письма карамзиных о преддуэльных месяцах жизни пушкина

30.08.202305.07.2023 admin 0 Comments

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

илл. Портрет главной героини этой статьи:Софьи Николаевны Карамзиной.

Натали. Роковая муза. Тайна пушкинской дуэли
С большим портретом Натальи Гончаровой-Пушкиной кисти Макарова. И началом изложения детективной документальной повести о тайне пушкинской дуэли.

Эпистолярии прошлых эпох

Как жаль, что мы почти разучились писать письма. Поколения, обретшие мобильные телефоны, будут едва ли не первыми за многие сотни лет, от которых почти не останется наследия в виде частной переписки.

Довольно большую работу И.Андроникова «Тагильская находка» прочла с удивлением и волнением. Многочисленные детективные поиски Андрониковым альбомов аристократок, поиски и находки, описанные им во всех подробностях во многих его рассказах и очерках-все это так захватывающе-интересно, что наводит на желание в подражание также вести альбомы в стиле благородных дам былых эпох. А ну как, через сотню-другую лет отыщется старинный альбом и будущий писатель опубликует их-наши труды и дни. И оживет Былое заново в своей первозданности, не искаженной ничьими выдумками и гипотезами-наша общая, семейная и индивидуальная история, написанная нами самими! Так ожили страницы старинных альбомов и семейных хроник в письмах, бережно сохранявшиеся в поколениях нашими предками.

Завершился пространный сериал »Институт благородных девиц». Огромная благодарность создателям за самое поднятие темы возрождения нашей истории в форме увлекательного сериала. На фоне разгула попсы все это действительно смотрится с неослабевающим интересом. И это невзирая на очевидные ляпы, на некоторую приблизительность в воссоздании деталей и языка эпохи.
Невозможно не замечать и эволюции сериала от стремления к максимальной аутентичности эпохе середины 19 века ко все большему стремлению сценаристов «актуализировать»сериал реалиями нашего времени. Свободная любовь институток, словечки тип »бизнес», »обманутые вкладчики», и т. д.

Это забавно, поучительно-ничто не меняется в Отечестве! В общем, в нечрезмерных дозах некое »осовременивание» даже желательно-усиливает интерес, формирует ощущение близости, нечуждости былых эпох нашему восприятию. С педагогической стороны это даже правильно. Ведь большинство нынешних школьников, да и студентов, не любит читать и смотреть классику-это общеизвестно и старшим поколениям оттого грустно-»Печально я гляжу на наше поколение». Подобные сериалы хоть в какой-то мере восполняют неизбежные лакуны в образовании поколения, напрочь отвергнувшего классику, как «неинтересную». Боюсь, однако, что создателям сериала все более стало отказывать чувство меры в подобной »актуализации», а язык героев стал заметно мельчать от начала к середине и к концу, все более утрачивая аутентичность, все заметнее »осовремениваясь». Здесь важно было найти разумный баланс, чтобы и звучало не слишком архаично, но и не чрезмерно современно. А ведь изначально хотелось в полной мере насладиться стилистикой того времени и кое-чему поучиться и поучить знакомых школьниц, рекомендуя им сериал в воспитательно-образовательных целях.
Сейчас, правда, приходится сожалеть о рекомендации смотреть сериал нынешним сверстницам тех институток.

А теперь-образчик такого альбома-подшивки писем.

Был обнаружен старинный альбом с массой сведений в переписке о Пушкине.Поэт был другом семьи Карамзиных на протяжении 20 лет-почему и предпринял Ираклий Андроников поездку в Тагил, откуда пришло письмо инженера Боташева о находке. Затем последовала публикация в Новом мире и документальная повесть »Тагильская находка». И.Андроников при этом публикует в знаменитом журнале» Новый мир письма:

Из писем Карамзиных

Публикация Н.Боташева.
Пояснительный текст И.Андроникова.

А по завершениии работы» Тагильская находка» петитом:

1»Автор выражает благодарность Н.С.Боташеву и редакции «Нового мира», благодаря которым он узнал о тагильских материалах и получил возможность написать эту работу».

Я сохранила здесь масштабы в тексте И.А.

Человек чести, Ираклий Андроников, не присвоил себе авторство находки. Помог человеку из периферии опубликовать найденное под своим именем в труднодоступном тогда даже для известных писателей литературном журнале» Новый мир», первом толстом журнале страны:

«Публикация Н.Боташева.
Пояснительный текст И.Андроникова».

И в конце большой повести «Тагильская находка» снова не забыл принести благодарность Н.С.Боташеву и редакции «Нового мира».

Был найден в 60-хгг. 20 века в Тагиле, на Урале, большой старинный альбом. Тогда их еще много находили.Сам Андроников в форме документального детектива рассказывает во многих своих рассказах об активных поисках старинных альбомов благородных дам и барышень с вписанными в них собственноручно стихами, эпиграмами великих поэтов, их рисунками и шаржами. Так находились автографы Пушкина, Лермонтова, многих других людей эпохи. Сейчас,в 21 веке, такие альбомы едва ли отыщешь в частных руках, они почти все давно перекочевали в архивы и музеи, куда их сносили за плату советские граждане«из бывших, доставая их из прабабушкиных сундуков. Или это были случайно обнаруженные кем-то раритеты среди хлама.

Интересно, что письма писались сообща, то есть один начинал и оставлял на столе, другой подходил и вносил свои добавления, свою часть большого послания, первый снова делал приписки и комментарии. Например, начинает Марья Андреевна Карамзина. Потом подходит и добавляет ее падчерица, дочь Карамзина, Софья Николаевна. Так составляется обширное письмо-трактат Андрею, сыну и брату в какой-нибудь Баден-Баден, или Париж, или в Рим, или. ets.Тот непременно отвечает из своей очередной заграницы домой, в Россию. И т. д. Такие сериалы в письмах.

Но написав ряд фраз, большой кусок по-французски, авторы тут же переходили на русский и писали на нем так же хорошо и свободно, как и на французском. Зачем они играли в это постоянное двуязычие-бог знает, что их к этому побуждало, но переписка яркий образец этого постоянного двуязычия. Может быть, они делали это сознательно, чтобы поддерживать, так сказать, в рабочем состоянии, оба языка, без употребления-то знания и навыки затухают, да и сходят на нет. Еще в детстве читала о подобной практике в семье Ульяновых: одну неделю или день-все в доме говорят только по-французски, русский запрещается, другая неделя, день-отведены немецкому.

О том, что предшествовало »в свете» дуэли Пушкина с Дантесом и после нее Карамзины рассказали в семейной переписке бесконечно более детально, колоритно, натуралистично, доподинно, чем все исследователи Пушкина вместе взятые, не говоря об учебниках.

Они писали в письмах друг другу о том, как развивается очередная «великосветская интрига», в которую замешаны помимо почти осмеиваемого даже друзьями-Карамзиными Пушкина, его красавица Натали, именуемая »мадам Пушкина», красавчик-офицер Дантес,барон Геккерен,сестра Натали Екатерина Гончарова, масса неизвестных нам нынче фамилий разных баронов и князей-княгинь, наконец, царь и царица. Что обо всем этом-в смысле Дантеса и его страсти к Натали сплетничают на раутах и как был жалок Пушкин и т.д.

Самое странное, что Пушкина ругали и до дуэли, и после, а Дантеса выгораживали и оправдывали также и до, и после роковой пушкинской дуэли. Описания народного отношения, «третьего сословия», к вести о гибели Пушкина невозможно читать в этих же письмах без сильного волнения-написанному в учебнике никто особо не верит. Но тут Карамзины и сами удивлены тем, как, оказывается, популярно имя Пушкина вне пределов их» страшно узкого» круга придворной аристократии, счет людей, стоявших на морозе под домом Пушкина, шел на десятки тысяч. И это в эпоху отсутствия телевидения. Даже мальчик-половой в трактире с волнением спросил литератора: кто теперь после Пушкина будет «назначен на стихи».

Но Дантес, хотя и разжалованный из русской армии и высланный из России вместе с голландским бароном Геккереном, несильно пострадал. Женился-таки на Екатерине Гончаровой. Благополучно «дирижировал», шествуя впереди, модными бальными танцами на балах. русской аристократии в Баден-Бадене!Это из письма Андрея Карамзина Софье, хотя в предыдущих письмах он говорил о Дантесе с ненавистью и призывал не подавать ему руки после того, как он и его компания довела до гибели Пушкина.

Но остыл. Подходил, протягивал руку для приветствия. Что так?
А то, что хотя царь вынужден был наказать разжалованием и изгнанием Дантеса и Геккерена из пределов России-когда десятки тысяч народа шли к дому Пушкина после известия о роковой дуэли и проклинали его убийц, Двор и аристократия смотрели на дело по-своему. Пушкин был для них почти никто. Дантес-величина, славный малый, со связями. А главное, царь не любил Пушкина, о чем говорят многое места в переписке. Есть версия об особом отношении Николая Первого к Натали Гончаровой-Пушкиной. Андроников рискнул об этом намекнуть, больше нельзя было тогда. В царское время нельзя было оскорбить царя, в советское-Пушкина. Но теперь свободно об этом пишут:якобы Наталия Николаевна Пушкина была пассией царя.И это многое объясняет в запутанной до сих пор истории пушкинской дуэли и гибели. Его непопулярности при дворе:если царь не жалует соперника,кто же будет открыто выказывать сочуствие поэту-встанет против царя. Хотя Карамзины об этом аспекте ничего не писали, ходили темные слухи, им и самим не все было ясно в этой истории, они просят друг у друга подробностей, что говорят. Андрей Карамзин пишет, что «мужчины могут знать больше дам». Вот что значит стать на пути у царя, у власть имущих. Можешь не рассчитывать, что хоть кто-то сохранит тебе преданность. С Пушкиным было именно так, что довело его до глубокой депрессии и неадекватных поступков.

Андроников нашел исключительно изящный способ прозрачного намека, ничего не утверждая. Он лишь обмолвился, что «один исследователь впервые связал имя Натали с именем Николая. Первого». Найдутся читатели, которые поймут смысл этой фразы. А цензура едва ли заметит это вскользь обмолвленное замечание в тексте.

Андроников называет Натали «одной из самых красивых женщин, когда — либо существовавших». Сильное высказывание! Сестра же ее, Екатерина, по мнению света, была антиподом Натали, почти Квазимодо, хотя и чем-то сходна с красавицей Натали. И на ней, Екатерине Гончаровой, почему-то обязан был по приказу царя жениться Дантес, чтобы предотвратить дуэль с Пушкиным и спасти репутацию. Наталии Гончаровой-Пушкиной! У них в том кругу в то время все было так сложно-запутанно, что работы изыскателям и даже интерпретаторам хватило не на один век.

В чем однозначно прав Андроников, так это в том, что, резюмируя анализ переписки, он пишет, что с этих страниц семейной переписки, не предназначавшейся для опубликования, это даже не мемуары, где многое искажается задним числом и подтасовывается это писалось по горячим следам, для своих. Вот почему Пушкин предстает объемно, «как в стереоскопе».

«В своих письмах Карамзины часто говорят об одном, но каждый из них освещает факты по-своему. Благодаря этому мы видим Пушкина, словно в стереоскопе, объемно»- говорит о впечатлении от писем И.Андроников. Это правда. Живые страницы, сохранившие былое в первозданности-не воспоминания,не мемуары,а живая переписка участников событий, той жизни.Особый колорит. Я получила редкое удовольствие от этой работы И.Андроникова. Как и от всех прочих его очерков и статей, документальных повестей-изысканий материалов «его» Лермонтова и др.

Любопытно и то, как сохранена была обширная переписка. Письма были аккуратно подклеены в большой альбом. Далее цитата.

«Елизавета Васильевна вынесло красный сафьяновый альбом с золотым тиснением и зелеными тесемками-старинный, с потрепанным корешком. Перевернули крышку переплета. А дальше-все листы из альбома вырезаны, как по линейке, и к оставшимся корешкам аккуратно подклеены письма,премущественно французские,писанные на тонкой бумаге различными почерками,больше бисерным почерком,и чернила во во многих местах изрядно повыцвели. Это целая книга-340 страниц писем,адресованных в разные города Европы из Петербурга и датированных 1836 и 1837 годами. Да, письма эти действительно представляют собой удивительную находку!».

Источник

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

илл. Портрет главной героини этой статьи:Софьи Николаевны Карамзиной.

Эпистолярии прошлых эпох

Завершился пространный сериал »Институт благородных девиц». Огромная благодарность создателям за самое поднятие темы возрождения нашей истории в форме увлекательного сериала. На фоне разгула попсы все это действительно смотрится с неослабевающим интересом. И это невзирая на очевидные ляпы, на некоторую приблизительность в воссоздании деталей и языка эпохи.
Невозможно не замечать и эволюции сериала от стремления к максимальной аутентичности эпохе середины 19 века ко все большему стремлению сценаристов «актуализировать» сериал реалиями нашего времени. Свободная любовь институток, словечки тип «бизнес», «обманутые вкладчики», и т.д.

А теперь-образчик такого альбома-подшивки писем.

Был обнаружен старинный альбом с массой сведений в переписке о Пушкине.Поэт был другом семьи Карамзиных на протяжении 20 лет-почему и предпринял Ираклий Андроников поездку в Тагил, откуда пришло письмо инженера Боташева о находке. Затем последовала публикация в Новом мире и документальная повесть «Тагильская находка». И.Андроников при этом публикует в знаменитом журнале» Новый мир письма:

Из писем Карамзиных

Публикация Н.Боташева.
Пояснительный текст И.Андроникова.

А по завершениии работы» Тагильская находка» петитом:

Я сохранила здесь масштабы в тексте И.А.

«Публикация Н.Боташева.
Пояснительный текст И.Андроникова».

Был найден в 60-хгг. 20 века в Тагиле, на Урале, большой старинный альбом. Тогда их еще много находили. Сам Андроников в форме документального детектива рассказывает во многих своих рассказах об активных поисках старинных альбомов благородных дам и барышень с вписанными в них собственноручно стихами, эпиграммами великих поэтов, их рисунками и шаржами. Так находились автографы Пушкина, Лермонтова, многих других людей эпохи. Сейчас, в 21 веке, такие альбомы едва ли отыщешь в частных руках, они почти все давно перекочевали в архивы и музеи, куда их сносили за плату советские граждане «из бывших», доставая их из прабабушкиных сундуков. Или это были случайно обнаруженные кем-то раритеты среди хлама.

О том, что предшествовало »в свете» дуэли Пушкина с Дантесом и после нее Карамзины рассказали в семейной переписке бесконечно более детально, колоритно, натуралистично, доподлинно, чем все исследователи Пушкина вместе взятые, не говоря об учебниках.

Они писали в письмах друг другу о том, как развивается очередная «великосветская интрига», в которую замешаны помимо почти осмеиваемого даже друзьями-Карамзиными Пушкина, его красавица Натали, именуемая мадам Пушкина, красавчик-офицер Дантес, барон Геккерен, сестра Натали Екатерина Гончарова, масса неизвестных нам нынче фамилий разных баронов и князей-княгинь, наконец, царь и царица. Что обо всем этом-в смысле Дантеса и его страсти к Натали сплетничают на раутах и как был жалок Пушкин и т.д.

Самое странное, что Пушкина ругали и до дуэли, и после, а Дантеса выгораживали и оправдывали также и до, и после роковой пушкинской дуэли. Описания народного отношения, «третьего сословия», к вести о гибели Пушкина невозможно читать в этих же письмах без сильного волнения-написанному в учебнике никто особо не верит. Но тут Карамзины и сами удивлены тем, как, оказывается, популярно имя Пушкина вне пределов их страшно узкого круга придворной аристократии, счет людей, стоявших на морозе под домом Пушкина, шел на десятки тысяч. И это в эпоху отсутствия телевидения. Даже мальчик-половой в трактире с волнением спросил литератора: кто теперь после Пушкина будет «назначен на стихи».

«В своих письмах Карамзины часто говорят об одном, но каждый из них освещает факты по-своему. Благодаря этому мы видим Пушкина, словно в стереоскопе, объемно»- говорит о впечатлении от писем И.Андроников. Это правда. Живые страницы, сохранившие былое в первозданности-не воспоминания, не мемуары, а живая переписка участников событий, той жизни. Особый колорит. Я получила редкое удовольствие от этой работы И.Андроникова. Как и от всех прочих его очерков и статей, документальных повестей-изысканий материалов «его» Лермонтова и др.

Источник

Письма Карамзиных о преддуэльных месяцах жизни Пушкина

В 1939 году, накануне Великой Отечественной войны в Нижнем Тагиле были обнаружены письма семейства Карамзиных 1836-1837 гг., в которых авторы описывали события последних преддуэльных месяцев жизни А.С. Пушкина. В силу многих обстоятельств письма пролежали «без вести» до 1950 годов.

В годы Великой Отечественной войны письма были переведены с французского языка врачом туберкулезной больницы Ольгой Александровной Полторацкой, эвакуированной в наш город из Ленинграда.

К 1954 году они были изучены краеведом Николаем Сергеевичем Боташевым, инженером Новотагильского металлургического завода, который опубликовал в «Тагильском рабочем» (11.04.1954 г.) обстоятельную статью под названием «Ценная находка. Новые материалы об А.С. Пушкине».

Как же письма Карамзиных попали в Нижний Тагил?

В 1950 годы, согласно постановлению Правительства РФ, письма были переданы на хранение в Пушкинский Дом г.Санкт-Петербург, где и хранятся по сей день. В нашем городе остались пять томов фотокопий писем и память об этом событии в литературной жизни страны.

История «Тагильской находки», как назвал письма И. Андронников, была представлена на выставке «Нижний Тагил и Пушкин» в 1999 году.

В музее А.П. Бондина читается лекция об истории находки и судьбах людей, которые имели отношение к этому событию.

Источник

Письма карамзиных о преддуэльных месяцах жизни пушкина

ИЗ ПИСЕМ К А. Н. КАРАМЗИНУ 1836 — 1837 ГОДА

8/20 июля 1836 г. Царское Село.

В самом деле, господин Андрей, вы скверный, вы негодный мальчишка Вот уже две недели мы не имеем никаких известий о вашей чрезмерно нами любимой особе. Вы совсем не заслуживаете, чтобы вам писали; поэтому я сделаю это как можно более кратко и лишь для того, чтобы сообщить тебе о петергофском празднике. 1 Иначе, если я стану ждать твоего письма, чтобы прийти снова в хорошее настроение, он станет древней историей.

Я отправилась на этот праздник с госпожей Шевич. 2 Погода была божественная, что явилось неожиданностью в конце самого холодного, самого сырого и унылого дня, какой только можно себе представить, словно для того, чтобы показать, что необыкновенному счастью государя ничто не противодействует и даже стихии никогда его не расстраивают. Утро, начавшееся в восемь часов, прошло для меня весьма тоскливо, среди довольно скучного общества, которое прогуливалось черепашьим шагом по аллеям, еще пустынным, вероятно, по причине вчерашней ужасной погоды. Единственный приятный момент был когда всё общество спустилось в сад, чтобы затем, после представления государю, вереницами проследовать назад. Там я встретила почти всех наших друзей и знакомых, в том числе Вяземского (довольно веселого в своем придворном мундире, который он, наконец, решился надеть), 3 Одоевских 4 (он, сделанный камергером, она вся в розовом, с палевыми цветами на шляпе, сильно похудевшая и почти красивая), Надину Соллогуб (она уезжает одиннадцатого числа за границу со своей теткой, 5 проведет там более года, зимой, возможно, отправится в Италию, а сейчас прямо в Баден-Баден, где надеется увидеть

тебя и где также находится госпожа Смирнова; 6 бедный Андрей, береги свое сердце), Опочининых 7 и Люцероде 8 (которые просили передать тебе множество приветов), Бутурлиных 9 (которые уезжают 25-го; Лиза была очаровательна в венке из палевых роз) и Дантеса, увидеть которого, признаюсь, мне было очень приятно. По-видимому, сердце всегда немножко привыкает к тем, кого видишь ежедневно. Он неторопливо спускался по лестнице, но, заметив меня, перепрыгнул через последние ступеньки и подбежал ко мне, краснея от удовольствия, на что он не преминул обратить мое внимание и за что я ему отплатила с лихвой; ведь ты знаешь, что я всегда готова краснеть по любому поводу. Он спросил меня, с кем я приехала и что предполагаю делать. Он презрительно бросил: «Как! Вот с этими вы собираетесь провести день?» Но тем не менее был весьма любезен с госпожой Шевич, пожелал быть представленным ей и просил позволения сопровождать нас на вечернюю прогулку, милость, которую она ему оказала тем более охотно, что до этого не переставала твердить всем встречным (к моей великой досаде): «Боюсь, что без кавалеров мы не сможем сегодня отправиться смотреть иллюминацию. Наши кавалеры нас обманули. Не видели ли вы наших кавалеров?» — и когда у нее спрашивали: «Кого именно?» вообрази, как стыдно мне было слышать: «Пишчевича и Золотницкого». 10 Даже и такая надежда была обманута!

После обеда из холодных блюд, который кончился в четыре часа, я содрогалась от перспективы провести часа два по меньшей мере (до начала гулянья) в душной комнатке в обществе пяти изрядно скучных женщин, но господин Бутурлин был столь сообразителен и любезен, что пришел за мной и отвел меня к своей жене; мы нежно распростились, я провела у них критическое время, а затем таскала добрейшую госпожу Шевич по всем садам. Монплезир 11 был восхитителен, море освещено заходящим солнцем, апельсиновые деревья благоухали, оркестр играл арии из опер, а Ковалинский 12 объяснялся в любви. Оттуда мы отправились к дворцу, чтобы послушать вечернюю зорю. Там я снова увидела кучу людей (которые теперь собирались на костюмированный бал) и опять встретила Дантеса, который уже нас больше не оставлял. Мы прихватили также вашего товарища, бедного Александра Голицына 13 (очень грустного и подавленного неприятностями по службе), Шарля Россета, Поликарпова и пресловутого Золотницкого, который, наконец, объявился для того, чтобы предложить руку своей тетке на весь остаток вечера. Потом мы все отправились к нам пить чай (чашек и стульев хватило кое-как лишь на половину собравшихся) и в одиннадцать часов вечера двинулись в путь. Я шла под

руку с Дантесом, он забавлял меня своими шутками, своей веселостью и даже смешными припадками своих чувств (как всегда, к прекрасной Натали 14 ). Но этот петергофский праздник — настоящий северный праздник, торжественный и унылый, со всеми этими людьми, которые шествуют с вытянутыми лицами, один за другим, скользят, словно тени, в гробовом молчании, без единого взрыва смеха, без единого громкого возгласа, — всё это печально.

2
С.Н. и А. Н. КАРАМЗИНЫ

24—25 июля (5—6 августа) 1836 г. Царское село

Не верь Софи в том, что она тебе говорит о «Современнике», он превосходно составлен; правда, Пушкин ничего не написал, но там есть очень хорошие статьи дядюшки и Одоевского. Пушкин собирается выпустить новый роман. 4

31 августа—3 сентября (12—15 сентября) 1836 г. Петербург

Пушкин показал ему только что написанное им стихотворение, в кагором он жалуется на неблагодарную и ветреную публику и напоминает свои заслуги перед ней. 6 Муханов говорит, что эта пьеса прекрасна. Кстати, о Пушкине. Я с Вошкой и Аркадием 7 после долгих собираний отправились вечером Натальина дня 8 en partie de plaisir*** к Пушкиным на дачу 9 Проезжая мимо иллюминированной дачи Загряд-ской, 10 мы вспомнили, что у нее фурц 11 и что Пушкины, верно, будут там. Несмотря на то, мы продолжали далекий путь и приехали pour voir la toilette de ces dames et les mettre en voiture. Après avoir remis la partie deplaisir au surlendemain, nous revenons tout confus****. В назначенный день мы опять отправляемся в далекий путь, опять едем в глухую, холодную ночь и почти час слушаем, как ходят ветры севера и смотрим, как там и сям мелькают в лесу далекие огни любителей дач; приехали: «Наталья Николаевна приказали извиниться, они очень нездоровы и не могут принять».

Тогда проклятия и заглушенные вопли вырвались из наших мужских грудей. Мы послали к черту всех женщин, живущих на Островах и подверженных несуразным расстройствам, и вернулись домой еще более смущенные, чем в первый раз. Этим и ограничились пока

наши посещения. Не будь этого услужливого недомогания, Пушкины приехали бы в Царское провести вчерашний и позавчерашний дни. Эта помеха сделала совершенно счастливой мою нежную голубку, 12 хотевшую в столь торжественный день моих именин царствовать без соперниц

19 сентября (1 октября) 1836 г. Царское Село.

нарушено: нас разбудили приглашением на вечерний бал, после чего мы отправились к обедне, где дамы в роскошных уборах, а мужчины в парадной форме (все, даже Жуковский) ожидали появления земных владык. Мы же, пришедшие туда, только чтобы поклониться владыке небесному, мы скромно спрятались в глубине церкви, в толпе царскосельских обывателей

Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий. Боже мой, как всё это глупо! 25 Когда приехала графиня Строганова, я попросила Пушкина пойти поговорить с ней. Он было согласился, краснея (ты знаешь, что она — одно из его «отношений», и притом рабское), как вдруг вижу — он внезапно останавливается и с раздражением отворачивается. «Ну, что же?» — «Нет, не пойду, там уж сидит этот граф». — «Какой граф?» — «Д’Антес, Гекрен что ли!» 26 Кстати, о графине Строгановой: вообрази, Скалон внушил себе, что он безумно в нее влюблен! Когда она вошла, я с ним танцевала кадриль, но вдруг чувствую, что его рука в моей руке сделалась мертвенно-холодной, я взглянула на него с удивлением, он был белее платка и от волнения не мог говорить. Потом он признался мне, что ему едва не стало дурно. Полюбуйся, вот какое действие оказывает на слабый ум тщеславие, которому потворствуют! А еще говорят, что это свойственно лишь женщинам! Она же, между тем, весьма серьезно кокетничала с Александром, но тут нашла коса на камень. В остальном же он был очень мил и много танцевал, как мне кажется, следуя твоим советам, и разговаривал надлежащим образом. Вольдемар — красивый, гордый и высокомерный — соблаговолил протанцевать несколько кадрилей и позволил себя выбрать на мазурку. Мишель Вильегорский танцевал, как сумасшедший, и был любезен до крайности.

1(13) октября 1836 г. Петербург

У Пушкина семьсот подписчиков, не много. 1 Одоевский готовится издавать свой журнал, 2 но еще нет ничего. Я буду у него послезавтра. Пришли ему статейку. Говорят, что третий том «Современника» очень хорош, 3 я еще не имел его. Литературн новостей больше нет.

6
С.Н. и Е. А. КАРАМЗИНЫ

18—20 октября (30 октября—1 ноября) 1836 г. Петербург

Здравствуй, дорогой мой, вчера или позавчера мы много говорили о «Современнике»; ты мне так и не написал, получил ли его, а между тем князь Петр тебе его послал; я дала ему для этого тот экземпляр, который ты сам себе присвоил, 9 постараюсь выслать тебе третий том, который только что вышел: 10 все находят, что он лучше остальных и должен вернуть Пушкину его былую популярность; у меня его еще нет, но нам из него читали превосходные вещи самого издателя, очень милые — Вяземского и несказанное сумасбродство «Гоголя «Нос»»; Софи возмущена, я же, слушая его, смеялась, хотя и не обнаружила в нем, не скажу, здравого смысла, — фантастический род может без него обойтись, — но хоть какого-нибудь правдоподобия в воображении; я вышлю тебе его, как только ты где-нибудь поселишься;

Прощай, мой дорогой и горячо любимый сын, нежно прижимаю тебя к сердцу, благословляю тебя и призываю также на тебя благословение твоего обожаемого отца; оно должно быть действительным для всего, что есть хорошего: «целую тебя нежно». Кстати. Прошу тебя возвратиться к русской корреспонденции; все меня бранят за то, что ты пишешь по-французски; я сама нахожу, что письма русские оригинальнее и милее. 11

3(15) ноября) 1836 г. Петербург.

Я должна рассказать тебе о том, что занимает всё петербургское общество, начиная с литераторов, духовенства и кончая вельможами и модными дамами; это — письмо, которое напечатал Чедаев в «Телескопе», «Преимущества католицизма перед греческим исповеданием», 1 источником, как он говорит, всяческого зла и варварства в России, стеною, воздвигнутой между Россией и цивилизацией, — исповеданием, принесенным из Византии со всей ее испорченностью и т. д. Он добавляет разные хорошенькие штучки о России, «стране несчастной, без прошлого, без настоящего и будущего», стране, в которой нет ни одной мыслящей головы, стране без истории, стране, в которой

возникли лишь два великана: Петр I, мимоходом набросивший на нее плащ цивилизации, и Александр, прошедший победителем через Европу, ведя за собой множество людей, внешняя доблесть и мужество которых были не чем иным как малодушной покорностью, людей, у которых «человеческое только лицо, и к тому же безо всякого выражения».

Как ты находишь все эти ужасы? Недурно для русского! И что скажешь ты о цензуре, пропустившей всё это? Пушкин очень хорошо сравнивает ее с пугливой лошадью, которая ни за что, хоть убейте ее, не перепрыгнет через белый платок, подобный запрещенным словам, вроде слов «свобода», «революция» и пр., но которая бросится через ров потому, что он черный, и сломает там себе шею. 2 Это письмо вызвало всеобщее удивление и негодование. Журнал запрещен, цензор отставлен от должности, приказано посылать ежедневно к Чедаеву врача, чтобы наблюдать, не сумасшедший ли он, и еженедельно докладывать о нем государю.

Мы мало выезжаем, лишь изредка кое-какие визиты, да один вечер провели у добрых Люцероде. Милая Августа просит передать тебе тысячу любезностей. У нас за чаем всегда бывает несколько человек, в их числе Дантес, он очень забавен и поручил мне заверить тебя, что тебя ему не достает

Твой день, 24-е, был отпразднован великолепно, большим обедом со всеми друзьями: Вяземскими, Валуевыми, Россетами, Соллогубом и прочими и с шампанским. Прощай, обнимаю и люблю тебя невыразимо.

5(17) ноября 1836 г. Петербург.

Не веришь, брате, право, люди так поглупели, что мочи нет. Я пускаюсь в свет, я не раз строил уже и плясе, и козе, и даже публичный всхрапе; но всё не весело, ей-ей не весело. Придешь домой, кажется, говорил много, а всё равно, что квасу водяного напился: раздует, раза три отрыгнется в нос, да и всё по-прежнему опять. Послушай, о чем говорят люди: соберутся, почешут затылки, потрунят неистово-остро над петербургским климатом, спросят друг у дружки:

9
Е.А. и С. Н. КАРАМЗИНЫ

20—21 ноября (2—3 декабря) 1836 г. Петербург.

В день моего рождения был устроен, как всегда, большой праздник, до крайности сумбурный потому, что собрались самые разнообразные личности. 1 Я получила красивые вещи от Гамбса, 2 который помещается под нами. Князь Петр, Жуковский, Соллогуб, Валуев и другие зашли туда за подарками, которые они мне и преподнесли. Когда обносили шампанским, я не преминула выпить за твое здоровье, мой милый друг, и выразить горячие пожелания всяческого для тебя благополучия, душевного и физического; в одиннадцать часов мы отправились на раут графини Фикельмон 3 ; весь день женщины были заняты шитьем черного платья для меня, так как на три недели объявлен траур по Карлу X. 4 В понедельник я иду на концерт к барышням Ласи, а оттуда к Люцероде. Надеюсь, что на этом закончатся мои выезды на вечера. У нас тут свадьба, о которой ты, конечно, не догадался бы, и я не скажу тебе, оставляя это удовольствие твоей сестре. Впрочем, полагаю, что ты уже знаешь об этом от Ар Россета. Прямо невероятно, — я имею в виду эту свадьбу, 5 — но всё возможно в этом мире всяческих невероятностей. Пока что я немного устала, да и надо оставить место для мадемуазель Софи, чтоб не лишать ее удовольствия посплетничать тебе. Сейчас она пошла навестить Жюли Зиновьеву, рожденную Батюшкову. 6 Александр одевается, чтобы идти на раут к княгине Белосельской, 7 пообедав вдвоем с Дантесом у этого последнего. Вольдемар кашляет, он должен был участвовать в обеде, но из-за кашля я его не отпустила.

Я должна сообщить тебе еще одну необыкновенную новость — о той свадьбе, про которую пишет тебе маменька; 8 догадался ли ты? Ты хорошо знаешь обоих этих лиц, мы даже обсуждали их с тобой, правда, никогда не говоря всерьез. Поведение молодой особы, каким бы оно ни было компрометирующим, в сущности компрометировало

только другое лицо, ибо кто смотрит на посредственную живопись, если рядом — Мадонна Рафаэля? А вот нашелся охотник до этой живописи, возможно потому, что ее дешевле можно было приобрести. Догадываешься? Ну да, это Дантес, молодой, красивый, дерзкий Дантес (теперь богатый), который женился на Катрин Гончаровой, и, клянусь тебе, он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то лихорадочной веселостью и легкомыслием, он бывает у нас каждый вечер, так как со своей нареченной видится только по утрам у ее тетки Загряжской; Пушкин его не принимает больше у себя дома, — он крайне раздражен им после того письма, о котором тебе рассказывал Аркадий. 9 Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается. Катрин от счастья не чует земли под ногами и, как она говорит, не смеет еще поверить, что всё это не сон. Публика удивляется, но, так как история с письмами мало кому известна, объясняет этот брак очень просто. 10 Один только Пушкин своим взволнованным видом, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, и своей манерой обрывать Дантеса и избегать его в обществе, добьется того, что возбудит подозрения и догадки. 11 *Вяземский говорит*, «что он выглядит обиженным за жену, так как Дантес больше за ней не ухаживает». Об этой свадьбе было объявлено во вторник на балу у Салтыковых, и там они уже принимали поздравления. Я тоже там была и много танцевала. Дантес, зная, что я тебе пишу, просит тебе передать, что он очень доволен и что ты должен пожелать ему счастья. 12

28 ноября (10 декабря) 1836 г. Петербург.

Перейдем к исторической части нашей жизни и поспешим, ибо час отправления почты жестоко меня пришпоривает. В прошлый понедельник мы были на концерте у Ласи, в котором эти барышни, Виельгорский, господин Кочубей, 1 Балабин 2 и другие любители исполняли очень приятную музыку в красивом, светлом, теплом и не слишком полном зале. Оттуда мы поехали закончить вечер к Люцероде, где, к большому нашему удивлению, застали весь город припрыгивающим под звуки фортепиано в гостиной вдвое меньше нашей. Как любят танцевать в Петербурге! Это прямо какое-то

бешенство: Люцероде собирают у себя по понедельникам едва по двадцати человек; на этот раз, услышав, что у них будут танцы, вся аристократическая толпа наших гостиных ринулась туда, теснясь в своего рода русской бане, и, если не считать ощущения удушья, очень веселилась. Я делала то же, что делали другие: танцевала с Головиным, 3 Огаревым, 4 и неким Хрущевым 5 из конной гвардии, с Репниным, 6 а мазурку с Соллогубом, у которого в этот день темой разговора со мной была история о неистовствах Пушкина и о внезапной любви Дантеса к своей невесте. Ведь обычно между нами условлено, что нам нечего сказать друг другу по причине наших родственных отношений и дружбы, избавляющей нас от тягостной напряженности. Он всегда делает вид, что презирает общество, в ничтожестве которого никто лучше его не разбирается, но этим он только доказывает, что неравнодушен к этому самому обществу. Он ухаживает за госпожой Пушкиной, очень всем нравится в обществе, где, пожалуй, сам в конце концов почувствовал бы себя хорошо, если бы не принял несвоевременного решения и слишком поспешного обязательства через несколько недель ехать в Харьков с графом Александром Строгановым, 7 назначенным генерал-губернатором Харькова, а также Полтавы и Чернигова.

Во вторник, в день св. Екатерины, мы непрерывно принимали гостей, с двенадцати часов дня и далеко за полночь. Вечером это стало невыносимо, разнородная толпа, праздная, скучающая и наводящая скуку. Я бы решительно настаивала на том, чтобы устроить танцы, потому что тягостно ничего не делать, когда народу слишком много для беседы и недостаточно для толкотни, как на рауте. Но в тот день был бал у Салтыковых, и, следовательно, недостаток кавалеров. Среди гостей у нас были графиня Натали Строганова, вся разодетая, красивая и совершенно растерянная. Что касается меня, то я налила 138 чашек чаю, мне чуть-чуть не стало дурно, а маменька в награду за мое усердие на благо общественное вымыла мне голову за то, что по ее словам, я слишком мало занималась дамами и слишком много Дантесом, Герсдорфом и Мальцевым. Но это ведь была только догадка, основанная на теории вероятностей (потому что маменька сидела в другой комнате). В среду мы были неожиданно обрадованы приездом Александра Тургенева, 8 оживившего наш вечерний чай своим прелестным умом, остротами и неисчерпаемым запасом пикантных анекдотов обо всех выдающихся представителях рода человеческого. Он очень сожалеет, что сейчас он не в Париже и не может тебя представить, между прочим, госпоже Рекамье. 9 Ты должен очень постараться проникнуть к

Вчера, в четверг, состоялось открытие Большого театра (он очень красив); давали «Ивана Сусанина» Глинки 11 в присутствии двора, дипломатического корпуса и всех государственных сановников. Я была там с доброй госпожой Шевич в ложе второго яруса, (мы, естественно, сами не смогли добыть). Многие арии оперы прелестны, но всё в целом показалось мне написанным в жалобном тоне, несколько однообразным и недостаточно блестящим; всё построено на русских темах и в миноре. В последней сцене декорация Кремля великолепна, толпа народа, переходящая в лица, написанные на полотне, казалась продолженной в бесконечность. Восторг, как обычно у нас, был холодноват, аплодисменты замирали и возобновлялись как бы с усилием.

29 декабря 1836 г. (10 января 1837 г.). Петербург

Теперь, Андрюша, когда ты успокоился относительно здоровья маменьки, я прежде всего должна побранить тебя за более, чем скудное содержание твоего последнего баденского письма: согласись, что это очень обидно! А затем я продолжаю сплетни и начинаю с темы Дантеса; она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе всё, что говорят; но поскольку к этому надо прибавить: никто ничего не знает, — я ограничусь сообщением, что свадьба совершенно серьезно состоится 10/22 января; что мои братья, и особенно Вольдемар (очень чувствительный к роскоши), были ослеплены изяществом их квартиры, богатством серебра и той совершенно особой заботливостью, с которой убраны комнаты, предназначенные для Катрин; Дантес говорит о ней и обращается к ней с чувством несомненного удовлетворения, и более того, ее любит и балует папаша Геккерн. С другой стороны, Пушкин продолжает вести себя самым глупым и нелепым образом; он становится похож на тигра и скрежещет зубами всякий раз, когда заговаривает на эту тему, что он делает весьма охотно, всегда радуясь каждому новому слушателю. Надо было видеть, с какой готовностью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех темных и наполовину воображаемых подробностях этой таинственной истории, совершенно так, как бы он рассказывал ей драму или новеллу, не

имеющую к нему никакого отношения. До сих пор он упорно заявляет, что никогда не позволит жене присутствовать на свадьбе, ни принимать у себя замужнюю сестру. Вчера я убеждала Натали, чтобы она заставила его отказаться от этого нелепого решения, которое вновь приведет в движение все языки города; она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью. Словом, это какая-то непрестанная комедия, смысл которой никому хорошенько не понятен: вот почему Жуковский так смеялся твоему старанию разгадать его, попивая свой кофе в Бадене.

А пока что бедный Дантес перенес тяжелую болезнь, воспаление в боку, которое его ужасно изменило. Третьего дня он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший, бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован или, быть может, очень несчастен. На другой день он пришел снова, на этот раз со своей нареченной и, что еще хуже, с Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтического гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было ужасно смешно. Я исполнила твое поручение к жениху и невесте; оба тебя нежно благодарят, а Катрин просит напомнить тебе ваши прошлогодние разговоры на эту тему и сказать, что она напишет тебе, как только будет обвенчана. 1

Но достаточно, надеюсь, об этом предмете. Для разнообразия скажу тебе, что на днях вышел четвертый том «Современника» и в нем напечатан роман Пушкина «Капитанская дочка», говорят, восхитительный. 2 В прошлую субботу, как я тебе уже писала, мы были на придворном балу; Александр в полной парадной форме был, поистине, необыкновенно хорош; он утверждает, что отлично провел время, так как комната была более просторной и светлой, чем обычно, и там можно было увидеть новые лица. 3 Я танцевала мазурку с нашим другом Скалоном, которому удалось добиться довольно прочного положения в свете и внушить себе легкую, весьма развлекательную страсть к графине Натали Строгановой: он краснеет и бледнеет при ее приближении, плохо спит и пребывает в мечтах; вот, однако, что

значит тщеславие и какое смятение может посеять в сердце бедного офицера генерального штаба знатная дама, выбрав его три раза кряду в мазурке, потому что только в этом кроется вся причина этой страсти, которая не на шутку вредит ему; тебе известно, что от бессонницы еще и глаза краснеют!

9(21) января 1837 г. Петербург

завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба, мы увидим ее в католической церкви; Александр и Вольдемар будут шаферами, а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба — один обман и никогда не состоится. 1 Всё это по-прежнему очень странно и необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный. Катрин во всяком случае более счастлива, чем он.

12(24) января 1837 г. Петербург

Письмо твое прелестно, мой дорогой Андрей, при чтении глаза мои увлажнялись, а голос дрожал от радостного волнения: так приятно знать, что ты весел, доволен, счастлив, потому что об этом говорит твое письмо, и с такой живостью, с такой силой выражения, что оно заставляет видеть и переживать вместе с тобою всё то, что ты успел увидеть и пережить за столь короткое, но уже столь полное впечатлений время. Так оценивать стиль твоего письма заставляет меня отнюдь не пристрастность сестры и друга: твое письмо пожелали услышать Жуковский, Тургенев, Пушкин, Виельгорский, и они так же оценили его как отражение высокого ума, живого и пылкого воображения. Жуковский всё время повторял: «Прекрасно, нельзя лучше, слог самый чистый, живой, оригинальный, носящий свой собственный отпечаток:

он умный и добрый малый! Похвалите его от меня!»

Ну, итак, свадьба Дантеса состоялась в воскресенье; 1 я присутствовала при одевании мадемуазель Гончаровой, но когда эти дамы сказали, что я еду вместе с ними в церковь, ее злая тетка Загряжская устроила мне сцену. Из самых лучших побуждений, как говорят, опасаясь излишнего любопытства, тетка излила на меня всю желчь, накопившуюся у нее за целую неделю от нескромных выражений участия; 2 кажется, что в доме ее боятся, никто не поднял голоса в мою пользу, чтобы по крайней мере сказать, что они сами меня пригласили; я начала было защищаться от этого неожиданного нападения, но в конце концов, чувствуя, что голос мой начинает дрожать и глаза наполняются слезами досады, убежала. Ты согласишься, что, помимо доставленной мне неприятности, я должна была еще испытать большое разочарование: невозможно сделать наблюдения и рассказать тебе о том, как выглядели участники этой таинственной драмы в заключительной сцене эпилога. Александр говорит, что всё прошло наилучшим образом, но ты ведь знаешь, он по природе своей не наблюдателен. На другой день они были у нас; на следующий день, вчера, я была у них. Ничего не может быть красивее, удобнее и очаровательно изящнее их комнат, нельзя представить себе лиц безмятежнее и веселее, чем их лица у всех троих, потому что отец является совершенно неотъемлемой частью как драмы, так и семейного счастья. Не может быть, чтобы всё это было притворством: для этого понадобилась бы нечеловеческая скрытность, и притом такую игру им пришлось бы вести всю жизнь! *«Непонятно»* 3

16(22) января 1837 г. Петербург

27 января (8 февраля) 1837 г. Петербург

В воскресенье у Катрин было большое собрание без танцев: Пушкины, Геккерны 1 (которые продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принимает свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зятя, — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из них не оставаться без своей роли в драме, Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем всё это очень странно, и дядюшка Вяземский утверждает, что он закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушкиных). Потом там были все милые Россеты и Аркадий, который любит тебя, как брата, — поэтому и я люблю его всё больше с каждым разом, когда мы получаем твои письма, — Тургенев и Вильегорский, который, будучи немного навеселе, говорил, пел и, наконец, стал исполнять китайский танец (ты знаешь, что при дворе устроен китайский балет, и он там состоит главным балетмейстером). В понедельник я была на большом балу в честь принца Карла у Мятлевых 2 :

четыреста человек в великолепном зале, где можно было свободно двигаться. Зато вчера, во вторник, то же количество гостей у графини Разумовской 3 в очень маленькой и очень хорошенькой гостиной: мне представляется, что так должны устраиваться балы в Париже. Александр удрал на другой этаж, где он проклинал меня за то, что я осталась на мазурку, потому что он отослал свои сани и не мог уехать, а добрая госпожа Шевич любезно ждала меня до трех часов утра! Впрочем, Александр утешился под конец превосходной ветчиной и тысячью авансов графини Строгановой, с которой он обращается необычайно дерзко. Вчера я слышала их разговор и содрогалась от его безрассудно-дерзкого бреда; он говорит, сам не зная что, не слушая ее ответов, и всё это с таким уверенным, развязным тоном, что я не понимаю, как она не покажет ему спину. Великая княгиня Елена была тоже на этом балу, она не танцевала, немного беседовала с умными людьми, подобными Баранту, 4 Виельгорскому, Либерману 5 и прочим

16
Е.А. и С. Н. КАРАМЗИНЫ

30 января (11 февраля) 1837 г. Петербург

*Милый Андрюша, пишу к тебе с глазами, наполненными слез, а сердце и душа тоскою и горестию; закатилась звезда светлая. Россия потеряла Пушкина! Он дрался в середу на дуэли с Дантезом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дни, а вчерась, в пятницу, отлетел от нас; я имела горькую сладость проститься с ним в четверьг; он сам этого пожелал. Ты можешь вообразить мои чувства в эту минуту, особливо, когда узнаешь, что Арнд с перьвой минуты сказал, что никакой надежды нет! Он протянул мне руку, я ее пожала, и он мне также, и потом махнул, чтобы я вышла. Я, уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: «перекрестите

еще», тогда я опять, пожавши еще раз его руку, я уже его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он ее тихонько поцеловал и опять махнул. Он был бледен как полотно, но очень хорош; спокойствие выражалось на его прекрасном лице. Других подробностей не хочу писать, отчего и почему это великое нещастие случилось: они мне противны; Сонюшка тебе их опишет. А мне жаль тебя; я знаю и чувствую, сколько тебя эта весть огорчит; потеря для России, но еще особенно наша; он был жаркий почитатель твоего отца и наш неизменный друг двадцать лет.*

Прилагаю к этому письму копию с векселя, посланного Киршбауму: в том случае, если вы его не отыскали, вы предъявите банкиру эту копию, а если она окажется ненужной, ты ее также ему передай. Прощай, мой дорогой Андрей, мой дорогой сын.

Дуэли ужасны! А что они доказывают? Бедного Пушкина нет больше! А через два года никто из оставшихся не будет и думать об этом. Пусть охранит тебя от них небо, и пусть твое доброе сердце и разум тебя от них отдалят! Прижимаю тебя к сердцу, опечаленному и страдающему, жалея тебя, потому что перенесу те же чувства в твое сердце. Благословляю тебя с любовью, поручая тебя милости господней. Я чувствую себя вполне хорошо.

А я-то так легко говорила тебе об этой горестной драме в прошлую среду, в тот день, даже в тот самый час, когда совершалась ужасная ее развязка! Бедный, бедный Пушкин! Сколько должен был он выстрадать за эти три месяца, с тех пор, как получил гнусное анонимное письмо, — причину, по крайней мере наружную, этого великого несчастья. Сказать тебе, что в точности вызвало дуэль теперь, когда женитьба Дантеса, казалось, сделала ее невозможной, — об этом никто ничего не знает. Считают, что на балу у Воронцовых, 1 в прошлую субботу, раздражение Пушкина дошло до предела, когда он увидел, что его жена беседовала, смеялась и вальсировала с Дантесом. А эта неосторожная не побоялась встретиться с ним опять, в воскресенье у Мещерских и в понедельник у Вяземских! 2 Уезжая от них, Пушкин сказал тетушке: «Он не знает, что его ожидает дома!» То было письмо Геккерну-отцу, оскорбительное сверх всякой меры, он называл его, отца, старой сводней (тот в самом деле исполнял такую роль), а сына — подлецом, трусом, осмелившимся и после своей женитьбы обращаться вновь к госпоже

Пушкиной с казарменными речами и с гнусными объяснениями в любви, и грозил, если этого оскорбления будет недостаточно, оскорбить его публично на балу. Тогда Дантес послал к нему некоего господина д’Аршиака, из французского посольства, своего секунданта, чтобы передать ему вызов; это было во вторник утром, а вечером, на балу у графини Разумовской, 3 я видела Пушкина в последний раз; он был спокоен, смеялся, разговаривал, шутил, он несколько судорожно сжал мне руку, но я не обратила внимания на это.

Арендт сразу объявил, что рана безнадежна, так как перебиты большая артерия и вены, кровь излилась внутрь и повреждены кишки. Пушкин выслушал этот приговор с невозмутимым спокойствием и с улыбкой на устах; он причастился, попрощался; он сохранял полное сознание, он наблюдал отчетливо, как угасала его прекрасная жизнь. Он получил от государя полное участия письмо, с советом умереть христианином и быть спокойным за судьбу жены и детей, заботу о которых государь брал на себя. Он немного страдал, он был неизменно ласков со своей бедной женой и за пять минут до смерти сказал врачу: «Что, кажется, жизнь кончается!» Без всякой агонии он закрыл глаза,

и ничто не может быть прекраснее его лица после смерти: чело ясное, задумчивое, словно вдохновенное, и улыбающийся рот. Я никогда не видала такого чистого, такого утешительного и такого поэтического мертвого лица. Его несчастная жена в ужасном состоянии и почти невменяема, да это и понятно. *Страшно об ней подумать.* Прощай, мой дорогой Андрей, обнимаю тебя очень нежно.

1(13) февраля 1837 г. Петербург

Добрый вечер, мой дорогой друг, я пишу тебе наскоро эти строки, а гостиная моя полна народу Записку мою Тургенев передаст д’Аршиаку, которого отсылают в качестве курьера после этой злополучной истории с несчастным Пушкиным; если ты с ним где-нибудь встретишься, то сможешь узнать подробности об этом роковом поединке. Он тебе привезет также маленький томик — новое издание «Онегина», 1 по-моему, очень изящное, которое сейчас, я думаю, доставит тебе удовольствие. С почтой, отправляющейся в среду, я тебе напишу побольше и пошлю денег.

18
Е.А. и С. Н. КАРАМЗИНЫ

2(14) февраля 1837 г. Петербург

Здравствуй, мой милый, дорогой Андрей, вчера вечером я нацарапала тебе, бог знает как, несколько строк, чтобы успеть отослать их, вместе с томиком *«Онегина», с* д’Аршиаком, который, должно быть, уехал сегодня утром; Тургенев, взявшийся отнести пакет, ужасно меня торопил.

Вчера состоялось отпевание бедного, дорогого Пушкина; 1 его смертные останки повезут в монастырь около их псковского имения, где погребены все Ганнибалы: он хотел непременно лежать там же. 2

О да, мой милый Андрей, письмо твое интереснее, чем когда-либо, и, вообрази, чтобы прочесть его, мне пришлось ждать следующего дня, так много было у нас целый день в воскресенье народу, а вечером мы ходили на панихиду по нашем бедном Пушкине. Трогательно было видеть толпу, которая стремилась поклониться его телу. В этот день, говорят, там перебывало более двадцати тысяч человек: чиновники, офицеры, купцы, все с благоговейном молчании, с умилением, особенно отрадным для его друзей. Один из этих никому не известных людей сказал Россету: 6 *«Видите ли, Пушкин ошибался, когда думал, что потерял свою народность: она вся тут, но он ее искал не там, где сердца ему отвечали»*. Другой, старик, поразил Жуковского глубоким вниманием, с которым он долго смотрел на лицо Пушкина, уже сильно изменившееся, он даже сел напротив и просидел неподвижно четверть часа, а слезы текли у него по лицу, потом он встал и пошел к выходу; Жуковский послал за ним, чтобы узнать его имя. *«Зачем вам, — ответил он, — Пушкин меня не знал, и я его

не видал никогда, но мне грустно за славу России».* И вообще это второе общество проявляет столько увлечения, столько сожаления, столько сочувствия, что душа Пушкина должна радоваться, если только хоть какой-нибудь отзвук земной жизни доходит туда, где он сейчас; среди молодежи этого второго общества подымается даже волна возмущения против его убийцы, раздаются угрозы и крики негодования; между тем в нашем обществе у Дантеса находится немало защитников, а у Пушкина — и это куда хуже и непонятней — немало злобных обвинителей. Их отнюдь не смягчили адские страдания, которые в течение трех месяцев терзали его пламенную душу, к несчастью, слишком чувствительную к обидам этого презренного света, и за которые он отомстил в конце концов лишь самому себе: умереть в тридцать семь лет, и с таким трогательным, с таким прекрасным спокойствием! Я рада, что Дантес совсем не пострадал и что раз уже Пушкину суждено было стать жертвой, он стал жертвой единственной: ему выпала самая прекрасная роль, и те, кто осмеливаются теперь на него нападать, сильно походят на палачей.

В субботу вечером я видела несчастную Натали; не могу передать тебе, какое раздирающее душу впечатление она на меня произвела: настоящий призрак, и при этом взгляд ее блуждал, а выражение лица было столь невыразимо жалкое, что на нее невозможно было смотреть без сердечной боли. Она тотчас же меня спросила: «Вы видели лицо моего мужа сразу после смерти? У него было такое безмятежное выражение, лоб его был так спокоен, а улыбка такая добрая! — не правда ли, это было выражение счастья, удовлетворенности? Он увидел, что там хорошо». Потом она стала судорожно рыдать, вся содрогаясь при этом. Бедное, жалкое творенье! И как хороша даже в таком состоянии!

В понедельник, вдень похорон, т. е. отпевания, собралась несметная толпа, желавшая на нем присутствовать, целые департаменты просили разрешения не работать, чтобы иметь возможность пойти помолиться, все члены Академии, 7 художники, студенты университета, все русские актеры. Конюшенная церковь не велика, и туда впускали только тех, у кого были билеты, т. е. почти исключительно высшее общество и дипломатический корпус, явившийся в полном составе. 8 (Один из дипломатов сказал даже: «Лишь здесь мы впервые узнали, что значил Пушкин для России. До этого мы встречали его, были с ним знакомы, но никто из вас — он обращался к одной даме — не сказал нам, что он — ваша народная гордость»). Вся площадь была запружена огромной толпой, которая устремилась в церковь, едва только кончилось

богослужение и открыли двери; и ссорились, давили друг друга, чтобы нести гроб в подвал, где он должен был оставаться, пока его не повезут в деревню. Один очень хорошо одетый молодой человек умолял Пьера 9 позволить ему хотя бы прикоснуться рукой к гробу, тогда Пьер уступил ему свое место, и тот со слезами его благодарил.

Как трогателен секундант Пушкина, его друг и лицейский товарищ полковник Данзас, прозванный в армии «храбрым Данзасом», сам раненный, с рукой на перевязи, с мокрым от слез лицом, он говорил о Пушкине с чисто женской нежностью, нисколько не думая об ожидающем его наказании, и благословлял государя за данное ему милостивое позволение не покидать друга в последние минуты его жизни и его несчастную жену в первые дни ее несказанного горя. Вот что сделал государь для семьи. 10 Он уплачивает все долги Пушкина, доходящие до 70 тысяч рублей; 11 он выкупает его убогое именьице (впрочем, это всего лишь семьдесят душ в Псковской губернии: 12 имение в двести душ, которым он владел в Нижегородской губернии, 13 он отдал в пожизненное владение своей сестре Павлищевой и жил, следовательно, в точном смысле слова, только своим пером!). Он назначил Натали пенсию в 5000 рублей и каждому из его четырех детей по 1500 рублей, оба сына записаны в Пажеский корпус; им дают еще сейчас же 10 тысяч рублей *единовременно* и на казенный счет в пользу детей будет выпущено полное собрание его сочинений, 14 которое, верно, разойдется немедленно. Поверишь ли, что за эти три дня было продано четыре тысячи экземпляров маленького издания *«Онегина».*

Вчера мы еще раз видели Натали, она уже была спокойнее и много говорила о муже. Через неделю она уезжает в калужское имение своего брата, где намерена провести два года. 15 «Муж мой, — сказала она, — велел мне носить траур по нем два года (какая тонкость чувств! он и тут заботился о том, чтобы охранить ее от осуждений света), и я думаю, что лучше всего исполню его волю, если проведу эти два года совсем одна, в деревне. Моя сестра едет вместе со мной, и для меня это большое утешение». Потом мы заговорили об анонимных письмах, и я рассказала ей, что ты по этому поводу писал и о твоем бурном негодовании на их гнусного автора. Она грустно улыбнулась. «Андрей! как я узнаю его в этом. Передайте ему, Софи, мою благодарность и сердечный привет: добрый Андрей, как он будет огорчен!».

Теперь я расскажу об одной забавной мелочи среди всех горестей: Данзас просил разрешить ему сопровождать тело, но государь ответил, что это невозможно, потому что он должен быть отдан под суд (впрочем, говорят, это будет только для соблюдения формы), и назначил

для того, чтобы отдать этот последний долг Пушкину, господина Тургенева как единственного из его друзей, который ничем не занят. 16 Тургенев уезжает с телом сегодня вечером, он немного раздосадован этим и не может этого скрыть. Вяз хотел тоже поехать, и я сказала Тургеневу: «Почему бы ему не поехать с вами?» — «Помилуйте, со мною! — он не умер!»

Прощай, дорогой Андрей, нежно тебя целую. Тысячу сердечных приветов Смирновым: Сашенька 17 будет тоже очень опечалена!

Постарайся повидать этого господина д’Аршиака: от него ты узнаешь все подробности поединка, на котором он вел себя очень достойно.

19
С.Н. и А. Н. КАРАМЗИНЫ

10(22) февраля 1837 г. Петербург

Не могу тебе описать впечатление, какое произвела на меня гостиная Катрин в первое воскресенье, когда я вновь ее посетила, — опустевшую

Погиб поэт! — Невольник чести —

Пал оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой.

Не вынесла душа Поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

— Убит. к чему теперь рыданья

Пустых похвал ненужный хор,

И жалкий лепет оправданья.

Судьбы свершился приговор! —

Не вы-ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар,

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что-ж. Веселитесь. он мучений

Последних вынести не мог

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

— Его убийца хладнокровно

Пустое сердце бьется ровно,

И что за диво. из далека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей Славы;

Не мог понять — в сей миг кровавый, —

На что́ он руку поднимал.

И он убит — и взят могилой,

Как тот певец неведомый, но милый,

Добыча ревности глухой,

Воспетый им с такою чудной силой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой!

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет завистливый в душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным.

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он с юных лет постигнувший людей.

И прежний сняв венок, они венец терновый

Увитый лаврами надели на него.

Но иглы тайные — сурово

Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шопотом насмешливых невежд,

И умер он с напрасной жаждой мщенья;

С досадой тайною обманутых надежд.

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять;

Приют певца угрюм и тесен

И на устах его печать! —*

Прекрасно, не правда ли? Мещерский понес эти стихи Александрине Гончаровой, которая попросила их для сестры, жаждущей прочесть всё, что касается ее мужа, жаждущей говорить о нем, обвинять себя и плакать. На нее по-прежнему тяжело смотреть, но она стала спокойней и нет более безумного взгляда. К несчастью, она плохо спит и по ночам пронзительными криками зовет Пушкина: бедная, бедная жертва собственного легкомыслия и людской злобы! Дантеса будут судить в Конной гвардии; 5 мне бы хотелось, чтобы ему не было причинено ничего дурного и чтобы Пушкин остался единственной жертвой.

Чтобы отвлечься от этой печальной темы, скажу тебе, что два дня назад мы были на бенефисе мадемуазель Бурбье, смотрели знаменитую «Марию» мадам Ансело; 6 это очень посредственно. Княгиня Одоевская очень тронута тем, что сходство напомнило тебе о ней. 7 Одоевский же трогателен своей чуткостью и скорбью о Пушкине — он плакал, как ребенок, и нет ничего трогательнее тех нескольких строк, которыми он известил о его смерти в своем журнале. 8 «Современник» будет продолжаться в этом году. 9

20
Е.А. и С. Н. КАРАМЗИНЫ

16(28) февраля 1837 г. Петербург

Вчера я ездила прощаться с бедной госпожой Пушкиной, она уезжает сегодня в деревню с братом, 1 который приехал ее навестить и забирает ее к себе; сестра Александрина и тетушка м-ль Загрядская ее сопровождают. 2 Да ниспошлет ей господь утешение

Вчера вечером, мой друг, я провожала Натали Пушкину, она тоже просила меня передать тебе, *что между ею и тобою вечная дружба*. Бедная женщина! Но вчера она подлила воды в мое вино — она уже не была достаточно печальной, слишком много занималась укладкой и не казалась особенно огорченной, прощаясь с Жуковским, Данзасом и Далем — с тремя ангелами-хранителями, которые окружали смертный одр ее мужа и так много сделали, чтобы облегчить его последние минуты; она была рада, что уезжает, это естественно; но было бы естественным также выказать раздирающее душу волнение — и ничего подобного, даже меньше грусти, чем до тех пор! Нет, эта женщина не будет неутешной. Затем она сказала мне нечто невообразимое, нечто такое, что, по моему мнению, является ключом всего ее поведения в этой истории, того легкомыслия, той непоследовательности, которые позволили ей поставить на карту прекрасную жизнь Пушкина, даже не против чувства, но против жалкого соблазна кокетства и тщеславия; она мне сказала: «Я совсем не жалею о Петербурге; меня огорчает только разлука с Карамзиными и Вяземскими, но что до самого Петербурга, балов, праздников — это мне безразлично». О! Я окаменела от удивления, я смотрела на нее большими глазами, мне казалось, что она сошла с ума, но ничуть не бывало: она просто *бестолковая*, как всегда! Бедный, бедный Пушкин! Она его никогда не понимала. Потеряв его по своей вине, она ужасно страдала несколько дней, но сейчас горячка прошла, остается только слабость и угнетенное состояние, и то пройдет очень скоро. Обе сестры увиделись, чтобы попрощаться, вероятно навсегда, 3 и тут, наконец, Катрин хоть немного поняла несчастье, которое она

должна была бы чувствовать и на своей совести; она поплакала, но до этой минуты была спокойна, весела, смеялась и всем, кто бывал у нее, говорила только о своем счастье. Вот уж чурбан и дура! Суд над Дантесом еще не окончен, говорят, что он будет разжалован, а затем выслан из России. 4 Геккерн укладывается к отъезду и сам распродает всю свою мебель, фарфор и серебро в своем кабинете, куда является весь город, чтобы их покупать, одни чтобы посмеяться, другие из дружбы. 5

17 февраля (1 марта) 1837 г. Петербург

22
Е.А. и С. Н. КАРАМЗИНЫ

3(15) марта 1837 г. Петербург

Твое милое письмо, особенно первая его часть, совершенно успокоило меня своим живым и веселым тоном и тем, что о здоровье в нем вовсе не говорится. Но другая его половина сильно опечалила меня за тебя, я чувствовала то же, что чувствует и твое сердце; читая его, я плакала так же, как ты плакал, когда его писал. Я не сомневалась, что, узнав о трагической гибели Пушкина, ты будешь поражен до глубины сердца. 1 Ты справедливо подумал, что я не оставлю госпожу Пушкину своими попечениями, я бывала у нее почти ежедневно, и первые дни — с чувством глубокого сострадания к этому великому горю, но потом, увы! с убеждением, что если сейчас она и убита горем, то это не будет ни длительно, ни глубоко. Больно сказать, но это правда: великому и доброму Пушкину следовало иметь жену, способную лучше понять его и более подходящую к его уровню. 2 Пусть их рассудит бог, но эта катастрофа ужасна и до сих пор темна; он внес в нее свою долю непостижимого безумия. Сейчас она в деревне у одного из своих братьев, проездом она была в Москве, где после смерти жены поселился несчастный старец, отец ее мужа. 3 Так вот, она проехала, не подав ему никаких признаков жизни, не осведомившись о нем, не послав к нему детей, утверждая, что самый вид ее может произвести на него слишком тягостное впечатление; пусть так, но следовало по крайней мере узнать его волю. Несчастный старец ужасно огорчен, тем более, что он объясняет это небрежностью и отсутствием всякого к нему чувства; согласись, что подобное поведение обнаруживает и недостаток сердечности и недостаток ума; она должна была припасть к стопам Пушкина-отца, чтобы облегчить свое сердце и совесть и чтобы сблизиться со всем, что принадлежало ему, а особенно с отцом его, который его обожал всем своим существом. 4 Бедный, бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неосторожности, опрометчивого поведения своей молодой красавицы-жены, которая, сама того не подозревая, поставила на карту его жизнь против нескольких часов кокетства. Не думай, что я преувеличиваю, ее я не виню, ведь нельзя же винить детей, когда они причиняют

зло по неведению и необдуманности. Что касается до предложения господина Соболевского, то доброта и щедрость государя его предупредили, он повелел издать за свой счет полное собрание сочинений дорогого Пушкина и распродать это издание по подписке в пользу его сирот

Как я была тронута, читая в твоем письме такие печальные и такие верные строки о нашем славном и дорогом Пушкине! Ты прав, жалеть о нем не нужно, он умер прекрасной и поэтической смертью, светило угасло во всем своем блеске, и небо позволило еще, чтобы в течение этих двух дней агонии, когда оно взирало на землю в последний раз, оно заблистало особенно ярким, необычайно чистым небесным светом — светом, который его душа, без сомнения, узрела в последнее мгновение, ибо (мне кажется, я тебе уже это говорила) после смерти на лице его было такое ясное, такое благостное, такое восторженное выражение, какого никогда еще не бывало на человеческом лице! «Великая, радостно угаданная мысль», — сказал Жуковский. 5 И в самом деле, о чем здешнем мог он сожалеть? Ведь даже горесть, которую он оставлял своей жене, и этот ужас отчаяния, под бременем которого, казалось бы, она должна была пасть, умереть или сойти с ума, всё это оказалось столь незначительным, столь преходящим и теперь уже совершенно утихло! — а он-то знал ее, он знал, что это Ундина, в которую еще не вдохнули душу 6 Боже, прости ей, она не ведала, что творит; ты же, милый Андрей, успокойся за нее: еще много счастья и много радостей, ей доступных, ждут ее на земле!

13(25) марта 1837 г. Петербург

Я очень был доволен твоими письмами, где ты так хорошо пишешь о деле Пушкина. Ты спрашиваешь, почему мы тебе ничего не пишем о Дантесе или, лучше, о Эккерне. 1 Начинаю с того, что советую не протягивать ему руки с такою благородною доверенностью: теперь я знаю его, к несчастию, по собственному опыту Дантес был пустым

Суд его еще не кончен. — После смерти Пушкина Жуковский принял, по воле государя, все его бумаги. 4 Говорили, что Пушкин умер уже давно для поэзии. Однако же нашлись у него многие поэмы и мелкие стихотворения. 5 Я читал некоторые, прекрасные донельзя. Вообще в его поэзии сделалась большая перемена, прежде главные достоинства

его были удивительная легкость, воображение, роскошь выражений et line grace infiniejointe à beaucoup de sentimentet de chaleur;* в последних же произведениях его поражает особенно могучая зрелость таланта; сила выражений и обилие великих, глубоких мыслей, высказанных с прекрасной, свойственной ему простотою; читая их, поневоле дрожь пробегает и на каждом стихе задумываешься и чуешь гения. В целой поэме не встречается ни одного лишнего, малоговорящего стиха. Плачь, мое бедное отечество! Не скоро родишь ты такого сына! На рождении Пушкина ты истощилось! — Но оставим, брате, могилу великого усопшего и воротимся к живой простолюдине.

ты не должен, однако же, думать, что всё общество было против Пушкина после его смерти: нет, это только кружок Нессельрод 6 и еще кое-кто. Наоборот, другие, как например, графиня Нат Строганова и госпожа Нарышкина *(Мар Яков )* 7 с большим жаром говорили в его пользу, что даже вызвало несколько ссор. Большинство же ничего не сказало, *так им и подобает!*

29 марта (10 апреля) 1837 г. Петербург

вид, хотя он и отпускал время от времени плоские шутки, по своей привычке. Он вспоминал с большой горечью нашу семью, говоря: «Мнение общества, дорогой мой, для меня совершенно безразлично, но поведение Карамзиных по отношению ко мне глубоко меня огорчило, — они были почти единственными, кого я любил в Петербурге, с кем виделся ежедневно, а они не только покинули меня и не проявили ко мне ни малейшего признака интереса (я понимаю, Пушкин был их другом и они не могли более поддерживать со мной дружеских отношений), но они стали моими врагами, самыми ярыми, они говорили обо мне с ненавистью». Это совершенно ложно, и я не знаю, кто мог так гадко ему насплетничать. Некоторые так называемые «патриоты» держали, правда, у нас такие же речи о мщении, об анафеме, о проклятии, которые и тебя возмутили в Париже, но мы их отвергли с негодованием. Не понимаю, почему нельзя сожалеть без того, чтобы не проклинать. Никто, я в этом уверена, искренней моего не любил и не оплакивал Пушкина, но никогда чувство сожаления не сопровождалось желанием отомстить, наказать. Я нахожу, что это отвратительно, и ты так же думаешь, я знаю. Но мне всегда хотелось предупредить тебя, на тот случай, если ты встретишь Дантеса, чтоб ты был с ним осторожен и деликатен, касаясь этого предмета.

13/25 апреля 1837 г. Петербург

На днях Жуковский читал нам роман Пушкина, восхитительный: «Ибрагим, царский Арап». 1 Этот негр так обворожителен, что ничуть не удивляешься страсти, внушенной им к себе даме двора регента; многие черты характера и даже его наружности скалькированы с самого Пушкина. Перо останавливается на самом интересном месте. Боже мой, как жаль, какая потеря, какое всё оживающее горе!

5(17) июня 1837 г. Царское Село

На днях я получила письмо от Александрины Гончаровой и Натали Пушкиной. 1 Эта последняя пишет: «Вы хотите иметь от меня несколько

дружеских слов для Андрея: сердце мое слишком живо ощущает дружеские чувства, которые он всегда к нам питал, чтобы отказать вам в этом; передайте ему сердечный привет и пожелание совершенно восстановить свое здоровье!» В своем письме я писала ей об одном романе Пушкина «Ибрагим», который нам читал Жуковский и о котором я, кажется, тебе в свое время тоже говорила, потому что была им очень растрогана, и она мне ответила: «Я его не читала и никогда не слышала от мужа о романе «Ибрагим»; возможно, впрочем, что я его знаю под другим названием. Я выписала сюда все его сочинения, я пыталась их читать, но у меня не хватило мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его — всё равно что слышать его голос, а это так тяжело!»

24 июня (6 июля) 1837 г. Царское Село

Я хотела переслать тебе «Современник», 1 но князь Петр В сказал мне, что он отослал его еще в листах госпоже Смирновой, и я полагаю, что она тебе даст его. Скажи мне, получил ли ты от графини Паниной посылку с чаем, которую я просила ее передать тебе, и дошла ли она до тебя в хорошем состоянии и, главное, с хорошим запахом. «Чем богата, тем и рада». Что же иное посылать тебе отсюда, как не чай или деньги; я их и посылаю столько, сколько могу.

15—16(27—28) июля 1837 г. Царское Село

Твое мирное свидание с Дантесом меня совершенно удовлетворило: я его немного опасалась. Передай Сашеньке Смирновой, что я ее целую и нежно люблю: так ли уж ложно думать, что ты в нее немного влюблен? На днях я получила письмо от Натали Пушкиной, она просит передать тебе привет. Она кажется очень печальной и подавленной и говорит, что единственное утешение, которое ей осталось в жизни, это заниматься детьми.

22 июля (3 августа) 1837 г. Царское Село

Твое письмо из Бадена очень забавно, если и не поэтично, мой дорогой Андрей Как ты увлекаешься светскими удовольствиями и как ты танцуешь! Я этому очень рада. То, что ты рассказываешь нам о Дантесе (как он дирижировал мазуркой и котильоном), заставило нас содрогнуться и всех в один голос сказать: «Бедный, бедный Пушкин! Не глупо ли было жертвовать своей прекрасной жизнью! И для чего!»

**** чтобы посмотреть на туалеты дам и посадить их в карету. Отложив увеселительную поездку на послезавтра, мы вернулись совсем сконфуженные.

* В подлиннике описка: Словно.

* Их изящно обставленный дом.

* Что касается высшего общества.

*** в сущности говоря, все же это лучшее, что у нас есть. Совершенно ошибочно говорить, как у нас говорят, что у наших писателей нет публики; скорее наша публика страдает от недостатка писателей.

* и бесконечное изящество, соединенное с большим чувством и жаром души.

Источник

Обучающий онлайн портал se-pro.ru

письма карамзиных о преддуэльных месяцах жизни пушкина

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

Письма Карамзиных о преддуэльных месяцах жизни Пушкина

Письма карамзиных о преддуэльных месяцах жизни пушкина

Добавить комментарий Отменить ответ

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

Жизнь в стереоскопе. Пушкин в переписке Карамзиных

Письма Карамзиных о преддуэльных месяцах жизни Пушкина

Письма карамзиных о преддуэльных месяцах жизни пушкина

Вам также понравится

Тягач и фура в чем разница

Тромбообразование после коронавируса что делать

михалина лысова паралимпиец биография

Добавить комментарий Отменить ответ