нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
Нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========
Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.
Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.
Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».
Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.
У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.
Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.
— А могу я называть вас Виктор?
Снова лёгкое движение плеч.
Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.
— Вам неуютно здесь? – спросил я.
— Нет. Просто можно снять куртку?
Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.
Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.
— Начнём? – спросил Щевлёв.
Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.
— Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.
Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.
— Что вам снится? – спросил я вслух.
Виктор облизнул губы.
— Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.
Виктор резко открыл глаза.
— Тишина, понимаете доктор?
— У вас были аварии в последнее время?
Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.
— Давно вас преследуют сны?
Виктор пожал плечами.
— Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.
— Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?
— Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.
Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.
— Если не трудно, откройте форточку.
Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.
— С чего мне начать? – спросил Виктор.
— Начните с начала. Так всегда проще.
Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.
— А где оно, начало, доктор?
— Там, где вы начали испытывать боль.
Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.
— Тогда я начну издалека.
Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.
У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.
Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.
Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.
Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.
Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.
Чтобы победить, надо быть готовым умереть.
Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.
Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.
В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.
— Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.
Нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========
Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.
Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.
Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».
Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.
У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.
Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.
— А могу я называть вас Виктор?
Снова лёгкое движение плеч.
Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.
— Вам неуютно здесь? – спросил я.
— Нет. Просто можно снять куртку?
Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.
Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.
— Начнём? – спросил Щевлёв.
Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.
— Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.
Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.
— Что вам снится? – спросил я вслух.
Виктор облизнул губы.
— Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.
Виктор резко открыл глаза.
— Тишина, понимаете доктор?
— У вас были аварии в последнее время?
Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.
— Давно вас преследуют сны?
Виктор пожал плечами.
— Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.
— Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?
— Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.
Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.
— Если не трудно, откройте форточку.
Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.
— С чего мне начать? – спросил Виктор.
— Начните с начала. Так всегда проще.
Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.
— А где оно, начало, доктор?
— Там, где вы начали испытывать боль.
Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.
— Тогда я начну издалека.
Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.
У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.
Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.
Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.
Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.
Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.
Чтобы победить, надо быть готовым умереть.
Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.
Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.
В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.
— Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.
Нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========
Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.
Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.
Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».
Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.
У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.
Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.
— А могу я называть вас Виктор?
Снова лёгкое движение плеч.
Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.
— Вам неуютно здесь? – спросил я.
— Нет. Просто можно снять куртку?
Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.
Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.
— Начнём? – спросил Щевлёв.
Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.
— Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.
Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.
— Что вам снится? – спросил я вслух.
Виктор облизнул губы.
— Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.
Виктор резко открыл глаза.
— Тишина, понимаете доктор?
— У вас были аварии в последнее время?
Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.
— Давно вас преследуют сны?
Виктор пожал плечами.
— Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.
— Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?
— Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.
Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.
— Если не трудно, откройте форточку.
Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.
— С чего мне начать? – спросил Виктор.
— Начните с начала. Так всегда проще.
Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.
— А где оно, начало, доктор?
— Там, где вы начали испытывать боль.
Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.
— Тогда я начну издалека.
Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.
У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.
Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.
Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.
Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.
Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.
Чтобы победить, надо быть готовым умереть.
Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.
Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.
В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.
— Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.
Нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========
Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.
Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.
Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».
Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.
У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.
Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.
— А могу я называть вас Виктор?
Снова лёгкое движение плеч.
Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.
— Вам неуютно здесь? – спросил я.
— Нет. Просто можно снять куртку?
Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.
Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.
— Начнём? – спросил Щевлёв.
Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.
— Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.
Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.
— Что вам снится? – спросил я вслух.
Виктор облизнул губы.
— Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.
Виктор резко открыл глаза.
— Тишина, понимаете доктор?
— У вас были аварии в последнее время?
Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.
— Давно вас преследуют сны?
Виктор пожал плечами.
— Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.
— Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?
— Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.
Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.
— Если не трудно, откройте форточку.
Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.
— С чего мне начать? – спросил Виктор.
— Начните с начала. Так всегда проще.
Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.
— А где оно, начало, доктор?
— Там, где вы начали испытывать боль.
Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.
— Тогда я начну издалека.
Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.
У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.
Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.
Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.
Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.
Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.
Чтобы победить, надо быть готовым умереть.
Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.
Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.
В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.
— Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.
Нэйса соот хэссе трасса длиною в жизнь
========== Часть 1. Последний год детства. Глава 1. ==========
Когда я впервые услышал предложение хозяина гоночной команды, я испытал сильный скепсис. Срок предлагался небольшой, а спортсмены, как правило, не отличаются склонностью к самоанализу.
Бумажка, которую Хорнер пододвинул ко мне щелчком пальцев, озвучивая своё предложение, поколебала мою уверенность. Пятьсот тысяч – хорошая сумма, особенно сейчас и для меня. Пятьсот тысяч за три без малого месяца, которые мне даются, чтобы вправить Щевлёву мозги.
Я тогда лишь прищёлкнул языком, соизмеряя шансы, затраты и прибыли. Вряд ли я заработал бы эти деньги с теми пациентами, которых теперь приходилось отменить. И всё же, волшебником я не был. Зато я был человеком с кредитом на дом и желанием развязать себе руки, так что я скрестил пальцы за спиной и сказал: «Да».
Теперь, когда Щевлёв вошёл в кабинет, я понял, что бумажка, в сущности, это всего лишь бумажка. Даже если тысяча таких бумажек позволит мне навсегда избавиться от ежемесячных выплат по кредиту.
У Щевлёва были глаза… Я не знал, как их назвать. Они были зелёными, с прожилками горчичного мёда, но дело было не в этом. Я видел много глаз – безумных, отчаянных и злых. Таких глаз, как у Виктора я не видел никогда.
Виктор пожал плечами, и я невольно залюбовался странной рваной грацией его движений.
— А могу я называть вас Виктор?
Снова лёгкое движение плеч.
Не сводя глаз с него, я поднялся и подошёл к кофеварке.
— Вам неуютно здесь? – спросил я.
— Нет. Просто можно снять куртку?
Только теперь я заметил, что такой уверенный на первый взгляд, Виктор нервно сжимает полу своей фирменной куртки.
Щевлёв обжёг меня злым взглядом, но куртку стянул и тут же вздохнул с облегчением, будто с груди его сняли бинты. Поколебавшись секунду, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и я заметил, что под ней скрывается ещё один слой одежды – футболка нежно-голубого цвета.
— Начнём? – спросил Щевлёв.
Я улыбнулся и кивнул. То, что пациент проявил желание сотрудничать, было, безусловно, хорошим знаком.
— Ну, не знаю, начните, наверное, с того, что вас беспокоит.
Виктор глубоко вдохнул и закрыл глаза.
— Что вам снится? – спросил я вслух.
Виктор облизнул губы.
— Нет… не знаю. Но это ещё не кошмар. Наступает боль. А потом… тишина.
Виктор резко открыл глаза.
— Тишина, понимаете доктор?
— У вас были аварии в последнее время?
Виктор пожал плечами – на сей раз более грубо.
— Давно вас преследуют сны?
Виктор пожал плечами.
— Я не засекал. Но мне кажется… Нет. С тех пор, как я победил, может быть.
— Я вас понял. Скажите, Виктор… Мы можем познакомиться?
— Знаете, Андрей, знакомство обычно обоюдно. И не связано с деньгами.
Он встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к окну.
— Если не трудно, откройте форточку.
Он кивнул, легко справился с заедающей щеколдой и, распахнув окно, извлёк из кармана сигарету.
— С чего мне начать? – спросил Виктор.
— Начните с начала. Так всегда проще.
Он повернулся и приподнял бровь. Лицо его в эту секунду походило на лицо какого-то киноактёра, привыкшего улыбаться на публику и не испытывать при этом ничего.
— А где оно, начало, доктор?
— Там, где вы начали испытывать боль.
Он всё-таки закурил. Отвернулся к окну и, затянувшись, выпустил в потолок струю дыма.
— Тогда я начну издалека.
Когда я был ребёнком, со мной не происходило ничего интересного. Всё давалось мне легко. Ну, я, конечно, не имею в виду математику. Мне легко давалось общаться, драться, играть в футбол, побеждать.
У меня, правда, не было матери. Куда она делась, мне никогда не говорили, и я так и не узнал об этом до самого конца.
Меня воспитывал отец – мне всегда было с ним легко. Он был довольно молод, когда я родился, ему было восемнадцать, так что понимали мы друг друга довольно хорошо.
Когда мне исполнилось девять, я выиграл свой первый кубок. Отец гордился неимоверно и поставил его в витрину в книжном шкафу. А меня никогда не интересовал футбол. Я любил спорт. Само чувство борьбы. А другого способа получить свою дозу адреналина, кроме как долбить ногами по мячу, я не знал.
Многие рассказывают, как им подарили первую игрушечную машинку, и они загорелись мечтой взять гран при. Ничего такого со мной не было. Моей первой машинкой была полицейская, и она не пробудила во мне особого желания ни садиться за руль, ни надевать форму.
Я просто любил выигрывать. Мне было всё равно во что играть. И к шестнадцати годам на полке уже с трудом хватало места для моих кубков – баскетбол, спринт, бокс. Бокс, пожалуй, был самым интересным из всего. Хотя из него я тоже быстро ушёл. Я с двенадцати лет довольно серьёзно занимался тхэквондо, но никаких поясов не взял – не хватало терпения сосредоточиться на чём-то одном. Отец говорил, что моя рассеянность до добра не доведёт, но мне было пофиг. А вот парни во дворе от всего этого просто подвывали. У нас не было особых денег, но всё равно все хотели такие кеды, как у меня, и такой же рюкзак с пришитой собственными руками аппликацией «Win or Die». Они думали, это что-то поменяет внутри них. Научит их побеждать. Смешно.
Чтобы победить, надо быть готовым умереть.
Девчонки тоже были… А как же без них. Только мне всё было с ними не интересно. Парни уже вовсю улюлюкали пробегавшим мимо мини-юбкам, а мне было по барабану.
Мне было всё равно, пока не закончилось моё последнее школьное лето.
В конце августа я потянул ногу, и первого сентября отец не спешил выпроваживать меня в школу. Вопросов он никогда не задавал, считая, что когда время придёт, мозги сами встанут на место. Они и встали. Проснулся я поздно и порядком опаздывал, но всё же почему-то мне хотелось в последний раз увидеть школу в этот праздничный день. Рванул из подъезда как бешеный, размахивая в руках сумкой, и в буквальном смысле слова споткнулся о мальчишку, сидевшего перед самими дверями на корточках.
— Ты что тут делаешь, мать твою? – рявкнул я, поднимаясь с асфальта и потирая и без того болевшую ногу.