не отдавай любимый жизнь свою есано акико читать
LiveInternetLiveInternet
—Рубрики
—Метки
—Музыка
—Фотоальбом
—Поиск по дневнику
—Интересы
—Друзья
—Постоянные читатели
—Сообщества
—Трансляции
—Статистика
Ёсано Акико. Цветок сакуры
Ёсано Акико. Цветок сакуры.
Ёсано Акико (1878—1942), родившаяся в старинной купеческой семье с консервативными, типично конфуцианскими взглядами на жизнь, занималась вопросами положения женщин (равные права женщин и мужчин, детей и взрослых, людей разных стран и т.д. ), выступала против господствующей средневековой морали, воспевала свободную любовь, ратовала за раскрепощение личности. Пользуясь оригинальными словами и ритмами, поэтесса освободила танка от традиционных условностей. Прославилась поэтическим сборником «Спутанные волосы» (1901) и антивоенным стихотворением «Не отдавай, любимый, жизнь свою» (1904).
Первой встретить любовь
и первой познать увяданье,
первой же умереть.
Кто посмеет назвать недостойной
эту нашу женскую долю?
Дождь за окном.
В ненастный осенний день
С кем перемолвиться словом?
Радостно стану
С сердцем твоим говорить.
Белеют плечи мои —
В деревянной бадье купаюсь;
Некто подумает, увидав:
Белых лилий бутоны
Распустились.
Багряное солнце.
Тяжесть светила закатного
Я бы сравнила
С грузом тяжким
Одного лепестка хурмы.
Мнилось:
Сияюще-алая
Твердыня воздвиглась
В моей душе.
А там – пепелище.
Предрассветной порой,
В кухню дверь приоткрыв, замечаю
Отражённый в воде
тусклый блеск лунного света
на соцветиях вишни вешней…
Всего-то: гость
Прислонился к откосу двери
В моем доме,
И сделался храмом дом.
Сумрак весенний.
Ёсано Акико пошла против всего общества, не поддержав милитаристских устремлений Японии. Более того, она пишет антивоенное стихотворение-послание брату, которого уговаривает не отдавать слепо свою жизнь за императора. Стихотворение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Дом Ёсано подвергался нападению патриотов. Тэккан подбадривал свою жену: «теперь ты самый популярный враг народа!»
«Не отдавай, любимый, жизнь свою!»
Ах, брат мой, слёзы я сдержать не в силах.
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
На то ль последним мать тебя носила?
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
Твой славен род не беспощадной бойней,
Он кровь ещё не проливал ничью,
Ты призван продолжать его достойно.
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
И что тебе твердыня Порт-Артура?
Пускай падёт, иль устоит вовек.
Купец – твой предок, а не воин хмурый,
Не завещал разбойничий набег!
Сам государь нейдёт на поле брани,
В бой не ведёт вас во главе колонн.
Когда ж и вправду он сердец избранник,
То разве может слепо верить он,
Что доблестно лить кровь людей, как воду,
За жертвой в поле рыскать, как зверью,
И пасть таким велениям в угоду?
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
Стихи Ёсано Акико
Ёсано Акико (1878 – 1942)
Настоящее имя поэтессы – Хо Сёко. В юности она получила отменное по тем временам образование в японском духе, также увлекалась классической литературой, поэтому выбор ее канонической формы пятистиший танка, зафиксированной японской традицией еще в VIII в. в первой антологии поэзии «Собрание мириад листьев» (Манъёсю), не случаен. К тому времени, когда в 1900 году молоденькая дочка купца из Сакаи послала свои первые стихотворения в прославленный Мёдзё («Утренняя звезда»), традиция танка насчитывала уже двенадцать столетий.
Первые танка Ёсано печатались на страницах журнала, главным редактором которого был Ёсано Тэккан. Он и стал героем ее лирики: отношениям поэтов-любовников посвящена первая книга Ёсано Акико «Спутанные волосы».
Юная поэтесса бежала из дома и вышла замуж за Ёсано Тэккана, который поспешно освободился от связывавших его прежде брачных уз. Именно ему посвящены, видимо, все ее стихотворения, публиковавшиеся в 1900 по 1906 годы в журнале «Утренняя звезда» и другом романтическом издании «Плеяды» (Субару) и в других сборниках. После 1912 года Акико находилась на вершине славы и очень много сделала в литературе: выступала как литературный критик, пыталась (впрочем, безуспешно) возродить журнал романтической поэзии «Утренняя звезда», сочиняла эссе в старинном духе – дзуйхицу (букв. «вслед за кистью»). Ее значительный труд тех лет – перевод на современный японский язык классического романа X века «Повести о Гэндзи», самого знаменитого произведения японской словесности. Перевела она и другие классические произведения. Ёсано писала книги и статьи по теории поэзии танка, например «Как сочинять танка» (1915 г.), создала несколько прозаических произведений, выступала как поборница прав женщин и основала женский институт Бунка гакуин.
Стихи она писала всегда и создала за всю жизнь более 40 000 (а по другим данным – более 50 000) стихотворений. Сочинение стихов было для нее особой формой существования, это лирический дневник длиною в жизнь. При этом Ёсано родила одиннадцать детей, воспитанию которых отдала много сил.
Самое лучшее в ее творчестве, оригинальное, сделавшее поэтессу чудесно знаменитой, было написано на протяжении всего только нескольких лет, примерно с 1900 по 1906 год. Это сборники «Спутанные волосы» (1901 г.), «Маленький веер» (1904 г.), «Плащ любви» (1905 г.), «Танцовщица» (1906 г.).
Об осенних
Жухнущих травах думаю.
Они тоже
Блекнут, вянут –
Со мною сходно.
* * *
Белеют плечи мои –
В деревянной бадье купаюсь;
Некто подумает, увидав:
Белых лилий бутоны
Распустились.
* * *
В единый день
Сердце мое,
Мирскую познавшее горечь,
Весенний ветер просквозил
И осенний – разом.
* * *
Как узнаю –
Души ли робость,
Змеи объятья,
Оковы ли сковали меня
Так, что слезы рекой?
* * *
Богиня Медуза, молю,
Окамени меня взглядом,
Чтобы я
В оцепенении сна пребывала
До его возвращенья.
* * *
Во весь окоем неоглядный –
Когда бы могла –
Начертала б слова любви
К людям,
Живущим в моей стране.
* * *
Влюбленное сердце
Свирепствует,
Словно лев разъяренный,
Но нежности райская птица
Здесь же, рядом.
* * *
Цитры напев
С колокольным гулом смешался.
И на это благозвучье –
Удивляюсь сама! –
Эхом откликнулось сердце.
* * *
Розовеет солнце.
Тяжесть светила закатного
Я бы сравнила
С грузом тяжким
Одного лепестка хурмы.
Мнилось:
Сияющее-алая
Твердыня воздвиглась
В моей душе,
А там – пепелище.
* * *
Всего-то: гость
Прислонился к откосу двери
В моем доме,
И сделался храмом дом.
Сумрак весенний.
* * *
Предвечен
Ход небесных светил:
Едва закатилось солнце –
Над руинами замка
Луна всплывает.
* * *
Вот бы сразу
Щека твоя запламенела,
Едва здесь, в хижине горной
Жарко заполыхает
Огонь в очаге.
* * *
Вот так, склонившись
Над низким столиком с книгой,
Изойду любовью
И время до самой смерти
Скоротаю.
* * *
Вечные чайки
Над гладью реки Синано
Без устали чертят воздух –
Меряют крыльями
Тысячеверстые дали.
* * *
Мерцают приветно
В небе полуночном над Хаконэ
Звезды, напоминая
То белые сливовые лепестки,
То лотосы.
* * *
Небо с землею
Соединилось в зыбком сплетении –
Наплывший с моря туман
Проник в цветущие кроны
Сакуры горной.
* * *
Как неотвратимо
Крупные белоснежные лилии
Лепестки роняют –
Так год за годом
Отцветает юность моя.
* * *
Неотвязная мысль:
Любовь до конца исчерпалась!
Вдруг поняла,
Что горечь печали
Только любви продолженье.
* * *
Как в былые дни
Называла любовью
Все горести мира,
Так нынче все радости
Смертью зову.
* * *
Дождь за окном.
В ненастный осенний день
С кем перемолвиться словом?
Радостно стану
С сердцем твоим говорить.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Заметки на манжетах.
Тaм, где им прикaзaли комaндиры,
С пустыми кaрaбинaми в рукaх
Они лежaли мертвые, в мундирaх,
В зaморских неуклюжих бaшмaкaх.
Еще отбой прикaзом отдaн не был,
Земля с устaлым грохотом тряслaсь,
Ждя похорон, они смотрели в небо;
Им птицы не выклевывaли глaз.
Тень от крылa орлиного ни рaзу
Еще по лицaм мертвых не прошлa.
Нaд всею степью, сколько видно глaзу,
Я не встречaл ни одного орлa.
Еще вчерa в бaтaльные кaртины
Художники по пaмяти отцов
Вписaли полунощные рaвнины
И стaи птиц нaд грудой мертвецов.
Но этот день я не срaвню с вчерaшним,
Мы, люди, привыкaем ко всему,
Но поле боя было слишком стрaшным:
Орлы боялись подлетaть к нему.
У пыльных юрт второго эшелонa,
Легко привыкнув к тыловым огням,
Нa вешкaх полевого телефонa
Они теперь сидят по целым дням.
Восточный ветер, вешкaми колышa,
У них ерошит перья нa спине,
И кaжется: орлы дрожaт, зaслышaв
Одно нaпоминанье о войне.
________________________________________ __________________
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый.
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного.
Никогда ты здесь не жил и не был.
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах.
Неважный мир господь для нас создал.
Тот, кто прошел насквозь солдатский ад
И добровольно «без вести пропал»,
Не беспокойтесь, не придет назад!
Врачи приходят после воронья,
Когда не разберешь, где рот, где нос.
И только форма рваная моя
Им может сделать на меня донос.
Но я ее заставлю промолчать.
Потом лопаты землю заскребут,
И где-то снова можно жизнь начать,
Когда тебя заочно погребут.
Мы снова сможем девочек любить,
Могилы наши зарастут травой,
И траурные марши, так и быть,
Наш смертный грех покроют с головой.
Причины дезертирства без труда
Поймет солдат. Для нас они честны.
А что до ваших мнений, господа,-
Нам ваши мненья, право, не нужны.
Бывает в людях качество одно:
Оно дано нам или не дано.
Когда в горячке бьется пулемет –
Один лежит, другой бежит вперед.
И так во всем, и всюду, и всегда,
Когда на плечи свалится беда,
Когда за горло жизнь тебя возьмет –
Один лежит, другой бежит вперед.
Что делать, видно, так заведено.
Давайте в рюмки разольем вино.
Мой первый тост и мой последний тост:
За тех, кто поднимался в полный рост!’
Согласен! Только тем, кто возлежит,
Всё лучшее, как раз, принадлежит.
Их нет, кто поднимался в полный рост.
Давно уж отнесли их на погост..
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?
Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
Не отдавай любимый жизнь свою есано акико читать
«Не отдавай, любимый, жизнь свою!»
Ах, брат мой, слёзы я сдержать не в силах.
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
На то ль последним мать тебя носила?
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
Нет, не родители твои вложили
Меч в руку сына, чтоб разить людей!
Не для того они тебя растили,
Твой славен род не беспощадной бойней,
Он кровь ещё не проливал ничью,
Ты призван продолжать его достойно.
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
И что тебе твердыня Порт-Артура?
Пускай падёт, иль устоит вовек.
Купец – твой предок, а не воин хмурый,
Не завещал разбойничий набег!
Сам государь нейдёт на поле брани,
В бой не ведёт вас во главе колонн.
Когда ж и вправду он сердец избранник,
То разве может слепо верить он,
Что доблестно лить кровь людей, как воду,
За жертвой в поле рыскать, как зверью,
И пасть таким велениям в угоду?
Не отдавай, любимый, жизнь свою!
Стихотворение посвящено брату Ёсано Акико, который находился в войсках, осаждавших Порт-Артур.
Смутную печаль мою, мутную печаль
Мелкий снег сегодня снова чуть припорошит.
Смутная печаль моя, мутная печаль –
Ветер вновь над ней сегодня тихо ворожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль,
Словно шкурка чернобурки, хороша на вид.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Снежной ночью замерзает, на ветру дрожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Ничего не бережет, ничем не дорожит.
Смутная печаль моя, мутная печаль
Только смертью одержима, радостей бежит.
Смутная печаль, мутная печаль!
Страх меня не покидает, душу бередит.
Смутную печаль, мутную печаль, киноварью на закате солнце озарит.
Не отдавай любимый жизнь свою есано акико читать
ЕФИМЕНКО Василий Михайлович
Часть первая. КАМИКАДЗЕ
Часть вторая. КОГДА ЦВЕТЕТ САКУРА
ЕФИМЕНКО Василий Михайлович
Писатель-дальневосточник Василий Михайлович Ефименко был участником войны против империалистической Японии, а после капитуляции Квантунской армии несколько лет работал с японскими военнопленными.
В настоящее время В. Ефименко является заместителем председателя Хабаровского краевого отделения общества “СССР — Япония”, часто встречается с героями своих произведений — простыми людьми Японии.
“Божественный ветер” — камикадзе — так называли в “Стране восходящего солнца” летчиков-смертников, один из которых стал главным героем романа. Трудный путь от фанатика-самоубийцы до члена коммунистической партии, борца за мир и дружбу между японским и советским народами прошел камикадзе Эдано Ичиро.
Первое издание романа “Ветер богов” было хорошо принято читателями и критикой. Вызвал этот роман отклики и в самой Японии. Газета “Майничи” писала: “…Роман заслуживает внимания уже тем, что иностранный писатель сделал попытку литературно приблизиться к историческому периоду Японии, полному потрясений. И ко всему он изумляет нас широтой и точностью своих познаний в обычаях и нравах Японии и в повседневной жизни японцев”.
Василий Ефименко начал свою работу в печати как публицист. В последние годы в издательствах Дальнего Востока вышло несколько сборников его рассказов и книжка путевых заметок “От Хабаровска до Ниигаты”.
Часть первая. КАМИКАДЗЕ
Над Тихим океаном, словно в насмешку над его названием, бушевал тайфун. Зародившись где-то вдалеке, он мчался, набирая силу, и, казалось, стремился соединить в одно целое воду океана и небо. Еще три года назад, в дни мира, мореход любой страны, заметив признаки грозного ненастья, посылал тревожный сигнал: “Идет тайфун”. И все корабли торопились убраться подальше от опасности.
В прибрежных водах суда укрывались в гаванях, заливчиках, где суша могла ограничить силу океанского натиска; задраивались люки, крепились грузы. А если какое-либо суденышко попадало в объятия тайфуна, в эфире нередко раздавалось тревожное “SOS”. Ближайшие суда сворачивали со своего курса и спешили на помощь попавшему в беду. За тысячи километров люди, сидя у радиоаппаратов, с тревогой следили за исходом борьбы.
Тайфуны не были безымянными. Иногда им давали неоправданно красивые имена — “Эмма”, “Лора”, а то просто по номерам — пятнадцатый, двадцать первый…
Этот тайфун был безымянным. Сведения о нем передавались шифром. Корабли, попав в полосу бури, не просили о помощи — боялись выдать себя врагу, хотя тот, возможно, в этот момент изнемогал также.
Океанский тайфун был несравненно меньшим бедствием, чем вторая мировая война, которая вот уже три года бушевала на западе и здесь, на востоке, на огромном пространстве от берегов Австралии до суровой Аляски; она пылала беспорядочными кострами сухопутных и морских сражений и неумолимо приближалась к Найчи — собственно Японии.
Старый “Сидзу-мару” скрипел всеми своими заклепками, креплениями, такелажем. Его ржавый корпус с трудом взбирался на очередную водную гору, тяжело переваливался через её вершину и скатывался вниз. Темные тучи почти цеплялись за верхушки мачт.
Капитан “Сидзу-мару” сам нес вахту, посматривая то на светящийся в темноте компас, то на мелькавший огонек головного корабля. По следу “Сидзу-мару” шли другие, такие же старые транспорты, а по бокам рыскали два миноносца и несколько морских охотников…
Скрип корпуса “Сидзу-мару” не пугал капитана. С этим кораблем у него были связаны многие годы жизни. Он плавал на нём ещё задолго до войны, когда “Сидзу-мару” был мирным краболовом. Но вот уже три года корабль и его командир участвуют в войне. Старый моряк надел форму офицера военно-морского флота, а борта “Сидзу-мару” покрылись пятнистой камуфляжной окраской.
Три года… Не будь войны, капитан спокойно доживал бы свой век в тихом домике на западном побережье Хоккайдо.
Тайфун не пугал старого моряка. Небо, укрытое тучами, помешает вражеским самолетам спикировать на “Сидзу-мару”, а волны защитят караван от торпед. Это надежнее охраны миноносцев и морских охотников.
Невеселые мысли овладели капитаном. Если бы два года назад ему кто-либо сказал, что война обернется так худо для Японии, он разделался бы с клеветником, как положено офицеру императорского военно-морского флота. Самого мощного, самого лучшего, самого грозного флота в мире.
Когда в декабре 1941 года императорский флот и авиация одержали первую победу над янки в Пирл-Харборе, капитан чуть не задохнулся от радости.
Всё было иначе в первый год войны. Эскадры императорского флота под командованием адмирала Ямамото топили и изгоняли корабли противника, в небе летали только самолеты с красными кругами на плоскостях. “Сидзу-мару” плавал тогда без конвоя, и, чего скрывать, каждый рейс приносил неплохой доход. Капитану ли не найти на своей коробке укромного местечка, где можно припрятать манильский табак, рис, сахар? Да мало ли что можно было привезти из Манилы или Сайгона! Он даже крякнул, вспомнив счастливые деньки.
А теперь? Теперь капитан, отправляясь в рейс, навсегда прощался с семьей. Дожил до того, что радуется непогоде. Немало его сослуживцев нашло последний приют на дне океана. Погиб и сам адмирал Ямамото. Капитан поежился и, обернувшись, посмотрел на рулевого, словно тот мог подслушать его думы.
— Точнее держи курс! — буркнул он.
— Есть! — откликнулся рулевой.
Через полчаса в рубку вошел старший помощник, и капитан, по-старчески шаркая подошвами, но по привычке широко расставляя ноги, двинулся к выходу. У двери он оказал:
— Манила откроется через шесть часов. На подходе разбудите!
Капитану хотелось спать. Всё-таки он старый человек.
Вскоре ветер начал стихать, но казалось, что вершины волн вот-вот достанут фальшборта и снесут добавочные гальюны, сшитые у бортов из неокрашенных досок. Корабль всё так же натужно карабкался на вершину очередной водяной горы, а сползая, с размаху ударялся о грудь следующей, и та обдавала его брызгами и пеной.
В трюме, освещенном несколькими тусклыми лампочками, на многоярусных нарах стонали, корчились, перекатывались истерзанные качкой солдаты: лишь немногие из них — те, кто привык к морской стихии, — сидели, обхватив руками колени, и безучастно смотрели на стены перед собой. Они не замечали удушливого спертого воздуха, насыщенного запахами мокрого тряпья, немытых тел, мазута, остатков полупереваренной пищи, которую извергли желудки слабых.