продолжительность жизни немцев в кенигсберге

Куда Сталин выселил 130 тысяч немцев из Кенигсберга в 1948 году

Кенигсберг начал заселяться русскими сразу же после Великой Отечественной войны. Однако до 1948 года переселенцам из РСФСР приходилось делить Калининград с оставшимися немцами. Как же уживались в одном городе победители и побежденные?

Последние немцы

Красная Армия вошла в Кенигсберг 6-9 апреля 1945 года. Значительную часть населения Восточной Пруссии к этому времени гитлеровцы успели эвакуировать морем. Однако на территории северных районов бывшей германской провинции, как следует из архивов, оставалось 130 тыс. немцев – из них 68 тыс. в городе. По решению Потсдамской конференции, эти земли отошли Советскому Союзу, и Сталин присоединил их непосредственно к РСФСР.

Некоторое время судьба немецкого населения оставалась неясной. Советские власти пытались подготовить немцев к тому, чтобы в будущем они стали полноценными гражданами. Например, для них был организован выпуск газеты с говорящим названием Neue Zeit («Новое время»), по 3 часа в день вещало радио. Сохранялись и школы с преподаванием на немецком языке. Однако в октябре 1947 года Москва приняла решение о переселении калининградских немцев в советскую зону оккупации в Германии. Данный процесс никто не форсировал, и он растянулся до осени 1948 года.

Совместная жизнь

История совместного проживания немцев и русских была парадоксальной. С одной стороны, случались конфликты, связанные с неодинаковым положением старых и новых хозяев бывшей Восточной Пруссии. В то же время, именно в Калининградской области раньше, чем на других советских территориях, была изжита ненависть к немцам.

Русские и немцы просто не могли не считаться с существованием друг друга, так как уже в 1946 году два крупнейших этноса Калининградской области сравнялись по численности. В целом преобладал «нейтральный» характер отношений. Национальные общины предпочитали существовать «параллельно», не слишком вникая в заботы и проблемы друг друга. Хотя потенциал для конфликтов был немалым.

«Боялись чужбины, послевоенной разрухи, боялись встречи с оставшимся здесь немецким населением, всех немцев считали врагами», — описывает страхи первых русских переселенцев автор «Секретной истории Калининградской области» Юрий Костяшов. По словам исследователя, типичным было насильственное принуждение немцев к работам, выселение из домов, словесные оскорбления.

«Русские выступали как активная, наступающая сторона, а немцы предпочитали не возражать, гасить возникающие конфликты, терпеть даже такое отношение, какое считали несправедливым», — пишет историк. Впрочем, были случаи агрессии и с противоположной стороны. Например, в Черняховске немецкие подростки, еще недавно состоявшие в «Гитлерюгенде», бурно реагировали на коммунистическую пропаганду, уничтожая портреты советских вождей в школах.

Вместе с тем, народы сближала сложность жизненных условий, в которые они попали. Немцы жили в «подвешенном» состоянии, предчувствуя скорую депортацию. Но не было уверенности в своём будущем и у русских переселенцев – многие из них покидали Калининград очень быстро, не сумев справиться с бытовыми трудностями.

Совместная работа в совхозах и на промышленных предприятиях подталкивала русских и немцев к взаимному изучению языков друг друга, хотя немцы активнее стремились овладеть языком новой «титульной нации». Другим фактором сотрудничества были экономические связи. Важной статьёй дохода немцев стала распродажа своего имущества – ковров, часов, посуды. Впрочем, многие русские переселенцы были не в состоянии купить эти вещи и, по их признанию, ходили на рынки «как в музей».

Между представителями русской и немецкой общин возникали и романтические отношения, но судьба возникших в короткий период совместного проживания смешанных семей оказалась трагичной — супругов насильственно разлучили в 1947-48 годах. Оставшиеся на территории области немецкие дети-сироты были усыновлены русскими и получили новые имена и фамилии.

Источник

Ели из собачьей миски: как область пережила крупнейшую трагедию в своей истории

Несколько десятилетий крупнейшая катастрофа, произошедшая в Калининградской области, держалась в строжайшем секрете. Массовый голод в Советском Союзе 1946-1947 годов был рукотворным и тайным. Его официально запрещалось признавать, а первые робкие упоминания появились только в 1988 году. В Калининградской области массовый голод приобрел трагические масштабы. Во-первых, в те годы на территории региона оставались более 100 тысяч немцев, которых не спешили обеспечивать продовольствием, во-вторых, власти совершили ряд ошибок, которые привели к массовому заселению области русскими в очень неподходящий момент. Заместитель главного редактора «Нового Калининграда» Вадим Хлебников рассказывает историю страшного явления, происходившего в области более 70 лет назад.

«Пришла зима, жить стало тяжелее, поползли слухи о каннибализме. Врачи обнаружили, что на рынке предлагают человеческое мясо. То же касалось и поступивших в продажу биточков. А потом русские обнаружили в городских развалинах настоящий мясной цех по разделке людей, которых заманивали, убивали, а мясо, сердце и легкие пускали в переработку». Эти воспоминания принадлежат немецкому еврею Михаэлю Вику, пережившему в Кенигсберге-Калининграде расцвет и кончину гитлеровского режима, требовавшего от него носить желтую звезду, и первые годы советской власти. Когда Кенигсберг пал, Вику было шестнадцать, и систематическое воровство было единственным способом пережить страшный голод, который пришел на восточно-прусскую землю вместе с русскими.

Центральный рынок, 1947 год

От безысходности врачи просили больных и медсестер выискивать съедобные травы на лугах и среди городских руин. Участвовал каждый, кто был в состоянии самостоятельно дойти до туалета.

Воспоминания немецкого еврея перекликаются с содержанием секретных донесений советских властей. «Амбулаторные приемные города переполнены все увеличивающимся количеством больных дистрофиков, обеспечить госпитализацию которых не представляется возможным ввиду перегрузки, в основном за счет таких же истощенных пациентов, всех больниц города. Немцы-дистрофики умирают в амбулаториях, в квартирах, на улицах города», — говорилось в секретной докладной записке Управления гражданских дел Калининграда и горкома ВКП(б), датированной февралем 1947 года.

Массовый голод в Калининграде касался не только немцев. Согласно демографическим данным, в области ситуация со смертностью русского населения в 1947 году была значительно хуже, чем в целом по Советскому Союзу. Историк Юрий Костяшов указывает, что коэффициент смертности русского населения на присоединенной территории Восточной Пруссии в 1947 году вырос вдвое и на 41% превысил среднюю смертность по стране. А в стране ситуация была очень тяжелой. По подсчетам историка Вениамина Зимы, в СССР голодало около 100 миллионов человек. Погибли от голода и спровоцированных им болезней порядка 2 млн человек. Несколько миллионов остались калеками из-за того, что ели несъедобные суррогаты.

«В оправдание русских можно было бы сказать, что проявлять заботу даже о своих людях администрация была не в состоянии, и тем более ей было не до немцев», — писал Михаэль Вик в своих мемуарах, но, тем не менее, считал невыносимые условия жизни коренного населения следствием решений Иосифа Сталина.

Более сотни тысяч немцев оставшихся в Кенигсберге и области после войны, имели неопределенный статус, и их судьба оказалась полностью в руках Советов. Вопрос о вхождении северо-восточной части Восточной Пруссии в состав СССР решался на Потсдамской конференции летом 1945 года. По ее итогам не было предусмотрено выселение гражданского населения, как и обязательство СССР сообщать о его численности. Однако такая оговорка существовала для немцев в Польше, Чехословакии и Венгрии. «Создается даже впечатление, что такая акция [как выселение] первоначально вообще не входила в планы советского руководства. Задержка на два с лишним года начала массовой репатриации объяснялась сугубо практическими соображениями: советская администрация сочла целесообразным использовать труд местных жителей до прибытия в область переселенцев из России и других республик СССР», — считает историк Юрий Костяшов.

В марте 1947 года, когда появились первые наработки по выселению немцев из области, начальник областного гражданского управления Борисов сообщал в Москву, что коренное население составляет почти половину рабочей силы. В мае 1945 года военные насчитали в области почти 130 тыс. местного населения. Через без малого 15 месяцев немцев стало 91 тыс. Резкое сокращение коренного населения в области калининградский статистический отдел объяснял не массовым бегством, а «тяжелыми продовольственными и жилищными условиями».

Почему возник голод

У массового голода в СССР было две основные причины: засуха 1946 года и нежелание руководства страны расставаться с продовольственными резервами на фоне ухудшения отношений с Западом и риска новой войны. Собранный урожай зерновых в 1946 году был значительно меньше сборов довоенного 1940 года (в 2,4 раза), но по сравнению с последним годом войны сократился всего на 16% и не объяснял особых усилий государства по изъятию запасов у колхозов и совхозов.

Телеграмма председателя Верховного Совета РСФСР Андрея Жданова и Иосифа Сталина, выпущенная в 1945 году, давала добро на применение репрессий к районным начальникам, не обеспечивающим плановые объемы сбора зерна. Доля изъятия заготовок по областям доходила до 86% и в 1946 году превысила пополнение запасов военного 1945 года. Колхозы и совхозы многих областей оставались без продовольственного и семенного зерна. В октябре 1946 секретным постановлением более чем на 10% увеличивалось количество пунктов хранения заготовок. «Нагнетание военной опасности, недоверие к колхозам и совхозам приводило к тому, что советское правительство чувствовало себя увереннее при наличии огромных скрытых и охраняемых запасов продовольствия и в первую очередь хлеба», — пишет историк Вениамин Зима.

Ситуация усугублялась принуждением населения к участию в государственных займах. Власти собирали деньги с граждан рекордными темпами. За первый день подписки удалось собрать 94% средств для первого «голодного займа». Второй «голодный займ» в первый день был подписан на 101,3%. Такие показатели эффективности привлечения средств населения предполагали произвол властей на местах, заблаговременно изымавших деньги.

Калининград, 1947 год

Лишенные средств к существованию люди скоро начали требовать накопления назад. Сберкассы отказались обналичивать гособлигации. Региональные власти разводили руками. Самые настойчивые писали в президиум Верховного совета СССР. «Моя семья состоит из 8 человек, в том числе шестеро детей. Муж — инвалид второй группы. Мы выработали в колхозе 600 трудодней. В связи с засухой на трудодни ничего не получили, — писала председателю президиума Николаю Швернику колхозница Богаченкова из Тамбовской области. — В настоящее время семья голодает. Дети лежат в постели опухшие под угрозой смерти. Обращалась в сельсовет за помощью, но ничего не получила. Прошу вас спаси детей от гибели и разрешить заменить имеющиеся облигации на наличные деньги в сумме 3 тыс. руб., чтобы на них купить продукты питания».

Недостаток белка в организме, который возникает из-за плохого питания, ведет к истощению основных систем и органов человека. Ослабевающие сосуды, сердце и почки не могут поддерживать нормальную циркуляцию крови и лимфы, которые несут ответственность за устранение лишней жидкости из тканей. Потом у человека начинается проявление голодных отеков.

Подавляющее большинство прошений об обналичивании облигаций отклонялось, некоторые отправлялись на дополнительное рассмотрение, после чего все равно следовал отказ. Самые отчаянные приезжали в Москву и прорывались на прием к Швернику. Известно только о двух случаях, когда чиновник лично наложил резолюцию, позволяющую получить деньги за облигации.

По оценкам Вениамина Зимы, голода 1946-1947 годов могло не случиться. Советский Союз располагал достаточными запасами зерна, чтобы накормить голодающих. Однако в 1946-1948 годах он отправил на экспорт 5,7 млн тонн зерна (на треть больше, чем в три предвоенных года). Еще порядка 1 млн тонн запасов испортилось из-за неправильного хранения. Люди в сравнительно благополучных областях были лишены возможности помогать нуждающимся из-за засекреченности проблемы голода.

Очень странная болезнь

В 1932 году врачи нескольких областей Советского Союза начали диагностировать неизвестное заболевание. Оно получило неформальное название септическая ангина и характеризовалась высокой температурой и отмиранием тканей во рту. Ежегодно заболевали несколько тысяч человек, умирали до половины из них.

Бывший министр здравоохранения СССР Мария Ковригина (1954-1959) вспоминала, что в мае 1934 года по направлению мединститута поехала в Свердловскую область. Там практикантов встретил председатель областного отдела НКВД и объявил, что они мобилизованы на борьбу с неизвестной заразной болезнью. Ковригину отвезли в маленькую сельскую больницу. Здание было наполнено сладковатым гнилостным запахом, а у всех 15 больных шла кровь изо рта. «Никогда не забыть мне той страшной картины: во двор въезжает телега, на ней на перине лежат две молодые красивые женщины, мать и дочь. Обе мертвенно-бледные, потерявшие сознание. Их везли из соседней деревни, и, пока доехали до больницы, вся перина пропиталась кровью, — говорила Ковригина, — Врач больницы рассказал нам, что удалось спасти только 7-летнюю девочку, у которой умерли отец, мать и трое братьев». Позднее Ковригина удивлялась, что, несмотря на уверения чекиста о заразности болезни, ни один сотрудник больницы не заболел.

В годы войны число ежегодно заболевших септической ангиной достигло пика в 173 тыс. случаев. 28 тыс. человек скончались. Исследования заболевания продолжались в научно-исследовательских институтах и в годы войны. Проблема заключалась в том, что ни у одного из подопытных животных не удавалось воспроизвести картину заболевания. Септической ангиной болел только человек.

Только в 1943 году удалось доказать, что болезнь связана с употреблением в пищу зерна, перезимовавшего под снегом. В декабре этого года союзные власти провели инспекцию всех полей с неубранным урожаем и взяли их под строгую охрану.

После войны, весной 1947 года местные власти сигнализировали о массовых заболеваниях септической ангиной в 30 регионах СССР у тысяч людей.

Милый человек читает книгу

Поздним февральским вечером 1948-го в дверь Екатерины Коркиной постучали. За два года до этого учительница из Кузбасса с двумя дочерьми переехала в Калининградскую область по вызову мужа-фронтовика. Перед дверью с ордером на арест стояли сотрудники госбезопасности. Квартиру два часа обыскивали, затем подозреваемую отвезли в здание на площади Победы, где располагалась внутренняя тюрьма министерства госбезопасности (сейчас там находится областное управление ФСБ). На шестые сутки заключения Коркину отвели к следователю — «очень обаятельному и милому человеку», записала потом женщина в своем дневнике.

Единственным инкриминируемым бывшей учительнице преступлением было обращение в Центральный комитет партии с рассказом о том, что жители области голодают, а через калининградский порт на экспорт вывозят продукты питания.

В своем письме руководству страны Коркина писала, что из-за отгрузок продовольствия за рубеж в порту произошла забастовка и для ее разгона пришлось посылать солдат. «Последней каплей, которая вынудила меня написать в ЦК, был один случай. У нас во дворе была собака. Кормили ее чем могли, в основном остатками со стола. Однажды я увидела, как из собачьей миски ели торопливо, подбирая последние крохи, двое испуганных и голодных немецких ребятишек. Это было невыносимо видеть. Я разрыдалась и вскоре села за письмо», — писала Коркина.

По воспоминаниям арестованной, чекисты быстро поняли, что показательного процесса с таким составом преступления не получится и следователь вместо допросов просто по два часа в тишине читал роман Алексея Новикова-Прибоя «Цусима» о Русско-японской войне.

Через полтора месяца после ареста Коркину приговорили к 5 годам лагерей. На следствии и суде, длившемся 25 минут, ее упрекали в излишней жалости к немецким женщинам и детям, «тогда как немцы не щадили никого». «Эта женщины и дети, сироты, не виноваты в том, что началась война. У меня тоже погибли родные на войне, и я готова была растерзать немцев. Но здесь я не могла видеть их страдания», — объяснялась Коркина.

В 1962 году решением президиума Верховного суда РСФСР женщину полностью реабилитировали «за отсутствием состава преступления».

Воспоминания одного из первых переселенцев Владимира Фомина:«Зашел [на рынок] просто так — покупать было нечего. Стоит девчушка-немка лет тринадцати, держит щетку. Дал я ей десять рублей, но немцы подачек не брали, пришлось мне эту щетку взять. Смотрю: купила она кусочек хлеба, аккуратно его завернула, спрятала и пошла».

Продовольственная ситуация в Калининградской области стала критической не сразу. В первой половине 1945 года, после взятия Кенигсберга, военным удавалось бесплатно обеспечивать немцев провизией. Тогда массовый переезд советских граждан на завоеванную территорию еще не начался. Но уже в мае стало понятно, что запасы фронтового и трофейного продовольствия близки к истощению (в том числе в связи с его расхищением), а своей продовольственной базы у города больше нет. Военным комендантам районов города приказали искать еду по домам и в близлежащих селах. Приказ так и не удалось исполнить.

30 мая фронтовой склад отказался бесплатно отпускать еду работающим немцам, а денег за работу им не платили. Помощник военного коменданта города уговорил начальника тыла 3-го Бело­русского фронта отпускать еду в кредит, но получить предусмотренные пайки так и не удалось: у комендатуры не было денег на оплату продовольствия, отданного в кредит. «К концу 1945 года ситуация с продовольствием в Кенигсберге резко ухудшилась, так как не удалось выполнить поставленную правительством и армейским командованием задачу создания продовольственных запасов за счет местных ресурсов. Сократились нормы снабжения, и был сведен к минимуму набор продуктов даже для высококвалифицированных немецких специалистов. Набор продуктов был скудным. От недостатка продуктов и психологического стресса страдали прежде всего нетрудоспособные немцы. В результате возросла смертность среди немцев на почве дистрофии», — отмечает в своей работе калининградский историк Виталий Маслов.

В марте 1946 года власти во внутренней переписке начали признавать недоедание среди русского населения. Начальник отдела здравоохранения Временного гражданского управления города отмечал в докладной записке наличие «значительных трудностей с питанием».

Примерно в это же время в области работал инспектор Госплана Иванченко. От него требовалось дать рекомендации по массовому заселению региона советскими гражданами. К апрелю он составил доклад, где предупредил что перевозку людей нужно завершить к середине июня, чтобы они могли посадить на участках хотя бы картошку. Иначе переселенцы окажутся полностью зависимы от внешнего снабжения области. Москва проигнорировала мнение Иванченко и начала заселение в конце августа, чем лишила пропитания многих русских.

Уже в сентябре пайковое снабжение хлебом урезали на 30%, лишили права на него иждивенцев трудоспособного возраста и перестали выдавать хлеб на школьные завтраки.

Доклад исполкома Советска облисполкому, август 1947

К январю 1947 года ситуация с питанием русских перешла из категории тяжелой в разряд катастрофической, отмечает историк Юрий Костяшов. Обком партии чуть ли не ежедневно получал письма о голодающих переселенцах. «Многие семьи переселенцев-колхозников хотя и получили хлеб, но не привезли с собой овощей и картофеля, и сейчас эти семьи живут в скверных условиях. Кое-какие из них пухнут от недоедания», — писали из Гвардейска, где 172 хозяйства требовали «срочной помощи».

Власти Славска уведомляли областное начальство о панике в колхозах: 39% переселившихся семей «не имеют никаких продуктов», более 7% переселившихся семей (257 человек) «начинают опухать». Из Черняховска сообщали об открытой готовности колхозников воровать. « Привезли в Пруссию на голодную смерть», — цитировались в донесении слова опухающих от голода советских граждан.

В Советске после подомовых обходов населения выявили 1,7 тыс. дистрофиков. Две трети из них были русскими, почти 1,2 тыс. человек — детьми.

Объемы снабжения области продуктами из центра ежемесячно падали. По отдельным товарам план завоза исполнялся менее чем на половину. В начале 1947 года переселенцам удавалось еще покупать продовольствие в Литве, но в марте поставки фактически прекратились: хлеб просто перестали отгружать, а цены на картошку выросли до запредельного уровня. Тогда областные власти начали признавать в своих докладных записках в Москву «единичные случаи» голодных смертей среди переселенцев, в том числе и самоубийств на почве голода, а также массовое опухание населения.

Стало резко расти число переселенцев, уезжающих в неизвестном направлении (в феврале 1947 года число таких исчезновений выросло почти втрое). Областные власти были уверены: люди бегут из области из-за голода. Однако еще больше местных чиновников пугало, что сбежавшие будут распространять в «большой» России слухи о голодных смертях и от этого возникнут проблемы с программой переселения, которая и так шла не без проблем.

Из справки, подготовленной секретарям Обкома (руководство области).

Пока же завоз в область новых жителей шел полным ходом (почти по 10 тыс. человек в месяц) и становился самостоятельной причиной нехватки еды. Согласованные объемы поставок продовольствия сильно отставали от реального числа прибывавших граждан. В апреле 1947 года область не получила продовольствия на 9,1 тыс. переселенцев. Всего же, по оценкам Юрия Костяшова, из-за несинхронизированности данных о численности прибывшего населения голодали десятки тысяч переселенцев.

Областные власти пытались выпросить несколько тысяч тонн картошки у руководства Литвы, но просьбы оставались без ответа. Попытки давления на соседнюю республику через Москву не увенчались успехом. Не дали результатов и переговоры гражданских властей о выделении еды с военными: они помимо собственных запасов контролировали 30 совхозов. Районные чиновники в своих письмах жаловались руководству области, что положение немцев, приписанных к военным совхозам, оказывается лучше, чем у некоторых русских. Начальник одного из военных совхозов, говорилось в одном из писем Черняховского райкома, вооружил немцев и приказал охранять продовольственные запасы кормов для скота от русских.

«Я очень уважаю вас, товарищи военные, я только что вышел из вашей семьи и начал работу по восстановлению сельского хозяйства, — выступал на партийной конференции секретарь Нестеровского райкома, — В трудный период для нашего района я обратился к вам весной 1947 года с просьбой оказать помощь кормами, но вы отказали, посоветовали поехать к вашему начальству в Ригу».

Из письма черняховских властей руководству области, апрель 1947 года

Сдержанный тон чиновничьей переписки контрастирует с воспоминаниями первых переселенцев. Одна из первых жительниц области Надежда Пискотская рассказывала, что после войны люди от голода подняли со дна затопленную баржу с зерном. Две девушки начали есть это зерно, «после этого одна из них облысела, а другая умерла». «Искали вокруг по хуторам комбикорм, пекли из него хлеб. И ведь не боялись же отравиться! Около бойни нашли консервированные кишки, потроха — тоже ели», — говорила приехавшая в область сразу после войны Надежда Архипова. Об употреблении в пищу жаб и мышей рассказывала переселенка Нина Дудченко.

В книге главврача первой инфекционной больницы для немцев профессора Вильгельма Штарлингера говорилось, что многие немцы питались зернами ржи, засеянной зимой 1944-45 года, не убранной и все сильнее прораставшей летом 1945 года. «Очень часто в пищу употреблялось мясо давно зарытых и вновь выкопанных животных. Зимой 1945/46 года были зарегистрированы случаи настоящего каннибализма», — писал Штарлингер. Михаель Вик в своей книге вспоминал, что всех кошек в городе давно съели, а он сам однажды сражался за труп сбитой машиной собаки.

«Уже дети лежат». Письмо инвалида войны властям Нестеровского района о бедственном положении его семьи, март 1947 года.

Голод среди русского населения закончился только в мае 1947 года, когда Москва решила выделить так называемый «сталинский паек» — возвратную ссуду колхозникам-переселенцам, примерно по 30 килограммов продовольственного зерна на человека. Займ нужно было вернуть государству через 2 года. Решение в колхозах встретили праздничными митингами и направлением благодарностей товарищу Сталину. В июле улучшилось продовольственное довольствие служащих.

11 октября 1947 Сталин подписал секретное постановление «О переселении немцев из Калининградской области РСФСР в Советскую зону оккупации Германии». В числе десятков тысяч переживших голод немцев область покидал Михаэль Вик.

Во время голода он выменял у одного военнопленного скрипку на хлеб. Потом скрипка спасла его семью. Однажды в их бедно обустроенное жилище ввалились его мать, милиционер и русская женщина в стеганом ватнике. Мать пыталась на черном рынке выменять на сахар украденную ранее Михаэлем скатерть, в которой русская опознала свою. Вик принялся усердно повторять на скрипке лучше всего разученные пассажи, чем отвлекал милиционера и смягчал настрой владелицы скатерти. Музыка подействовала на русских, и они не заметили на полке перчатки, украденные Виком там же, где скатерть. Под звуки скрипки русская женщина начала извиняться за то, что ошибочно приняла Виков за воров.

Через четверть века Михаэль в составе Штутгартского камерного оркестра сыграет на скрипке в Москве и Ленинграде, а министр культуры СССР Екатерина Фурцева устроит пышный прием в честь музыкантов с икрой и шампанским. Более половины лежащих на столах деликатесов останутся нетронутыми.

Текст — Вадим Хлебников, фото и копии документов предоставлены Государственным архивом Калининградской области, а также Максимом Поповым (Museum of Koenigsberg).

1. Зима В. Ф. Голод в СССР 1946–1947 годов: происхождение и последствия.

2. Маслов В.Н. Продовольственный вопрос в деятельности советской военной комендатуры Кенигсберга в 1945 г.

3. Маслов В.Н. «В начале нового пути: Калининградская область 1945-1946».

4. Костяшов Ю. В. Секретная история Калининградской области: очерки 1945–1956 гг.

5. Костяшов Ю. В. Выселение немцев из Калининградской области в послевоенные годы.

6. Костяшов Ю. В. О естественном движении населения в Калининградской области в 1946-1950 годах

7. Восточная Пруссия глазами советских переселенцев: Первые годы Калининградской области в воспоминаниях и документах

8. М. Вик. Закат Кенигсберга. Свидетельства немецкого еврея.

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

Источник