подарила ма риня девочке жизнь
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Музыка
Хорватия
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Миллион алых роз /история шлягера/
Миллион алых роз /история шлягера/
Песня «Миллион алых роз» первоначально была написана не о бедном художнике. Она называлась “Dvja Mria meitenei miu”, что с латышского переводится как “Подарила Мариня девочке жизнь”, и написали ее достаточно известный в Латвии, но еще совсем неизвестный в СССР композитор Раймонд Паулс и поэт Леонс Бриедис.
Эту грустную песню в начале 1970-х годов в Латвии исполняла Лариса Мондрус, бывшая в то время в СССР очень популярной певицей (она еще в 1962 году окончила Рижское музыкальное училище, а затем работала в Рижском эстрадном оркестре). Лариса стала первой исполнительницей ранних песен Раймонда Паулса. Песня про Мариню на латышском языке иногда звучала на концертах певицы, но в студии не записывалась и на пластинках не издавалась, так как певица к тому времени была в опале у руководства Минкультуры.
И только в 1984 году, уже эмигрировав из Советского Союза в 1973 году и проживя более десяти лет в Германии, Лариса Мондрус записала её для долгоиграющей пластинки.
Лариса Мондрус. Dvja Mria (Подарила Мариня)
Когда в детстве, в детстве
Тогда мать найти сразу,
Чтобы взяться, взяться
Руками за её передник
И мать мне, мать мне
Тогда, усмехаясь, говорила так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Так шло время, шло время
И ну уже матери вместе нет.
И самой мне, самой мне
Со всем надо справиться.
Но в моменты те, моменты те
Когда сердце ноет болью горечи,
Я сама себе, сама себе
Тогда, усмехнувшись говорю:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Что забудется, забудется
Мне всё в деньских заботах.
От неожиданности осекаюсь.
Так как слышу я, слышу я
Шепчет тихонько, тихонько
Уже моя дочка, улыбаясь, так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
В 1981 году все тот же “латышский” вариант песни на конкурсе “Микрофон” исполнила латышская эстрадная певица Айя Кукуле (Aija Kukule), после чего песня приобрела определенную известность в СССР. Дело оставалось только за русским текстом, чем и занялся поэт Андрей Вознесенский.
Группа “KVATRO” создана в 2003 году выпускниками академии хорового искусства А.В. Свешникова. Она признана сегодня одним из самых лучших и перспективных музыкальных коллективов российской эстрады
Тему стихотворения поэту подсказала красивая легенда о художнике Пиросмани.
Отойдем немного в сторону от нашего рассказа и сделаем небольшой исторический экскурс.
Николай Асланович Пиросманишвили, или Нико Пиросмани, родился в Кахетии в городе Мирзаани. На вопросы о возрасте Нико отвечал с робкой улыбкой: “Откуда мне знать?”
Маленькому Нико было всего 8 лет, когда он осиротел. Один за другим умерли его родители, старший брат и сестра. Он и сестра Пепуца остались одни на всем белом свете. Девочку взяли в деревню дальние родственники, а Николай попал в богатую и дружную семью помещиков Калантаровых. Много лет он прожил на странном положении полуслуги-полуродственника. Калантаровы полюбили Нико, они с гордостью показывали гостям его рисунки, выучили мальчика грузинской и русской грамоте и честно пытались пристроить к какому-нибудь ремеслу, но Нико никак не хотел взрослеть…
В начале 1890-х Нико понял, что ему пора покидать гостеприимный дом и становиться взрослым. Ему удалось получить настоящую должность на железной дороге. Он стал тормозным кондуктором. Только служба была ему не в радость. Пользуясь каждым удобным случаем, Нико не выходит на работу. Через три года небезукоризненной службы Пироманишвили увольняется с железной дороги. И Нико делает еще одну попытку стать добропорядочным гражданином. Он открывает молочную лавку. Дела шли весьма неплохо, Пиросманишвили строит в родном Мирзаани дом для сестры и даже покрывает его железной крышей (вряд ли он мог предположить, что в этом доме будет когда-нибудь его музей). В основном делами лавки занимался Димитра, компаньон Пиросманишвили.
В конце концов Нико окончательно порвал с лавкой и стал бродячим живописцем. Его фамилию все чаще произносили коротко – Пиросмани. Димитра назначил своему компаньону пенсион – рубль в день, но не всегда Нико приходил за деньгами. Не раз ему предлагали кров, постоянную работу, но Нико всегда отказывался.
Возможно, мир о нем ничего бы не узнал, если бы в 1912 году (Пиросмани было уже около 50 лет) в Тифлис (так называли Тбилиси) не приехали французский художник Мишель де Лантю и братья Зданевичи – поэт Кирилл и художник Илья. Однажды они увидели вывеску трактира заведения “Варяг”: гордый крейсер рассекал морские волны. Студенты нашли автора шедевров, выкупили 13 его картин и организовали в Петербурге выставку.
В апреле 1918 года Нико заболел и три дня пролежал он в полном одиночестве, в холодном темном подвале, потом его увезли в больницу, где он и умер. От Пиросмани не осталось ничего – ни чемоданчика с красками, ни одежды, ни даже могилы.
Может быть, имя Нико Пиросмани и кануло бы в Лету вместе с его картинами, если бы не писатель Константин Паустовский. Он был в Тифлисе спустя десять лет после смерти Пиросмани, влюбился в написанные на жестяных вывесках картины художника и рассказал о нем на страницах своей книги “Повесть о жизни”.
В Тифлисе любили рассказывать историю несчастной любви Нико и легенду о том, как в день своего рождения художник пригнал к дому француженки арбы, нагруженные цветами, и устелил ими мостовую.
“Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии. Люди смотрели на удивительное зрелище: аробщики, самые обыкновенные аробщики, а не легендарные погонщики из «Тысячи и одной ночи» загружали цветами всю улицу, как будто хотели засыпать ими дома до второго этажа.
За короткое время улочка перед гостиницей была сплошь усеяна цветами. Маргарита была тронута и даже поцеловала Пиросмани в губы на глазах у горожан — в первый и последний раз. Вскоре её гастроли в Тифлисе завершились. Любви художника она не приняла – предпочла ему богатого поклонника и уехала с ним. “
В конце этого рассказа Паустовский признаётся, что “историю любви Пиросмани рассказывают по-разному. Я повторил один из этих рассказов”.
Новое в блогах
История одного шлягера
Песня «Миллион алых роз» первоначально была написана не о бедном художнике. Она называлась “Dvja Mria meitenei miu”, что с латышского переводится как “Подарила Мариня девочке жизнь”, и написали ее достаточно известный в Латвии, но еще совсем неизвестный в СССР композитор Раймонд Паулс и поэт Леонс Бриедис.
Эту грустную песню в начале 1970-х годов в Латвии исполняла Лариса Мондрус, бывшая в то время в СССР очень популярной певицей (она еще в 1962 году окончила Рижское музыкальное училище, а затем работала в Рижском эстрадном оркестре). Лариса стала первой исполнительницей ранних песен Раймонда Паулса. Песня про Мариню на латышском языке иногда звучала на концертах певицы, но в студии не записывалась и на пластинках не издавалась, так как певица к тому времени была в опале у руководства Минкультуры.
И только в 1984 году, уже эмигрировав из Советского Союза в 1973 году и проживя более десяти лет в Германии, Лариса Мондрус записала её для долгоиграющей пластинки.
Лариса Мондрус. Dvja Mria (Подарила Мариня)
Когда в детстве, в детстве
Тогда мать найти сразу,
Чтобы взяться, взяться
Руками за её передник
И мать мне, мать мне
Тогда, усмехаясь, говорила так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Так шло время, шло время
И ну уже матери вместе нет.
И самой мне, самой мне
Со всем надо справиться.
Но в моменты те, моменты те
Когда сердце ноет болью горечи,
Я сама себе, сама себе
Тогда, усмехнувшись говорю:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Что забудется, забудется
Мне всё в деньских заботах.
От неожиданности осекаюсь.
Так как слышу я, слышу я
Шепчет тихонько, тихонько
Уже моя дочка, улыбаясь, так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
В 1981 году все тот же “латышский” вариант песни на конкурсе “Микрофон” исполнила латышская эстрадная певица Айя Кукуле (Aija Kukule), после чего песня приобрела определенную известность в СССР. Дело оставалось только за русским текстом, чем и занялся поэт Андрей Вознесенский.
Группа “KVATRO” создана в 2003 году выпускниками академии хорового искусства А.В. Свешникова. Она признана сегодня одним из самых лучших и перспективных музыкальных коллективов российской эстрады
Тему стихотворения поэту подсказала красивая легенда о художнике Пиросмани.
Отойдем немного в сторону от нашего рассказа и сделаем небольшой исторический экскурс.
Николай Асланович Пиросманишвили, или Нико Пиросмани, родился в Кахетии в городе Мирзаани. На вопросы о возрасте Нико отвечал с робкой улыбкой: “Откуда мне знать?”
Маленькому Нико было всего 8 лет, когда он осиротел. Один за другим умерли его родители, старший брат и сестра. Он и сестра Пепуца остались одни на всем белом свете. Девочку взяли в деревню дальние родственники, а Николай попал в богатую и дружную семью помещиков Калантаровых. Много лет он прожил на странном положении полуслуги-полуродственника. Калантаровы полюбили Нико, они с гордостью показывали гостям его рисунки, выучили мальчика грузинской и русской грамоте и честно пытались пристроить к какому-нибудь ремеслу, но Нико никак не хотел взрослеть…
В начале 1890-х Нико понял, что ему пора покидать гостеприимный дом и становиться взрослым. Ему удалось получить настоящую должность на железной дороге. Он стал тормозным кондуктором. Только служба была ему не в радость. Пользуясь каждым удобным случаем, Нико не выходит на работу. Через три года небезукоризненной службы Пироманишвили увольняется с железной дороги. И Нико делает еще одну попытку стать добропорядочным гражданином. Он открывает молочную лавку. Дела шли весьма неплохо, Пиросманишвили строит в родном Мирзаани дом для сестры и даже покрывает его железной крышей (вряд ли он мог предположить, что в этом доме будет когда-нибудь его музей). В основном делами лавки занимался Димитра, компаньон Пиросманишвили.
В конце концов Нико окончательно порвал с лавкой и стал бродячим живописцем. Его фамилию все чаще произносили коротко – Пиросмани. Димитра назначил своему компаньону пенсион – рубль в день, но не всегда Нико приходил за деньгами. Не раз ему предлагали кров, постоянную работу, но Нико всегда отказывался.
Возможно, мир о нем ничего бы не узнал, если бы в 1912 году (Пиросмани было уже около 50 лет) в Тифлис (так называли Тбилиси) не приехали французский художник Мишель де Лантю и братья Зданевичи – поэт Кирилл и художник Илья. Однажды они увидели вывеску трактира заведения “Варяг”: гордый крейсер рассекал морские волны. Студенты нашли автора шедевров, выкупили 13 его картин и организовали в Петербурге выставку.
В апреле 1918 года Нико заболел и три дня пролежал он в полном одиночестве, в холодном темном подвале, потом его увезли в больницу, где он и умер. От Пиросмани не осталось ничего – ни чемоданчика с красками, ни одежды, ни даже могилы.
Может быть, имя Нико Пиросмани и кануло бы в Лету вместе с его картинами, если бы не писатель Константин Паустовский. Он был в Тифлисе спустя десять лет после смерти Пиросмани, влюбился в написанные на жестяных вывесках картины художника и рассказал о нем на страницах своей книги “Повесть о жизни”.
В Тифлисе любили рассказывать историю несчастной любви Нико и легенду о том, как в день своего рождения художник пригнал к дому француженки арбы, нагруженные цветами, и устелил ими мостовую.
“Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии. Люди смотрели на удивительное зрелище: аробщики, самые обыкновенные аробщики, а не легендарные погонщики из «Тысячи и одной ночи» загружали цветами всю улицу, как будто хотели засыпать ими дома до второго этажа.
За короткое время улочка перед гостиницей была сплошь усеяна цветами. Маргарита была тронута и даже поцеловала Пиросмани в губы на глазах у горожан — в первый и последний раз. Вскоре её гастроли в Тифлисе завершились. Любви художника она не приняла – предпочла ему богатого поклонника и уехала с ним. “
В конце этого рассказа Паустовский признаётся, что “историю любви Пиросмани рассказывают по-разному. Я повторил один из этих рассказов”.
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Миллион алых роз /история шлягера/ЛАРИСА МОНДРУС
Миллион алых роз /история шлягера/
Песня «Миллион алых роз» первоначально была написана не о бедном художнике. Она называлась “Dvja Mria meitenei miu”, что с латышского переводится как “Подарила Мариня девочке жизнь”, и написали ее достаточно известный в Латвии, но еще совсем неизвестный в СССР композитор Раймонд Паулс и поэт Леонс Бриедис.
Эту грустную песню в начале 1970-х годов в Латвии исполняла Лариса Мондрус, бывшая в то время в СССР очень популярной певицей (она еще в 1962 году окончила Рижское музыкальное училище, а затем работала в Рижском эстрадном оркестре). Лариса стала первой исполнительницей ранних песен Раймонда Паулса. Песня про Мариню на латышском языке иногда звучала на концертах певицы, но в студии не записывалась и на пластинках не издавалась, так как певица к тому времени была в опале у руководства Минкультуры.
И только в 1984 году, уже эмигрировав из Советского Союза в 1973 году и проживя более десяти лет в Германии, Лариса Мондрус записала её для долгоиграющей пластинки.
Лариса Мондрус. Dvja Mria (Подарила Мариня)
Когда в детстве, в детстве
Тогда мать найти сразу,
Чтобы взяться, взяться
Руками за её передник
И мать мне, мать мне
Тогда, усмехаясь, говорила так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Так шло время, шло время
И ну уже матери вместе нет.
И самой мне, самой мне
Со всем надо справиться.
Но в моменты те, моменты те
Когда сердце ноет болью горечи,
Я сама себе, сама себе
Тогда, усмехнувшись говорю:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Что забудется, забудется
Мне всё в деньских заботах.
От неожиданности осекаюсь.
Так как слышу я, слышу я
Шепчет тихонько, тихонько
Уже моя дочка, улыбаясь, так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
В 1981 году все тот же “латышский” вариант песни на конкурсе “Микрофон” исполнила латышская эстрадная певица Айя Кукуле (Aija Kukule), после чего песня приобрела определенную известность в СССР. Дело оставалось только за русским текстом, чем и занялся поэт Андрей Вознесенский.
Группа “KVATRO” создана в 2003 году выпускниками академии хорового искусства А.В. Свешникова. Она признана сегодня одним из самых лучших и перспективных музыкальных коллективов российской эстрады
Тему стихотворения поэту подсказала красивая легенда о художнике Пиросмани.
Отойдем немного в сторону от нашего рассказа и сделаем небольшой исторический экскурс.
Николай Асланович Пиросманишвили, или Нико Пиросмани, родился в Кахетии в городе Мирзаани. На вопросы о возрасте Нико отвечал с робкой улыбкой: “Откуда мне знать?”
Маленькому Нико было всего 8 лет, когда он осиротел. Один за другим умерли его родители, старший брат и сестра. Он и сестра Пепуца остались одни на всем белом свете. Девочку взяли в деревню дальние родственники, а Николай попал в богатую и дружную семью помещиков Калантаровых. Много лет он прожил на странном положении полуслуги-полуродственника. Калантаровы полюбили Нико, они с гордостью показывали гостям его рисунки, выучили мальчика грузинской и русской грамоте и честно пытались пристроить к какому-нибудь ремеслу, но Нико никак не хотел взрослеть…
В начале 1890-х Нико понял, что ему пора покидать гостеприимный дом и становиться взрослым. Ему удалось получить настоящую должность на железной дороге. Он стал тормозным кондуктором. Только служба была ему не в радость. Пользуясь каждым удобным случаем, Нико не выходит на работу. Через три года небезукоризненной службы Пироманишвили увольняется с железной дороги. И Нико делает еще одну попытку стать добропорядочным гражданином. Он открывает молочную лавку. Дела шли весьма неплохо, Пиросманишвили строит в родном Мирзаани дом для сестры и даже покрывает его железной крышей (вряд ли он мог предположить, что в этом доме будет когда-нибудь его музей). В основном делами лавки занимался Димитра, компаньон Пиросманишвили.
В конце концов Нико окончательно порвал с лавкой и стал бродячим живописцем. Его фамилию все чаще произносили коротко – Пиросмани. Димитра назначил своему компаньону пенсион – рубль в день, но не всегда Нико приходил за деньгами. Не раз ему предлагали кров, постоянную работу, но Нико всегда отказывался.
Возможно, мир о нем ничего бы не узнал, если бы в 1912 году (Пиросмани было уже около 50 лет) в Тифлис (так называли Тбилиси) не приехали французский художник Мишель де Лантю и братья Зданевичи – поэт Кирилл и художник Илья. Однажды они увидели вывеску трактира заведения “Варяг”: гордый крейсер рассекал морские волны. Студенты нашли автора шедевров, выкупили 13 его картин и организовали в Петербурге выставку.
В апреле 1918 года Нико заболел и три дня пролежал он в полном одиночестве, в холодном темном подвале, потом его увезли в больницу, где он и умер. От Пиросмани не осталось ничего – ни чемоданчика с красками, ни одежды, ни даже могилы.
Может быть, имя Нико Пиросмани и кануло бы в Лету вместе с его картинами, если бы не писатель Константин Паустовский. Он был в Тифлисе спустя десять лет после смерти Пиросмани, влюбился в написанные на жестяных вывесках картины художника и рассказал о нем на страницах своей книги “Повесть о жизни”.
В Тифлисе любили рассказывать историю несчастной любви Нико и легенду о том, как в день своего рождения художник пригнал к дому француженки арбы, нагруженные цветами, и устелил ими мостовую.
“Казалось, арбы свозили сюда цветы не только со всего Тифлиса, но и со всей Грузии. Люди смотрели на удивительное зрелище: аробщики, самые обыкновенные аробщики, а не легендарные погонщики из «Тысячи и одной ночи» загружали цветами всю улицу, как будто хотели засыпать ими дома до второго этажа.
За короткое время улочка перед гостиницей была сплошь усеяна цветами. Маргарита была тронута и даже поцеловала Пиросмани в губы на глазах у горожан — в первый и последний раз. Вскоре её гастроли в Тифлисе завершились. Любви художника она не приняла – предпочла ему богатого поклонника и уехала с ним. “
В конце этого рассказа Паустовский признаётся, что “историю любви Пиросмани рассказывают по-разному. Я повторил один из этих рассказов”.
Подарила Мариня
ПОДАРИЛА МАРИНЯ* ДОЧЕНЬКЕ** ЖИЗНЮШКУ
Перевод стихотворения Леона Бриедиса
К этому стихотворению Леона Бриедиса
Раймонд Паулс написал музыку.
Впервые в 1981 г. песню исполнили
Айя Кукуле и Лига Крейцберга.
https://www.youtube.com/watch?v=l4coLXEw3fw
Позднее стала известной песня
на русском языке – «Миллион алых роз»
(на стихи Андрея Вознесенского)
в исполнении Аллы Пугачёвой.
В детстве бывало не раз:
Спасаясь от горьких обид,
Я торопилась быстрей
Найти маму, маму найти,
Чтобы, за фартук её
Схватившись, забыть боль и страх,
И мама мне, мама мне
С усмешкою молвила так:
— Мариня, Мариня, Мариня, подарив
Доченьке, доченьке, доченьке жизнюшку,
Не дала, не дала, не дала, позабыв,
Доченьке, доченьке, доченьке счастьице.
Так время шло, время шло,
И нет уже мамы со мной.
Нужно справляться со всем
Теперь мне самой, мне самой.
Но в те моменты, когда
Сдержать могу слёзы едва,
Я для себя говорю
С усмешкой такие слова:
— Мариня, Мариня, Мариня, подарив
Доченьке, доченьке, доченьке жизнюшку,
Не дала, не дала, не дала, позабыв,
Доченьке, доченьке, доченьке счастьице.
День мне заботы несёт.
Забудусь. Полно дел вокруг.
От неожиданности
Вдруг вздрогну я, вздрогну я вдруг,
Так как уже моя дочь,
Чтоб волю слезам не давать,
Тихо прошепчет себе
С усмешкой такие слова:
— Мариня, Мариня, Мариня, подарив
Доченьке, доченьке, доченьке жизнюшку,
Не дала, не дала, не дала, позабыв,
Доченьке, доченьке, доченьке счастьице.
8 октября 2017 года
* Мариня – в латышском языке уменьшительно-ласкательная форма женского имени Мара – имени богини-матери, дающей и взращивающей жизнь, дарующей плодородие, покровительствующей женщинам.
** В стихотворении написано «meiti;ai» – уменьшительно-ласкательная форма слова «meita» (доченьке), а в песне поётся «meitenei» (девочке).
Миллион алых роз
Композитор – Р. Паулс
Слова – А. Вознесенский
Исполнитель – А. Пугачёва
Жил был художник один, домик имел и холсты.
Но он актрису любил ту, что любила цветы.
Он тогда продал свой дом, продал картины и кров.
И на все деньги купил целое море цветов.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Утром ты встанешь у окна, может сошла ты с ума.
Как продолжение сна площадь цветами полна.
Похолодеет душа, что за богач здесь чудит.
А под окном чуть дыша бедный художник стоит.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Встреча была коротка, в ночь её поезд увёз,
Но в ее жизни была песня безумная роз.
Прожил художник один, много он бед перенёс,
Но в его жизни была целая площадь цветов.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Премьера в «Новогоднем аттракционе» 2 января 1983 года.
Когда в детстве, в детстве
Мне делали плохо,
Я спешила, спешила
Тогда мать найти сразу,
Чтобы взяться, взяться
Руками за её передник
И мать мне, мать мне
Тогда, усмехаясь, говорила так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Так шло время, шло время
И ну уже матери вместе нет.
И самой мне, самой мне
Со всем надо справиться.
Но в моменты те, моменты те
Когда сердце ноет болью горечи,
Я сама себе, сама себе
Тогда, усмехнувшись, говорю
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Что забудется, забудется
Мне всё в деньских заботах.
И вдруг, вдруг
От неожиданности осекаюсь.
Так как слышу я, слышу я
Что сама про себя
Шепчет тихонько, тихонько
Уже моя дочка, улыбаясь, так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
В 1981 году «латышский» вариант этой песни на конкурсе «Микрофон» исполнила латышская эстрадная певица Айя Кукуле (Aija Kukule), после чего песня приобрела определенную известность в СССР. Дело оставалось только за русским текстом, чем и занялся поэт Андрей Вознесенский.
Из воспоминаний Гинзбурга:
«Это была страшная история. Причем первым, кто понял, что случилось, был я. Я сидел в ПТС (передвижная телевизионная студия) и следил за ситуацией. А остановить что-либо было уже невозможно. Единственное, что я мог сделать, это сообщить через помощника страховщикам, что Алла не пристегнута. Но она все честно сыграла и была совершенно свободна на трапеции».
Реальный полет над залом, о чем часто грезила Алла, оказался достаточно жутковатым, но зрители восприняли его «на ура».
В 1983 году Алла Пугачёва с этой песней стала лауреатом всесоюзного телефестиваля «Песня года». С тех пор практически ни одно сольное выступление певицы не обходилось без исполнения песни под концовку концерта, на «бис», нередко в совместном исполнении со зрителями в зале.
Увлекающаяся игрой на гитаре и сочиняющая стихи девушка попыталась перевести песню на японский язык, что было совсем не просто. После нескольких неудачных попыток Нине удалось сохранить смысл, стихотворную форму и передать то неуловимое очарование песни, которое и делало ее шлягером. О переводе Нины Хёдо вскоре узнали на NHK, и в одно мгновенье молодая исполнительница стала популярной. «Розы» тут же попали во все хит-парады и, пожалуй, впервые в истории японцы запели советскую песню, как свою.
Забавно, но многие японцы уверены, что это японская песня! А на железнодорожном вокзале в городе Фукуяма и сейчас звучит мелодия «Миллиона алых роз», когда поезда подходят к станции. Город знаменит розами, и эта песня для них – своеобразный гимн.[00]
В 1964 г. Булат Окуджава откликнулся на историю рассказанную Паустовским:
Что происходит с нами,
когда мы смотрим сны?
Художник Пиросмани
выходит из стены,
из рамок примитивных,
из всякой суеты
и продает картины
за порцию еды.
Худы его колени
и насторожен взгляд,
но сытые олени
с картин его глядят,
И вся земля ликует,
пирует и поет,
и он ее рисует
и Маргариту ждет.
Он жизнь любил не скупо,
как видно по всему.
Но не хватило супа
на всей земле ему.
В это время, очевидно, не без помощи Паустовского Кирилл Зданевич приступил к написанию биографии Нико Пиросмани (Николай Асланович Пиросманишвили), которую опубликовал в 1926 г., где в частности и записал городскую легенду о бедном художнике. Вероятней всего именно он и был автором этой легенды.[3]
Выставка прошла в здании 2-ой Курской женской гимназии на улице Московской. Каталога выставки не было.
Критический репортаж о ней опубликован в харьковской газете «Южный край» за 23 апреля 1913 года. На своих выставках «Ослиные хвосты» показывали не только собственные работы, но и произведения детей, «творчество» московских маляров, вывески тифлисского примитивиста Нико Пиросманишвили, которого они открыли для художественной общественности. В экспозициях также участвовали В.Д. Бубнова и Волдемар Матвейс.
Так, Нико Пирасмани вошел в круг современных художников.
Вложив последние свои сбережения в картины Пиросмани, братья Зданович, очевидно надеялись на получение в будущем значительных дивидендов, как это произошло с картинами французских импрессионистов. [4] Но жизнь распределась посвоему.
Жизнь самого художника Пиросмани, ставшего всемирно известным благодаря шлягеру 80-х, была печальна и безрадостна.
Родился он в 1862 г. В середине 1880-х годов вместе с художником Гиго Зазиашвили, также самоучкой, открыл в Тифлисе мастерскую декоративной росписи. Заказов практически не было, и в 1890 году Нико поступил на работу тормозным кондуктором на железной дороге. Неоднократно был оштрафован за различные нарушения, и 17 января 1894 года уволился по собственному желанию.
Выходное пособие вложил в молочную торговлю, и вместе с компаньоном Димитрой Алугишвили открыл молочную лавку, для которой нарисовал две вывески «Белая корова» и «Чёрная корова». Сам, однако, особенного интереса к торговле не проявил, многократно покидал лавку, ездил в родную деревню к родственникам. В конце 1890-х годов Алугишвили выдавал ему по рублю в день на проживание. Примерно в 1900 году Нико полностью прекращает заниматься торговлей, и начает зарабатывать себе на жизнь живописью.
Окружающие относились к нему как психически нездоровому человеку, с которым невозможно иметь дело. Во многом питательной почвой для этого были его собственные утверждения о том, что он может видеть святых, а его кисть будто бы «пишет сама». Он даже заслужил такие прозвища как «Семь пятниц на неделе» и «Не от мира сего». До конца жизни художник большую часть времени жил в полной нищете, ночевал в подвалах.
Паустовский, основываясь на его биографии написанной Кириллом Здановичем, писал в 1962 г.:
«Материала не было, и Пиросман начал писать на том единственном, что находилось всегда под рукой в каждом, даже самом дешевом духане, — на простой клеёнке, снятой со столика.
Клеёнки были чёрные и белые. Пиросман писал, оставляя там, где это было нужно, незакрашенные куски клеенки.
Потом он применил этот прием и для портретов. Впечатление от некоторых вещей, сделанных в такой манере, было необыкновенным.
Я навсегда запомнил его клеёнку «Князь», где бледный старик в чёрной черкеске стоит с рогом в руках на скудной земле. Позади него виден доведённый почти до топографической схемы горный Кавказ. Черкеска князя как раз и была непрописанным куском клеёнки глубокого чёрного цвета, особенно резкого в рассветном тусклом освещении. Я никак не мог понять, какими красками было передано это освещение.»
Кирилл Зданевич приобрёл у Пиросмани большое количество картин, многие художник выполнил на заказ. 10 февраля 1913 года Илья Зданевич опубликовал в газете «Закавказская речь» статью о творчестве Пиросманишвили под заглавием «Художник-самородок».
В июле 1913 года в тифлисской газете «Закавказье» Е.К. Псковитинов напечатал ещё одну статью о Пиросмани. Одновременно творчеством Пиросмани заинтересовались молодые грузинские художники Давид Какабадзе и Ладо Гудиашвили, а вернувшийся после учёбы в Германии Дмитрий Шеварднадзе так же начал собирать коллекцию его произведений.
Пиросмани был импульсивен и влюбчив. К моменту гастролей Маргариты де Севр в Тбилиси в 1909 г. он уже пережил несчастную любовь.
Примерно 10 лет спустя Пиросмани предпринял еще одну попытку же-ниться: родственники присмотрели ему невесту в родном поселке Мирзаани. По этому поводу Нико даже прикупил черкеску и кинжал (обычно он одевался «по-русски», носил брюки и пиджак). Однако в Мирзаани что-то пошло не так. Свадьба не состоялась, а по возвращению в Тифлис Пиросмани бурно выяснял отношения с шурином (говорят, в руке он держал тот самый кинжал).
Обошлось без кровопролития: Пиросмани был вспыльчив, но «отходил» быстро, и зла долго не держал. Что именно произошло в Мирзаани, не знают даже самые дотошные биографы. Согласно распространенной версии, ссора с родственниками вышла не из-за сватовства, а на коммерческой почве (Пиросмани в то время торговал молоком и мукой). Так или иначе, личная жизнь художника не складывалась. Впрочем, в течение всей жизни Нико сохранял уважительно-благоговейное отношение к женщинам. И даже проституток рисовал в возвышенных поэтических тонах.
Французская актриса Маргарита де Севр прибыла в Тифлис вместе с театром миниатюр «Бель Вю» в 1909 году.
Пиросмани к тому времени уже окончательно обнищал. Свою долю в молочной лавке он потерял, поскольку был совершенно лишен коммерческой жилки. Не способствовали процветанию бизнеса и его «чудачества». К примеру, Пиросмани мог в самый разгар торговли закрыть лавку, купить у проезжающих мимо крестьян целую телегу с сеном, снести охапки сухой травы в свою комнату и ходить по ней босым, крича при этом «разве не здорово, что не нужно ехать в деревню, чтобы получить такое удовольствие?»
Он рисовал сутками напролет, утверждая, что его заставляет лично святой Георгий. Он практически не бывал трезвым. Обанкротившись, Пиросмани рисовал вывески за еду и выпивку – охапки цветов были ему не по карману, а уж о возах, как писал Паустовский и говорить не чего.
Описывали ее по-разному. Кто-то утверждал, что Маргарита де Севр была большой артисткой, обладательницей дивного, словно «расщепленного», «двойного» голоса. Ее национальность была в Тифлисе тех лет экзотикой и тоже интриговала публику. На первых порах посетители кафешантана, где выступала Маргарита де Севр, считали ее (как всякого иностранца) обрусевшей немкой, что страшно нервировало хозяина заведения. Другие намекали, что у певички из кафешантана в увеселительных Ортачальских садах (в ту пору выполнявших в Тифлисе функции квартала красных фонарей), наверняка были таланты поважнее голоса.
О последних днях Пиросмани сообщает Кирилл Зданевич, собиравший сведения о художнике буквально по крупицам, цитируя слова владельца винного подвала Созиалишвили, куда часто ходил Нико: «Приходил ко мне каждый день и садился один за стол, никто не видел его в компании, и угощенья ни от кого не принимал.».
Нико Пиросмани скончался в Тифлисе 5 мая 1918 года. Местонахождение его могилы неизвестно.
Наибольшие собрания работ Пиросмани находятся в Государственном музее искусства народов Востока и в Третьяковской галерее (экспозиция на Крымском валу) в Москве, а также в Государственном музее искусств Грузии в Тбилиси.
[0] Из интервью Ларисы Мондрус от 22.10.2011:
«Я росла в Риге в русской семье, училась в русской школе. А вот в садик ходила латышский, потому что в русском не было мест, и, как все дети, быстро освоила язык.
Нас (с Пугачёвой) объединили песня Раймонда Паулса «Миллион алых роз» и моя домработница Люся.
Алла долгое время ревновала Люсю ко мне, ведь после моей эмиграции та стала работать у нее. Когда Пугачева была на гастролях в Германии, я заходила к ней и по телефону разговаривала с Люсей.»
[00] В Японии почти на каждой жд/станции есть свои уникальные мелодии, которые можно услышать при приближении поезда. Играет эта мелодия и в вагонах. Они называются эки-мэро (станционная мелодия). Это сделано для того, чтобы пассажиры могли узнать свою станцию, не отвлекаясь от книги или телефона. В Фукуяме, который часто называют Городом Роз, для эки-мэро выбрали композицию «Миллион алых роз».
[1] Окуджава соединил две картины Пиросмани в одну: «Актриса Маргарита», где изображённая стоит с букетом цветов и диптрих «Ортачальская красавица», очевидно посчитав, что на обоих картинах изображён один и тот же персонаж. (Неудивительно, если учесть качество изображения, причём на диптрихе изображены две разные женщины – проститутки)
[3] После того как была закончена «Повесть о жизни», Паустовского неоднократно номинировали на Нобелевскую премию, а Марлен Дитрих падала перед ним на колени в Центральном доме литераторов, поэтому в его лице Пиросмани обрел весьма авторитетного «биографа». И хотя сам Паустовский писал, что он лишь пересказал один из вариантов истории, не заботясь о ее подлинности («пусть этим занимаются придирчивые и скучные люди»), ему поверили. Паустовский перевел эту версию из разряда городского фольклора в ранг официальной общепринятой мифологии. 20 лет спустя Андрей Вознесенский и Алла Пугачева окончательно закрепили ее в этом статусе.