почему человек скрывает свою личную жизнь
«Счастливы офлайн»: Почему люди скрывают своих партнёров в соцсетях
Рассказывают разные герои
Мы привыкли транслировать всё происходящее в соцсетях и наблюдать там за жизнью других: рассказываем о переездах и рождении детей, физических и психических расстройствах, делимся впечатлениями от погоды или еды. Люди, которые состоят в отношениях, иногда даже принимают решение вести один аккаунт на двоих с партнёром. Есть и те, кто вовсе отказывается делиться этой частью жизни с подписчиками. Мы спросили людей, почему они скрывают в соцсетях фотографии своих партнёров или даже сам факт отношений.
Радмила
Лет десять назад, когда инстаграм уже был, а ума ещё не было, я встречалась с женатым мужчиной. Три года он не разводился и три года прятал меня (хотя все уже знали), и говорил перед тем, как войти вместе на свадьбу или похороны: «Только не бери меня там за руку». Это был дико травматичный опыт — у меня прогрессировал «комплекс любовницы», а каждая любовница мечтает себя выдать. Однажды, когда совсем накипело, я сфотографировалась на его фоне, пока он спал, и выложила фото в инстаграм. Он просыпается — сюрприз! Пятьсот комментариев. Расстались мы в итоге не поэтому, но могли бы уже тогда.
После той истории мне ужасно хотелось, чтобы меня публиковали. Мне казалось: если я важна человеку, то он будет мной гордиться и будет меня показывать. Иногда отношения были мимолётными (о чём в тот момент мы ещё не знали), а фотографии в соцсетях — общие, чуть ли не с клятвами; сейчас смешно. Люди в парах по-разному относятся в том числе и к фотографиям бывших своего партнёра. Кто-то скроллит на три года назад, переходит по тегам, мучается, а кто-то просто с любопытством изучает. Правил всё ещё нет, это новая этика, и никто не знает, как корректно: одному так окей, другой истерзан, третьему безразлично.
Когда я писала книгу «147 свиданий», то публиковала фотографии мужчин и истории поиска. Потом книга закончилась, началась моя по-настоящему личная жизнь — и она неспроста называется личной. Когда мы встретились, я спросила: «Можно тебя опубликовать?» Человек ответил: «Мне вообще всё равно. Ты есть хочешь?» Моего любимого человека вообще нет в соцсетях, ему на них наплевать. Да и меня волнуют не фото в соцсетях, а совсем другие вопросы: каким будет моё следующее образование, в какой стране рожать и как за пятнадцать лет, оставшихся до пятидесяти, устроить так, чтоб после пятидесяти не думать о деньгах.
Светлана
Мой профиль в инстаграме — это не «привет подписчикам, я проснулась, поела, вот мой кот, а это мой мужчина». Я стараюсь говорить, только когда есть что сказать. Я работаю в SMM-сфере и веду несколько профилей на разные темы, так что к собственной странице отношусь бережно.
Когда мне задают вопрос, почему я не выкладываю фото себя с мужем или просто мужа, у меня обычно возникает встречный — а зачем это делать? Личная жизнь на то и личная, чтобы не выставлять её на всеобщее обозрение. Мне важно быть счастливой офлайн, а не рисовать картинку счастья в Сети. Я оставляю личное пространство, в которое пускаю избранных. Если всё рассказать в социальных сетях, то о чём говорить в жизни? Не лайки же обсуждать!
Мои близкие, в том числе муж, не обижаются, что в моей ленте нет их фотографий. Они разделяют мнение, что не стоит показывать некоторые сферы жизни на весь интернет. В инстаграме мужа есть пара фото вместе со мной, но его профиль закрыт, а значит, их видят только те, кому это разрешено.
Евгения
имя изменено по просьбе героини
Я активно веду свои социальные сети, делюсь всем, что происходит в жизни. Рассказываю о своих чувствах, переживаниях, люблю писать длинные посты. Понимаю, что инстаграм заточен на фото, но меня это не останавливает от написания текстов. При этом я никогда не публиковала фото со своим парнем. Думаю, главная причина — то, что в моих первых долгих отношениях партнёр был против любого публичного проявления чувств, и на тот момент это казалось нормальным. Со временем мы всё больше времени проводили вместе, и через несколько лет это стало казаться странным — но я уже привыкла.
Если анализировать, все мои партнёры не вели себя активно в соцсетях, они мало что выкладывали. И я понимала, что если опубликую наше совместное фото, это не обрадует партнёра. При этом я не могу сказать, что моя личная жизнь — секрет. Я скорее не люблю делиться подробностями, это сфера для меня и близких друзей. Иногда мне кажется, подписчики думают, что я никогда ни с кем не встречалась. Но в конечном итоге каждый живёт своей жизнью, и вряд ли люди вообще обо мне много думают.
Не представляю, чтобы я сейчас выложила фото, где целуюсь с парнем у моря на фоне какой-нибудь горы. Но прятать партнёра специально тоже не буду. Если нас вместе заснимет фотограф на каком-то мероприятии, ничего страшного не случится.
Последний раз я выкладывала фотографии со своим партнёром лет шесть или семь назад. На тот момент фото в потоке ленты инстаграма для меня не несло сильной нагрузки — это был начальный этап освоения социальных сетей, так делали все, и я тоже. Но с тех пор, как эти отношения завершились, хотя у меня было несколько других, ни одни из них я не афишировала в социальных сетях.
Думаю, шаг к тому, чтобы наконец показать партнёра миру, — это сейчас весомая нагрузка. Мы видим «идеальные» пары, с красивыми завтраками, аккуратно одетыми детьми, иллюзией суперлюбви, и я убеждена, что это на нас влияет. Выставляя фото с партнёром, ты как бы соглашаешься на публичную огласку ваших отношений — и это создаёт ещё большее напряжение. В глубине начинается анализ: а вдруг это ненадолго, что я буду делать с этими фото, если мы расстанемся? Не думаю, что это барьер, который будет сопровождать меня всю жизнь. Но на этом этапе мне комфортнее вдохновляться нашими совместными фотографиями наедине с партнёром, а не со всеми подписчиками.
Иногда создаётся впечатление, что пары, убеждая фолловеров, что у них всё классно, убеждают и себя. Я не люблю гонку за пресловутым идеалом. Мне нравится, когда люди честно рассказывают о сложностях, с которыми им приходится сталкиваться в отношениях. Если они ругаются и даже расстаются, а потом сходятся и стараются делать работу над ошибками — это классно и честно.
Оксана
Есть люди, у которых страница больше ориентирована на профессиональную деятельность, и тогда выставлять фото личной жизни просто нелогично. Если же это личная страница, то выбор, конечно, каждый делает сам, но для меня личная жизнь остаётся закрытой.
Все поцелуи и объятия на камеру кажутся мне искусственными. Любовь напоказ, я считаю, это не искренние чувства. Особенно, когда на фото одно, а в жизни всё наоборот. Я могу выложить совместное фото с мужем, если оно сделано в интересном месте, в путешествии, на концерте и так далее. Но постоянные селфи из серии «мы проснулись, позавтракали, вот мы идём, а вот снова едим» настораживают меня. Любовь — очень нежное и хрупкое чувство для партнёров, а не для всего мира.
Мужа не волнует его присутствие или отсутствие в моих социальных сетях. Сам он выкладывает совместные фото, но тоже по особому поводу или под настроение. Вот недавно у нас была свадьба, и мы оба выставили единственное совместное фото, но это исключение из правил.
Константин
имя изменено по просьбе героя
Социальные сети — это очень конкретная ретрансляция наших образов. Отретушированная, отфильтрованная и тщательно отобранная. Я много думал о том, как это всё на нас влияет. Например, раньше все активно выкладывали уйму фотографий из путешествий, а сейчас есть чёткое ощущение, что все этим перенасытились.
Я архитектор, и у меня, как и у большинства людей, есть свой концепт ведения социальных сетей. В моём случае это скорее такая созидательная функция: какие-то части интерьера, предметы искусства. Я чётко осознаю, что тщательно придерживаюсь этой концепции. Поэтому совсем не представляю, как в моей ленте появились бы фото меня с девушкой. Да и зачем? Мне кажется, что когда в жизни происходят события по-настоящему классные, счастливые и радостные, мы их не выкладываем и не делимся ими в социальных сетях. Когда ты проживаешь по-настоящему важный момент в своей жизни, ты не думаешь о том, чтобы рассказать об этом своим подписчикам. Думаю, скоро все отойдут от этого и поймут, какое влияние на самом деле на нас оказывают социальные сети.
имя изменено по просьбе героя
Я нечасто делюсь фотографиями своего партнёра в социальных сетях. У меня нет цели скрыть наши отношения, но по моему профилю не прослеживается любовная связь. Все фотографии на моих страницах, где мы вместе, достаточно нейтральные: мы не целуемся, не обнимаемся. Я не подписываю их вроде «люблю тебя» или «не могу без тебя».
Я не акцентирую внимание на том, что это мой партнёр. Во-первых, я не считаю это необходимым. Меня раздражают противоположные профили, где люди в парах потоком выкладывают фотографии поцелуев и объятий. Мне кажется, что отношения не надо скрывать, но и кричать о них не стоит. Во-вторых, я не могу открыто демонстрировать своего партнёра ещё и потому, что на меня подписано много родственников, которые не знают о моей ориентации. И мне бы не хотелось, чтобы они узнали об этом из социальных сетей. Возможно, они подозревают или догадываются, но прямо говорить об этом в инстаграме я пока не готов.
Моего партнёра это какое-то время обижало. Думаю, это следствие разницы наших — он американец и привык к другому. Его родственники знают о его гомосексуальности, знают, что мы встречаемся; выкладывая совместные фотографии, он спокойно ставит эмодзи с сердечками или подписывает, что я его партнёр. Он спрашивал: «Почему ты меня скрываешь? Ты не хочешь говорить обо мне, потому что у тебя ещё кто-то есть?» Но я объяснил, что проблема в разнице культур и восприятия.
К тому же социальные сети не индикатор реальной жизни человека. Все демонстрируют только те части жизни, которые хотят, скрывая другие аспекты. Мой партнёр считает, что важно выкладывать совместные фото, чтобы показать, что ты в отношениях. А я не думаю, что нужно быть предельно откровенным с подписчиками.
Тотальная анонимизация и временная маскировка. Почему люди скрывают свою личность
Что значит анонимность в современном мире, который всё больше полагается на самые разные инструменты для идентификации пользователей и слежки за ними, можно ли сохранить приватность в интернете и почему использующие анонимизированные данные интеллектуальные системы принимают расистские решения? Над этими и другими вопросами размышляют авторы «Книги об анонимности» (Book of Anonymity), которая недавно вышла в калифорнийском издательстве punctum books. Редакторка сверхновой и авторка тг-канала «дайджест антропоцена» Ольга Дерюгина внимательно изучила этот сборник и пересказала для «Ножа» наиболее интересные моменты.
Книга как калейдоскоп
«Анонимность» — весьма размытое понятие: его значение сильно зависит от контекста, в котором оно употребляется. Редакторы «Книги об анонимности» это хорошо понимают и сразу сообщают, что не стремились создать целостное повествование и расставить все точки над «i». В предисловии к ней говорится: перед вами — калейдоскоп, а значит, вы увидите множество трактовок и точек входа в тему. «Цвета соединяются, но не смешиваются». В издание вошли самые разные тексты — от эссе антропологов и социологов до стихов и документации художественных проектов.
Составители сборника выделяют семь точек зрения на анонимность. Во-первых, можно рассмотреть набор конкретных техник, алгоритмов или средств, за счет которых анонимность достигается. Во-вторых, под анонимностью понимают определенный образ жизни и мышления. Разумеется, такой тип поведения и взгляд на мир влечет за собой некоторые последствия: желательные и нежелательные, неизбежные и случайные — из этого вырастает третий подход к проблеме. Четвертый связан с философским термином «режим» (Collier & Lakoff), под которым подразумевают «манеру, метод или систему управления, имеющую определенные обоснования и критерии успешности». Пятый — с понятиями «время» и «дискретность»: как мы вообще определяем, где заканчивается анонимность? Быть может, правильнее говорить о ней как о градиентном или фрагментарном состоянии, когда в публичном доступе находится лишь часть информации? Доступность данных — шестой ракурс разговора об анонимности. А в рамках седьмого подхода разбираются отношения между условным плащом-невидимкой, человеком, под ним укрывшимся, и тем, кто пытается обнаружить и скинуть этот плащ.
Многие эссе похожи на начало большого исследования: в них лишь намечена траектория, но куда ведет этот путь, еще не ясно. Читая, размышляешь вместе с авторами, нащупываешь собственные трактовки и точки входа в тему. Так получилось и у меня, поэтому подзаголовки в этой статье не привязаны к разделам книги, а отражают мое собственное восприятие проблемы.
Анонимность = разобщенность?
Когда речь заходит об анонимности, наверняка многие из нас представляют себе одинокую фигуру в капюшоне и маске, которая теряется в толпе. Человек без имени всегда одиночка: такой образ сформировала массовая культура. Иногда подобный взгляд соответствует действительности, но некоторые кейсы из книги помогают увидеть абсолютно противоположную картину. Стать анонимом — значит скрыть свой статус и круг знакомств, перестать соответствовать своему общественному положению. Оказывается, это отличная предпосылка для объединения по альтернативным принципам, которые позволяют игнорировать существующие социальные установки.
Один из примеров такой анонимной солидарности — донорство. В статье «Каста, социальная реформа и донорство крови в Индии» рассказывается о том, как возможность скрыть свое имя помогает преодолеть разрыв между кастами.
Когда речь идет о спасении чьей-то жизни, такие параметры, как социальное положение, достаток, религия и происхождение уходят на задний план.
Причем в Индии данная практика появилась совсем недавно. Вплоть до 1990-х годов была распространена такая форма донорства, как «замещение»: пациенту переливалась кровь членов семьи или родственников. В индийском обществе долгое время считалось, что кровные узы и каста неразрывно связаны между собой. До 1998-го донором также можно было стать за денежное вознаграждение. Сейчас это запрещено законом: последние двадцать лет правительство активно поддерживает безвозмездное анонимное донорство. Хотя в целом кампания в пользу волонтерского донорства оказалась достаточно успешной, «замещение» по-прежнему остается популярным в этой стране.
Исследователи отмечают: преодоление социальных границ становится возможным именно за счет обезличивания доноров, отказа от собственного имени. Таким образом доброволец может приобщиться к гуманистическим ценностям, не предавая при этом многовековые традиции.
Заглядывая в будущее, авторы текста критикуют переливание искусственной крови: по их мнению, когда из акта добровольного пожертвования исчезает субъект, утрачивается и человечность такой практики. Искусственная кровь позволяет не замечать страданий других людей.
Еще один любопытный кейс связан с сетевой средой. Автор эссе «Коллективные удовольствия анонимности» описывает новую форму «безличной близости», возникшую на имиджборде 4chan и в видеочате Chatroulette. Если в современных социальных сетях нельзя скрыть свое настоящее имя, место проживания, вкусы и контакты, то 4chan открывает возможность для перевоплощения.
Радикальная анонимность имиджборда предполагает не столько сокрытие личности пользователя, сколько создание совершенно иного образа.
Здесь каждый может надеть маску Гая Фокса и затеряться в толпе: с 2006 года участники одной из «досок» начали называть друг друга Анонами, а вскоре эта шутка превратилась в один символов коллективной идентичности, или, вернее, антиидентичности. Подключившись к одному из тредов на 4chan, быстро перестаешь понимать, где твой анонимный комментарий, а где — реплики оппонентов. Индивидуальной речи в этом пространстве как будто вовсе не существует.
Читайте также
Совсем другой взгляд на коллективную идентичность представлен в эссе про аутентичность. Возможность высказываться анонимно помогает противостоять предвзятости слушателя, а иногда и исследователя.
Чтобы ориентироваться в сложном и разнообразном мире, мы придумываем категории и классификации. Чаще всего они упрощают нашу жизнь, но в какой-то момент мы рискуем стать их заложниками и перестаем замечать, как сами искажаем поступающую извне информацию.
Из-за привычки обобщать мы оказываемся не способны принять происходящие в мире изменения. По мнению антрополога Рольфа Линднера, такое часто происходит в этнонауках (то есть в науках, изучающих разные народы, сообщества и группы людей): некоторые исследователи настолько ценят культурную аутентичность, что стремятся «заморозить» находящиеся под угрозой исчезновения традиции и языки.
В итоге мы сталкиваемся с экзотизацией Другого и получаем статичный образ сообщества, которое вообще-то развивается, взаимодействует с другими культурами и технологиями и переписывает собственную историю. Автор текста полагает: в такой ситуации анонимность «может стать механизмом для выражения аутентичного мнения». Во-первых, речь от имени группы всегда звучит громче и отчетливее, чем индивидуальное высказывание. Во-вторых, коллективная анонимность помогает донести свое послание до широкой аудитории, не боясь столкнуться с косыми взглядами или агрессией со стороны окружающих. Анонимность дает ощущение безопасности.
И здесь мы подходим к следующей подтеме книги.
Анонимность = безопасность?
Размышляя об анонимности, многие думают в первую очередь о защите собственного имени, адреса и паспортных данных. Однако сегодня совсем не обязательно иметь эти данные, чтобы найти конкретного пользователя. В цифровом мире уникальных идентификаторов гораздо больше, чем мы предполагаем. Более того, как бы тщательно мы ни оберегали свое личное пространство, сетевые привычки и действия друзей и близких мы контролировать не можем. Поэтому, даже если мы сами не делимся личной информацией, есть риск, что торговцы данными всё равно смогут ее достать, изучив нашу сеть контактов.
Согласно исследованию специалиста по кибербезопасности Алана Мислава и его коллег, стоит всего 20% пользователей раскрыть какую-либо свою привычку, интерес или предпочтение, этого будет достаточно, чтобы нейросети смогли вычислить остальных обладателей той же самой характеристики.
В связи с этим исследователи Серж Гутвирт и Пол Херт призывают перейти от защиты персональных данных к защите данных как таковых. По сути, в майнинге данных в ход идет любая информация, характеризующая пользователя и его привычки. Для того чтобы создать цифровой «портрет» субъекта, нет необходимости видеть его лицо, знать имя и возраст по паспорту. Корпорациям куда важнее понимать, какие сайты мы посещаем, что покупаем и где любим гулять. Ведь так проще продавать контекстную рекламу.
На все эти проблемы указывают авторы эссе о больших данных, анонимности и согласии (с. 116–141). Безопасность в интернете для них в большей степени связана с досягаемостью (reachability), а не с возможностью идентифицировать человека. Как показано в тексте, информированное согласие на обработку персональных данных, увы, не самый надежный источник знания о том, как за нами следят и что можно сделать, чтобы обезопасить себя. Предполагается, что оно позволяет узнать, кто собирает наши данные и какие именно, какой объем информации становится известен третьим лицам, а также можно ли отказать компании в доступе к нашим цифровым следам. Вот только подобный документ умалчивает о том, какие еще сведения можно извлечь из истории цифровой активности пользователя. К сожалению, даже если бы сознательные компании были готовы сообщать нам об этом, у них бы ничего не вышло. Насколько глубоко можно копнуть, имея на руках только фрагментарные данные, предсказать заранее невозможно, ведь технологии постоянно развиваются, а базы данных — расширяются.
«Приватность и большие данные попросту несовместимы», — приходят к неутешительному выводу авторы эссе. В частности, исследователи обращают внимание читателей на опасность тирании меньшинства: ни информированное согласие, ни наше собственное цифровое отшельничество не гарантируют, что в сеть не попадет приватная информация.
Достаточно нескольким знакомым хотя бы вскользь упомянуть о тебе или твоем хобби у себя на странице — и всё, ты уже попал в ловушку какой-нибудь IT-корпорации, даже не подозревая об этом.
Еще один неочевидный источник утечки персональных данных — коммерческие генетические тесты и банки доноров. Как показано в эссе «ДНК работает! Объединение генетики и цифрового пространства», благодаря интернету и сайтам, помогающим узнать свою родословную, сегодня вполне реально самостоятельно вычислить «анонимного» донора, пожертвовавшего свою сперму еще задолго до появления цифровых картотек в клиниках.
Всё дело в том, что законодательство в сфере медицины за несколько десятилетий неоднократно переписывалось практически во всех развитых странах — например, до 2005 года в Великобритании анонимность донора обеспечивалась раз и навсегда. После 2005-го ребенок, для зачатия которого использовались донорские клетки, получил право узнать, кто его биологический родитель, по достижению определенного возраста. Правда, на тех, кто появился на свет раньше, действие нового закона не распространяется. То же самое произошло в конце 2000-х в Германии. Выходит, что в данном случае закон об анонимности и доступе к данным должен учитывать интересы обеих сторон — как донора, так и носителя донорских клеток.
Коммерческие генетические тесты и ресурсы типа Ancestry или FamilyTreeDNA позволяют определить свое родство с человеком, который никогда не был зарегистрирован в базе доноров. Если кто-либо из его ближайших родственников однажды сдавал аналогичный тест, платформа тотчас же укажет на наличие в базе данных человека со схожим ДНК. Остается только применить дедуктивные навыки, чтобы через тетю, бабушку или племянника выйти на своего биологического отца. При помощи таких манипуляций одной из героинь эссе удалось вычислить своего «анонимного» родителя.
Анонимность = невидимость?
Анонимность нередко помогает избежать навешивания на нас нежелательных ярлыков, в других случаях она же провоцирует оппонентов на выдвижение некорректных предположений о том, кто скрывается под условным плащом-невидимкой. Иногда догадки на руку скрывающемуся, иногда, наоборот, ставят его в невыгодное положение.
В одном из текстов сборника (Amazonian Flesh: How to Hang in Trees during Strike?) рассказывается о кейсе Amazon Prime: в 2016 году сервис лишил бесплатной круглосуточной доставки несколько районов, где в основном проживали афроамериканцы. Как выяснилось позже, всему виной были обобщения алгоритмов. Точнее, система анализа и классификации данных по принципу соседства — в Data Science так называют кластеры информации с одинаковыми характеристиками. В случае сервисов доставки такое усреднение часто соответствует разделению по районам и привязке к определенному почтовому индексу. Допустим, если ваши соседи не пользуются регулярно услугами какого-нибудь онлайн-магазина, то предпринимателю оказывается невыгодно предоставлять вашему району услугу бесплатной доставки или держать там пункт выдачи товаров.
Может быть интересно
Иногда кластеры данных создаются с опорой на предпочтения пользователей, а не по принципу географической близости. Но и такая система не лишена недостатков: стоит пару раз поставить лайк какому-нибудь товару или услуге, и сервис начнет выдавать вам рекомендации с учетом вкусов других пользователей, заинтересовавшихся тем же продуктом.
Авторы текста отмечают ироничность ситуации: в эпоху персонализированной коммерции мы всё чаще получаем стандартные опции вместо «эксклюзивных».
Хуже всего, когда общественные предрассудки накладываются на неточность алгоритмов — так дискриминация по расовому, экономическому, гендерному, возрастному или какому-либо иному признаку может стать явлением, навсегда закрепленным в нашей культуре. Исследователи говорят о том, что не стоит безоговорочно доверять статистике и социальной математике, полагая, будто алгоритмы могут быть нейтральными и справедливыми. По их мнению, прежде чем обратиться к вычислениям, стоит задать себе вопрос о том, как именно мы добываем информацию, насколько репрезентативна используемая выборка и справедливо ли предоставлять пользователям сервиса одну и ту же услугу на разных условиях, ориентируясь на какой-то полуслучайный критерий, такой как почтовый адрес, к примеру.
В эссе «Двойная реальность: (не)видимая магия на рабочем месте» речь идет не столько о тотальной анонимизации, сколько о временной маскировке. Авторы предлагают ввести понятие «двойная реальность», чтобы обозначить ситуации, когда человек одномоментно демонстрирует только часть своей идентичности, подобно доктору Джекилу — мистеру Хайду. Допустим, музейный смотритель или охранник в рабочие часы может не только выполнять свои непосредственные обязанности, но и продумывать детали собственного арт-проекта, делать записи в блокноте или читать какую-нибудь книжку. Формально такая параллельная деятельность не нарушает условия трудового договора, и всё же она не вполне соответствует образу примерного сотрудника. Поэтому человек, скорее всего, предпочтет ее скрыть. В этом случае анонимизируется не субъект, а действие.
Читайте также
Похожую тактику используют полицейские в штатском, только тут цель противоположная — притвориться, будто человек не при исполнении. Маскировке полицейских посвящены аж три эссе сборника. В каждом из них раскрывается одна из особенностей подобного поведения и того, как оно играет на руку представителям правоохранительных органов или, наоборот, компрометирует их. Автор одного из текстов утверждает: гражданская форма одежды помогает установить доверительные отношения с подозреваемыми или свидетелями. Полицейского в форме человек в первую очередь воспринимает как обезличенного представителя власти, он не может за ней разглядеть характеристики конкретной персоны, ее моральные качества и профессиональный опыт.
Проведя несколько дней вместе с полицейским патрулем, автор исследования делает еще одно любопытное наблюдение: когда ты сам оказываешься в компании людей одной профессии или людей, имеющих схожий социальный статус, со стороны тебя воспринимают как одного из членов сообщества.
Сделав такое предположение, знакомые знакомых начинают автоматически тебе доверять. Выходит, ты приобретаешь анонимность по стечению обстоятельств — и такой расклад нередко оказывается удачным.
Формат сборника как нельзя лучше подходит для того, чтобы поближе познакомиться с неочевидными аспектами анонимности. Возможность обнаружить те ракурсы, с которых ты никогда бы не догадался взглянуть на проблему, — едва ли не самая приятная часть чтения в эпоху стремительной цифровизации, подталкивающей нас к жизни в информационных пузырях.