пасха в моей жизни
Пасха была всегда. Бабушкина, мамина, а потом и моя
Двенадцать праздников появились в моей жизни постепенно. Как именно Введение во храм пресвятой Богородицы соотносится с Благовещением, я поняла примерно в последнем классе школы. А вот Пасха была всегда.
Сначала это была бабушкина Пасха.
В раннем детстве я жила в Севастополе. Тогда там был открыт один-единственный храм, ходили туда исключительно старушки в белых платочках, а на звоннице не было еще ни одного колокола, так что пасхальный перезвон исполняли на маленьких колокольчиках у церковной лавки. Просто каждый мог подойти и изо всех сил звонить колокольчиком, который вешали на ветку дерева рядом со входом в храм.
Моя бабушка была из тех, кто на службу не ходил, но осуждает. И тем не менее, Пасху она праздновала точно в срок. Рано утром в воскресенье поднимали всю семью, собирали полную сумку продуктов и ехали на кладбище. Надо сказать, что бабушка была не одна такая — люди, раскладывающие крашеные луковой шелухой яйца у надгробий, мелькали между деревьями тут и там.
Я помню, как сидела на низкой ограде забора и думала, что если Христос воскрес, то и все с кладбища тоже воскреснут. Только непонятно, когда. Может, на следующую Пасху?
Очень жалко было оставлять крашеные яйца на кладбище, оставалось неясным, кто их тут будет есть, раз пока никто, кроме Христа, не воскресает. А еще там начинали петь соловьи, они в Крыму к Пасхе уже вовсю разливаются. И пахло хвоей, свежими цветами и откуда-то ладаном, хотя церкви на кладбище еще не было. Наверное, это был небесный пасхальный ладан. Во всяком случае, до сих пор запах ладана вызывает во мне воспоминания о рядах надгробий, где трехлетняя я терпеливо жду, не воскреснет ли кто-то прямо сейчас, чтобы угоститься заботливо оставленным для него пасхальным угощением.
Потом мы уехали жить в Петербург, и настало время маминой Пасхи.
С этой Пасхой было все строго. Великий пост шел как-то бесконечно долго, в него нельзя было читать глупые книжки (это все, которые не учебники), не полагалось носить штаны, не полагалось лить в гречку подсолнечное масло, кроме как в субботу и воскресенье, а потом приходила Пасхальная служба, на которую никогда было нельзя. Совсем нельзя, ни ночью, ни утром. Мама считала, что пост прошел недостаточно усердно, чтобы мы могли являться на главную Литургию года даже просто постоять в уголочке.
О причастии тем более речи не шло: это великий праздник, ты кем себя считаешь, чтобы на Пасху причащаться?
Так что на мамину Пасху можно было скромно прийти после службы, чтобы поставить свой куличик и яйца на стол во дворе, где их освящал настоятель храма. И потом унести все домой и долго-долго есть, а мама — единственный раз за год — говорила, что можно есть сколько угодно, от пасхального стола негоже уходить голодному (в остальное время она была за диеты и здоровый образ жизни).
Я помню себя неуклюжим подростком, старательно ковыряющим цукаты из вкусной творожной пасхи, которую подвешивали в марле на две ночи. И это был праздников праздник, торжество торжеств.
Потом я осталась совсем одна, и была моя первая Пасха. Это было весной 2008-го в дальнем монастыре, я тогда много плакала от одиночества и от того, что у всех есть родители, а у меня больше нету, и чью Пасху отмечать, теперь неясно. Монастыря я боялась, потому что он был мужской, а еще все женщины в храме были в красных платках, а у меня был голубой, и я очень стеснялась.
Тогда оказалось, что на Пасху причащают. И можно пойти на красно-золотую службу на всю ночь, ничего там не понимать и все время плакать то от восторга, то от усталости, то от ожидания. Была большая ночная исповедь, надо было стоять в огромной очереди. Все исповедовались подробно по запискам, и я тоже старательно готовилась, а потом вдруг заплакала под епитрахилью и сказала только: «Пожалуйста, я тоже хочу причащаться, можно мне причащаться?» И сурового вида монах ничего не спросил, только перекрестил меня и шепнул: «Христос воскресе!»
С тех пор моей Пасхи было много. Были такие службы, куда я прибегала с ночной смены на работе и уходила после чтения Огласительного слова назад дежурить.
Были службы, когда наутро надо было приходить на работу к 8:00, и я на Литургии изо всех сил молилась, чтобы наутро держаться на ногах.
На ночной пасхальной Литургии в 2014 году мой ребенок совсем собрался рождаться, но я постучала по животу и стала просить еще немножко потерпеть. Мне так не хотелось на сорок дней Пасхи расставаться с собором, что мое чадо послушно прождало в животе дня нашей встречи еще целых 13 дней, и это до сих пор одно из главных пасхальных чудес в моей жизни.
Однажды я думала, что Пасхи не будет. В тот год вечером Великой субботы у дочери поднялась температура из-за режущихся зубов, я носила ее на руках, потряхивая и надеясь на чудо, но температура не упала к утру. На службу было нельзя. Плач ребенка, у которого режутся зубы, невозможно вынести, и жестоко было бы обрекать прихожан на этот звук.
Но со звоном колоколов на поздней Литургии тогда вдруг вошел Христос. Это просто случилось.
Я стояла в комнате с ободранными обоями, качая на руках измученную дочь и еле держась на ногах, и вдруг настала Пасха и Он воскрес. И жизнь жительствовала.
Теперь я знаю, что Пасха наступает у каждого и для всех. Кто-то может ехать на кладбище, кто-то робко стоит во дворе с куличом, кто-то дежурит на вахте или стоит в маске на операции. Кто-то без сознания в реанимации или ведет самолет над океаном.
Но Христос воскресает, воистину всюду в эту ночь воскресает Христос.
Что для меня значит Пасха? (личные размышления)
Взгляд в детство
Что значит лично для меня Пасха через воскресение Иисуса Христа? Вопрос интересный, глубокий, многогранный и актуальный. Действительно, что? Время летит стремительным темпом и незаметно приближается ещё одна Пасха. Многие празднуют, но не все. Зачем и как празднуют? Помню в детстве, на Пасху мама и бабушка пекли пирожки и большие, красивые, узорчатые куличи с белоснежной сахарной глазурью, а также маленькие пасочки. Признаюсь откровенно, очень любила глазурь. Как сейчас помню. Оближу глазурь и больше есть ничего не хочу. Ещё все люди здоровались друг с другом: «Христос воскрес!» Интересно, что даже атеисты и коммунисты отвечали: «Воистину воскрес!» Меня это очень удивляло. «Да они же не верят в Бога. Да, как же они могут так отвечать?» – не переставая изумляться своим детским любознательным умом, думала я неоднократно. Потом пошла в советскую, гуманную школу. Там началась совершенно другая жизнь. Антирелигиозная. В Бога не верили и другим не давали. Почему-то, именно, накануне праздника Пасхи заходили в классы и директор школы, и завуч (заведующая по учебной части), и председатель комсомольской организации с особенным предупреждением и с убедительным наставлением в виде приказа – ни в коем случае, чтобы никто из детей не вздумал идти в церковь. Дети смеялись при упоминании слова «церковь». Чересчур возбуждались. Некоторые тут же поворачивались в мою сторону со словами «штунда» или «богомолка». Помню, как милиция стояла у калитки молитвенного дома и переписывала имена детей и родителей, чтоб потом оштрафовать общину на большие суммы денег. Поэтому в церкви братья тоже предупреждали, чтоб во избежание материального наказания со стороны власти, лучше оставить детей дома. Некоторые родители всё равно брали. На следующий день вызывали родителей в кабинет директора, завуча или в учительскую и там разбирали. Вычитывали. Стыдили. Угрожали. В конце концов «просили по-хорошему». Сколько бы «хорошему» не длиться, оно все равно приходит к концу. Не смотря на суровые и неблагоприятные последствия, в двенадцать лет у меня было глубокое побуждение покаяться и принять Иисуса Христа в своё сердце и я сделала это решение. Мой выбор – Христос. Это было в годы детства.
Прошло несколько лет. Закончилась средняя школа. Здравствуй, взрослая жизнь! Кстати, на многочисленные и убедительные заявления со стороны учителей и одноклассников вступить в комсомол, я отвечала: «Нет». Не смогла переступить через веру в Иисуса Христа и Бога. Ведь в последних строках комсомольского устава было написано: «Устав ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи) признаю. Веру в Бога отвергаю». Не могла же я подписаться под таким уставом. Не могла отвергнуть Бога. Естественно, в восьмидесятые годы, нельзя было поступить в высшие учебные заведения без членства в комсомол. Я всё таки попыталась, но не пропустили. Пошла искать работу. На первую работу не приняли. Первый вопрос: «Комсомолка?» «Нет». «Богомолка? Нам такие не нужны». На другую работу сначала приняли, а потом спросили тот же вопрос. Но всё таки оставили. Забегая наперёд, когда вся коммунистическая система рухнула, убеждаюсь в правильном выборе. Поработала полтора года. Потом познакомилась с будущим мужем. Мы поженились. Появились дети. Жизнь сразу очень изменилась.
Почему я праздную Пасху?
Пасха для всех людей – образ будущего века
О своем Празднике праздников рассказывают архипастыри и пастыри
Почему Пасха – это не то, что потом? Настоящая Пасха всегда здесь и сейчас и вместе с тем в вечности. Но почему ее все-таки лучше праздновать в России? И как ощутить первохристианскую радость на Пасху в наших краях? Рассказывают архипастыри и пастыри.
Пасха в старой Москве
На Пасху Церковь Торжествующая сослужит нам
– Самая памятная Пасха у меня была в 2012 году. Мне тогда Господь послал тяжелейшее испытание: мне делали сложную операцию – я был между жизнью и смертью. Пришло время Пасхи. Меня ждут на приходе. А я лежу под капельницами в московской больнице… А в мой родной сельский храм, где я служил тогда уже 13 лет, съехались прихожане. Все готовились к встрече Пасхи, а настоятеля нет. Я думаю: «Что ж такая скорбь?» Люди там собрались, а где батюшка. Дело в том, что там никакого другого священника на сотни километров вокруг не было. И вот я прямо лежа взял телефон и набрал номер храма, староста включила громкую связь – и мы стали служить. Я громко возглашал все, что помнил наизусть, – священнические молитвы. Главное – я им кричал:
Кто-то служил вместо меня! Возможно, угодники Божии: у нас в храме собрано много мощей святых
И все мне отвечали:
И состоялась Пасха! Я уверен, что если сейчас кто-нибудь спросит и у этих собравшихся тогда в Успенском храме села Варзуга людей: «Какая у вас самая памятная Пасха?» – они ответят: «Конечно же, Пасха 2012 года». Потому что там происходило чудо. Храм – все ощущали – был наполнен запахом ладана. Там кто-то служил вместо меня! У нас в храме собрано много мощей угодников Божиих – возможно, кто-то из них или собором они там служили Пасхальную Литургию.
Это самое яркое воспоминание о празднике Пасхи в моей жизни. Сказано: многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14: 22). Это соединение скорби и радости Воскресения Христова как раз и дает полноту осознания веры.
Митрополит Мурманский и Мончегорский Митрофан (Баданин) Чтобы к Богу прийти, надо, как правило, много поскорбеть. Господь не раз человеку протягивает руку, посылает ему весточки надежды, а ты еще услышать Бога и уверовать не готов. Это та самая синергия – соединение воль: должны соединиться воля Божия и воля человека, чтобы каждому из нас унаследовать то спасение, которое Христос нам уже даровал на Своем Кресте. Господь насильно к вере никого не приведет. И человек, если он просто напряжется, к вере прийти сам по себе не сможет. Это созревание всегда идет таинственным образом. Надо, чтобы именно две эти воли встретились и совпали: воля Божия и воля человеческая. Тогда чудо веры наступает и рождается новый человек во Христе.
Конечно, бывают какие-то особые случаи, некие трагические обстоятельства или опасности, которые постигают человека, и он, будучи спасен, ощущает, что это действует какой-то особый Промысл о нем. Это все, безусловно, подводит человека к обретению веры, воцерковлению. Но все равно это таинство обретения веры невозможно искусственно ускорить. Этот процесс созревания всегда уникален. Каждый приходит к вере чудесным неповторимым образом.
Для вечной жизни воскреснет только смирение, которое награждается любовью
– Уже две тысячи лет произносятся эти слова: Христос воскресе! – Воистину воскресе! – и из века в век они приносят радость. Господь умер за наши грехи: начаток умершим бысть (1 Кор. 15: 20), – но Он и воскрес! И принес тем самым удивительную радость в мир: теперь все мы воскреснем.
Святитель Григорий Нисский говорил про Пасху: «Настоящий день даже радостнее будущего: тогда по необходимости будут плакать те, коих грехи обличатся, ныне – между нами нет печальных. Ныне и праведник радуется, и не очистивший свою совесть имеет упование исправиться покаянием. Настоящий день отъемлет всякую скорбь, и нет человека, который не находил бы утешения в торжестве праздника».
Архиепископ Костромской и Галичский Алексий (Фролов) Может быть, мы мало об этом задумываемся. Может быть, мы больше сил полагаем на то, чтобы достигнуть каких-то земных успехов. Строим свое счастье, который каждый понимает здесь по-своему. Пытаемся себя чем-то радовать – но радость тоже у каждого своя.
Однако подвиг Христа Спасителя и удивительное чудо, которое совершилось во Вселенной, – то, что Он воскрес, – нас теперь обязывает к совершенно новому взгляду на жизнь, на наши ценности.
Когда мы говорим: Христос воскресе! – и отвечаем: Воистину воскресе! – это реальность? Реальность. Значит, жизнь, которая здесь только начинается, будет продолжаться во веки веков там. Но зададим себе вопрос: насколько я серьезно отношусь к той реальности, с которой мне надлежит встретиться за гробом – после смерти.
К вечной жизни мы уже готовимся здесь и сейчас, вечность – это не то, что наступит когда-то, она уже есть. Она открывается нам по мере того, как мы соблюдаем Божественные заповеди, – отзываясь на зов Его Божественной любви, выражаем свою любовь к Богу. Добрые дела не только должны свидетельствовать о нашей вере в Бога, но эти поступки будут нас созидать, потому что в их основе наше: «Я люблю Христа, и я хочу выразить свою любовь к Нему не для того, чтобы Он это видел, а просто мне самому это крайне необходимо». Я люблю Бога, поэтому я иду в Церковь. Я люблю Господа, поэтому я соблюдаю заповеди Его.
Вечность – это не то, что наступит когда-то, она уже есть, здесь и сейчас
Заповеди Христовы есть выражение Его любви ко мне. И я хочу выразить свою любовь к Нему исполнением Его заповедей. Я с радостью это делаю! Мне это не трудно. Любовь – она и учит, и сподвигает. Любовь не есть некая перспектива, которую я достигну когда-нибудь, любовь должна пребывать во Мне всегда. Когда во мне нет любви – это катастрофа. Тогда и начинается формальное христианство. Это беда. Когда кончается любовь, начинается нелюбовь. Вот это страшно.
Поэтому сказано: Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5: 39). «Ты, – обращается к нам, христианам, Господь, – сохрани Мою Любовь и сей, умножай эту Любовь вокруг себя. И тысячи вокруг тебя будут спасаться – не твоей силою, а Моей Силою».
Почаще надо вспоминать: свобода не есть вседозволенность, свобода – прежде всего ответственность за тот дар, который нам сообщил Господь, – вечную жизнь с Богом. А в этой жизни мы определяемся, насколько мы являемся детьми Божиими.
Когда Господь говорит: Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11: 29), Он как бы исповедуется перед всеми нами, открывает нам Свое сердце: «Я вот такой, и Я очень вас прошу: будьте такими же. Я очень хочу, чтобы вы были со Мной. Я вас для этого и создал, чтобы вы в радости и любви пребывали в Царстве Моем, которое и есть Царство Любви. И ничто другое в это Царство не войдет, как только смирение, которое награждается любовью».
Любовь Бога к нам и наша любовь к Богу – это тот союз, который заключается между Богом и человеком, и большей радости, чем этот союз, нам ничто на земле дать не может.
Вселенская радость Пасхи. Празднование на природе
Иеромонах Нил (Григорьев), насельник московского Сретенского монастыря:
Иеромонах Нил (Григорьев) – Помню Пасху в детстве – из храма с братом идем. Бабка нас за руки держит, чтобы не разбежались.
– Ну, как ты? – спрашиваю потом у брата.
– А я не шел, я летел по воздуху!
– Как это? Такого быть не может!
– А вот так! Мне легко-легко было.
Разговеешься, посидишь за столом – и то легкость чувствуешь. Тебя начинают спать укладывать. Удивительно: часа два хватало поспать, чтобы выспаться. Потом уже потихоньку начинаешь грешную землю чувствовать под стопами. А после храма было чувство необычайного восторга. Храм воспринимался как место сверхъестественное.
Какие на Псковщине древние храмы! Какие замечательные Любятовский храм, храм преподобного Варлаама Хутынского… Там есть чудесненькие храмики! Стоит в чистом поле, беленький, чистенький, – как зрелый, крепенький грибочек-боровичок. И на новгородской земле есть еще такие старинные храмы. В Юрьевском монастыре какой потрясающий Георгиевский собор! А Благовещенский собор в Старой Руссе! Я эти все храмы помню еще разоренные, но и тогда в этих подчас руинах, обнажающих бережную кладку плинфы, можно было увидеть Древнюю Русь, которая просто жила красотой. Истинной красотой, которую раньше в душах своих ощущали люди. Все, вплоть до рядовых каменщиков, плотников, строителей-работяг. И все вместе соборно создавали эту красоту. От того-то простой русский народ и относился к своей земле как к святыне. Помню стариков: весной он выходит на улицу, посматривает на погоду, на солнышко, лоб перекрестит в сладкой такой истоме:
– Слава Тебе, Господи! Летечко приходит.
Бабке своей кричит:
– Грунька, когда пахать пойдем?
– Дурак старый, это же поселок городского типа. Где ты здесь пашню найдешь? У тебя и лошади нет…
– Да… Ладно, молчи. Не перебивай моей радости. Святое утро.
Свежесть такая в округе! Росистое начало дня, наполненное благодатью. Деды наши понимали красоту природы
Свежесть такая в округе. Росистое начало дня, наполненное благодатью. Деды тогда понимали красоту природы. Это мы сейчас – выскочили из-под крыши, прыг в машину, потом снова под крышу куда-то… И все так на бегу, второпях. Глаза продрали и тут уж ехать куда-то надо. А раньше люди степенные были, сначала прислушивались к красоте природы, приглядывались к ней.
Мы всегда с отцом Рафаилом (Огородниковым), с отцом Никиткой (Корниенко), с Ильей Данилычем старались и на природе Пасху попраздновать – вселенской радости приобщиться. Обо всей этой компании у владыки Тихона в книге «Несвятые святые» написано, а сами-то они уже все на Небесах Пасху празднуют.
А так, если у меня на приходе собирались, то заваривали чай, помню, разведя костерок между двух кирпичей. Это называлось: чай по-лагерному. Я точно такую же, какая некогда у нас в лагере, когда сидели, была, литровую кружку нашел и приспособил. Отец Рафаил все удивлялся:
– Какой вкусный чай!! Я и не знал, что его можно так вкусно приготовить.
– Да ты, отец Рафаил, многого по своей молодости не знаешь! – пошутишь над ним бывало. – А ты, Никитка, вообще младенец! – (это отцу Никите).
После меня старшим был Илья Данилыч, будущий инок Исаия. Тоже, помню, сидит усмехается. Забавный был дед, интересный. Колоритный там тогда у нас собрался народец.
Так вот посидим, чем-нибудь из снедей заправимся, а потом в лесок ходили. Он к тому времени уже подсыхал весь – так мы по сухим кочечкам и пробирались вглубь. Если Пасха была теплая, то и в речке купались. Там, правда, змей много. Они очень красиво так волнообразно плавают. В воде, слава Богу, не кусаются. Так что мы от них как раз в воде и спасались. Как сказано: Ты стерл еси главы змиев в воде (Пс. 73: 13).
А иногда Пасха холодная выпадала. Помню, году в 1992-м на Пасху снег пошел. Тогда уж дома сидели, чай пили, байки травили.
Но даже и когда холодновато было, всегда старались, как соберемся, костерок разжечь. Чаек на открытом огне кипятили. А если была рыбка какая-то, то и ее прямо на палочке над углями коптили. Что-то и сами ловили: судачка, щучку, налимчика. А то и в магазине возьмем да закоптим сами. Мастера мы были по рыбкам. Так сидели у костра, апостолов вспоминали – просто первохристианская какая-то была радость!
Так сидели у костра, апостолов вспоминали – просто первохристианская какая-то была радость!
Илья Данилыч – когда еще монахом не был – иногда мясишком разговлялся. Ему прихожанки принесут, сидит ест.
– Илья Данилыч, ты чего там? – спросишь у него.
– Молчи, – а сам старательно так пережевывает. – Грех жую…
– Вот, – показывает на мясо.
– Да это не грех! Тебе – можно.
Слава Богу, у нас в общении никогда ни ругани, ни сквернословия, ни споров не было. Споров – вообще никогда и никаких.
Пасха для всех людей – образ будущего века. Тогда душа наполняется неописуемой радостью. Всю Светлую седмицу ты просто ликуешь! Это просто какая-то мистическая радость – ее не объяснишь, исходя из чего-то земного. Ради таких переживаний можно не только Четыредесятницу, но и весь год на хлебе и воде прожить. Мы так иногда и постились: хлебушек солью посыплешь – и больше ничего тебе не надо.
На Пасху душу охватывает вселенская радость. Не мелкодисперсная людская, а именно вселенская! Всем желаю приобщиться такой радости.
В России пасхальная радость точно в воздухе разлита
Протоиерей Александр Марченков, настоятель храма преподобного Марона Пустынника в Старых Панех:
Протоиерей Александр Марченков – Спросите любого священника, и он вам ответит, что он на Пасху так устает, что себя не помнит. У меня самая памятная Пасха была в 2005 году на Святой земле. Но знаете, что мне там запомнилось больше всего?! Именно то, что насколько бы там ни были близки величайшие святыни Голгофы и Гроба Господня, а все равно ты вспоминаешь Россию, – потому что у нас пасхальная радость просто в воздухе разлита. Ты ее даже физически здесь ощущаешь. Переживаешь особое состояние. Но я это понял только тогда, когда отпраздновал Пасху вне России. Тогда и решил: «Не, больше я на Пасху никуда уезжать не стану. Буду отмечать Воскресение Христово дома».
Чем ценны богослужения Страстной седмицы и особенно ее последние дни? Почему мы всегда так ждем – даже зачастую не столько самой Пасхи, сколько богослужений Страстной седмицы? Чего мы ждем? Если рассуждать даже просто по-человечески: когда ты сострадаешь близкому человеку, ты, принимая его страдания в сердце, сродняешься с ним, вы становитесь ближе, ваши отношения обретают ту глубину, которой в них не было раньше. Почему-то в радости мы эту глубину не всегда ощущаем. А богослужения Страстной седмицы наполнены Страданиями Христа, и если человек старается вникать в слова служб, то он приобщается Богу, и от этой близости соприкосновения с Богом в Его Страданиях ты испытываешь особые чувства – именно сопричастности Христу. А Пасха – это уже жизнь будущего века.
На Пасху все, даже люди малоцерковные, ощущают радость. Святитель Иоанн Златоуст так и пишет в своем Огласительном слове на Пасху: «Постившиеся и непостившиеся, веселитесь ныне».
Всегда Пасха самая лучшая!
Во дни Светлой седмицы мы начинаем проект «Встреча». В этой рубрике мы будем представлять опыт самых разных людей встречи со Христом и пасхальной радости.
Протоиерей Владимир Воробьев
Протоиерей Владимир Воробьев, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного Университета, настоятель храма свт. Николая в Кузнецкой слободе, делится мыслями о Пасхе и подвигах новомучеников и наших современников.
— Отец Владимир, расскажите о самой запомнившейся Вам Пасхе.
Я не могу даже сказать, какая Пасха в моей жизни самая лучшая – для меня Пасха одна, а не много Пасх. Всегда Пасха самая лучшая.
— Вы сказали, что Господь победил страдания. Что это значит, если люди до сих пор страдают?
— Можете пояснить эти слова на конкретном примере, понятном современному человеку?
— Самый близкий к нам пример — святые новомученики. Перед каждым из нас может стать такой же выбор – не предать Христа или любимого человека, не сохранить свою жизнь ценой чужой жизни, а наоборот пожертвовать собой, чтобы выжил другой человек. Сегодня тоже идут гонения на христиан в исламских странах или где-нибудь в Индии, но это может быть везде и всюду.
Каждый человек стоит перед выбором между добром и злом, и нужно выбирать каждый день. Часто это выбор между жизнью и смертью. Каждая женщина, которая собирается делать аборт, когда ей грозят страданиями и смертью, если она оставит ребенка, то она выбирает между жизнью своей и жизнью ребенка.
Если она выбирает жизнь своего ребенка, то она поступает по-христиански (даже несмотря на то, что, на самом деле, немного бывает случаев, когда рождение реально угрожает жизни матери).