то это не значит, что перед вами романтически настроенный парень.
Мужчина-романтик вежлив с женщинами, обходителен и не агрессивен
Какой он, романтик-мужчина? Попробуем определиться. Романтичный мужчина:
настроен на серьезные отношения. Главное для романтика – любовь. Он несет ответственность за отношения, поэтому не разменивается по мелочам.
преподносит неожиданные сюрпризы, подарки. Не отвергает материальные блага и не сводит презенты к букету ромашек. Старается наладить финансовый поток, чтобы радовать любимую ювелирными украшениями, путешествиями.
воспитанный и обходительный. Даже если подобные качества ранее за мужчиной не были замечены, то при встрече единственной женщины, он превращается в галантного кавалера.
внимателен к женщине. Романтик-мужчина лучше других знает о вкусах любимой девушки. Учитывает интересы и пожелания возлюбленной. Такое же отношение у романтика к близким людям. Мужчина не позволяет обсуждать их, обижать, обзывать плохими словами.
Распознать романтика легко, достаточно понаблюдать за поведением. Не все романтики одеваются в белые рубашки и отпускают длинные волосы. Главным фактором является поведение.
Мужчина-романтик обходителен, вежлив по отношению к женщинам, не проявляет агрессии и не поднимает руку на девушку
Кто такой романтик?
Так кто такой романтик? Это человек, который относится к происходящему с легкостью, видит в окружающих исключительно положительные стороны. Настоящего романтика не сбивают трудности и жизненные ошибки. Он продолжает существовать в идеализированном мире и восхищаться тем, что не видит практичный, так сказать, не романтический человек.
В литературном и художественном мире отдельно живет романтизм, который рисует смелых, бунтарских и творческих личностей. Отсюда появились несуществующие образы, с которыми мы сравниваем каждого назвавшегося романтиком. На самом деле – это не поклонники Шекспира, любители гулять под луной и глупые люди. Романтики – искренние личности, пропускающие все через свое сердце и имеющие свой взгляд к происходящим событиям.
«Душа русской женщины тоскует по празднику жизни» Почему внешность жен бандитов из 90-х стала модным трендом у российской молодежи
Капиталина Большакова. Фото: @capitalinus
В конце марта 2021 года пользовательница социальной сети TikTok Виктория Андреева опубликовала видео, где она накладывает макияж в стиле подруг и жен бандитов из «Бригады» и других сериалов подобной тематики. Ролик юзерши стал вирусным и спровоцировал настоящий флешмоб. Андреевой начали подражать и другие российские тиктокерши, рисуя на своих лицах smoky eyes и вздернутые брови «в ниточку», а также очерчивая контур губ карандашом, на несколько тонов темнее помады. Станет ли криминальный стиль из 1990-х новым модным трендом в России — разбиралась «Лента.ру».
«Дело чести каждого наркобарона»
За образец в этих визаж-сессиях можно взять не только подружек провинциальных бандитов из российских сериалов, но также съемки в глянцевых журналах тех лет и старые фотографии из семейных альбомов. Матери нынешних тиктокерш в свои старшие школьные годы выглядели именно так: очень темные тени, густой слой туши на ресницах, яркие пятна румян на скулах, губы, обведенные малиновым карандашом чуть ли не за полсантиметра от их естественного контура, и волосы, поднятые надо лбом в начес и намертво закрепленные лаком.
В наши дни подобная «раскраска» выглядит достаточно дико, но в свое время она была более чем актуальной не только в околокриминальных субкультурах. Такому макияжу учили девушек первые журналы для подростков, а темные smoky eyes рисовали себе не только бандитские «марухи», но и подружки панков: последних в 1990-е годы на улицах было не меньше, чем парней из «бригад».
Международное шоу-аукцион «Мягкое золото России», 1992 год
Фото: Владимир Вяткин / РИА Новости
Примечательно, что такой стиль макияжа — не сугубо российское изобретение. На Западе и в США он также довольно распространен.
Жанр gangsta girl makeup существует давно. Это довольно популярный стиль макияжа. Так называемая «криминальная эстетика» есть во всех странах
В Латинской Америке ходит шутка, что «нет некрасивых женщин, есть бедные мужчины». «Дело чести каждого наркобарона дать своей девушке возможность провести ряд косметологических процедур или даже пластических операций (поэтому в этом регионе пластическая хирургия довольно популярна и находится на высоком уровне)», — утверждает Дычева-Смирнова. Однако эксперт считает, что это не повод делать вывод о мировом тренде: «»Криминальная эстетика» — часть субкультуры, и пусть она ею и остается».
«Какой праздник без Versace, драки и караоке?»
Одним из образов бурных десятилетий стала Шэрон Стоун в роли Джинджер Маккены, героини гангста-драмы Мартина Скорсезе «Казино», вышедшей на экраны в 1995 году. Джинджер носила пышные укладки, одевалась сексуально и броско — как тогда говорили, «на грани фола». Она ярко красилась и, конечно, обвешивала себя золотом (например, в сцене, где она лежит на кровати среди груды украшений и часов Bvlgari).
Российские девушки, для которых после краха СССР и падения железного занавеса красивая жизнь внезапно стала заманчивой, активно подражали экранной героине — причем вне зависимости от своего материального положения. Женщины, чьи мужья или партнеры резко разбогатели, одевались в Париже и Милане, а подружки рядовых членов «бригад» закупались на вещевых рынках. Несмотря на это, их стиль был схож: одним из самых популярных модных домов 1990-х был Versace, а его подделки разной степени дешевизны разлетались как горячие пирожки.
Что обязательно имел уважающий себя «браток» из 90-х
«Лихие девяностые» начались на самом деле в конце 80-х; именно тогда по всей стране массово возникали преступные группировки, а бандиты стали пользоваться не меньшим влиянием, чем партийные «шишки». Очень скоро добропорядочные граждане научились отличать «братков» от обычных людей по внешнему виду.
Златая цепь на дубе том
Существует несколько легенд, повествующих нам, откуда взялись малиновые пиджаки и почему их так возлюбили нувориши. Так или иначе, а в начале 90-х среди бандитов стало модно облачаться именно в такие пиджаки – возможно, им просто хотелось максимального контраста с нарочито сероватыми одеждами советских номенклатурщиков, вчерашних «сильных мира сего».
Впрочем, сам по себе малиновый пиджак на принадлежность к преступному миру еще не указывал; его должна была дополнять массивная золотая цепь толщиной в палец. Носились цепочки прямо поверх пиджаков. Уважали «братки» и золотые кольца-печатки – чем крупнее, тем лучше.
Цепь русского царя Михаила Федоровича бандиты 90-х сочли бы идеальным украшением
Вместо пиджака цвета заката в джунглях многие надевали кожаные куртки. Многие ходили «в удобных тренировочных штанах». А еще в большой моде среди «братков» были трехдневная щетина и короткая стрижка.
Кадр из фильма «Бумер. Фильм второй»
Твоя вишневая «девятка»
Огромной популярностью среди «рабочих преступного мира», то есть среди тех, чьими руками бандитские бонзы вершили свои темные дела, был ВАЗ- 2109, или «девятка». Этот автомобиль выгодно отличатся от той же «восьмерки» тем, что имел четыре боковые двери; из него было можно довольно оперативно выбраться впятером, устроить по-быстрому перестрелку, затем молниеносно забраться внутрь и укатить в неизвестном направлении.
Вишневая «девятка», воспетая группой «Комбинация»
Бандиты классом повыше выбирали «джип широкий» – Jeep Grand Cherokee. Он мало того что имел удобный вместительный салон, мог развивать приличную скорость и выглядел внушительно – он мог спокойно проехать по нашим российским дорогам там, где большинство иномарок позорно застревало. Правда, поедал очень много топлива – но обеспеченных преступников это не волновало, да и бензин тогда был непозволительно дешев. Ценился также и внедорожник Toyota Land Cruiser.
Кадр из фильма «Жмурки»
И конечно, очень любили в бандитском мире BMW. Аббревиатуру «БМВ» в народе тогда расшифровывали по-своему – «боевая машина вымогателей». Быструю легкую «бэху» иметь было почетно.
Кадр из фильма «Бумер»
Таганка, все ночи, полные огня…
Любой уважающий себя бандит слушал блатняк и имел коллекцию соответствующих компакт-дисков, в крайнем случае – аудиокассет. Этот жанр уважительно называли русским шансоном, но на деле ничего общего с творчеством Шарля Арзнавура или Эдит Пиаф песни, популярные в криминальной среде, не имели. В них воспевался мир тюремный; лирический герой песен обычно вещал от первого лица – рассказывал нарочито хриплым голосом, как несправедлива к нему судьба-злодейка.
Из окон бандитских машин гремели песни группы «Лесоповал», песни Михаила Круга и других исполнителей, сумевших понять, какие деньги можно сделать на интересе новых хозяев мира к блатной романтике. А ресторанные музыканты, приступая к работе, первым делом разучивали «Владимирский централ» и «Таганку», прекрасно осознавая, кто будет заказывать им музыку.
Кадр из сериала «Бригада»
Руки вверх!
Знаменитый ТТ
Да, тогдашние бандиты бросались в глаза – очевидно, из-за острого чувства безнаказанности. Сейчас все сложнее: отличить с первого взгляда бандита от человека порядочного получится не у каждого. А жаль.
Романтики с большой дороги: кто такие социальные бандиты и откуда они берутся
Впервые на русском языке в издательстве Университета Дмитрия Пожарского вышла классическая работа одного из важнейших историков XX века Эрика Хобсбаума «Бандиты», посвященная феномену социального бандитизма. Социальный бандит — это не любой уголовник, а тот, кого можно причислить к робингудовской плеяде. «Нож» публикует фрагмент о том, из-за чего пастухи и служилые люди чаще других пускались во все тяжкие, чем крестьянские шайки благородных разбойников отличались от городского уголовного подполья и почему деревенский хулиган к тридцати годам должен был бросить свое лихое ремесло.
В крестьянских общинах юность — это фаза независимости и потенциального бунта. Молодежь, часто объединяющаяся (формально или неформально) в возрастные группки, может перемещаться от работы к работе, драться и бродяжничать.
Szégeny légeny («бедные парни») венгерских равнин были такими потенциальными разбойниками, которые, хотя и не прочь увести лошадь-другую, были достаточно безобидны поодиночке, однако, объединившись в банды по двадцать-тридцать человек со своим лагерем где-нибудь в заброшенном месте, легко переходили к бандитизму.
«Подавляющее большинство» бандитов-новобранцев в Китае были юношами, потому что «краткий период до того, как они примут на себя тяготы брака и семейной жизни, был для них временем наибольшей свободы, равной которой у них никогда не было и уже не будет».
Поэтому тридцатилетие было тем порогом, после которого бандит был вынужден бросать свое ремесло и где-то оседать, а мужчины не из бандитов, которые не смогли жениться и перейти к оседлому образу жизни, почти не имели шансов выйти из этого маргинального положения.
Стоит также добавить, что их число еще более увеличивалось выборочным детоубийством в отношении новорожденных девочек, что могло приводить, в некоторых районах Китая, к двадцатипроцентному превышению мужской численности над женской.
В любом случае нет никаких сомнений, что типичным бандитом всегда был молодой мужчина и его современный аналог, например, колумбийские партизаны 1990-х годов, почти все от 15 до 30 лет.
Две трети бандитов в Базиликате в 1860-е годы были младше 25 лет. Сорок пять из пятидесяти пяти бандитов в Ламбаеке (Перу) были холосты.
Диего Коррьентес, классическая бандитская легенда Андалусии, погиб в 24 года; его словацкий аналог, Яношик, — в 25; Лампион, великий кангсейру бразильского северо-востока, начал свою «карьеру» между 17 и 20 годами; Дон Хосе (из «Кармен») — в 18. Средний возраст бандитских главарей в Маньчжурии в 1920-е годы составлял 25–26 лет.
Писатели тоже могут быть наблюдательны: «тощий Мемед», герой турецкого романа о бандитах, отправляется в Таврские горы, будучи подростком.
Вторым важнейшим источником свободных мужчин является та группа населения, которая по тем или иным причинам не интегрирована в сельское общество и потому также вытесняется за его пределы, туда где начинается маргинальность и кончается закон.
Банды разбойников, процветающие в малонаселенных и бездорожных районах старой России, состояли из таких маргиналов — часто мигрантов, стремящихся в восточные и южные пространства, куда еще не добрались землевладельцы, крепостное право и правительство, в поисках того, что позднее стало сознательной революционной программой «Земли и воли».
В среде таких маргиналов заметную роль играли солдаты, дезертиры и бывшие служивые люди.
У царя были важные причины для пожизненной (или почти пожизненной) воинской службы, так что родственники, провожая их до конца деревни, по сути их сразу и отпевали.
Люди, которые возвращаются издалека, не имея ни хозяина, ни земли, несут с собой угрозу для стабильности социальных иерархий. Бывшие солдаты и дезертиры — естественный строительный материал для бандитизма. Раз за разом бандитские главари в Южной Италии после 1860-х годов характеризовались как «бывший солдат армии Бурбонов» или «безземельный батрак, ветеран».
Однако сельская экономика обеспечивает и такие рабочие места, которые находятся вне обычной трудовой рутины и за пределами непосредственного общественного контроля, исходящего ли от правителей или от общественного мнения подданных.
Это уже упоминавшиеся пастухи, которые в одиночку или в компании подобных себе — особое, тайное сообщество — проводят время на высокогорных пастбищах во время летнего выпаса или ведут полукочевой образ жизни на бескрайних равнинах. Это вооруженные люди, сторожа, чье дело не относится к обработке земли, гуртовщики, возчики, контрабандисты, барды и прочие. За ними не следят, они сами наблюдатели.
Нередко, в самом деле, горы оказываются для них общим миром, куда нет входа землевладельцам и пахарям и где мужчины не распространяются о том, что они видели и делали. Здесь бандиты сталкиваются с пастухами, а пастухи решают, не стать ли им бандитами.
Все источники потенциальных рекрутов для бандитов, которые мы рассматривали до сих пор, были коллективными, то есть это социальные категории мужчин, каждый из которых может стать бандитом с большей вероятностью, чем любой член какой-то другой категории. Они очевидным образом очень важны.
Например, они позволяют нам делать краткие, приблизительные, но в основном верные обобщения, такие, как:
«В типичном бандитском отряде в горном районе, вероятно, будут молодые пастухи, безземельные батраки и ветераны военной службы, но маловероятно встретить женатых мужчин с детьми или ремесленников».
Но есть и другая категория потенциальных бандитов, в некотором отношении самая важная, членство в которой было (и есть) индивидуальным и добровольным, хотя она могла и пересекаться с другими.
Ее составляют люди, не желающие принимать пассивную социальную роль смиренного крестьянина, упрямые и непокорные, люди мятежного склада. Это люди, которые по известному классическому крестьянскому присловью «заставляют себя уважать».
Их может быть не так много в обычном крестьянском обществе, но они всегда есть. Это те, кто, столкнувшись с несправедливостью или гонениями, не уступают смиренно силе или общественному положению, а выбирают путь сопротивления и нарушения закона.
В старой китайской деревне молодой холостяк (обычно знатоки Китая обозначали его выражением «деревенский забияка») носит свою косичку свободно, свернутой вокруг головы и шеи; туфли болтаются на пятках; штаны сидят кое-как, чтобы была видна дорогая подкладка. Говорят, что он часто провоцирует судью «из чистого удальства».
Костюм мексиканских погонщиков скота — vaqueros, — который стал классическим ковбойским костюмом из вестернов и более или менее похожие на него стили gauchos и llaneros южноамериканских равнин, bétyars венгерских степей, majos и flamencos в Испании, — это все примеры сходной символики непокорности в западном мире.
Этот символизм, вероятно, достигает своего самого изысканного выражения в костюме балканского гайдука (или клефта), украшенного золотыми и стальными фестонами. Потому что, как во всех традициональных и медленно меняющихся обществах, даже свободная группа бедняков нонконформистов формализуется и распознается по внешним признакам.
Внешний облик деревенского «хулигана» — это код, который считывается как: «Этот человек не укрощен».
Те, кто «заставляют себя уважать», не становятся автоматически бандитами, по крайней мере не становятся социальными бандитами. Они могут вырваться с боем из деревенского курятника, чтобы стать деревенской охраной, приближенными феодала или солдатами (что означает официальных бандитов разного рода).
Они могут блюсти собственные интересы и стать сельской буржуазией, действующей принуждением, подобно сицилийским мафиози. Могут они стать и теми преступниками, о которых люди слагают баллады: защитниками, героями, мстителями.
У них индивидуальный бунт, не определенный социально и политически, который в обычных — то есть не революционных — условиях не становится предтечей массовых восстаний, а скорее является результатом и противовесом общей пассивности бедняков. Они являют собой исключение, которое лишь подтверждает правило.
Перечисленные категории более или менее исчерпывают собой те источники, которые могут служить питательной средой для крестьянского бандитизма. Однако нам следует кратко обозреть еще два пласта сельского насилия и разбоя, которые временами резонно, но в большинстве случаев ошибочно смешивают с крестьянским бандитизмом: «бароны-разбойники» и уголовники.
Мушкетеры Дюма, продукт Гаскони, этой хорошо известной колыбели безденежных дворян, не были ничем большим, нежели официально разрешенными забияками с родословной, аналогичными громилам крестьянского или пастушеского происхождения, которых нанимали для охраны итальянские или иберийские латифундисты.
Такими было большинство испанских конкистадоров. Однако возникали и ситуации, когда такие обедневшие сквайры становились настоящими преступниками и грабителями.
Можно предположить, что дворянин вне закона с большей вероятностью попадет в народные мифы и баллады, если (а) он окажется частью общего сопротивления архаического общества внешним силам или иностранному завоеванию; или (б) если имеющаяся традиция крестьянского восстания против господской несправедливости слишком слаба.
Такая вероятность меньше там, где классовая борьба более выражена, хотя, разумеется, в странах с высокой долей дворянства, таких, как Польша, Венгрия, Испания (где оно составляет, возможно, 10% от всего населения). У баллад и романсов о дворянах-разбойниках находилась широкая аудитория.
Различие между бандитами крестьянского происхождения и уголовным подпольем городских и бродяжьих элементов еще более резкое, последнее существует в каких-то пустотах сельского общества, но очевидно не принадлежит к нему.
В традициональных обществах уголовные преступники, по определению, аутсайдеры, они образуют свое отдельное общество, если не в самом деле антиобщество, «искаженно» отражающее «правильное». Они, как правило, говорят на своем особом языке (арго, блатной жаргон, caló, Rotwelsch).
В XVII веке немецкие уголовники-христиане подали петицию о возможности посещать еврейские религиозные отправления в заключении, а также есть достаточно серьезные свидетельства (отразившиеся в пьесе Шиллера «Разбойники») того, что немецкие банды в XVIII веке предоставляли укрытие для вольнодумцев, сектантов антиномийцев, остатков центральногерманского анабаптизма.
Крестьяне-бандиты ни в коем случае не бывают еретиками, они разделяют систему ценностей рядовых крестьян, включая их набожность и подозрительное отношение к другим (так, за исключением Балкан, большинство социальных бандитов Центральной и Восточной Европы были антисемитами).
Таким образом, всюду, где в сельской местности действуют банды уголовников, будь это центр Европы XVII–XVIII веков или Индия, их обычно можно отличить от социальных бандитов как по составу, так и по характеру их деятельности. С большой вероятностью они состоят из членов «криминальных племен и каст» либо индивидуумов, относящихся к тем или иным группам отверженных.
Так, шайка Крефельда и Нойеса в 1790-х годах состояла в основном из точильщиков, а в Гессен-Вальдеке была банда, состоявшая главным образом из тряпичников. Примерно половина банды Салембье, которая в тот же период устрашала Па-де-Кале, составляли лоточники, торговцы подержанным товаром, ярмарочные продавцы и т. п. Знаменитая шайка Нижних Земель, как и большинство ее разнообразных подгрупп, состояла по большей части из евреев. И так далее.
Уголовное призвание было часто наследственным: у баварской грабительницы Шаттингер была за плечами семейная традиция длиной в двести лет, более двадцати ее родственников (включая отца и сестру) побывали в тюрьме или были казнены.
Нет ничего удивительного в том, что такие люди не искали симпатий крестьян, поскольку те, как и все «правильные», были их врагами, гонителями и жертвами. У криминальных банд отсутствовали местные корни, которые были у социальных бандитов, или они их скрывали, но в то же время у них не было тех территориальных ограничений, которые задавали безопасную зону для социальных бандитов.
Уголовники были частью большой, хотя и разрозненной, подпольной сети, которая могла простираться на полконтинента и заведомо присутствовала в городах, которые были terra incognita для крестьян-бандитов, они боялись и ненавидели города.
Для бродяг, кочевников, уголовников и подобного люда тот тип территории, где социальные бандиты проживали свой век, был только местом многочисленных ярмарок и рынков, местом для случайных набегов, в лучшем случае — подходящим местом для лагеря в случае масштабных операций (например, когда стратегически удобно расположиться около нескольких границ сразу).
Несмотря на все это, уголовников нельзя просто исключить из исследования социального бандитизма.
Во-первых, потому, что там, где социальный бандитизм по той или иной причине не развился или же, наоборот, пропал, подходящие уголовники вполне могли идеализироваться, наделяться атрибутами Робин Гуда, особенно когда они концентрировались на купцах, богатых путешественниках и прочих, кто не пользовался большими симпатиями среди бедных.
Во-вторых, принудительно вытесненные крестьянским обществом маргиналы, такие, как ветераны, дезертиры, мародеры, которые изобиловали в периоды беспорядков, войн или их последствий, обеспечивали связь между социальным и антисоциальным бандитизмом. Такие люди легко могли бы оказаться в социальных бандах, но с той же легкостью присоединялись и к другим, привнося туда некоторые ценности и презумпции своей среды.
В-третьих, в старых «вечных» доиндустриальных империях давно развилось двойное подполье: не только мир отверженных, но и мир неофициальной взаимной защиты и оппозиции; характерные примеры: масштабные и долговечные тайные общества императорского Китая и Вьетнама, а возможно, и такие структуры, как сицилийская мафия.
Такие неофициальные политические системы и сети, которые по сей день очень плохо поняты и изучены, могли устанавливать контакты со всеми, находящимися снаружи и настроенными против официальных структур и властей, включая как социальных бандитов, так и аутсайдерские группы. Например, они могли предоставлять и тем и другим ресурсы и сотрудничество, которые в определенных условиях могли превратить бандитизм в ядро эффективного политического восстания.