Лидером московской сцены долгое время оставался Павел Степанович Мочалов, представитель романтического направления в театральном искусстве 19 века. Он был сыном крепостных актеров помещика Демидова. Но благодаря артистическому таланту родителей, его семья оказалась в итоге в Петровском театре, входившего в группу императорских театров, и затем получила вольную. Это дало возможность Мочаловым дать детям прекрасное образование в гимназии.
Павел обладал феноменальной памятью, поэтому учеба давалась ему легко. Он в совершенстве овладел французским языком, что дало ему возможность приобщиться к лучшим не переведенным произведениям европейской литературы.
Дебют актера состоялся в 1817 году. Будущий знаменитый трагик предстал перед зрителями в роли Полиника в трагедии «Эдип в Афинах», принадлежащей перу Шаховского. Но талант Мочалова впервые заметили только в 1823 году, тогда в ежемесячном журнале «Благонамеренный» появилась статья об исполнении им роли Отелло.
Застав классицистическое направление на сцене, актер сначала всецело посвящает себя ему. Но маленькая сутулая фигура, негромкий голос, невыразительное (по меркам классицистов) лицо не сделали его популярным. Свое истинное амплуа знаменитый русский актер 19 века нашел в мещанских драмах и водевилях.
«Неровная игра» и «мочаловские минуты»
Современники отмечали «неровную игру» актера. Князь Шаховский возмущался тем, что Мочалов играет по вдохновению, по наитию, в то время, как необходимо играть по системе, репетируя и продумывая роль. Для актера же во время исполнения одной роли характерен был резкий переход от вдохновения на сцене, когда он вызывал всеобщее восхищение, до полного спада. Мгновения вдохновения получили название «мочаловских минут». Белинский с восхищением отмечал, что он забывал в этот миг, где он находится и как его зовут, и бывал на постановках с участием этого артиста во многом именно ради «мочаловских минут». Во власти вдохновения тогда актер покорял присутствующих силой своей эмоции. Находясь под действием страсти, он становился «бурей», его глаза словно метали искры, голос становился мощным и ярким. Все остальное время игра актера не выдерживала никакой критики и не вызывала откликов ни у кого из присутствующих.
Одними из немногих ролей, которые актер Мочалов вел одинаково ровно, были роли во французских мелодрамах: Мейнау в «Ненависть к людям и раскаяние» Коцебу и Жоржа Жермани в «Тридцать лет, или Жизнь игрока» Дюканжа.
Подготовка роли — метод Мочалова
Не обладая привычными чертами трагедийных героев, Павел Степанович, тем не менее, вызывал восхищение у современников своей естественностью (или, как тогда говорили, «натуральностью»). На сцене он не декламировал нараспев речи, а просто произносил их, обычно спокойным тоном, но иногда даже шепотом. Его не очень сильный голос был всегда насыщен оттенками разнообразных эмоций. Актер обладал очень выразительной мимикой и пластикой, за счет чего значительно выигрывал по сравнению с другими актерами.
Свои роли он строил на контрастах. Для него характерна была молниеносная смена одного состояния на другое, горя — на радость, любви — на ненависть. Эти «переходы» производили разноречивое впечатление на публику, но вызывали настоящий восторг у демократически настроенных зрителей, считающих, что актер не должен держать себя в узких рамках и пребывать на протяжении роли в одном образе.
При подготовке роли Павел Степанович использовал личный опыт, опирался на собственные эмоции и переживания, превращая слащавые мелодрамы в настоящие произведения искусства. Он умел показать на сцене не просто персонажа пьесы, а современника людям, сидящим в зале. Даже Гамлет в пьесе-обработке Полевого оказался выразителем современных ему идей, очень злободневным персонажем, а не просто героем далекой эпохи.
«Неистовый романтик»
Еще одной особенностью творчества Мочалова было то, что он представлял исторических героев: Короля Лира, Ричарда Львиное сердце, Отелло, Фердинанда, Карла Моора, Дона Карлоса – не в соответствии с их эпохой. Он откровенно отвергал историческую конкретику, насыщая трагедийные (!) образы современным ему романтизмом. Его герои были, по выражению Белинского, «неистовыми романтиками», с близкими и понятными современниками чувствами и переживаниями. Его герои были одиночками, бросившими вызов всему миру, представлявшемуся в творчестве самого артиста чужим и враждебным. Особо стоит отметить роль Чацкого. В ней Мочалов представил Чацкого истинным бунтарем с «огненным сердцем», но полного презрения к гонителям – «фамусовской» Москве.
Современники отмечали огромный талант Павла Степановича и прощали ему «слабые места» в игре. Аполлон Григорьев характеризовал его как «целую эпоху», считая, что в своем творчестве актер отобразил все чаяния, надежды и разочарования начала 19 века.
Многие актерские находки и достижения Мочалова применил и развил в своем творчестве другой актер реалистического направления – Щепкин, служивший вместе с ним в одной труппе Малого театра.
Па́вел Степа́нович Моча́лов (15 ноября 1800 — 28 марта 1848) — один из величайших русских актёров эпохи романтизма. Служил в московском Малом театре.
Содержание
Биография
Павел Степанович Мочалов родился 3 (15) ноября 1800 года в Москве, в семье крепостных актёров — Степана Фёдоровича и Авдотьи Ивановны Мочаловых. Судьба одарила Павла редкой памятью. Едва овладев речью, он повторял за матерью длинные строчки из Евангелия. П. Мочалов учился в одном из лучших пансионов Москвы — пансионе Терликовых. Получил хорошее по тем временам образование, знал французский. По воспоминаниям дочери Е. Шумиловой-Мочаловой, отец какое-то время учился в Московском университете, однако, в списках обучавшихся в это время в университете, фамилии Мочалов не найдено. 4 сентября 1817 года Павел Мочалов впервые появился на сцене в роли Полиника (пьеса А. Шаховского «Эдип в Афинах») и 11 сентября в роли Эгиста (пьеса «Меропа»). В спектакле также участвовала его сестра и отец, который был в это время известным артистом. Достоверных сведений о дебюте на сохранилось, однако в истории изучения деятельности артиста существует мнение, что спектакль прошел с большим успехом. Поводом к этому стали воспоминания С. Т. Аксакова, который видел домашнюю репетицию «Эдипа в Афмнах». Тем не менее, первая развернутая статья о Мочалове появляется только в 1823 (Любитель театра. Замечания на представление Шекспировской трагедии: Отелло на Императорском Московском театре 10 октября сего года // Благонамеренный. 1823. Ч. 24. № 20. С. 101—106.).
Во вторник 4 сентября представлена будет: «Эдип в Афинах», трагедия в 5 действиях, в стихах, с хорами, сочинения г. Озерова, в коей роль Полиника будет дебютировать в первый раз г. П. Мочалов, сын актера г. Мочалова. Объявления // Московские ведомости. 1817. 1 сен. С. 1963.
П. Мочалов в двадцатые годы
В это время основой репертуара потихоньку становится водевиль и мещанская драма, в которых Мочалову тоже приходится играть. Однако, не это привлекло зрителей и критиков к творчеству артиста. В это время Мочалов исполняет роль Жоржа де Жермини в пьесе В. Дюканжа и Дино «Тридцать лет, или Жизнь игрока» (1828), а также впервые для себя исполняет роль Гамлета (подражание Шекспиру С. И. Висковатова) в 1827 году. Обе роли важны тем, что Мочалов раскрывает в них главные для себя темы бунта, сильной романтической личности. Особенно это проявляется в роли Жоржа де Жермини, трагедии человека, погруженного в свои страсти, для которого игра становится смыслом жизни.
Мочалов в тридцатые годы
Здесь проявляется поразительная способность артиста превращать обычную мелодраму в трагедию личности. Ярким примером может послужить образ Мейнау в пьесе Коцебу «Ненависть к людям и раскаяние» (1832), в которой мещанская драма превращалась в борьбу человека с миром. Вершиной творчества артиста становится «Гамлет» в переводе Н. А. Полевого, перевод, который считается романтическим значительно помог артисту в выражении идеи мятущегося духа Гамлета-Мочалова. Об этом спектакле написано множество статей, необходимо только сказать, что Гамлет в исполнении Мочалова был современником сидящих в зале людей.
В конце жизни
Особенности творчества
Павел Мочалов отличался неповторимым стилем игры, который отмечали все его современники. Так, например, главной особенностью были неожиданные эмоциональные переходы артиста из одного душевного состояния в другое. По этому принципу неожиданностей и строятся роли артиста (Гамлет, Жермани и др.). Не обладая яркой театральной внешностью (средний рост, сутуловатые широкие плечи, но красивое лицо и выразительные глаза) Мочалов, однако, создавал на сцене образы, которые потрясали зрителя своей силой и динамичностью. Белинский будет вспоминать о том, что забывал, как его зовут во время спектаклей с Мочаловым. Еще одной особенностью актера являются «мочаловские минуты» — кульминации артистического вдохновения. Дело в том, что Мочалов практически никогда не вел роль ровно (за исключением, пожалуй, роли Мейнау и Жоржа де Жермини), чаще всего «из рук вон плохо», но в ходе действия он вдруг произносил две-три фразы, которые поражали зрителя и срывали гром аплодисментов. Зрители приходили на спектакль ради этих «минут».
Критика о П. Мочалове
П. Мочалов становится символом новой романтической эпохи в истории русского театра. Быстро освободившись от влияния классицизма, он создает на сцене новые образы, исполненные в стиле романтизма. Главной чертой артиста являлась непредсказуемость в игре, подчинение вдохновению и предельная экзальтированность образа. Столь необычный способ создания ролей привлек к себе внимание ведущих критиков того времени, в частности В. Белинского, который напишет об актере не одну статью. Самой известной из них станет «„Гамлет“ Драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета» в которой критик тщательно исследует природу творчества артиста. Статья построена на описании девяти показов (!) «Гамлета». Второй известной статьей станет «И мое мнение об игре господина Каратыгина», в которой В. Белинский продолжит полемику об этих двух артистах и выступит на стороне П. Мочалова. Правда, с переездом в Петербург, критик изменит свое отношение к В. Каратыгину и перейдет на его сторону. Важны так же работы С. Аксакова, близкого друга П. Мочалова, который оставит многочисленные статьи и воспоминания об артисте. П. Мочалов за свою жизнь сыграл в более чем 250 ролях.
Репертуар
Список ролей составлен по книге Ю. А. Дмитриева «Мочалов актер-романтик», даты премьер исправлены по книге М. Н. Ласкиной «Мочалов: Летопись жизни и творчества». Список является неполным. (по данным М. Н. Ласкиной актер сыграл в более чем 250 ролях).
Родители великого русского трагического актера Павла Степановича Мочалова были крепостными актерами. Мать —Авдотья Ивановна—исполняла роли молодых девушек, чаще служанок, а отец—Степан Федорович — героев. Жили Мочаловы очень бедно. Павел Мочалов вспоминал: «Я так много в жизни видел горя! Когда мы были ребятишками, наш отец не мог купить нам теплой одежды и мы две зимы не выходили погулять и кататься на салазках».
В 1803 году отец Павла Мочалова становится актером «Петровского театра» в Москве, а в 1806 году семья Мочаловых получает «вольную». В документах театральной дирекции позднее было написано, что Мочалов «записан по 5 ревизии Московской губернии Богородского округа, при селе Сергиевском и отпущен вечно на волю. У него жена Авдотья Ивановна и дети: сыновья Павел 14 лет, Платон 13, Василий 8 лет и дочь Мария 17 лет».
Отец Павла Мочалова был весьма неплохим актером. В «Вестнике Европы» корреспондент, подписавшийся Н. Д.-в., в статье «Российский театр (1807, № 10) писал: «Публика давно уже привыкла видеть в г. Мочалове прилежного, исправного и приятного актера, он постепенно, час от часа более заслуживает ее внимания. Но представляя Мечталина (в пьесе Колен д’Арвиля «Воздушные замки переделка Н. И. Ильина) вдруг обнаружил такое искусство, за которое по справедливости надлежало изъявить ему отличное одобрение. Это и сделано. По окончании комедии г. Мочалов был вытребован на сцену».
С. Т. Аксаков писал о Мочалове-отце, что тот был особенно хорош в пьесах «Гваделупский житель» и «Тон людского света», но в остальных драмах и комедиях являлся слабым актером из-за отсутствия понимания роли. Правда, Мочалову-старшему удалось однажды произвести большое впечатление на зрителей. В патетическом месте роли он неожиданно бросился на авансцену и полушепотом с жаром произнес несколько фраз. Это произвело на публику впечатление. С тех пор он часто использовал этот прием, хотя иной раз и невпопад. Но так как сила неожиданности была велика, то этот «номер» почти всегда вызывал восхищение зрителей. Сценический успех негативно повлиял на Мочалова-старшего, по свидетельству С. Т. Аксакова, «он сделался чванливым и в довершение всего загулял».
Однако отец Павла Мочалова все же был талантлив, по словам того же С. Т. Аксакова, «в душе у него была бездна огня и чувства». Он и стал первым учителем своего сына — Павла Степановича Мочалова и дочери — актрисы Марии Степановны Мочаловой-Францевой.
Мочалов с 12 лет стал читать на литературных вечерах и уже тогда был замечен как подающий большие надежды актер. Учился он в пансионе братьев Терликовых. Затем какое-то время состоял слушателем Московского университета, но, поссорившись с одним из профессоров, оставил учебу. Молодой Павел Мочалов блестяще дебютировал 4 сентября 1817 года на московской сцене в трагедии В. А. Озерова «Эдип в Афинах», где играл роль Полиника. Спектакль давался в бенефис его отца.
«Восторженный отец Мочалова, — писал биограф, —лучше других. мог постигнуть силу дарования, дававшую сыну возможность достигать того, над чем напрасно бились многие известные актеры». Отец был готов преклониться перед сыном. Возвратясь домой, С. Ф. Мочалов крикнул жене, показывая на сына:
— Снимай с него сапоги!
Удивленная мать спросила, для чего это надо делать.
—Твой сын — гений, — отвечал Мочалов-отец.
Русский театр в то время находился на важном историческом этапе: от традиционной декламации классицизма он обратился к раскрытию внутреннего мира человека. И Павел Мочалов оказался несравненным мастером этого психологического раскрытия сценического образа.
Он обладал хорошим голосом, верно передающим все переживания героев, и у него было исключительно развитое воображение. На сцене Мочалов буквально видел не кулисы из холста, а подлинный дворец Тезея в «Эдипе в Афинах» или Дворец Дожей из «Отелло». Эта сила воображения делала чувства актера правдивыми и конкретными, что очень захватывало публику. Были случаи, когда Мочалов так сильно увлекался ролью, так накалял себя, что после спектакля падал в обморок. М. П. Садовский рассказывал о том, как он встретил Мочалова после исполнения роли короля Лира: «Когда я взглянул на него, я так и обмер и не помню, как присел на какую-то скамейку. Глаза Мочалова горели, страстно вдохновенное лицо пылало, хотя прошло много времени после спектакля».
Мочалов старался естественно и максимально свободно выражать чувства на сцене. Он создавал образы пламенных бунтарей, призывал к подвигу, заражал зрителей оптимизмом и верой в будущее. Но аристократическая публика относилась к нему предвзято и враждебно. Она находила его игру излишне «натуральной, страдающей простотой и тривиальностью»
Консервативные критики (М. Н. Загоскин, Ф. Ф. Кокошкин, А. А. Шаховской и др.) противопоставляли манеру Мочалова манере петербургского актера-трагика В. А. Каратыгина. Однако у Мочалова, как представителя демократического, романтического искусства, были и ревностные поклонники — В. Г. Белинский, Т. Н. Грановский, С. Т. Аксаков.
В 1828 году в «Московском вестнике» Аксаков писал, что Мочалов и Каратыгин — «это не только два стиля игры, но две эпохи в истории русского театра». Каратыгин был целиком во власти традиции игры XVIII века — он декламировал нараспев, у него мало было вдохновения, страсти, а, главное, простоты и человечности.
Каратыгин, по мнению Аксакова, действительно превосходил Мочалова в профессиональной выучке и опыте, но Мочалов был талантливее его. Игра Мочалова воплощала в себе простоту и глубокую жизненную правду. Современники писали, что в игре Мочалова бывали минуты, когда его могучее слово «потрясало зрителя, как гальваническим ударом и жгло его огнем молнии». Знаменитые «мочаловские минуты» были взлетами вдохновения гениального актера.
Он играл только по вдохновению, поэтому его исполнение было очень неровным. Одну и ту же пьесу Мочалов играл по-разному: совершенно бездарно и гениально. Он почти ничего не читал, не работал над своей дикцией и манерами, которые оставляли желать много лучшего. И с годами его талант стал гаснуть. Даже такой ярый поклонник Мочалова, как В. Г. Белинский, писал: «Мочалов имел несчастье с молодых лет пренебречь развитием своего таланта и обработкою своих средств, чего не сделал вовремя, чтобы овладеть ими. »
И все же он был гениален. В минуты вдохновения Мочалов проявлял такую могучую силу чувства и страсти, что зрители совершенно забывали о том, что они в театре, и вместе с артистом переживали страдания его героев.
Павел Мочалов гораздо глубже и проникновеннее, чем другие актеры — его современники, создавал сценические образы.
Но критики не переставали обвинять Мочалова в отсутствии «благородства», в том, что он ходил по сцене раскачиваясь, хлопал себя по бедрам, пожимал плечами. И игру его называли совершенно плебейской.
В этих упреках было много правды. Малая образованность Мочалова при болезненном самолюбии заставляла его избегать аристократических обществ и способствовала его склонности к алкоголю. Часто спектакли с участием артиста отменялись, его официально предупреждали, назначали штрафы, но никакие меры не помогали.
П. И. Вейнберг вспоминает: «Очевидцем был я вот чему. Давали «Разбойников» Шиллера. Мочалов, игравший Карла Моора, оделся идо начала вышел на сцену (где находился и я, все по тому же праву моему хождения за кулисы. ) К нему подошел режиссер.
— Каков сегодня сбор? — отрывисто спросил Мочалов, видимо, бывший в этот вечер в дурном расположении духа. Режиссер замялся (Мочалова в дурном настроении все боялись, как грозы).
— Сегодня, Павел Степаныч. не знаю почему. вероятно, какая-нибудь случайность. публики очень мало.
Мочалов наморщил лоб, приблизился к занавесу, посмотрел в прорезанное в нем круглое отверстие и, тотчас же отойдя, сердито проворчал:
— Пустыня какая-то. Не стоит играть для такой горстки.
И, велев подать себе закулисный экземпляр, он начал красным карандашом делать большие вымарки, говоря:
— Довольно с них (то есть этой «горсти») будет и этого.
И «Разбойники» прошли в самом искаженном и сокращенном виде, причем сам Карл Моор почти всю роль проговорил себе под нос и провел так небрежно, что, позволь себе такое-исполнение другой обыкновенный актер, его бы непременно ошикала публика и оштрафовала администрация.
Таким же плохим Гамлетом видел я Мочалова, но это уже по иной, чисто артистической причине. Достаточно сказать, что мы не слышали явственно ни одного слова, потому что вся роль была проведена шепотом. Обыкновенным шепотом человека, которому говорить громко, внятно просто не хочется.
Что Павел Степанович, попросту говоря, любил вйптъ, — это известно. В его уборную весь вечер носили красное вино, одну бутылку, выпитую, другою, непочатую; кроме того в кулисе стоял столик, с помещавшеюся на нем бутылкою все того же красного вина, из которой артист пил в тех случаях, когда, уйдя за кулисы, он не отправлялся к себе в уборную, а должен был ожидать своего следующего—скорого выхода; тут же в кулисе наливавшийся им стакан довольно почтенного размера он всегда выпивал залпом».
В 1820-х годах Мочалов более всего играл в романтических драмах: роль Кина в произведении А. Дюма-отца «Кин, или Гений и беспутство», Жоржа де Жермани в мелодраме «Тридцать лет, или Жизнь игрока» В. Дюканжа; Мейнау в пьесе «Ненависть к людям и раскаяние» А. Коцебу.
Мочалов почти не возвышал своих героев над жизнью, не прихорашивал их внешности и внутренней сущности.
Его великое дарование с блеском проявилось при исполнении главных ролей в произведениях Шекспира: «Отелло», «Король Лир», «Ричард III», «Ромео и Джульетта»; Шиллера: «Разбойники», «Коварство и любовь», «Дон Карлос», «Мария Стюарт».
Так, в драме «Коварство и любовь» Мочалов исполнял роль Фердинанда. В его трактовке у героя драмы Шиллера не было ни «светскости», ни красоты. Фердинанд походил на обыкновенного армейского поручика в поношенном мундире, с «плебейскими манерами».
В 1833 году Мочалов гастролировал в Петербурге, а Каратыгин в Москве. Но гастроли Мочалова оказались неудачными.
Почти каждое лето Мочалов ездил на гастроли в провинциальные театры. Он первым ввел этот обычай и стал первым в России актером-гастролером. В провинции он обычно имел небывалый успех.
В свой бенефис 22 января 1837 года Мочалов сыграл на сцене Большого Петровского театра роль Гамлета. Для шекспировского образа он на-
шел новые, яркие краски, раскрывающие глубину характера. Белинский смотрел этот спектакль с участием Мочалова десять раз. После второго представления он писал А. А. Краевскому: «Мы видели чудо — Мочалов в роли Гамлета, которую он выполнил превосходно. Публика была в восторге: два раза театр был полон, и после каждого представления Мочалов был вызываем по два раза».
В образе сыгранного Мочаловым Гамлета Белинский, Герцен, Огарев, Боткин и другие современники увидели трагедию поколения русской интеллигенции после восстания декабристов. В статье о «Герое нашего времени» (1840) Белинский сопоставил Гамлета с героем Лермонтова—Печориным, «сила духа и могущество воли» которого тоже обречены на бездействие. Мочалов, по словам Белинского, сумел объяснить Гамлета, бросить новый свет на произведение Шекспира.
Трактовка Мочаловым образа Отелло также имела большое общественное значение. Отелло — герой, воин, оказавший огромную услугу государству, сталкивается с заносчивостью аристократии и гибнет из-за вероломного предательства.
В «Ричарде III» Мочалов создал страшный образ злодея-властолюбца, совершающего преступление во имя своих личных целей, обреченного на одиночество и гибель.
В свой бенефис Мочалов хотел поставить драму Лермонтова «Маскарад» и сыграть роль Арбенина, но цензура не разрешила постановку.
Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» впервые в Москве была представлена на сцене 27 ноября 1831 года и в роли Чацкого выступил Павел Мочалов.
Особенно хорошо актеру удавались едены, изображающие переломные моменты внутренней жизни героев. Его игра отличалась темпераментом, стремительными перепадами от спокойствия к возбуждению, тонкостью и глубиной психологии.
Актерские работы Мочалова получили очень высокую оценку многих великих современников, в том числе Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, А. Н. Островского.
В 1837 году Мочалов получает пенсион за двадцать лет службы, равняющийся жалованью в 4000 рублей. Несмотря на пенсион, он был оставлен на службе в театре (с сохранением пенсиона), кроме того, он получал 25 рублей разовых за спектакль и бенефисы.
Личная жизнь Павла Мочалова сложилась несчастливо. Его жена была необразованной и очень грубой женщиной. С дирекцией театра у него постоянно были размолвки из-за его небрежного отношения к работе и постоянных требований увеличить жалованье. Он часто оставлял театр, потом сам же просился обратно.
Последняя его размолвка с дирекцией произошла в декабре 1847 года. Мочалов уехал на гастроли в Воронеж. Возвращаясь оттуда, он сильно простудился и 16 марта 1848 года скончался.
Павел обладал феноменальной памятью, поэтому учеба давалась ему легко. Он в совершенстве овладел французским языком, что дало ему возможность приобщиться к лучшим не переведенным произведениям европейской литературы.
