прости жизнь и прощай кононов читать
Михаил Кононов: Прости, жизнь, и прощай!
Великий актер ушел из жизни, не сумев осуществить свою заветную мечту – опубликовать написанную им книгу воспоминаний.
В ней он рассказывает о тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть после ухода из большого кино.
Новость о смерти мужа застала его супругу Наталью Павловну дома. Женщина вот уже несколько лет страдает от тяжелой болезни и почти не выходит из квартиры. По словам соседей, за полтора года жизни в Москве семью Кононовых практически никто не навещал.
С самого утра 16 июля на убитую горем женщину посыпался шквал звонков с соболезнованиями и предложениями о помощи, однако Наталья Павловна попросила соседей отключить телефон.
День после смерти мужа стал одним из самых тяжелых в жизни Натальи Кононовой. Несмотря на обещание Союза кинематографистов обеспечить организацию похорон, ей самой пришлось ехать в больницу, чтобы подписать отказ от вскрытия тела, ехать в загс за свидетельством о смерти, перевозить тело мужа из морга 20-й городской больницы в морг ЦКБ. Если бы не поддержка соседки супругов Антонины Петровны, измученной женщине было бы не под силу выдержать такие испытания. Однако сейчас для нее самое главное – обеспечить проведение похорон так, чтобы «Мишу достойно проводить».
Кремацию, а не традиционные похороны Наталья Павловна выбрала потому, что «так бы захотел Миша». Она все еще не может привыкнуть к тому, что мужа уже нет рядом:
– Странно… Я вот ловлю себя на мысли, что сегодня приду домой и расскажу Мише обо всем, что сегодня произошло. А его уже нет…
С любимым мужем Наталья Павловна прожила целых 38 лет. Михаил Иванович полностью изменил ее жизнь:
– Я любила повеселиться и часто звала Мишу со мной погулять. Но даже в молодости он был закрытым и серьезным человеком, поэтому на мои просьбы предлагал остаться дома и просто почитать книгу. Через много лет, когда уже сам Миша предлагал куда-нибудь выйти, я спокойно отвечала, нам лучше остаться дома и почитать книгу.
В последние годы несчастья словно преследовали Кононовых: то Наталью Павловну положат в больницу на полгода, то Михаила Ивановича сразит очередной приступ. В 2001 году актера сильно избили неизвестные. С тех пор его постоянно мучили нестерпимые боли в ногах, порой он с трудом передвигался по комнате.
Нищенских пенсий Михаила Ивановича и Натальи Павловны не хватало даже на самое необходимое. В то же время на лечение актера были нужны огромные средства. Супругам пришлось продать свой дом в Подмосковье, который Михаил Иванович строил почти всю свою жизнь. На вырученные деньги Кононова определили сначала в элитную клинику, потом в больницу похуже. Но и эти средства скоро закончились. С каждым разом находить деньги на лечение было все труднее… А работать в современном кино Михаил Иванович считал ниже своего достоинства.
Последней картиной с его участием стал телефильм «В круге перовом» режиссера Глеба Панфилова, который вышел в 2003 году. После этого Михаил Иванович занялся написанием своих мемуаров. В них он рассказывал о дружбе с Олегом Далем и Виктором Павловым. Своим любимым режиссером Кононов называл Глеба Панфилова, а актрисой – Инну Чурикову. Актер несколько раз пытался отдать рукопись уже написанной книги в различные издательства, но получал отказ – везде нужны были большие деньги.
Так и остались мемуары народного артиста Кононова неопубликованными и только в виде макета.
Последние дни перед смертью Михаил Кононов провел в терапевтическом отделении обычной московскойклиники – больницы № 20. Его доставили в клинику на «скорой» и сразу положили в отдельную палату.
Поначалу актер почувствовал себя лучше, он стал выходить в коридор и общаться с другими пациентами, рассказывал им смешные истории, травил анекдоты. Медсестры отделения вспоминают, как временами слышали из палат веселый смех.
– А, это Кононов зашел, – улыбался медперсонал.
Михаил Иванович часто говорил с грустью в голосе, что хочет дожить хотя бы до 70 лет. Артист мечтал сняться в по настоящему хорошем фильме и наконец-то закончить и выпустить свою книгу.
Медики старались порадовать актера его любимым нехитрым деликатесом – все знали, что Михаилу Ивановичу очень нравится сырокопченая колбаска. Принимая угощение, он по-детски смущался и просил его не баловать.
Когда спрашивали: «Михал Иваныч, как у вас дела?» – он деловито отвечал: «Да какие у меня могут быть дела?!»
Однако спустя несколько дней состояние актера заметно ухудшилось. Он стал сторониться остальных пациентов и практически никуда не выходил из одиночной палаты.
– Он стоял в своей «характерной» позе: засунув руки в карманы, немного запрокинув голову, гордый, – вспоминает один из пациентов. – Я сразу узнал его по глазам – с такими же добрыми искорками, как в молодости.
В воскресенье Михаилу Ивановичу стало очень плохо. Кононов пожаловался врачам, что у него болят живот и ноги. Проходившие по коридору больные слышали, как из его палаты доносятся тяжелые стоны.
Дежурный врач, померив артисту давление и сняв кардиограмму, немедленно отправил его в реанимацию. 15 июля в 19.00 великий актер впал в кому и больше в себя не приходил.
Прощание с Михаилом Кононовым пройдет 19 июля в ЦКБ в 13.00.
«Что-то всегда помогало мне выходить из разных переделок. Мой ангел. Кто ты? Может быть, образ иконы, пригрезившейся мне в детстве во время операции. Или бесконечная любовь, милосердие и жалость к людям, кто не смог превозмочь страх перед стихией или злым человеком. »
«О многих российских актерах писали книги, мемуары. Моя задача – познать до конца свою сущность в борьбе естества духа и плоти, влияние на мой характер людей, самоотверженно прошедших жизненный путь, мужественно и честно.»
«В многосерийке «Большая перемена» был собран весь цвет четырех поколений актеров, начиная от популярных народных до только что закончивших театральные училища. Мне приходилось оправдывать фантасмагорические ситуации и несуразный текст. О «Большой перемене» много писали, и с успехом она прошла за рубежом. Вот такой силы таланты были в то время в России. Любой бред в их исполнении выглядел милым и обаятельным, а главное – искренним.»
«Через два дня я добрался до своей клиники в Москве. Мой лечащий врач, осмотрев все мои ушибы и синяки на руках, объявил, что такие случаи известны и что меня избивал профессионал. Они часто так бьют, чтобы потом как бы жертва ушла из жизни от естественного разрыва какого-то органа. И стала кричать, чтобы немедленно вызвали «скорую помощь». Так я оказался в Боткинской больнице, где было обнаружено много внутренних болячек. Спасибо им большое – за месяц заштопали.»
Последние дни Михаила Кононова. Отрывки из его неопубликованной книги
СМИ продолжают публиковать подробности трагической кончины известного актера Михаила Кононова. Как пишет в среду «Комсомольская правда», болезни, приведшие в итоге к смерти популярного актера Михаила Кононова, обострились после того, как он попал в неприятную историю, связанную с продажей квартиры. На актера напали, жестоко избили, он долго лежал в больнице. После этого, по словам очевидцев, актер стал сам на себя непохож. Обострились старые болезни, стали отниматься ноги. Ему так и не удалось восстановить здоровье,
Как отмечает «Твой день», нищенских пенсий Михаила Ивановича и Натальи Павловны не хватало даже на самое необходимое. В то же время на лечение актера были нужны огромные средства. Супругам пришлось продать свой дом в Подмосковье, который Михаил Иванович строил почти всю свою жизнь. На вырученные деньги Кононова определили сначала в элитную клинику, потом в больницу похуже. Но и эти средства скоро закончились. С каждым разом находить деньги на лечение было все труднее.
Он хотел жить за городом, как он выражался, в собственной усадьбе. И эта «усадьба» у него, наконец, появилась. Но загородная жизнь началась слишком поздно, когда у актера уже не было сил и здоровья. Пришлось все продать и вернуться в город.
Трогательный писарь Алексей из «Начальника Чукотки», обаятельный Нестор Петрович из «Большой перемены», он был одним из лучших трагикомических актеров в советском кино. Не отмеченный наградами на родине (народным артистом России Кононов стал лишь в 2000 году), он гордился, что в Голливуде его считают эталоном советского артиста. В сегодняшнем кино ему достойных ролей не нашлось, и он предпочел жизнь деревенского отшельника мельканию в дешевых сериалах.
Он вообще очень избирательно принимал предложения режиссеров, внимательно читал сценарий. Долго не соглашался сниматься в «Большой перемене», потому что ему не нравился сценарий. Тем более в его актерском багаже уже были «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, «До свидания, мальчики» Михаила Калика, «В огне брода нет» Глеба Панфилова. Тем не менее, на улице его узнавали в основном благодаря строгому, но справедливому, мудрому и романтичному учителю истории Нестору Петровичу.
Последний раз Кононов появился на экране несколько недель назад в программе Андрея Малахова «Пусть говорят». На фоне сытых звезд Кононов смотрелся человеком с другой планеты.
Кононов расплакался на кинопробах из-за отвратительного сценария
В 1992 году Михаил Иванович снялся в драме Андрея Михалкова-Кончаловского «Ближний круг», блестяще сыграв «сталинского сокола» маршала Климента Ворошилова. После чего всякий раз отвечал отказом на все предложения, хотя деньги, по его словам, предлагали немалые.
Лишь в 2006 году Кононов сделал исключение и в последний раз снялся в сериале Глеба Панфилова по книге Александра Солженицына «В круге первом». В последние годы он жил вместе с женой Натальей в подмосковной деревне Бутырки. Они были женаты 38 лет.
Последние дни в больнице
Больше двух недель доктора пытались помочь Михаилу Ивановичу, но их усилия оказались тщетны. Внезапно наступило ухудшение. На фоне пневмонии развились сердечная недостаточность и тромбоэмболия. Актера срочно перевели в кардиореанимацию. 15 июля в 19:00 великий актер впал в кому и больше в себя не приходил. Его спасали почти сутки, но в понедельник его сердце остановилось. Прощание с Михаилом Кононовым пройдет 19 июля в ЦКБ в 13:00.
И все же, поначалу актер почувствовал себя лучше, он стал выходить в коридор и общаться с другими пациентами, рассказывал им смешные истории, травил анекдоты. Медсестры отделения вспоминают, как временами слышали из палат веселый смех.
«Что-то всегда помогало мне выходить из разных переделок. Мой ангел. Кто ты? Может быть, образ иконы, пригрезившейся мне в детстве во время операции. Или бесконечная любовь, милосердие и жалость к людям, кто не смог превозмочь страх перед стихией или злым человеком. «
«О многих российских актерах писали книги, мемуары. Моя задача – познать до конца свою сущность в борьбе естества духа и плоти, влияние на мой характер людей, самоотверженно прошедших жизненный путь, мужественно и честно».
«В многосерийке «Большая перемена» был собран весь цвет четырех поколений актеров, начиная от популярных народных до только что закончивших театральные училища. Мне приходилось оправдывать фантасмагорические ситуации и несуразный текст. О «Большой перемене» много писали, и с успехом она прошла за рубежом. Вот такой силы таланты были в то время в России. Любой бред в их исполнении выглядел милым и обаятельным, а главное – искренним».
«Через два дня я добрался до своей клиники в Москве. Мой лечащий врач, осмотрев все мои ушибы и синяки на руках, объявил, что такие случаи известны и что меня избивал профессионал. Они часто так бьют, чтобы потом как бы жертва ушла из жизни от естественного разрыва какого-то органа. И стала кричать, чтобы немедленно вызвали «скорую помощь». Так я оказался в Боткинской больнице, где было обнаружено много внутренних болячек. Спасибо им большое – за месяц заштопали».
Михаил Кононов: «Прости, жизнь, и прощай»
Михаил Кононов: «Прости, жизнь, и прощай»
Любимый миллионами людей русский Иванушка, «актёр с детским лицом» Михаил Иванович Кононов скончался 16 июля 2007 года в бедности и забвении. Последние годы его жизни омрачила личная трагедия, о которой с азартом трубили все жёлтые СМИ, делающие деньги на «клубничке», сразу после его смерти. Но нам остались более 60 замечательных киноролей Михаила Кононова в фильмах «Андрей Рублёв», «Начальник Чукотки», «В огне брода нет», «Начало», «Большая перемена», «В круге первом»… И вот теперь – его записки, впервые выходящие в свет. Артист вспоминает об учителях, коллегах и друзьях, делится размышлениями о жизни и смерти, о России и её судьбе. Сегодня «ЛГ» публикует отрывки из автобиографической повести Михаила Кононова «Прости, жизнь, и прощай», которая готовится к печати в издательстве «Вагриус».
РОДИВШИЙСЯ В РУБАШКЕ
Известный английский писатель Уильям Сомерсет Моэм несколько раз в той или иной форме прощался с прошлым. Для меня это повествование – попытка непредвзято разобраться, искренне и честно, в своей собственной душе. Пусть кто-то сочтёт мои мысли своего рода покаянием – или признанием в уважении к мужественным и талантливым людям, с которыми свели меня жизнь и работа в театре, кинематографе, в сельском быту.
…Родился я 25 апреля 1940 года в Москве. Моя мать, Мария Владимировна Миронова, как-то в разговоре с тёткой Верой поведала такую историю: сынуля счастливым должен быть в жизни – в рубашке родился. А уж какой горластый был! Врачи говорили, что крик лёгкие развивает. Пусть кричит.
А когда война с немцами началась, Мишутку своего отвезла под Тулу к родной сестре Настьке. А сама обратно в Москву вернулась. Потом слышит по радио: немцы как раз заняли ту местность. Уж и наревелась, а как только отступать начали, мигом за сыночком кинулась. Зима была, снега непролазно. Кое-как вывезла его на санках через сугробы.
Потом Настька, сестра-то, и рассказывает: «Твой сынулька криклив-криклив, а немцы как пришли в избу на ночлег, он возьми да замолчи, будто смекнул что. А фашисты что, заразы, делали: кто громко кричал из детишек, они его хвать за ногу да головушкой о печку, чтобы спать не мешал. Твой учуял, что ли, чего, как в рот воды набрал: ни гугу за всё время».
Мой дед по отцовской линии, Смирнов Михаил Иванович, был рачительным хозяином в деревне Ершово, что располагалась неподалёку от города исконных сапожников Кимры. Сердце моё замирало в первобытном восторге, когда пастухи пригоняли в деревню большое стадо.
На подворье у деда чего только не было: и куры, и индюки, и поросята, и утки с выводками, две коровы и лошадь. Зажиточным дед считался, да и дети вкалывали до седьмого пота. За солидной усадьбой располагался старый сад, в котором трудились неугомонные пчёлы. Немцы, слава богу, до этих мест не добрались.
Бабушка родила деду пятерых детей. После окончания войны не стало бабушки, а усадьбу деда через пять лет сожгли свои же, завистники. Дети помогли перебраться деду в город Кимры, где уже в деревянных избушках жили мои тётки.
Род Смирновых объединялся постепенно с семействами Кругловых и Ворониных. Так образовались родственные цепочки деревень – «гнездовья». Отца случайно записали под фамилией Кононов, видно, по кличке. У них в семье всегда были лошади, вот и прозвали их Коннычами. Так он и прошёл всю войну в армии Рокоссовского под этой фамилией.
На летние каникулы меня отправляли в семейство тётки Веры. Небольшого роста, хрупкая на вид, тётя Вера одна справлялась с большим хозяйством. Когда мне было тяжело, моя благодетельница говорила мне: «А ты вдохни воздуха поглубже, оно и полегчает».
Так и сегодня, когда встаёт какое-то непреодолимое препятствие на жизненном пути, я вдыхаю полной грудью живительный воздух, и вперёд!
У любимой тётки Веры я невольно перенял смирение, мужество и доброту, принял и понял таинство христианских обрядов. Она – моя добрая фея – поила меня парным молоком, баловала душистым мёдом в сотах.
С малых лет, окунувшись в девственную стихию природы, дремучих лесов, богатых разным зверьём и птицей, озёр, полных рыбы, я навсегда сохранил в сердце непередаваемое ощущение счастья от жизни на истинно священной земле, ещё не осквернённой цивилизацией.
Идиллия деревенского раздолья закончилась в Москве.
В ЩЕПКИНСКОМ УЧИЛИЩЕ И ПОСЛЕ НЕГО
…Напротив Малого театра располагался Центральный детский театр, в котором восходила звезда начинающего режиссёра Анатолия Эфроса. Он поставил в этом театре несколько нашумевших спектаклей и был приглашён на постановку пьесы Гердта и Львовского «Танцы на шоссе».
В спектакле «Танцы на шоссе» помимо актёров старшего поколения были заняты Виталий Соломин и Олег Даль. У меня была, что называется, нулевая роль, полная интриг и невинных шалостей. Я буквально растворился в своём персонаже, искрящемся юмором и непосредственностью.
Репетиции проходили весело и непринуждённо. Молодёжи наверняка спектакль был бы по душе. Однако на генеральный прогон спектакля прибыл худсовет во главе с парторгом театра Евгением Матвеевым, и… спектакль был запрещён. Цензура в то время ещё свирепствовала. Нашли в постановке «проблему отцов и детей». Страна была стерильна: не было проституции, алкоголиков, воров и взяточников. Народ усердно вели к победе коммунизма.
Мне было очень жаль потерять своего персонажа, что я и высказал в резкой форме на одном банкете парторгу Матвееву. Он оказался очень обидчивым. И для меня это не прошло бесследно. Но я зла на него не затаил. Когда Евгений Матвеев в показательных киновыступлениях на стадионе упал с лошади, повредив позвоночник, я послал ему с нашим великолепным администратором Тылевичем для поддержания духа роман Ирвина Шоу «Молодые львы».
Бедный! Как мне было его жалко, когда после «бархатной демократической» революции, обливаясь слезами на телевизионном экране, он объяснял зрителям, как ошибался в коммунистических идеалах…
Работал я в театре без всяких выходных, а в праздничные дни игралось по два спектакля в день, да ещё практиковались выездные спектакли в какой-нибудь близлежащий городок. Тут в моей жизни появился ещё кинематограф.
…Испытывая ещё раз уже обнаруженную способность посылать на расстояние энергетику своего страстного желания, следующий лучик волшебства я направил на Тарковского. Я был утверждён Тарковским на роль Фомы Неверующего без проб.
Просматривая свой альбом со старыми фотографиями, я нашёл фотографию из «Андрея Рублёва». В рясе и монашеской шапочке я был похож на самого режиссёра. Открытый взор, чуть оттопыренные уши, ранимость и неприкаянность напомнили мне фотографии Андрея в детстве.
Вокруг Тарковского собралась киногруппа из профессионалов высокого класса: оператор Вадим Юсов со своими неизменными помощниками, директор Тамара Огородникова, без энтузиазма которой вряд ли можно было вытянуть картину со сложными массовыми сценами и дальними экспедициями, и, конечно, художники-декораторы, они тщательно воплощали видения Андрея Тарковского.
Так, однажды вся группа проторчала на съёмочной площадке целый день, ожидая окончания художественного оформления обширного болотистого места. Зато кадры, снятые на натуре Вадимом Юсовым, достойны пера великих художников-живописцев.
Мне довелось увидеть построение кадра нашествия на город татаро-монголов. Это был дальний план. До моей сцены было ещё далеко, и я вертелся около камеры рядом с Тарковским, который, как полководец, через рупор подавал команды, разводя в кадре отряды и массовку. Юсов увидел меня, с сияющими глазами подозвал к камере и сказал: «Посмотри в глазок. Что в кадре?» Я увидел настоящую старинную крепостную стену, местами объятую огнём, готовый к бою народ и стремительно приближающуюся вражескую конницу. Всё было настолько живописно и правдиво, что потом я с нетерпением ждал просмотра отснятого материала. Надо внимательно смотреть и пересматривать художественную классику российского кинематографа, чтобы хотя бы понять, как низко и плоско просел перестроечный бездарный теле- и кинопроцесс.
Тарковский долго рассказывал мне об особом значении в фильме роли Фомы Неверующего. Многое из его фантазий не вошло в фильм, но потрясающая внутренняя одержимость Тарковского меня покорила.
«Андрей Рублёв» стал классикой мирового кинематографа.
Мы с Тарковским часто встречались после окончания съёмок фильма. Заходили в гостеприимную квартиру оператора Вадима Ивановича Юсова, колобродили по ночной Москве. Привёл он меня как-то в квартиру неизвестной мне черноокой девицы. Я толком её и не разглядел: присев в кресло, проспал до утра. Андрей приглашал меня и в свою квартиру, рассказывал о будущих кинематографических планах, показывал эскизы.
После «Рублёва» он стал задирист. Поссорился с мирным и обаятельным Вадимом Юсовым, а потом и со мной из-за возникшего спора о его гениальности. Я не любил его злосчастное самоопределение собственной значимости, такое многих портило по-человечески…
«В ОГНЕ БРОДА НЕТ»
…Закончив озвучивание «Начальника Чукотки», я поднялся из подвального помещения на коридорную площадку киностудии и столкнулся с молодым человеком с умными глазами. Из-под тёмных густых бровей на меня смотрел, как я потом узнал, начинающий режиссёр Глеб Анатольевич Панфилов. Он сразу дал мне сценарий, сказав: потом поговорим. Ну бывает же такое: после прочтения сценария во мне появилось страстное желание работать с этим суровым на вид человеком. Сценарий явно был талантлив. В нём чувствовались душа и чёткая авторская мысль. Короче говоря, мы подружились с Глебом. Он показал мне в своём общежитии портрет мамы и небольшой эскизный рисунок героини.
Фильм «В огне брода нет» стал не только его дебютом в большом кино, но и дипломной работой, когда Глеб оканчивал Высшие режиссёрские курсы у прославленного постановщика фильма «Коммунист» Юлия Райзмана. Моя кандидатура была утверждена заочно…
Панфилову предстояло найти неказистую с виду актрису, способную психологически тонко пройти нелёгкий путь героини – Тани Тёткиной. От кого-то Глеб услышал о замечательной актрисе Театра юного зрителя – Инне Чуриковой. Он сходил на спектакль с участием Инны и пригласил её на «Ленфильм» для кинопроб. Я с Инной немного порепетировал роль, а потом Глеб сделал несколько кинопроб и в сражении с худсоветом отстоял её на роль Тани Тёткиной. Когда он позвонил мне в Москву, сообщив о победе Чуриковой, я невольно заплакал от радости.
Съёмки начались в славном городе Муроме. Глеб Панфилов очень скрупулёзно работал на съёмках. картина была снята, но попала на полку, хотя Панфилов выбросил сцену раскулачивания и предполагаемую гибель моего персонажа, которую случайно наблюдала героиня Инны Чуриковой.
У Глеба было в запасе несколько вариантов финала. В результате настоящая премьера состоялась в Венгрии…
Я редко употребляю высокие эпитеты, отдавая дань похвале. Очень мучаю себя какими-нибудь просчётами в некоторых сценах. Но об актрисе Инне Чуриковой могу смело сказать: Инна – великая актриса нашего времени, которой доступны острая сатира и великая трагедия человечества. Она по-настоящему эротична в спектакле Марка Захарова «Тиль», нежна и обаятельна в образе смертельно больной Сары в «Иванове». Прошу прощения за тем не менее уместную в этом случае сентиментальность, но при её выходе на сцену у меня замирает сердце от ожидания чего-то необычного и пронзительного. Я был несказанно рад союзу Панфилова и Чуриковой. Это редкий пример творческого содружества супругов в мировой практике.
Глеба Панфилова захлёстывала фантазия. У него было несколько проектов новых фильмов, но самым важным стал сценарий «Жанны д’Арк». Для меня предполагалась роль Короля. Чиновники решили, что этот фильм не ко времени. Панфилов со свойственной ему находчивостью поставил талантливую картину с символическим названием «Начало», где были фрагменты из «Жанны д’Арк», и щедро обозначил для меня в этой картине сразу четыре роли.
К сожалению, в подготовительном периоде картины «Начало» я был утверждён на несколько ролей в венгерской чудаковатой картине, съёмки которой затянулись на несколько месяцев, и смог сыграть у Панфилова только две роли. Вторая роль – Юродивого при сцене сожжения Жанны – мне очень дорога. Глеб Панфилов умеет скупыми средствами создать точную атмосферу сцены.
Так мой Юродивый и стал той небольшой деталькой, подчёркивающей ужас, содеянный жестокими и убогими людьми.
ВИКТОР АСТАФЬЕВ
С небольшим рассказом Астафьева я познакомился, снимаясь в фильме украинского дипломника «Мать и сын». Роль матери играла фонтанирующая темпераментом и неугомонным весельем актриса Майя Булгакова. Дипломник, конечно, получил за эту короткометражку отличную оценку, а я взялся за чтение произведений Виктора Астафьева.
Мне очень нравился образ охотника Акима в захватывающей повести «Царь-рыба». Вызвали меня на «Ленфильм» к известному режиссёру, поставившему все фильмы с красавицей Чурсиной. Зрителю он знаком по фильмам «Полосатый рейс», «Донская повесть», «Виринея», «Любовь Яровая». С актрисой Чурсиной режиссёр Владимир Фетин к этому времени расстался, сделав из неё звезду экрана. Фетин был мужественным человеком, в своё время служил в разведке, но отличался упрямым нравом. Взбрело ему в голову сделать «Таёжную повесть» двухсерийной картиной, хотя материал на две серии явно не тянул. По этому поводу, да и по моментам более смелым, у меня с ним всё время возникали резкие споры. Был я утверждён по желанию самого писателя Астафьева. Он стал свидетелем моих ссор с режиссёром и, когда посмотрел картину, сообщил мне, что я был прав в отстаивании своих замечаний по съёмкам, но… было уже поздно. Картина вышла на экраны.
…В кино с героем могут происходить всякие неожиданности. В сценарии, например, с вертолёта Акиму спускают записку, в которой сообщается о том, что их координаты отмечены и чтобы он ждал самолёт. Во время съёмок эту сцену снимали с дальней точки. Чтобы добраться до голой горной плешки, нужно было, утопая по пояс в снегу, лезть до отметки приземления вертолёта метров пятьсот (сесть при большом ветре на совершенно гладкий выступ вертолёт не мог), ухитриться оторвать от спущенной верёвочки послание и вернуться обратно. В картине порой такой эпизод длится доли секунды. И вот я, где ползком, где – проваливаясь в снег, карабкался к этой клятой плешке. Постараться приползти нужно было, пока не появится вертолёт. Долго висеть при сильном ветре над этой точкой он бы не смог. Добрался.
Плешка будто отполирована. Дождался вертолёта, оторвал записку. От вертолёта на плешку сыпались какие-то искры и, ударяясь о скалу вокруг меня, рассыпались бенгальскими огнями. Ну, слава богу, и на этот раз я благополучно выполнил задачу и еле-еле притащился к базе. Тут же ребята-осветители, увидев, что я превратился в сосульку, притащили меня в свой камерваген, дали стакан водки и бутерброд с котлетой. Всё это с благодарностью приняв, я впал в долгий сон. Потом вспоминал россыпи огней вокруг меня – красиво было, вероятно, со стороны.
Красота спасёт мир! А кто будет спасать красоту природы, породившую нас? Вот такие писатели, душой чувствующие чудо жизни, как сибирский хранитель тайн мироздания Виктор Астафьев. С каким упоением водил он меня по своей родовой деревеньке Овсянке! Бывал я у него в гостях и в Волгограде, и в Иркутске, и в Красноярске, слушая рассказы о полной бесхозяйственности и небрежном отношении к экологии правителей этих заповедных красот Земли, по которой придётся ходить их детям и внукам…
Публикацию подготовила Анна ЯКОВЛЕВА