повседневная жизнь в военное время
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ (1941-1945)
Повседневная жизнь в СССР во время Великой Отечественной войны.
После того, как война стала приобретать затяжной характер, руководство страны пошло на беспрецедентные шаги. С 1942 г. был введен специальный военный налог, распространявшийся на все городское и сельское население, включая иждивенцев, военнослужащих тыловых частей и учреждений. В феврале 1942 г. была введена всеобщая трудовая повинность — все трудоспособное городское население в возрасте от 16 до 55 лет, не занятое на предприятиях, объявлялось мобилизованным на работы в строительстве и промышленном производстве.
Карточная система и жизнь крестьян
С началом войны страна переходила к карточной системе снабжения населения. Уже 18 июля 1941 г. карточки на хлеб, мясо, жиры и другие основные продукты питания были введены в Москве и Ленинграде, к концу года на снабжение по карточкам перешел весь тыл. К 1942 г. на государственном снабжении хлебом находилось 62 млн. человек, при этом в тылу в колхозах работали в основном женщины, дети и старики (мужчины ушли на фронт). Для нужд фронта была мобилизована большая часть сельскохозяйственной техники и лошадей. Поставки тракторов и удобрений прекратились полностью. 80% всех сельскохозяйственных работ приходилось выполнять вручную, крестьяне вновь использовали плуг, зачастую в него впрягались они сами. В результате было обработано меньшее количество посевных площадей, что привело к значительному падению урожая. Ситуация в деревне складывалась критическая, картофель стал вторым хлебом, не было чая, сахара, мяса. Практически все продукты отдавались на снабжение фронта и городов, колхозники выживали за счет подсобного хозяйства. В середине войны за один трудодень им полагалось 800 г зерна, 200-400 г картофеля, а трудовые нормы повышались в полтора раза.
Эвакуация предприятий. Быт рабочих и горожан
Карточки для трудившихся на оборонных предприятиях обеспечивались по самой высокой норме: 800 г хлеба в день и половина этой нормы — на иждивенцев и детей, другие продукты также выдавались по строго определенной квоте и часто с заменой на имевшиеся в наличии другие наименования. Основная масса рабочих и служащих получала по 400—500 г хлеба в день. Нормы были неодинаковыми по стране, очень небольшими и на другие продукты. В условиях нехватки рабочих рук государство разрешило брать на предприятия детей с 14 лет, многие из них шли на работу, чтобы прокормить семью.
Повседневная жизнь на фронте и в тылу
Когда рассказывают о Великой Отечественной войне, то в первую очередь вспоминают героизм советских солдат, погибших воинов на фронтах и в тылу. А что же происходило между боями, как отдыхали наши воины? Интересную информацию о жизни и быте солдат содержат такие источники информации, как воспоминания, фронтовые дневники и письма, менее всего подверженные идеологическому влиянию. Например, традиционно считалось, что солдаты жили в блиндажах и дотах. Это не совсем верно, большинство солдат располагалось в окопах, траншеях или просто в ближайшем лесу ни сколько об этом не жалея. В дотах было всегда очень холодно, ведь в то время еще не существовало систем автономного отопления и автономного газоснабжения. Поэтому солдаты предпочитали ночевать в окопах, накидав на дно веток и растянув сверху плащ-палатку. Питание солдат было нехитрым «Щи да каша-пища наша» эта пословица точно характеризует паек солдатских котелков первых месяцев войны и конечно же лучший друг солдата сухарь, любимое лакомство особенно в походных условиях, например на боевом марше.
В ряде исследований по истории Великой Отечественной войны организация снабжения продовольствием советских солдат в 1941 – 1945 гг. рассматривается в основном с точки зрения более общей проблематики развития тыла Вооруженных сил. Из этих исследований непонятно, что и как случалось поесть советскому солдату. Лично у меня сложилось впечатление, что советские солдаты – это кто-то вроде духов бестелесных, которые не пьют, не едят и до ветру не ходят.
“Есть войны закон не новый:
В отступленье – ешь ты вдоволь,
В обороне – так и сяк,
В наступленье – натощак”.
Это правило, выведенное героем поэмы А. Твардовского “Василий Теркин”, в основе своей подтверждается фронтовиками, хотя о достатке продовольствия в начальный период Великой Отечественной войны говорить не приходится. Именно во время отступления среди советских военнослужащих прочно закрепилась практика обращения за непосредственной продовольственной помощью к жителям тех населенных пунктов, через которые они проходили. На дорогах войны солдатам нередко приходилось питаться по так называемому “бабушкиному аттестату”, то есть полагаться на доброту и расположение местного населения. Порой хозяева сами проявляли инициативу и делились с солдатами своими запасами.
В наступлении существовали объективные трудности для организации питания: на маршах походные кухни и обозы не успевали за продвигавшимися вперед войсками. Готовить еду “на ходу” было затруднительно, а ночью не разрешалось разжигать огонь. Есть расхожий штамп: мол, война войной, а обед по расписанию. На самом деле такого распорядка не существовало, а уж тем более не было никакого меню.
Как правило, на передовой, под постоянным обстрелом противника, горячее питание доставляли в термосах, чаще всего один раз, ночью. В результате бойцам раздавали сухой паек, что порой оказывалось предпочтительнее горячей еды. Если перед атакой бойцы получали “неприкосновенный запас”, то нехитрая голодная солдатская мудрость учила: надо съесть все запасы до боя – а то убьет, и не попробуешь! Но бывалые фронтовики, зная, что при брюшном ранении больше шансов выжить сохраняется при пустом желудке, перед боем стремились не наедаться и не пить.
В первые годы войны у советских солдат были стеклянные фляжки для воды, которые были очень не удобны. Они часто разбивались, поэтому удачей считалось раздобыть трофейную алюминиевую фляжку, которая удобно крепилась к поясу. Лишь с 1943 года наши бойцы стали получать алюминиевые фляжки советского образца. Тогда, же солдаты получили личные котелки и кружки из алюминия.
В обороне или во втором эшелоне у солдат энергетические затраты организма снижались, так как не было изнурительных атак, маршей и перебежек. Кухни находились рядом, поэтому военнослужащие привыкали к регулярности и даже полновесности порций. Нормы суточного довольствия красноармейцев и начальствующего состава боевых частей действующей армии включали: 800 г ржаного обойного хлеба (в холодное время года, с октября по март – 900 г), 500 г картофеля, 320 г других овощей (свежей или квашеной капусты, моркови, свеклы, лука, зелени), 170 г круп и макарон, 150 г мяса, 100 г рыбы, 50 г жиров (30 г комбижира и сала, 20 г растительного масла), 35 г сахара.
Курившим военнослужащим полагалось ежедневно 20 г махорки, ежемесячно – 7 курительных книжек в качестве бумаги и три коробки спичек. По сравнению с довоенными нормами, из основного рациона исчез только пшеничный хлеб, замененный на ржаной. Установленные нормы довольствия в течение войны не пересматривались, но дополнялись: некурящим женщинам-военнослужащим стали выдавать по 200 г шоколада или 300 г конфет в месяц взамен табачного довольствия (приказ от 12 августа 1942 г.); затем аналогичную норму распространили и на всех некурящих военнослужащих (приказ от 13 ноября 1942 г).
Из писем фронтовиков складывается впечатление, что на фронте питание было лучше, чем в тылу. На самом деле это было не всегда так. В большинстве военнослужащие из действующей армии сообщали домой о хорошем и даже отличном питании, плотной, сытой еде, чтобы успокоить родных относительно своего положения. Проверка организации питания в частях и соединениях Северо-Кавказского фронта в конце июня 1942 г. показала, что “пища готовится однообразная, преимущественно из пищевых концентратов. Овощи в частях отсутствуют при наличии их на фронтовом складе”. В 102-м отдельном инженерно-строительном батальоне продукты выдавали непосредственно бойцам, и каждый самостоятельно готовил себе “в котелках, банках от консервов и даже в стальных шлемах”.
Рацион фронтовиков от случая к случаю пополнялся боевыми трофеями, когда удавалось захватить походные кухни противника или запасы на складах. Многие фронтовики вспоминают о трофейном гороховом супе в пачках, попадавшийся в брошенных немцами складах или фургонах с продовольствием. Некоторые продукты вызывали удивление у советских солдат. Например, гибрид эрзац-меда со сливочным маслом в больших брикетах, а также трофейный хлеб, запечатанный в прозрачную пленку с обозначенной датой изготовления: 1937 – 1938 годы.
Конечно, мытье в бане происходило, когда солдаты находились во втором эшелоне и не принимали непосредственного участия в боях. Причем мытье в бане чаще всего приурочивалось к холодному времени года. Летом бойцы имели возможность купаться в реках, ручьях, собирать дождевую воду. Зимой же не всегда была возможность не только найти уже готовую баню, сооруженную местным населением, но и построить самим — временную. Передислокации частей иногда были настолько частыми, что не только военные укрепления, но и бытовые помещения часто оставлялись вскоре после их постройки. Например, утром в бане мылись немцы, а вечером — советские воины. Санитарная служба обязана была, вместе со старшим врачом полка, обеспечить для бойцов смену белья не реже чем один раз в 10 дней, обеспечивая их бельем и мылом.
На начальном этапе войны солдаты носили гимнастерку без погон с откладным воротником, со специальными накладками в районе локтей. Обычно эти накладки делались из брезента. Гимнастерка носилась со штанами-галифе, имеющими такие же брезентовые накладки в районе колен. Верхняя одежда одевалась на нательное бельё, состоящее из рубахи и широких штанов из хлопчатобумажной ткани.
В 1943 году Красная Армия приняла новую униформу, которая кардинально отличалась от использовавшейся до тех пор. Изменилась и система знаков различия. Новая гимнастёрка очень походила на ту, что использовалась в царской армии и имела воротник-стойку, застёгивающийся на две пуговицы. Главной отличительной чертой новой униформы стали погоны. Предусматривалось два типа погон: полевые и повседневные. Полевые погоны изготавливали из ткани защитного цвета. На погонах возле пуговицы носили маленький золотой или серебряный значок, обозначающийся род войск.
Документально утверждается, что название «гимнастёрка» было внедрено в официальный оборот только в марте 1942 года по личному распоряжению главного интенданта Красной армии генерал-майора интендантской службы П.И. Драчёва. До этого решения в официальной документации применялся термин «рубаха», а ещё раньше — «гимнастическая рубаха». Сам же термин «гимнастическая рубаха» впервые встречается в приказе военного министра от 18 июня 1860 года, которым для генералов и офицеров вводился белый полотняный китель по образцу уже существовавшего в кавалерии. В приказе упоминается, что офицеры пехоты должны носить эти кители «на службе только в тех случаях, когда нижние чины надевают установленные для гимнастических упражнений рубашки». Однако конкретный приказ о её учреждении пока не обнаружен.
На сегодняшний день ни один исследователь не назовёт с определённостью дату, которую можно считать точкой отсчёта существования гимнастёрки как предмета воинского обмундирования. Большинство авторов сходятся во мнении, что гимнастическая рубаха была введена в конце 50 — начале 60-х годов XIX века для гимнастических упражнений и хозяйственных работ. Видимо, причина в том, что гимнастическая рубаха на деле представляла собой солдатскую нательную рубаху, а она, в свою очередь, видоизменённую крестьянскую исподнюю одежду.
На ногах солдат были ботинки и обмотки. Именно они были главным горем солдат, особенно пехоты, так как именно этот род войск ходил в них. Они были неудобными, непрочными и тяжелыми. Такой тип обуви был вызван экономией средств. После опубликования в 1939 г. пакта «Молотов–Риббентроп» армия СССР за два года увеличилась до 5,5 млн. человек. Обуть всех в сапоги было невозможно. Экономили на коже, ботинки шили из той же кирзы.
До 1943 года непременным атрибутом пехотинца была скатка через левое плечо. Это шинель, которую для мобильности скатывали и надевали ее так, чтобы солдат не испытывал неудобств при стрельбе. В остальных случаях скатка доставляла массу хлопот. Если летом при переходе пехоту атаковала немецкая авиация, то из-за скатки солдаты были видны на земле. Из-за нее же невозможно было быстро убежать в поле или укрытие. А в окопе ее просто сбрасывали под ноги – с ней было бы не повернуться.
Зато в остальное время шинель спасала солдата от холода, огня и дождя. Ткань из которой делали шинель не промокала и не воспламенялась, а тлела если даже на неё попадал открытый огонь. На солдатских шинелях и на повседневных офицерских шинелях на краю нижних пол с внутренней стороны имелись стальные крючки. При беге, переползании и на полевых занятиях полы шинелей можно было отогнуть вверх и зацепить крючками за поясной ремень.
В короткие минуты отдыха советские воины отдыхали, спали с запасом на будущее, многие занимались творчеством. В фондах нашего музея имеются несколько таких предметов. Это красивая ваза для цветов из гильзы от снаряда, мыльница из алюминия, деревянные ложки, емкости для соли и специй из лыка, коптёрка из патрона для освещения землянки.
Также солдатский быт в кроткие периоды отдыха невозможно представить без музыки песен и книг, рождавших хорошее настроение и поднимавших бодрость духа. Но все-таки самую важную роль в победе над фашизмом сыграла психология русского солдата, способного справиться с любыми бытовыми трудностями, преодолеть страх, выстоять и победить.
«На сенокос ездили как на праздник» Что ели, как отдыхали и учились во время войны. Воспоминания с фронта и из тыла
Председатель одного из колхозов Матраевского района (Республика Башкортостан — прим. «Ленты.ру») в первый же день войны собрал митинг и произнес речь. Односельчанам особенно запомнилась одна фраза: «В Петров день, товарищи, в Берлине будем чай пить!». Председатель уверял, что советские войска дойдут до Берлина за три недели. На деле дорога растянулась почти на четыре года.
С началом войны втянуты в нее оказались все. Не только потому, что каждая семья отправила кого-то на фронт, но и потому, что нужно было обеспечивать фронт едой, одеждой и боеприпасами, нужно было прокормить свою семью, а детям приходилось помогать взрослым это делать.
По воспоминаниям детей войны, работали все: и взрослые, и даже пятилетние малыши. В основном дети работали на полях: копали картошку, собирали колоски. Взрослые, закончив с полевыми работами, отправлялись на лесозаготовки.
В деревне люди с детства были приучены к физическому труду, но все равно было очень тяжело, ведь работали мы, дети, наравне со взрослыми. Но вместе с тем на сенокос ездили, как на праздник — надевали платья и косынки.
Школы работали, несмотря на войну. Занятия проходили в три смены: с 7:30 утра до 23 часов. В классах иногда было по 30–40 человек, за одной партой сидели трое-четверо учеников.
Военное время отразилось и на учебном материале. На уроках русского языка к классическим темам сочинений добавились такие как «Чем я помог фронту». На диктантах учителя читали газетные заметки о подвигах армии, пионеров и комсомольцев.
Учебников было мало. Зачастую, если несколько человек жили рядом, им выдавали один учебник, и они вместе собирались у кого-то дома и читали, готовили домашние задания. Тетрадей было и того меньше — дети писали на газетах, на старых квитанциях. Чернилами служила сажа из печи, которую разводили водой.
На первом уроке первые 5 минут учитель рассказывал о событиях на фронте. Каждый день проводилась линейка, где подводились итоги успеваемости в 6-7 классах. Рапортовали старосты. Красное переходящее знамя получал тот класс, где было больше хорошистов и отличников.
Продукты прежде всего предназначались для фронта. Жившие в тылу отправляли солдатам то, что могли бы съесть сами. Казахи и буряты посылали фронтовикам свои национальные продукты — кумыс и хурунгу, копчености из конины. Грузины посылали цитрусовые — мандарины и лимоны. Таджики и узбеки — изюм, курагу и вяленую дыню.
Мы забыли, каким бывает масло, а кусок сахара считался лакомством. Я помню, как мама принесла мне кусочек белого хлеба и как я ела его, положив на черный хлеб.
На фронте с едой было куда лучше. Ежедневно солдаты получали 700-800 граммов хлеба, еда готовилась из расчета полкилограмма картошки, 320 граммов других овощей, почти 300 граммов рыбы и мяса, а также чай, сахар, крупы и макароны. Курившим военнослужащим полагалась махорка. Хотя было немало исключений: часто провизия задерживалась и не доходила до солдат. «Вообще-то военный паек был очень хорош, — вспоминал искусствовед Николай Никулин. — Если эти продукты доходили до солдата, минуя посредников, [ведь] их крали без стыда и совести, кто только мог».
Если перед боем солдаты получали «неприкосновенный запас» (консервы, сухари и сало — на случай, если будут перебои со снабжением), то солдатская мудрость учила: надо съесть все запасы до боя, а то убьют — и не попробуешь. Правда, при ранении в живот больше шансов выжить было при пустом желудке, поэтому многие перед боем стремились не наедаться и не пить.
Режиссер народного театра Валентин Сырцылин писал про немецких летчиков, которые сбрасывали провизию неточно: «Спасибо им — много к нам в окопы колбасы, хлеба и шоколадок нашвыряли, а немчура голодная сидит в окопе напротив, облизывается и сердится на своих летчиков, что они ошибаются».
Немаловажным в условиях войны было соблюдение гигиены. К концу 1941 года в армии стали появляться специальные банные и дезинфекционные поезда. В вагонах располагались раздевалки, душевые, прачечные и сушилки. Паровоз обеспечивал все это хозяйство паром и горячей водой. Однако в основном такие поезда доезжали не дальше второй линии фронта. Там, где баню было не построить, солдаты мылись в автобанях — грузовиках с герметичным кузовом, в который была вмонтирована печка и бак с водой.
Среди тяжелых военных будней случались и приятные моменты. В тылу люди ходили в клуб, где танцевали под гармошку, в свободное время — которого, правда, было совсем немного — читали книги. Важным развлечением для людей было радио, по которому, кроме новостей, можно было услышать выступления известных исполнителей, таких как Клавдия Шульженко и Нина Русланова.
Один-два раза в месяц солдаты слушали концерты фронтовых бригад. Среди артистов были и весьма именитые — например, Леонид Утесов и Аркадий Райкин. Солдаты пели песни и сами для себя. Очень важной частью досуга — а это в том числе психологическая разрядка перед следующим боем — были разговоры, обсуждения писем и посылок. Немалую роль во фронтовых буднях играла книга. В условиях наступательных боев никаких библиотек в дивизиях не было, поэтому книги нередко доставали из разрушенных домов на пути.
Фильм «На Париж» расскажет историю трех друзей, плечом к плечу прошедших войну, дошедших до Берлина. После этого они берут курс на новую жизнь — с любовью и приключениями. Первая остановка на этом пути — это город любви, Париж. Но героям предстоит немало преодолеть из-за своего решения. Фильм основан на реальных событиях, произошедших с Героем Советского Союза Александром Милюковым.
Любовь была неотъемлемой частью жизни на фронте и в тылу. Без нее невозможно было бы выдержать все выпавшие испытания. Это хорошо видно по письмам фронтовиков: «Люба! Передай папе, маме и Вале большой привет. Я обижаюсь на них за то, что не пишут. Быстрее и чаще пиши. Письма — это для меня то же, что для вас хлеб. Пока же враг не разгромлен, буду только мысленно и в письмах разговаривать с вами. Любава, разговаривать в письмах — это очень хорошо, и ты должна это помнить. Ты ведь умеешь писать такие хорошие письма, пожалуйста, пиши чаще. Мамочка, ты также пиши в каждом письме побольше о себе, о ребятах. Всех вас, дорогие мои, прошу писать чаще, больше, помните, что каждая строчка из дому здесь, на фронте — что нектар, воодушевляющий на новые подвиги, новые усилия в борьбе, в работе».
И военнослужащие на фронте, и оставшиеся в тылу делали большое общее дело и несмотря ни на что старались сохранить то, что им дорого, старались сохранить человеческий облик. Все это не меньше боевых действий помогло тому, что захватчика удалось выдворить не только из нашей страны, но еще и освободить от него Европу.
Наступило 9 мая — и люди плакали от радости так, как не плакали, возможно, никогда в жизни.
9 мая 1945 года мы работали в поле и опять ехал работник Сельсовета с флагом в руках и объявил, что война кончилась. Мы заплакали.
По улицам бегали люди, стучали друг другу в окна: «Вставайте! Победа!». Помню, как быстро оделась и побежала в школу. Навстречу мне бежали мои ученики. Все, взрослые и дети, кидались друг другу на шею, обнимались, плакали, кричали. Все мы были, наверное, похожи на безумных — не было у нас прежде такой великой общей радости.
В это утро люди перестали говорить обычное будничное «здравствуйте». Здороваясь, мы целовались, крепко пожимали друг другу руки. Дети бегали с флажками, юноши и девушки, взявшись за руки, шли посередине улицы, ликуя, смеясь, распевая песни. Появилась гармонь. За какой-нибудь час город приобрел праздничный вид.
«Землянка наша в три наката. «
От казармы до блиндажа
На передовой обычным делом были ночевки в окопах («ровиках», «ямках», «ячейках»). Главным в этом виде временных убежищ была хоть какая-то защищенность от смертельной опасности и непогоды. Сооружались они на скорую руку и соответствовали самым элементарным потребностям. Как выразился артиллерист В. Киселев, «все же не каждая капля дождя попадает на нас, и от осколков мы немного сохранены».
Подытожил он свой фронтовой жилищный опыт в марте 1944 г.:
«Каска в функции умывальника»
«Отдохнуть по-человечески и от обстрела укрыться»
В палатках жили зачастую по необходимости, например, когда в болотистой местности нельзя было выкопать землянку или построить блиндаж.
«До последних секунд сидели в избах. «
Во время затяжного перехода на исходе 1941 г. рядовому Леониду Андрееву и его товарищам довелось побывать на ночном постое во множестве крестьянских домов, что отпечаталось в памяти:
«Вся эта музыка надоела»
1. Никулин Н.Н. Воспоминания о войне. СПб., 2008. С. 18.
3. «Я пока жив. » (Фронтовые письма 1941-1945 гг.). Нижний-Новгород, 2010. С. 228-229.
4. Это и моя война: Великая Отечественная в письменных и визуальных эго-документах. Сб. док. Краснодар, 2016. С. 278.
5. РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 1400. Л. 68, 85.
6. РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 501. Л. 145.
7. РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 1400. Л. 37.
8. «Сохрани мои письма. «: Сб. писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. М., 2007. Вып. 1. С. 204.
9. РГАЛИ. Ф. 2594. Оп. 1. Д. 555. Л. 13.
10. Ленинградцы. Блокадные дневники из фондов Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. СПб., 2014. С. 283, 250-251.
11. РГАЛИ. Ф. 3260. Оп. 1. Д. 55. Л. 45-46.
12. РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 281. Л. 8.
13. Память о Великой Отечественной войне в социокультурном пространстве современной России: Материалы и исследования. СПб., 2008. С. 129-130, 131.
14. Андреев Л. Г. Философия существования. Военные воспоминания. М., 2005. С. 85, 86, 87.
15. Там же. С. 137, 270.
16. РГАСПИ. Ф. М-33. Оп. 1. Д. 501. Л. 145.
17. Общество и власть. С. 1023.
18. «Я пока жив. » С. 226.
19. Архив НПЦ «Холокост». Ф. 9. Оп. 2. Д. 160. Л. 13, 30.