павел резоевич тедеев биография
Павел резоевич тедеев биография
// Сегодня Павлу Резоевичу ТЕДЕЕВУ исполнилось бы 83 года
Павел Тедеев прожил большую и яркую жизнь. Большую не по времени – по совершенным делам, по мужским поступкам, по твердости убеждений, в основе которых всегда лежал настоящий патриотизм. Многолетний руководитель Пригородного района, он оставил немеркнущий след в современной истории Осетии и стал для последующих поколений примером верного служения Родине.
Пригородный район после ингушской агрессии 1992 г. нуждался в авторитетном руководителе. Кто окажется таковым, больших сомнений не было. Именно по инициативе снизу, по настоянию народа Павел Тедеев возглавил район и повернул людей на созидательные дела, твердо отстаивая при этом национальные интересы от новых бесконечных притязаний конфликтных соседей. И в этом его главная заслуга.
Уважение в обществе пришло к нему гораздо раньше. Кавалер ордена Ленина, Павел Тедеев был одним из лучших председателей колхозов Осетии, успешным министром сельского хозяйства республики, а, главное, честным и справедливым человеком. Известный осетинский скульптор, заслуженный художник России Михаил Дзбоев знал его не один год. Недавно он завершил работу над памятной доской, которая была установлена на доме в с. Октябрьское, где жил П.Р.Тедеев.
Специально для сайта «Осетия-Квайса» скульптор поделился воспоминаниями о своей первой встрече с Павлом Резоевичем Тедеевым.
Это было в конце восьмидесятых. Ветеран войны, житель села Ногкау (Цаликово) Хазби Хуриев обратился ко мне: «Надо бы жителям нашего села, погибшим в Великой отечественной войне, поставить памятник».
В то время председателем колхоза в Ногкау был Тедеев. Поехали к нему, чтобы заручиться поддержкой. Павел Резоевич и Хазби хорошо знали друг друга. Они обрадовались встрече, заговорили наперебой. Потом Хазби рассказал о цели нашего визита и представил меня. То, что произошло потом, я не мог ожидать!
– Это Дзбоев? А я недавно был на вашей персональной выставке. – И Тедеев стал говорить о моих работах, почти о каждой высказав свое мнение. Они ему понравились, он поздравил меня и сказал: – Надеюсь, и памятник создашь на высоком профессиональном уровне.
До этой первой встречи я слышал много хорошего о Павле Резоевиче, но ничего подобного не ожидал. Ведь, чего греха таить, не так много примеров, когда руководители проявляют широкую эрудицию и знают о том, что происходит в культуре и искусстве. Проявив эти качества, Тедеев настроил меня на самую высокую творческую ноту.
К работе я приступил вместе с архитектором Зауром Губаевым. Первое обсуждение нашего проекта происходило в кабинете Тедеева. Павел Резоевич собрал весь актив села. Разговор шел очень серьезный. После оживленного обсуждения проект в целом был одобрен, а мы заверили, что учтем при доработке ряд пожеланий, которые прозвучали.
Деятельное участие П.Тедеева и его постоянная поддержка нас с Зауром просто вдохновляли, и мы работали очень ответственно. В моей мастерской Павел Резоевич побывал несколько раз. Как правило, приезжал очень рано, интересуясь ходом работы, вникал в каждую деталь. Любые необходимые материалы он находил без всяких проволочек.
Открытие памятника было запланировано на 22 ноября 1991 года. Мы делали все, чтобы уложиться в срок. 21 ноября к концу дня памятник накрыли покрывалом. Работа окончена! Но Павел Резоевич перенес открытие на 25 ноября, резонно посчитав, что приглашенные на церемонию гости должны увидеть все «с иголочки».
Через несколько дней после открытия памятника, которое прошло очень торжественно, Павел Резоевич пригласил всю нашу группу к себе. И опять, как в первый раз во время обсуждения проекта, в его кабинете было много людей. Тедеев нас поблагодарил от имени райкома и райисполкома, а затем зачитал решение правления колхоза – всем выдать денежные премии. А меня еще нарекли и почетным колхозником. Позднее нашу работу выдвинули на премию Коста Хетагурова, и мы с З.Губаевым стали лауреатами.
Павел резоевич тедеев биография
Лента новостей Владикавказа запись закреплена
«Крепость моя – народ, который верил мне всегда. «
24 декабря исполнилось бы 95 лет Павлу Резоевичу Тедееву – государственному и политическому деятелю, депутату республиканского Парламента нескольких созывов, мудрому, беспокойному руководителю, много лет возглавлявшему Пригородный район Северной Осетии-Алании, и просто Человеку, для которого родной край и родной народ были смыслом существования, самой жизнью.
Горные реки. Тысячелетиями несут они свои шумные воды от заоблачных снежных вершин на обширные равнины. И невозможно обратить их вспять, как невозможно повернуть назад ход времени, которое неумолимо уносит события минувших лет, их участников и свидетелей в далекое прошлое. Лишь только тот, кто всегда делал и делает на благо своего народа больше, чем должен, достоин памяти будущих поколений.
Вчитайтесь в строки, всмотритесь в лицо, – и перед вами откроется убедительный портрет человека, чья судьба подчинена самому человечному закону: «Работа устраняет заботы о всеобщем благосостоянии – праздность питает восстания и анархию».
1925 год. Отец, Резо Георгиевич, долгое время возглавлявший колхоз «Ерцо», может, и не предполагал, что новорожденный сын пойдет по его стопам. И преуспеет. Потребности практической жизни, напряженная и ответственная работа захлестнули его с ранних лет. Жизнь в горном селении была крайне тяжелой. Маленький Павлик рано стал помогать по хозяйству, по-взрослому осознав всю трудность сельского бытия. Мать была домохозяйкой, в семье – семеро детей. По мере того как мальчик подрастал, отходили к нему и другие хозяйственные заботы: наколоть дрова, вычистить хлев, задать корм скотине.
В семье жалеть друг друга не привыкли. Сочувствие к близкому человеку, внимание и забота выражались в готовности разделить его ношу, умении вовремя и без подсказки заметить, где нужна помощь, в понимании нелегкой цены трудовой копейки.
Школы в селе не было, и со своими сверстниками до четвертого класса Павлик занимался в частном доме. Причем хозяева, переоборудовавшие свое жилье под школьный класс, были довольны, что именно в их доме сельские дети постигали грамоту. После окончания четырех классов дорога в школу стала тяжелее, – приходилось идти пешком в соседнее селение Кемулта. Навсегда запомнил мальчик директора школы Сиби Багаева, раз в неделю разъезжавшего по близлежащим селам на белом коне, контролировавшего, как, в каких условиях занимаются его ученики. Могло ли поколение Павла не взять от таких учителей самый запомнившийся урок: когда берешься за дело, доводи его до конца, не ссылаясь на всякие трудности? «Умей отвечать за свои действия. А не умеешь – так и не берись, не амбиции правят миром, а совесть и честность. » – скажет спустя много лет Павел Резоевич Тедеев.
. Одно из самых сильных воспоминаний детства, о котором любил рассказывать Павел Тедеев – прокладка дороги в горах.
– Удивлял сам процесс, как кирками и ломами делали в огромной скале проем, закладывали динамит – и грохот раскатывался по горам. Отвоеванное у скалы место тут же начинали расчищать, благо рабочих рук хватало. Строительство дороги считалось трудовой повинностью, в ней должен был принимать участие каждый трудоспособный человек. Дороги в горах – это артерии жизни, и сегодня, без проблем передвигаясь на транспорте от одного высокогорного села к другому, каждый видит след далеких тридцатых годов, который оставлен чьими-то отцами, чьими-то дедами. Не забыть бы этого молодым.
Вообще, это надо было слушать, как Тедеев рассказывал о Ерцо. Такое впечатление, что через это маленькое (как раньше бы сказали, забытое богом) село пролегли главные дороги века, ко всем узловым моментам нашей истории оно оказалось напрямую причастно. Так, скорее всего, и было, а точнее – почти так. Потому что главное здесь – личность самого рассказчика, ведь есть, есть люди, к которым события как бы сами словно магнитом притягиваются. Павел Резоевич был из этой когорты.
1941 год. Павел стал работать счетоводом-кассиром Джалабатского лесопильного завода. Мысль о том, что завтра жизнь станет легче, переплавлялась в народе в непоколебимую веру. Но все обрушилось, когда началась Великая Отечественная война.
Шестьдесят мужчин из маленького села ушли на фронт, сорок из них не вернулись. Старший брат Павла, Шалико, возвратился, тяжело раненный под Львовом, став в 18 лет инвалидом.
Шел 1942 год. Павла Тедеева, девятиклассника, старейшины небольшого горного села Цон попросили стать секретарем сельского совета, приметив его незаурядные способности и неподдельное старание. Парнишка согласился. Взвалив весь груз проблем маленького селения на свои еще неокрепшие плечи, Павел по-настоящему стал вникать в заботы. В нем постепенно пробудилось стремление побольше узнать о науке, связанной с землей, хозяйством. С этого момента, как из зерна, начала расти его биография.
Творчество в земледельческом труде, в производстве, его многогранность составляют для громадного большинства крестьянства главный духовный интерес. Это еще в конце прошлого века подметил писатель Глеб Успенский. Наблюдение это не потеряло с годами свою актуальность.
. Стало быть, творчество. Но можно ли всерьез говорить о творчестве, когда приходилось таскать на себе мешки с комбикормом, рыться в земле с утра до вечера, не разгибая спины, вручную ухаживать за скотом?! Можно, оказывается, если видеть не только допотопные средства труда, но прежде всего то главное, ради чего ты работаешь. Павел умел видеть это главное с раннего детства и всего в жизни добивался своими трудом и умом.
В биографии его действительно есть редкая стройность, цельность, даже какая-то продуманность развития. Везде, где бы он ни работал, опирался только на личное усилие воли, везде, где бы ни трудился, мечты о цветущем крае превращались в реальный цветущий край, ибо талант созидателя в Тедееве – воистину звездный, но не для личной славы, а во благо людей.
Терпеливость, стойкость, трудолюбие стали главной чертой народного образа послевоенных лет. В 1949 году семья Тедеевых переехала в селение Сунжа Пригородного района Северо-Осетинской АССР. Окончив сельскохозяйственный институт во Владикавказе и имея уже достаточный опыт руководства, Павел стал работать начальником отдела Министерства заготовок Союза ССР по Пригородному району. Затем – вверх по служебной лестнице. В 1950 году он – старший инспектор Министерства заготовок СССР по Пригородному району. После прохождения курсов повышения квалификации в городе Черновцы, что на Западной Украине, Павла Резоевича назначили уполномоченным Министерства заготовок СССР по Дигорскому району.
– В тот период это был самый отстающий по заготовкам район, – вспоминал Тедеев. – Каждый двор государству должен был сдавать в год 140 л молока, 40 кг мяса, 75 штук яиц, пух, зерно. – всего 26 видов заготовок. В те годы у меня уже была семья.
Моя супруга, старший сын жили со мной, и жили мы, как все, бедно. Я в учете разбирался и с первых дней стал анализировать: в чем же причина такого отставания района? И оказалось, что неразбериха в учете давала возможность руководству не доплачивать, а то и совсем не платить налоги государству и всю тяжесть перекладывать на плечи простых людей. Стал заниматься проблемой вплотную, всем руководителям направил предупреждение, чтобы в десятидневный срок уплатили задолженности. Когда в течение десяти дней никаких изменений не произошло, у них из личных хозяйств были изъяты буйволы, другой скот и сданы на мясокомбинат. Таких случаев было достаточно. Я освободил от уплаты налогов всех, кто отслужил, отвоевал. Какие они должны платить налоги?
Я всегда защищал интересы народа. Считаться с людьми и их возможностями – долг каждого руководителя.
Вот так, день за днем, слаженно Дигорский район стал улучшать свои показатели, а затем – полностью выполнять план.
Именно тогда, когда все закрутилось, заработало, вошло в размеренную колею, Павел Резоевич уходит. Занимает новую должность. Он теперь – секретарь РК КПСС по зоне Пригородной МТС. Но и на этой работе задержался недолго. Впереди его ждали еще более важные и ответственные руководящие посты.
60-е годы. Погода в этот день в пригороде установилась неважная. Моросило. Была осень. От пронизывавшего холода мерзли руки колхозников, вручную, лопатами прокладывавших дорогу к центральному складу. Тогда у колхоза еще не было ни экскаваторов, ни сельскохозяйственной техники.
. Люди группами шли работать на поле. У каждого – свой участок. Нужно вовремя выполнить норму и сдать урожай колхозу. Таков новый порядок.
– Ты был на общеколхозном собрании? – спрашивает один колхозник другого.
Я вспоминаю прожитые годы как неопровержимое свидетельство того, что народ силен, когда чувствует за собой несокрушимую поддержку государства. А государство сильно народом, который любит свою Родину, гордится ею.
Считаться с народом – долг каждого руководителя. Не только считаться, – защищать его интересы.
Да, сейчас надо работать. Хорошо работать. Честно. По совести. Каждому! И всегда необходимо больше доверия и дружелюбия между собой.
А достичь этого можно, лишь обратившись всем вместе к решению нелегких проблем, которые сегодня терзают мир. Объединиться и работать всем вместе.
Будьте уверены в силе своей, дорогие мои земляки! Мир, всеобщий мир – вот каким, я думаю, будет ХХI век. »
Павел Тедеев:– Нет, а что?
– Да не знаю, верить или нет! Говорят, хозяйство станут на ноги поднимать, колхоз восстанавливать. Как, говорят, поработаешь, так и за труд твой заплатят. Но что-то мало верится.
– А что? Я верю! – подключился третий. – На собрании говорили: соберешь урожай сверх плана, сдашь в колхоз, оприходуешь – часть забираешь себе. Говорили про дополнительную оплату какую-то, которая составит от 2 до 5 тонн кукурузы или картофеля.
– Поживем, увидим. Слышал, что этот Павел Тедеев, наш новый, ничего так. хороший хозяйственник.
Подобные реплики можно было услышать тогда на каждом шагу. У людей появилась новая надежда, которая оживила желание работать. Работать в хозяйстве, во главе которого – новый человек.
Павел Резоевич Тедеев возглавил колхоз имени Ленина Пригородного района после окончания Высшей партийной школы в Ростове. Он застал картину экономически отстававшего, гибнувшего сельского хозяйства. Наблюдалось массовое воровство.
«Я оказался в очень тяжелой, незавидной ситуации, – вспоминал Павел Резоевич. – Колхоз был на грани роспуска, имел долг перед государством в размере 12 млн руб., люди не выходили на работу, так как их труд не оплачивался. Проводил встречи с населением, убеждал, что если все будут слаженно и добросовестно работать, все станет по-другому. Тут же мы приняли меры, чтобы остановить воровство. Проводили собрания, внедряли новую методику дополнительной оплаты колхозникам, улучшали условия труда. А сколько строили складских помещений, ферм, гаражей, дорог, бригадных станов, мастерских, столовых в селениях Куртат, Камбилеевское, Октябрьское и т.д.! Условия для работы были созданы самые благоприятные. Трудно поверить, но мы тогда полностью ликвидировали воровство, тем самым повысив показатели производства сельскохозяйственной продукции. Всего за один год денежный доход колхозников увеличился в 11 раз. А главное – народ мне поверил. В течение двух лет в колхоз вернулись более 250 семей. «
Все вместе вытащили хозяйство из трясины, об этом колхозе начали писать все газеты республики. Одна из вестей – самая радостная: на колхозном знамени будет орден Ленина! Орден, который стал высокой наградой для колхоза, носящего имя Ильича.
После длительного рассказа о пройденном Павел Резоевич долго молчал. Задумался. В его глазах можно было прочитать оценку жизни, в которой одинаково хватает радости и боли, смеха и слез, взлетов и падений. Воистину, только борьба дает вкус жизни, – так перец и соль дают вкус пище.
В памяти у Павла Резоевича все события – как по полочкам. Горячие будни 1967–1973 годов, когда Тедеев – уже первый секретарь Пригородного райкома партии. Именно в те годы колхозы и совхозы Пригородного района экономически крепнут, заметно повышают рентабельность. За счет этого идет широкое строительство производственных и культурно-бытовых, общественных и учебных зданий.
Пригородный под твердой рукой Тедеева выходит на первое место в республике. А иначе и быть не могло.
После, в 1973 году, в должности министра сельского хозяйства Павел Резоевич, руководствуясь своей феноменальной способностью преодолевать пресс любого кризиса, выводит сельское хозяйство республики на передовые позиции. Он в очередной раз подтвердил свое талантливое умение улучшать условия жизни народа, условия труда на селе. И делал это, как умел. С добротой. А в добрую голову – сто рук.
Позже об успехах сельского хозяйства узнают далеко за ее пределами, о Северной Осетии будут говорить как об одной из лучших по показателям на Северном Кавказе. Это было в середине 80-х годов.
1989 год. Павлу Тедееву почти 65 лет. Он полон энергии, желания и сил вновь поднимать одно из самых отстающих хозяйств в республике. Колхоз имени Цаликова в селении Ногкау Алагирского района давно уже ждал своего спасителя – делового, предприимчивого, способного вытащить хозяйство и село из бедности и запущенности. Позже Павел Резоевич возглавит выросшую из колхоза имени Цаликова Ассоциацию крестьянских хозяйств. Хозяйство отладило свой экономический механизм до полного совершенства. Появился приличный капитал, который позволил удвоить оплату труда работникам хозяйства, заняться строительством гаражей, ферм, складских помещений, столовой, душевых, бассейна, пропустить газ, заасфальтировать дороги. Главное, хозяйство стало крепким, перспективным, с самыми высокими показателями в растениеводстве и животноводстве.
Проработав в разных должностях и на разных постах много лет, Павел Резоевич и не предполагал, что впереди его будет вновь ждать родной Пригородный, разрушенный нападением ингушских экстремистов осенью 1992 года. Только в этот раз судьба не только потребует его организаторский талант, но и заставит стать политиком. Высокие профессиональные знания, житейская мудрость, помноженные на столь же высокую гражданскую позицию, – вот что сделало Павла Резоевича лидером, организатором, общественным деятелем.
Главным объектом боевых действий стал Пригородный район. Некогда цветущий, он превратился в руины, покрылся свежими могилами, застонал от боли.
И вспомнили тогда люди о человеке, умевшем нести на своих плечах самую тяжелую ношу. и обратились к Тедееву с просьбой вернуться.
Павел Резоевич вернулся в Пригородный в день своего 70-летия, возглавил его и будто начал собственную жизнь заново. Район стал вновь оживать. Глава был уверен, что к Пригородному придет былая слава. Эту уверенность он сумел внушить и своему народу, поднимая людей на созидательный труд, помогая им обрести равновесие духа. Нести легче, чем перенести. И легче простить несправедливость, чем ее забыть, но район переступил через боль свою, через возмущение вероломством соседей. Началось возвращение экономического благополучия. Строились и восстанавливались жилые дома, школы, учреждения, наращивалось производство, повышалась рентабельность колхозов и совхозов. Медленно, но уверенно район стал менять свой облик, поднимался жизненный уровень населения.
В 75-летнем возрасте в его душе жив был тот мальчик из далекого горного села Ерцо, который знал, сколько благ дает знание. В районе немало делалось, чтобы в каждом человеке росла уверенность в завтрашнем дне: были мир, изобилие и счастье нашего общего дома.
В непростых условиях глава района одну за другой решает задачи по ликвидации последствий ингушско-осетинского конфликта, стабилизации общественно-политической обстановки в многонациональном Пригородном районе, развитию агропромышленного комплекса, благоустройству сел, улучшению быта населения.
Взгляд на людей у него был прост и доверчив. Он знал, что самоотверженность не пропадет в мире без следа. И эта вера не подводила его никогда. На вопрос «какое качество самое важное в человеке?» он, не задумываясь, отвечал: «Доброта. Но не такая тихая, незаметная, которую держат в себе. Т
Законы
Все про законы
Тедеев павел резоевич биография
Он памятник воздвиг себе нерукотворный
// Сегодня Павлу Резоевичу ТЕДЕЕВУ исполнилось бы 83 года
Павел Тедеев прожил большую и яркую жизнь. Большую не по времени – по совершенным делам, по мужским поступкам, по твердости убеждений, в основе которых всегда лежал настоящий патриотизм. Многолетний руководитель Пригородного района, он оставил немеркнущий след в современной истории Осетии и стал для последующих поколений примером верного служения Родине.
Пригородный район после ингушской агрессии 1992 г. нуждался в авторитетном руководителе. Кто окажется таковым, больших сомнений не было. Именно по инициативе снизу, по настоянию народа Павел Тедеев возглавил район и повернул людей на созидательные дела, твердо отстаивая при этом национальные интересы от новых бесконечных притязаний конфликтных соседей. И в этом его главная заслуга.
Уважение в обществе пришло к нему гораздо раньше. Кавалер ордена Ленина, Павел Тедеев был одним из лучших председателей колхозов Осетии, успешным министром сельского хозяйства республики, а, главное, честным и справедливым человеком. Известный осетинский скульптор, заслуженный художник России Михаил Дзбоев знал его не один год. Недавно он завершил работу над памятной доской, которая была установлена на доме в с. Октябрьское, где жил П.Р.Тедеев.
Специально для сайта «Осетия-Квайса» скульптор поделился воспоминаниями о своей первой встрече с Павлом Резоевичем Тедеевым.
Это было в конце восьмидесятых. Ветеран войны, житель села Ногкау (Цаликово) Хазби Хуриев обратился ко мне: «Надо бы жителям нашего села, погибшим в Великой отечественной войне, поставить памятник».
В то время председателем колхоза в Ногкау был Тедеев. Поехали к нему, чтобы заручиться поддержкой. Павел Резоевич и Хазби хорошо знали друг друга. Они обрадовались встрече, заговорили наперебой. Потом Хазби рассказал о цели нашего визита и представил меня. То, что произошло потом, я не мог ожидать!
– Это Дзбоев? А я недавно был на вашей персональной выставке. – И Тедеев стал говорить о моих работах, почти о каждой высказав свое мнение. Они ему понравились, он поздравил меня и сказал: – Надеюсь, и памятник создашь на высоком профессиональном уровне.
До этой первой встречи я слышал много хорошего о Павле Резоевиче, но ничего подобного не ожидал. Ведь, чего греха таить, не так много примеров, когда руководители проявляют широкую эрудицию и знают о том, что происходит в культуре и искусстве. Проявив эти качества, Тедеев настроил меня на самую высокую творческую ноту.
К работе я приступил вместе с архитектором Зауром Губаевым. Первое обсуждение нашего проекта происходило в кабинете Тедеева. Павел Резоевич собрал весь актив села. Разговор шел очень серьезный. После оживленного обсуждения проект в целом был одобрен, а мы заверили, что учтем при доработке ряд пожеланий, которые прозвучали.
Деятельное участие П.Тедеева и его постоянная поддержка нас с Зауром просто вдохновляли, и мы работали очень ответственно. В моей мастерской Павел Резоевич побывал несколько раз. Как правило, приезжал очень рано, интересуясь ходом работы, вникал в каждую деталь. Любые необходимые материалы он находил без всяких проволочек.
Открытие памятника было запланировано на 22 ноября 1991 года. Мы делали все, чтобы уложиться в срок. 21 ноября к концу дня памятник накрыли покрывалом. Работа окончена! Но Павел Резоевич перенес открытие на 25 ноября, резонно посчитав, что приглашенные на церемонию гости должны увидеть все «с иголочки».
Через несколько дней после открытия памятника, которое прошло очень торжественно, Павел Резоевич пригласил всю нашу группу к себе. И опять, как в первый раз во время обсуждения проекта, в его кабинете было много людей. Тедеев нас поблагодарил от имени райкома и райисполкома, а затем зачитал решение правления колхоза – всем выдать денежные премии. А меня еще нарекли и почетным колхозником. Позднее нашу работу выдвинули на премию Коста Хетагурова, и мы с З.Губаевым стали лауреатами.
Павел резоевич тедеев биография
В эти дни тридцать два года назад во Владикавказе (в те годы Орджоникидзе) произошло восстание, получившее в народе название «осетинской революции».
Пытаясь восстановить события тех дней по рассказам очевидцев, я встретилась с теми, у кого в годы советской власти хватило мужества и смелости выступить против осетинской коррупции и ингушского криминала.
События 1981 года — тема закрытая. По сей день, вспоминая то время, простые люди все еще испытывают неподдельный ужас.
Точное число жертв тех событий по сей день не названо.
Понесшие несправедливые, жесточайшие наказания не реабилитированы.
Но, как бы то ни было, спустя тридцать два года дни гнева не забыты…
Петр Козаев, историк:
«Это началось не вдруг. Уже в 1980-м году в селении Октябрьское были народные волнения после того, как ингуши убили двоих ребят – один парень был по фамилии Цховребов, другой был аварцем, осетинским племянником.
Ребята вечером вышли из кинотеатра, а ингуши на улице спровоцировали ссору и просто изрешетили их ножами».
«Да, я помню тот случай. Кадимагомедов был племянником Засеевых. Я был с ним лично знаком, он учился в нашей школе. Он в тот день только из армии пришел. Матери дома не застал, она на работе была, и он с ребятами пошел гулять. В тот же вечер его и убили. Он свою мать так и не увидел…
Я был на его похоронах, там, как всегда, говорили: «До каких пор нас будут убивать, сколько еще ингушам все будет сходить с рук?»
Петр Козаев, историк:
«Уже тогда люди пришли к райкому партии Пригородного района. И уже тогда первый секретарь Северо-Осетинского обкома партии Билар Кабалоев неправильно повел себя. Он приехал в Октябрьское и, увидев толпу народа, которая к нему развернулась, просто сел в машину и укатил обратно.
Люди требовали применить соответствующие санкции к тем, кто был виновен, и не допускать впредь ничего подобного. Требовали принять меры, чтобы прекратились убийства. Но власть бездействовала, и ситуация нагнеталась.
Бездействием и своего рода лояльностью к преступлениям, которые совершали ингушские экстремисты, власть подогревала негодование людей.
С 1979 по 1981 гг, в Осетии происходила череда убийств. Особенно прогремели убийства наших шоферов и таксистов».
Они не грабили, они именно убивали.
Им это настолько удавалось, что это словно на поток было поставлено!
И настолько это все безнаказанно для них проходило!
Не было такого случая, чтобы кого-то наказали, чтобы какое-то расследование провели. Никто ничего не делал.
И машины эти потом находили… То на краю поля кукурузного, то в овраге на краю села…
Потом в какой-то момент наши такси даже перекрасились в красный цвет. Я, помню, удивился, почему? А кто-то мне объяснил: это сделали для того, чтобы наши орджоникидзевские такси отличались тем, что у них крыши красного цвета. Чтобы их можно было с вертолета увидеть и распознать!»
Петр Козаев, историк:
«Количество убитых таксистов превысило 20 человек, а руководство наше продолжало допускать ошибки. Партия и правительство старались ингушей задабривать максимально, чтобы не происходило никаких противостояний.
Но односторонние уступки никогда ни к чему хорошему не приводили. Рано или поздно эти уступки надоедают, и происходит катастрофа.
Что, собственно, и случилось.
Убийство очередного таксиста — Гаглоева, причем его зверски убили, отрезали части тела, изуродовали — вызвало возмущение в Пригородном районе и закончилось массовым выступлением осетин».
«Казбеку Гаглоеву было 28 лет, он был простым парнем. Ничем не отличался от других, ни богатством, ни бедностью. Он был единственным сыном своей матери, работал таксистом.
Никто и предположить не мог, что он косвенно станет причиной народного бунта.
Он был из Нижней Камбилеевки, вырос рядом с ингушами и не боялся их, доверял им, что ли…
Это его и подвело. Однажды пошел на работу и не вернулся…
Его нашли там, на их территории…»
Петр Козаев, историк:
«В день похорон Гаглоева, 24 октября, люди просто решили взять гроб и прийти к Обкому, и потребовать от власти положить конец этому беззаконию. Людей попытались остановить, навстречу им выслали представителей властей, в том числе как наиболее авторитетного среди населения Пригородного района Павла Резоевича Тедеева, который был на тот момент министром сельского хозяйства республики.
Но это все уже не могло остановить людей. Они прорвались, разметали кордоны и пришли к Обкому, поставили гроб и потребовали выйти руководство. Насколько мне известно, руководство тогда просто спряталось и к народу выходить не захотело».
«Я жила в центре города. В тот день слышу — на улице рыдают, плачут. Мы с соседками выбежали.
Смотрим — идет траурная процессия, и женщины, причитая, обращаются к нам: «Присоединитесь, присоединитесь, пойдемте с нами! Завтра, послезавтра с вами такое же случится».
И мы пошли вслед за ними. Там весь Пригородный район был — и женщины, и мужчины — пришли на площадь, гроб поставили.
Мы подошли близко, посмотрели, в гробу молодой парень лежал, голова у него была отрезана от туловища».
«Босяк… Они в правительстве так назвали нашего покойника! Да, так и говорили: «Вот эти босяки пришли со своим покойником…» Вот так его унизили. А ведь у нас, у осетин, считается, что покойник свят. Если человек умер, то уже ничего плохого о нем говорить нельзя. А этот, бедный, был словно один во всем мире, ничейный! Они пинали его, будто он уже никому не нужен.
Гаглоевы, дескать, своего покойника настолько не уважают, что словно красной тряпкой перед быком им машут! Вот так все перевернули наши политики…»
«Однозначно, те, кто пришел с телом убитого Гаглоева, вовсе не были настроены разрушать и уничтожать.
К сожалению, представители власти повели себя совершенно не правильно, потребовав, чтобы люди разошлись.
Люди же, напротив, отовсюду стали стекаться к центру города.
Дальнейшие события уже не могли контролироваться».
«Был очень теплый день, мы с детьми и мужем спустились к набережной Терека в районе площади Штыба и пошли в сторону городского парка. Вдруг слышим шум — гул такой, как на футболе, и выстрелы отдельные. Мы были как раз в районе озера, где лебеди плавали. И тут со стороны Проспекта побежали ребята с окровавленными головами. Это был первый день событий, на площадь вот только привезли гроб с похорон… А уже пролилась кровь…»
«Первый же день был кровавым… Они разгоняли людей силами училища МВД. Можно было собрать стариков, интеллигенцию, дружинников и народ с площади увести. А мы что увидели? Двери училища МВД распахнулись. Впереди бежал майор милиции, за ним курсанты, в руках у них были не дубинки, а спинки от стульев и этим они стали нас громить. Громили всех — женщин, стариков, старух, без разбору.
И когда ребята увидели эту кровь, вот как человек сходит с ума от вида крови, вот так они обезумели и стали разбирать плитки… Загнали их обратно в училище, отбили атаку.
Тогда же, в первую ночь, перекрыли Штыба, людей разгоняли, но деваться уже некуда было. Пришли бронетранспортеры, курсанты стояли в четыре шеренги — четыре шеренги ты не пробьешь, через четыре шеренги не пролезешь. Людям некуда было отступать… А если бы мост был свободен, или проход по улице Гаппо Баева, или площадь Штыба была открыта, народ бы ушел.
Они спровоцировали штурм Обкома этим разгоном. Первую кровь они пролили».
Петр Козаев, историк:
«Намерения изначально были мирными, но людей спровоцировали и избили. После того, как началось наступление курсантов, народ отшвырнул их, и ворвался в Обком».
«Оооо…! Лавиной вперед люди шли и нас буквально занесли в здание на второй этаж, или где там его кабинет был. Весь мир туда вошел! Меня к его столу прижали. А Билар Кабалоев встал и сказал: «Это что за сборище?» А Павел Резоевич Тедеев тоже там сидел, в кабинете. Он меня знал, и он мне тихо говорит: «Уходи домой!» А я ответила: «Я уйду! Но если бы в гробу был его сын, как бы он на это смотрел? Он бы тоже говорил: «Что за сборище?»
Вот это я только и сказала…»
«На второй день утром во главе с Кабалоевым Обком подметал площадь — Москва приезжает…
Было очень много народу. Стали села подтягиваться. Не знаю, как они добирались, рейсовые автобусы ведь отменили, кто как мог добирался. Но уже утром специальный Тбилисский полк был здесь, и центр был оккупирован.
Если изначальное требование было остановить и наказать ингушей, то теперь народ ставил ультиматум: отпустите тех, кого арестовали ночью. А ночью многих задержали».
«Прилетевшие на второй день Михаил Соломенцев и Юрий Чурбанов выступили с трибуны и призвали к порядку. Соломенцев выразил мнение руководства страны: всем надо разойтись, власти разберутся со всеми, кто виновен.
Кабалоев ничего не требовал, единственное, что он хотел, это избавиться от бунтующих.
Все повесили на плечи народа, обвинили во всем осетин, придумали каких-то националистов, ну какие националисты в Осетии?
Людей было очень много, я думаю десятки тысяч. Их разгоняли, а они собирались в кулак, шли в наступление и снова собирались на Площади Свободы.
Побоище было и на мосту у гостиницы «Владикавказ». Когда в очередной раз пошли в наступление, и в ход был пущен и слезоточивый газ, и бронетранспортеры, и солдаты с дубинками – люди стали отступать, и жесточайшие бои там, на мосту происходили. Раненных было очень, очень много».
На мосту тоже в четыре ряда стояли курсанты. А с площади нас гнал Тбилисский полк через парк, и на горбатом мосту и в парке сильные были стычки. Я видел, как ребята с моста прыгали в Терек».
«Многих наших ребят в Терек с моста именно скинули…»
«Я в городском парке была, вижу — бегут ребята, то в одну сторону, то в другую — их из парка выгоняли. Смотрю, они забежали в озеро, по пояс стоят и оттуда кричат: «Мы пропадаем, как Дзиго… Ни за что!» А солдаты их окружили, но в воду никто заходить не хочет.
Парк был оцеплен, я не могла уйти. Я обошла контору и какой-то женщине сказала: «Давайте как-нибудь перелезем забор и на Горького выйдем. Там была швейная фабрика, работницы фабрики нас из окон заметили и кричали: «Куда вы идете? Вас убьют! Идите сюда, идите сюда!» Мы пошли к ним.
Что я там увидела! Женщины молодым парням перевязывали головы! Все в крови было… Даже подол моего платья в крови был. Ребят было много, они были сильно избитые, женщины их обрабатывали и обратно не пускали их на улицу, не пускали…»
«Пешеходный мост был красный… Нет, не от крови, от кирпича…
Наши ребята пригнали машину кирпичей, разгрузили. Солдаты наступали на мост, а наши оборонялись. Ведь что орудие пролетариата? Камни!»
«На швейной фабрике кто-то мне сказал, что дали рейсовые автобусы и с рыночной площади можно уехать. Я каким-то образом туда добежала, а в руке у меня был кирпич. Как он оказался, где я его нашла, не помню. Так и шла с ним, думала, если кто подойдет – хоть кирпичом ударю».
«Согласно идеологии народ и партия были едины! И я не мог понять, как это так – солдаты людей бьют?! Для меня это было чем-то сверхъестественным, открытием!
Я был возле отстойников в парке, там канава шла вдоль берега, в нее упал парень – ему солдаты по голове камнем попали. Сам он не мог выбраться, без сознания видимо был, а в канаве вода была, и он мог захлебнуться. Солдат вокруг не было, они в сторону площади Штыба людей погнали. И я побежал ему помочь. А тут со стороны Штыба солдаты стали возвращаться, они меня увидели и побежали ко мне.
«Они как будто врагов народа избивали, били до полусмерти.
Не разбираясь, били всех, кто попадался.
Понимаете, им дали приказ. Но кто дал приказ лежащего трубами, дубинками избивать? Ладно, ты ударил, человек лежит уже, оставь его, нет, надо добить его? Как будто изверги были. Их так воспитывали в этом училище, что ли?»
«Как били и женщин, и мужчин, я видел собственными глазами. Наша милиция даже если и участвовала, то не публично. На улице они старались не вмешиваться.
Курсанты, войска, Тбилисский полк — вот они расправлялись с людьми. Били и женщин, и детей, и мужчин. Женщин было полно, особенно молодых девчат было много. И я своими собственными глазами видел, как солдаты этих девочек избивали.
Я видел пожилую женщину, которая свои ордена швыряла в лицо милиции со словами «Что вы делаете?» Она просто видела, как избивают людей прямо перед дверьми МВД.
Я помню такого небольшого роста мужчину — его били сразу с нескольких сторон.
Помню парня, он был с девушкой, у него в руках была рейка или палка и он пытался от них отбиваться. Но, его окружили и стали бить трубами. Окровавленный он упал на землю. Девушке, которая кинулась на них, руки вывернули.
Толпу избивали, как только могли.
Раненных было очень, очень много. Относительно погибших я не знаю реальной цифры. Слухи были, что их было много.
Мой сын Игорь учился в Черменском училище на тракториста. Тем утром я дала ему деньги на дорогу, сказала: «Не опаздывай», и ушла на работу.
Днем после занятий он не пришел домой, наступил вечер, а его все не было. Мы позвонили в училище, нам сказали, что он на занятиях не был… А в городе в это время уже война была…
Я обратилась к двоюродному брату, он работал в милиции. Он искал Игоря два дня. На третий день он мне говорит: «Везде, всюду ищем, не можем найти. Но в морге есть один парень — кучерявый и брови сросшиеся». А я говорю: «Это Игорь», — как почувствовала…
Когда его привезли, у него голова была забинтована. Привезли уже готового, одетого, кто купил костюм, я даже не знаю… Ему семнадцать лет было… Как он погиб? Никто ничего не сказал. Их, говорят, дубинками били…
«Когда Игоря хоронили, над Ногиром вертолеты кружили, а в толпе было полно работников органов в штатском. Следили, боялись новых протестов…»
«Наших ребят ногирских поймали и потом фотографии потребовали отсюда — воевали они или нет. Их же там всех фотографировали, кто воевал.
Когда Игоря в морге нашли, у нас тоже попросили фотокарточку. Чтобы узнать, кидал он или не кидал камни. А так тело не давали. Отсюда отвезли фотокарточку, наверное, там смотрели, но на их снимках его не было.
Со школы ребят, его друзей, не пустили на похороны. Боялись, что они заступятся за Игоря.
Правительство памятник ему поставило. Наверное, кто-то из села просил, я не просила ничего.
Вот такое дело было со мной, с Катей, с самой бедной Катей».
Петр Козаев, историк:
«Фотографировали, снимали людей из окон домов, с крыш, потом прокручивали пленки, рассматривали фотографии. Со всеми, кто попал в объективы камер, разбирались.
Было наказано очень большое количество осетин, очень большое…
С ингушской стороны все так и осталось, и ситуация даже ухудшилась.
То есть наказали только нас. Одних выгнали с работы, других с учебы, а кое-кто отсидел огромное количество лет, по восемь, по десять, а то и более.
Очень многих людей осудили. Их имена должны быть озвучены официальными представителями органов власти или правопорядка, а в Осетии это до сих пор тайна за семью печатями. Гриф секретности на всем этом. Почему? Я не знаю…»
«На Проспекте меня задержали. Месяца два-три никто из родных не знал, где я. Они меня забрали — и все. Родственники не могли найти, все облазили.
Судили со мной одновременно порядка семисот человек. Мне дали десять лет — инкриминировали разжигание межнациональной вражды и активное участие в массовых беспорядках.
«Меня обвиняли в участии в массовых беспорядках. Прокурор просил пять, судья дала три года.
Конечно, меня во время следствия заставляли сознаться, распишись, сознайся, иначе сама знаешь, что с тобой будет, дети твои останутся без матери…
И я расписывалась… расписывалась…Только вот за что…?»
«Еще суда не было, а они в течение недели нас уже показывали по местному телевидению. Оправдывались перед народом, рассказывали, кого они задержали. По сути, они без суда вынесли нам приговор. Называли уголовниками, алкоголиками, тунеядцами…»
«Несколько недель по местному телевидению крутили видеоматериалы, в которых «у позорного столба» стояли участники восстания. Их отчитывали чиновники, в частности управленцы от образования. Это были молодые парни и девушки, студенты, наверное, — они сидели перед камерами, а их унижали и оскорбляли. Девочки рыдали, обливались слезами… Вот это публичное унижение было невероятным по своей мерзости и низости…»
«На допросах меня били ногами по почкам, чтобы эти ноги отсохли…
После допросов меня в больницу увезли…
Я настояла, чтобы того, кто меня избивал, вызвали на суд, хотела, чтобы он мне в глаза посмотрел.
А он на суде смотрит мне в глаза и говорит: «Вам не стыдно так говорить обо мне?»
А я спрашиваю: «А вам не стыдно? За что вы меня посадили? Не стыдно, за то, что вы меня ногами били?»
«На мой день рождения меня этапировали через Грозный, это тогда Чечено-Ингушетия была. В Грозном в один «воронок» нас двадцать восемь человек посадили — собакой трамбовали, привезли в тюрьму.
С машины пинком выкинули, а перед машиной в два ряда военные с дубинками стояли и собаками. Первые подножку ставили, а дальше дубинками лупили. Вот так сквозь строй пропускали нас.
Потом спрашивали нас: «Ну че, революционеры, не думали, что сюда попадете?»
В карцере можно было сидеть 15 суток, а меня на 45 суток посадили в карцер.
В день били минимум десять раз.
Меня спасли заключенные. Они узнали, что в карцере методично убивают кого-то, и тюрьма взбунтовалась.
«Из-за тебя и таких, как ты, Осетия на пятнадцать лет назад откатилась».
Я не смог найти здесь работу, слесарем хотел устроиться. Как узнавали, что сидел, сразу говорили: «Мест нет». Я взял денег в долг у соседа и улетел обратно в Магадан.
Потом уже ко мне приходили Джигкаев Шамиль, Цихиев Маирбек, предлагали, давай тебя реабилитируем. Как раз Горбачев указ издал о реабилитации репрессированных. А я говорю, я на лесоповале здоровье оставил, я одной ногой в могиле. Кто десять лет отсидел – долго не живет».
«Я работала в то время в строительном техникуме.
Во время тех событий к нам пришли студенты ГМИ, встали под окнами и стали кричать: «Ребята, пойдемте все на Площадь Свободы!» И наши студенты прямо с пар стали убегать. Кто-то закрыл двери, но они выпрыгивали из окон первого и даже второго этажа, и уходили…»
Потом нам рассказывали, что когда они строем шли по центру города, их спрашивали, милиция, наверное: «Кто это идет?» А они дружно хором чеканили: «Строительный техникум!»…
И вот нас наказали: я была в числе тех, кто был представлен к званию «Заслуженный работник образования», так вот, в тот год никому звания не дали. Сказали так: «Ваши студенты участвовали в беспорядках, да еще и афишировали это! Какие могут быть «заслуженные» в таком образовательном учреждении?»
«Сломали… Еще как сломали наш бедный народ! Люди после этого были в страхе, вообще боялись на улицы выходить. Многих с работы выгнали, многих не приняли на работу, даже если тебя просто допрашивали – это уже было пятном на репутации, и тебя на работу не брали.
Даже между собой друзья боялись что-то говорить.
В те октябрьские дни мы пришли на площадь с чистыми руками. Мы думали — нас поймут, к нам выйдут, с нами поговорят. К нам не только не вышли, нас не только не поняли, нас уничтожили.
И мы не просто не получили справедливости, все стало еще хуже.
Нельзя ингушу отказывать – такой был лозунг. Что бы он ни делал – терпи. Какую работу хочет, на такой пусть работает! В институт – без экзаменов!
И так продолжалось вплоть до 1992 года».
«Я была партийной, и меня директор не пустил на похороны Гаглоева. Сказал, чтобы я не ходила, иначе будут неприятности.
Козаев Петр, историк:
«Наш народ довели до того, что практически осетины утратили национальное самосознание. Мы фактически лишены этого понятия. Были ли события 1981 года всплеском национального самосознания? Может быть, в какой-то степени оно и проявилось таким образом. В те дни было у людей какое-то чувство единства… Это было общее народное негодование.
Но потом, с приходом Одинцова, все стало еще хуже. Теперь, даже если ты просто говорил, что ты осетин, подразумевалось, что ты националист.
А тот факт, что в 1981 году проблема, которая стала причиной народного возмущения, не была разрешена, подтвердили события 1992 года. Нападение ингушских бандформирований на Пригородный район Северной Осетии в 1992 году было следствием событий 1981 года».