примеры категорического императива в современном жизни
Категорический императив Канта: границы применения
Дата публикации: 12.07.2018 2018-07-12
Статья просмотрена: 4025 раз
Библиографическое описание:
Холодницкий, С. В. Категорический императив Канта: границы применения / С. В. Холодницкий. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2018. — № 28 (214). — С. 112-113. — URL: https://moluch.ru/archive/214/51983/ (дата обращения: 24.10.2021).
Во все времена, от момента зарождения философской в древнейших государствах (а может и раньше) и до сегодняшнего дня, существует проблема морали. Как нужно жить, как поступать, что есть хорошо или плохо, эти и другие вопросы можно причислять к вопросу морали. С латыни слово moralitas переводят как общепринятые традиции или негласные правила [1]. В широком понимании мораль — это представление о добре и зле, о том, как стоит поступать и как не стоит. Неудивительно, что мораль у людей различается, ведь представления о хорошем и плохом во многом зависят от места их рождения, эпохи, развитии культуры, установленной в государстве религии и многих других факторов. Можно догадаться, что философы время от времени ставили перед собой цель создать учение об идеальной морали, которую можно было считать общепринятой (например Б.Спиноза в работе «Этика»), однако, никому это не удавалось сделать настолько успешно, насколько удалось И.Канту в его основном труде о морали «Критика практического разума» (1788).
В этом произведении Кант подробно исследует идею категорического императива, хотя определение этому понятию он дает в более ранней своей работе «Основы метафизики нравственности» (1785). С точки зрения Канта, только разумному существу присуща воля, то есть причинность, благодаря которой оно совершает поступки из принципов. Воля действует по трем видам принципов:
‒Правила умения: что нужно делать, чтобы достигнуть поставленной цели.
‒ Советы благоразумия: средства достижения собственного счастья.
‒Закон нравственности: определение формы поступка независимого от его содержания. [2]
Первые два принципа можно отнести к принципам личного счастья, поэтому их нельзя отнести ко всеобщему закону, ведь суждения о счастье у каждого человека зависит от его опыта, а значит не могут быть априорными. Третий принцип, в виду того, что не зависит от опыта, ведь он определяет общую форму поведения, может считаться априорным, следовательно, может обладать статусом всеобщего. Кант называет этот принцип долгом для всех наделенных разумом существ, так как следование ему не зависит от желания человека, и выполняется он по нравственному принуждению в согласовании с волей. Кроме того, он подмечает, что человек, сделав это принцип своим наивысшим правилом, стремится к подлинному счастью разумных существ, а счастье это заключено во всеобщем благе в мире.
Для великого философа счастье — это то, чего нужно заслужить, потому в «Критике практического разума» он продолжает идею всеобщего счастья, говоря о том, насколько зыбкими будут принципы себялюбия, ведь они прежде всего зависят от опыта, а опыт зависит от внешних обстоятельств, не всегда подвластных существу. В то же время Кант утверждает, что нравственный долг должен выполняться по принуждению воли, испытывающей бесконечное уважение к этому самому долго, необходимо согласование с воззрением человека и его представлением о морали, «лишь добровольное деяние может быть признано нравственным в строгом смысле слова». [3] В ином случае, при выполнении этого долга из страха или незнания, нельзя сказать, что поступок истинно нравственен.
Продолжая эту идею, философ формулирует четкое определение высшему моральному закону т. е. категорическому императиву: «следует поступать так, чтобы максима твоей воли в любой момент времени могла стать принципом всеобщего законодательства» [4]. Объясняя общим языком, можно сказать, что категорический императив, есть золотое правило этики: поступай так, как бы ты хотел, чтобы поступали другие. Кроме этого, для Канта несомненно важен принцип того, что никогда и ни при каких обстоятельствах человек не должен становиться средством достижения цели, любой человек, скорее даже человечество, необходимо должны являться высшей целью, только тогда будет возможно достижение всеобщего счастья.
Все это изложенное в предыдущем абзаце наталкивает на мысль, что для осуществления возможностей соблюдения императивного долга необходима одна важная вещь — свобода. Свобода в широчайшем смысле, всеобщая свобода, постоянное стремление к ней, делают доступным универсальное человеческое счастье. [5] Ибо только абсолютно свободный человек способен подчинить волю необходимой максиме.
Анализируя вышеизложенное, можно заметить, что общий принцип этики Канта базируется на формализации, а именно, категорический императив ни в коей мере не описывать модель поведения для каждой ситуации, не дает советов, как поступать в том или ином конкретном случае, но является идеальной обобщенной моделью, описывающей поведение в абсолютно любой ситуации. Если смотреть на мир реально, ничего идеального и совершенного не существует, а значит и этика Канта не может быть названа абсолютно универсальной. Как минимум потому, что упускает из внимания роль личность совсем. Принцип всеобщей морали в том виде, в котором его формулирует Кант осуществим только при одном условии — все люди в мире будут одинаково наделены способностями и возможностями. Однако очевидно, что это совсем не так и не может быть (по крайней мере сейчас) в принципе.
Для доказательства этого суждения можно рассмотреть частные случаи проявления несправедливости в мире. В некоторых странах Азии, которым присуще перенаселение, происходит борьба за элементарное существование в условиях невозможности прокормиться всем, люди начинают совершать безумные поступки. Вспомним великий голод в Китае [6], где всего за несколько лет погибло порядка 36 млн. человек, где люди поедали животных и друг друга, ввиду отсутствия иного выхода. Рассматривая этот случай с позиции всеобщей нравственности, заслуживали ли погибшие своей участи? Разве каждая отдельная личность не должна в равной степени заслуживать того, что и остальные? Ведь будучи съеденными они совершали вклад во имя всеобщего «счастья», чтобы жили другие, в ином случае, жертв могло быть еще больше. В этой конкретной ситуации категорический императив не дает правильных ответом, именно потому, что это случай конкретный и с большим трудом вписывается во всеобщую картину мира.
Еще одной немаловажной дилеммой в современном мире принято считать эвтаназию. Некоторые страны, вроде Швейцарии, узаконили ее, так как учитывают интересы каждой личности. В некоторых странах, в России в частности, эта «услуга» считается аморальной и находится под глубоким запретом. Но, если обратиться к одной известной статье [7], где подробно описываются страдания от онкологических заболеваний, когда в прямом смысле от невыносимой боли умирают люди, стоя в очереди за обезболивающим, порой запрещенным в стране, то также задаешься вопросом, а что же в этом случае можно считать этичным? Попытка сохранить жизнь человека или хотя бы продлить ее, заставив в последствии умереть в конвульсиях и муках или же совершить противозаконный акт убийства, при этом избавив человека от страданий. В этом случае опять же, этика Канта не может точно сказать, что будет являться общественным благом, какой из двух возможных вариантов приблизит человечество ко всеобщему счастью, ибо не учитывает судьбу отдельных личностей.
Исходя из данных примеров, можно заключить, что категорический императив Канта, несмотря на его красоту, простоту и всеобщность, все же, не может быть назван универсальным нравственным законом в абсолютном смысле, ибо даже в малейшем смысле не учитывает важность личности. Рассматривать универсальную этику без участия отдельных индивидов и без учета их особенностей, подобно попытке построить коммунизм по теории К.Маркса и Ф.Энгельса при помощи революций — обречено на провал (иллюстрацию этого мы наблюдали в 20 веке). Роль каждой отдельной личности необычайно важно, ведь первично существует индивид, и лишь затем из их множества получается общность. Именно отдельными личностями и ограничивается применение этого всеобщего закона
Категорический императив Канта — лучшее формальное представление об универсальной морали, которое видело человечество, и вряд ли в будущем кто-то преуспеет больше в вопросе формализации этики. Золотого правила нравственности можно и необходимо придерживаться как в повседневной жизни, так и в эпохальном масштабе. На мой взгляд, это и вправду поможет человечеству приблизиться к достижению всеобщего счастья — свободе. Но ввиду сложности этого мира и его нежелании подстраиваться под универсальные законы, а также значительным влиянием отдельных личностей, как и многие идеалистические теории, абсолютная осуществимость Кантовской в глобальном смысле представляется мне утопичной.
Категорический императив Канта и «золотое правило» нравственности
«Относись к другим людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе» — наверняка многие из нас хотя бы раз слышали эту фразу или её подобие. Согласитесь, что воспринимается она как нечто привычное и само собой разумеющееся? Однако это не просто обиходное выражение или пословица – на самом деле эта фраза относится к очень интересному закону, который носит название «категорического императива». К тому же, он непосредственно связан с ещё одним законом, а если быть точнее, правилом – «золотым правилом» нравственности. В данной статье мы поговорим и о каждом из этих понятий.
Категорический императив
Термин «категорический» императив появился благодаря немецкому философу Иммануилу Канту, который разрабатывал концепцию автономной этики. Согласно этой концепции, нравственные принципы существуют всегда, не зависят от окружающей среды, и должны быть в постоянной связи друг с другом. И категорический императив говорит о том, что человек должен использовать особые принципы, которые определяют его поведение.
По Канту, человек является высшей ценностью. Каждый из людей обладает чувством собственного достоинства, которое он защищает от любых посягательств. Однако и любой другой из людей обладает чувством собственного достоинства. Получается, что один человек имеет свободу выбора способа поведения через призму восприятия другого человека. А любой поступок оценивается на основе понятий о добре и зле.
Как личность, человек не способен быть мерилом добра и зла. Не существует и совершенного человека, который мог бы быть эталоном этих качеств. Следовательно, понятия о добре и зле перешли к человеку от бога, т.к. он единственно является их носителем. В нравственном сознании человека должна закрепиться идея о боге, как об идеале и нравственном совершенстве.
Согласно определению, человек является главной нравственной ценностью. Бог же для него является нравственным идеалом для самосовершенствования. Учёный сформулировал свой закон так, чтобы он стал основой, на которой строятся человеческие взаимоотношения. Этот закон и называется категорическим императивом.
Основы категорического императива:
Теория Канта говорит нам о том, что человек, выбирая, как ему действовать, должен брать во внимание не только свои желания, но и общечеловеческие правила, которые являются для него безусловным повелением (категорическим императивом).
Вообще, взаимосвязь основ категорического императива (в особенности, второй и третьей) представляет собой базу отношений между социумом и человеком, между государством и его гражданином. Первая же основа является абсолютным нравственным требованием, состоящим в осознании человеком своего долга перед самим собой и другими людьми, основывающегося на свободной и разумной воле. Ведь любая вещь в мире, как говорит исследователь, обладает относительной ценностью; лишь только разумная и свободная личность ценна сама по себе.
Мораль категорического императива содержит причину в самой себе, а не является результатом чего-либо. Философ возвышает её над миром, отделяет от множества жизненных связей и противопоставляет реальной действительности, ведь она говорит не о том, что есть на сегодняшний день, а том, как должно быть. И настоящее уважение к личности – это нравственная основа морали и права. Но в реальной жизни это практически невыполнимо, т.к. в человеческой природе присутствует, как говорит Кант, «изначальное зло» — это эгоизм, стремление лишь к собственному счастью, себялюбие и т.п.
Но, в любом случае, отличие категорического императива от любой подобной предшествующей теории заключается в том, что основа нравственности зиждется не только на счастье и пользе человека, но ещё и в требованиях его разума и принципе гуманизма, который наиболее ярко выражается в «золотом правиле» нравственности.
«Золотое правило» нравственности
Историю «золотого правила» нравственности, подразумевающего под собой основу нравственного поведения, можно смело назвать историей становления нравственности вообще. В том значении, в котором «золотое правило» принято рассматривать сейчас, оно начало применяться в XVIII веке.
Первоначально, ещё при первобытно-общинном строе, был так называемый обычай кровной мести, суть которого заключалась в идее равноценного воздания. Сегодня это кажется жестоким, но в то время именно кровная месть регулировала вражду между родами и обуславливала рамки поведения.
После того как родоплеменные отношения были разрушены, разделение людей на «чужих» и «своих» перестало иметь чёткую грань. Связи людей из разных родов по каким-либо причинам могли быть даже сильнее, чем внутриродовые связи. Отдельный человек перестал «расплачиваться» за проступки своих родственников, а родовая община перестала отвечать за действия своих отдельных членов. Отсюда возникла необходимость в появлении нового принципа управления межличностными отношениями, который бы не зависел уже от принадлежности человека к тому или иному виду.
И этим принципом стало рассматриваемое нами «золотое правило», отдельные части которого можно встретить в Ветхом и Новом заветах, учении Конфуция, изречениях семи греческих мудрецов и других источниках, например, в Евангелии от Матфея, где «правило» звучит как: «Итак, во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними…» (Матф. 7, 12). Такая формулировка считается позитивной; есть и негативная: «Не делай другому того, чего не желаешь самому себе».
Под «другим» в «правиле» понимается абсолютно любой человек, а само оно говорит о том, что все люди равны, однако это равенство не делает их одинаковыми и не принижает их достоинства. О равенстве здесь говорится в более глубоком смысле: равенстве в возможности самосовершенствования, равенстве свободы, равенстве в лучших качествах человека, равенстве перед общечеловеческими нормами.
«Золотое правило» подразумевает такую позицию, в которой человек встаёт на место другого: к себе он относится как к другому, а к другому – как к себе. Эта позиция является основой межличностной связи, именуемой любовью. Так рождается и новая формулировка «правила»: «люби ближнего своего, как самого себя». Другими словами, к каждому человеку следует относиться как к себе в перспективе совершенства – не как к средству, но именно как к цели.
«Золотому правилу» в качестве основы нравственного поведения и сознания всегда уделяли огромное внимание философы. Например, Томас Гоббс видел в нём основу естественных законов, которыми определяется жизнь человека. Т.к. «правило» может быть понятно каждому, оно способствует ограничению индивидуальных эгоистических притязаний, служащих основой единения людей в государстве. Джон Локк не рассматривал правило как врождённое – основой правила является всеобщее естественное равенство, и человек, чтобы прийти к общественной добродетели, должен сам его осознать.
Иммануил Кант, в свою очередь, смотрел на традиционные формы «золотого правила» критически. Согласно его мнению, в явном виде оно не даёт возможности оценить уровень нравственного развития человека, т.к. нравственные требования к самому себе могут быть занижены человеком, он может принять эгоистическую позицию. Несмотря на то, что «золотое правило» содержит в себе и желания человека, они часто могут сделать его рабом своей природы и создать непреодолимую преграду между ним и миром нравственности – миром свободы.
В качестве заключения
Категорический императив Канта, являющийся центральным понятием его этической доктрины, представляет собой утончённое (с точки зрения философии) «золотое правило», однако между ними не следует ставить знак тождественности.
Мы же с вами всегда должны помнить, что как категорический императив, так и «золотое правило» должны руководить нашими действиями в повседневной жизни. Если мы будем применять на практике вышеназванные основы, наша жизнь наверняка станет в разы гармоничнее, отношения с людьми будут конструктивными, конфликтов и разногласий будет меньше, а взаимного уважения друг к другу станет больше.
КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ
КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ (К.И.)
Все понимают разницу между знанием истины и знанием того, что с ней делать. Разум производит как суждения, так и решения. Суждения м/б истинными или ложными, с решениями же сложнее.
«Должно значит можно», т.к. человек всегда свободен совершить правильный поступок. Человек судит о том, что можно, именно потому, что он сознает, что он должен, иначе свобода осталась бы для него неизвестной: именно моральные усилия приносят нам идею свободы. Более того, всё мышление возникает из свободы: практический разум заставляет нас осознать, что мы свободны, а осознав, отказаться от свободы («осознанную необходимость» все помнят). Осознав себя свободными, мы осознаем себя принадлежащими одновременно и природе, и стоящими над ней (принадлежащими трансцендентальному [запредельному, абсолютному] миру).
Оппонент Канта Юм считал разум рабом наших страстей, которые ставят цели и порождают мотивы поступков. Разум же побуждает нас действовать только тогда, когда уже есть мотивы. Если с этим не соглашаться, то надо признать, что разум должен вырабатывать не только суждения, но и императивы, определяющие поведение человека. Только тогда наши поступки будут мотивированы разумом, а не страстями, т.е. будут разумны.
Свобода – это возможность для воли самостоятельно (а не через некий внешний источник или естественный процесс) устанавливать цели поступков. Это наша способность подчиняться разуму. Кант это называет автономией воли, в отличии от гетерономии, когда воля подчинена внешним условиям (чувству, побуждению, склонности). Автономия воли – достоинство человека, но не животных.
«Автономный деятель» способен отринуть все побуждения, если они вступают в противоречие с разумом, он бросает вызов законам природы и действует только на основе законов свободы, способен поставить себе настоящую цель, не имеющую ничего общего с простым удовлетворением желаний.
Гипотетический и категорический императивы.
Гипотетический императив всегда начинается с «если» и никогда не объективен, т.к. всегда чем-то обусловлен (индивидуальными желаниями).
Категорические императивы не содержит «если», они говорят, что следует делать, без всяких условий. Все нравственные принципы выражаются только категорическими императивами. Они априорны (даны каждому изначально, как результат всей предыдущей истории природы и общества), общи всем разумным существам и никак не связаны с особенностями человеческой природы.
Примеры.
Гипотетический императив: «Чтобы избежать армии надо учиться и поступить в вуз».
В противоположность вспомним Ломоносова, который пешком пришел в Москву за знаниями – пример «автономного деятеля».
Категорический императив: «Все нации имеют право на самоопределение».
Гипотетический императив: «Если это не в наших сиюминутных интересах, это право не признаем.»
Все К.И. сводятся к одному, который имеет несколько формулировок.
1. Поступай так, как хочешь, чтобы поступали с тобой:
«Поступай так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была стать всеобщим законом природы». («максима» – обозначает одновременно и принцип и мотив).
Например, запрещено нарушать обещания, т.к. желать всеобщего нарушения обещаний значит отменять обещания вообще.
Отсюда следует вторая формулировка.
2. Запрет эксплуатации:
«Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился к нему только как к средству».
Эта формулировка явно запрещает любую эксплуатацию (в том числе добровольную, когда, например, родители своей целью видят исключительно благо ребенка, превращая себя в средство его достижения).
Пример аморального субъекта Денис Драгунский, который не может понять морального субъекта Королёва:
Недостаточно делать добро по склонности, из любви к людям. Моральную ценность поступка Кант находит только в сопротивлении склонности. Например, если человек, жаждущий смерти, продолжает жить, потому что понимает, что в этом его долг, тогда самосохранение перестает быть инстинктом и становится моральной ценностью.
Наконец, последняя формулировка К.И., на которую мне хочется указать независимо от исследователей Канта, принадлежит Ленину:
4. Нравственно то, что отвечает интересам пролетариата (разумеется, интересы класса, его отдельных представителей и его политических организаций могут расходиться).
Действительно, интересы классов, владеющих собственностью, не могут стать всеобщим законом, т.к. их представители вынуждены относиться к другим людям как к средству. Потом, все не могут быть эксплуататорами, но могут быть работниками. И, наконец, действия, исходящие из интересов собственности, никогда не смогут стать полностью разумными, т.к. обусловлены внешней объективной необходимостью (возрастанием капитала).
Данная статья – попытка «отбить» Канта у буржуазии.
Источники.
Р.Скратон. Кант. Краткое введение.
Большая Советская Энциклопедия, 2-е изд., т. 29, 1956.
ЗЫ.
http://scepsis.net/library/id_2641.html
Философия Канта выявляет удивительный факт: расчетливо-осмотрительный индивид и индивид, исповедующий богооткровенную веру, — это, по сути дела, один и тот же субъект. Благоразумие превращается в суеверие всюду, где оно испытывает недостаточность знания. Именно в этих условиях обнажается неспособность расчетливо-осмотрительного человека вынести собственную свободу, то малодушие и самоуничижение, которое издревле составляло /180/ естественную почву всякой «богослужебной религии».
Суть кантовской философии религии можно передать следующей краткой формулой: богу угодна нравственная самостоятельность людей, и только она одна, ему претит любое проявление малодушия, униженности и льстивости — соответственно подлинно верует лишь тот, кто не имеет страха перед богом, никогда не роняет перед ним свое достоинство и не перекладывает на него свои моральные решения.
Желал того Кант или не желал, но эта идея разъедала существующую религию, подобно кислоте. Она ставила верующего человека перед критическим вопросом, который слабо мерцал во многих ересях: к кому же собственно я обращаюсь, когда страшусь, колеблюсь, ищу указаний, вымаливаю, заискиваю, торгуюсь? К кому обращались и обращаются миллионы людей, мольба которых есть вопль бессилия?
Если богу не угодны духовная слабость, малодушие и униженность (именно те состояния, в которых обычно пребывают люди, полагающие, что они общаются с ним), то не угодно ли все это «князю тьмы»? А раз так, то (вопрос, некогда брошенный Лютером по адресу католической церкви) не градом ли дьявола являются храмы, в которых всякий пребывает в страхе, стыде и беспомощном заискивании?
Сам Кант не формулировал альтернативу с такой резкостью. Однако он достаточно определенно говорил о том, что все известные формы религии (в том числе и христианство) являлись идолослужением в той мере, в какой они допускали человеческую униженность и льстивость, индульгентное понимание божьей милости и утешительную ложь, веру в чудеса и богослужебные жертвы.
Кант столкнул религию и теологию с глубочайшими внутренними противоречиями религиозного сознания. Тем самым он поставил не только религию и теологию, но и самого себя, как религиозного мыслителя, перед неразрешимыми трудностями. Основной вопрос, смущавший религиозную совесть Канта, состоял в следующем: не является ли вера в бога соблазном на пути к полной нравственной самостоятельности человека?
Ведь как существо всесильное бог не может не искушать верующих к исканию его милостей.
Как существо всезнающее бог совращает к мольбам о подсказке и руководстве там, где человек обязан принять /181/ свободное решение перед лицом неопределенности.
Как перманентный творец мира он оставляет верующему надежду на чудесное изменение любых обстоятельств.
Высшим проявлением нравственной силы человека является стоическое мужество в ситуации, безысходность, которой он осознал («борьба без надежды на успех»). Но для верующего эта позиция оказывается попросту не доступной, ибо он не может не надеяться на то, что бог способен допустить и невероятное. Сама вера исключает для него возможность того ригористического поведения и внутренней чистоты мотива, для которых нет препятствий у неверующего.
Как отмечалось выше, философски понятая вера, по Канту, отличается от вульгарной, богооткровенной веры как надежда от упования и слепой уверенности. Но бог, как бы ни изображался он в различных системах религии и теологии, всегда имеет такую власть над будущим, что на него нельзя просто надеяться. Он обрекает именно на упования, на провиденциалистский оптимизм, в атмосфере которого подлинная нравственность не может ни развиться, ни существовать.
Существеннейшей характеристикой морального действия Кант считал бескорыстие. Но чтобы бескорыстие родилось на свет, где-то в истории должна была иметь место ситуация, для участников которой всякая корысть, всякая ставка на выгодность и успешность действия сделалась бы насквозь проблематичной и даже невозможной.
Одно из основных противоречий кантовской философии состояло в том, что в ней достаточно ясно осознавалась генетическая связь между бескорыстием и девальвацией корысти в критических ситуациях и в то же время предполагалось, что мораль могла возникнуть из религии и внутри религии (вопрос о происхождении морали был тождествен для Канта вопросу о развитии христианства из иудаизма).
Но мораль не могла созреть внутри религии именно потому, что религия маскирует отчаянность критических ситуаций, ограждает своих приверженцев от столкновении с «ничто», с «миром без будущего». Застраховывая от отчаяния, она застраховывает и от кризиса расчетливости.
////
В своей поздней работе «Спор факультетов» Кант, продолжая рассуждения в этом направлении, обратился к простому по форме, но трудному вопросу: есть ли подлинный прогресс в истории? (Философ имел в виду не только техническое развитие, но еще и этический прогресс в области свободы.) Он признавал, что реальная история запутана и не предоставляет в наше распоряжение однозначных свидетельств. … И все-таки Кант пришел к заключению, что, хотя наличие прогресса доказать нельзя, в истории можно различить признаки того, что он возможен. Кант считал Французскую революцию таким признаком, указывающим на возможность прихода свободы. Совершилось нечто немыслимое дотоле: целый народ бесстрашно заявил о свободе и равенстве граждан. Еще более важным Кант считал то, что реальность — зачастую кровавая — событий, происходивших на улицах Парижа, встретила глубокое сочувствие наблюдателей всей Европы: Революция духовно богатого народа, происходящая в эти дни на наших глазах, победит ли она или потерпит поражение, будет ли она полна горем и зверствами до такой степени, что благоразумный человек, даже если бы он мог надеяться на ее счастливый исход во второй раз, все же никогда бы не решился на повторение подобного эксперимента такой ценой, — эта революция, говорю я, находит в сердцах всех зрителей (не вовлеченных в игру) равный их сокровенному желанию отклик, граничащий с энтузиазмом, уже одно выражение которого связано с опасностью и который не может иметь никакой другой причины, кроме морального начала в человечестве.