начало счастливой жизни рассказ
Отмучилась: 41-летняя певица Слава ушла ночью после ломки
Продолжение: «Короче, пить меньше надо»: певица Слава оправдалась за странное поведение
В последнее время в жизни 41-летней певицы было не все гладко. «Мне очень плохо, – плакалась она накануне. – Очень долгое время два человека ломали меня и, видимо, достигли своей цели».
ПО ТЕМЕ
«Ничего тут такого нет!»: дочь оправдала выжравшую Славу
Слава (певица) певица
Певица не уточняла, кто и как именно ломал ее, кто довел до такого состояния и кто спровоцировал решение уйти. Но ясно одно: оно далось для звезды тяжело.
Уже в первые минуты пост с сообщением об уходе певицы «лайкнули» около двух тысяч потрясенных известием человек, среди которых была и телеведущая Лариса Гузеева.
А Гоша Куценко, который со Славой давно знаком, написал: «И правильно! Нефиг. Терпеть унижения. Я с тобой ухожу».
Правда, актер заметил, что уходит только из сети Славы:»Но ты из моей сети никуда не деваешься!»
Но уже утром, к радости поклонников. душераздирающий пост Славы со словами «Я ухожу из сети, не знаю на сколько» исчез. Она публиковала его на черном фоне и все думали, что все, действительно, трагично. Но то ли кризис миновал, то ли артистка приняла решение не уходить из Интернета, то ли она, как это уже бывало, просто «выжрала» и с горяча написала об уходе, а потом пожалела – наверное, этого мы уже точно не узнаем.
Начинаю новую жизнь!
Для широкого круга читателей.
Счастье – это внутреннее негасимое пламя 1
Человек получает то, к чему стремится! 2
С вами все в порядке 2
Страдания не есть ваша сущность 3
Вы можете иметь все, что захотите 3
Все границы иллюзорны 4
Освободитесь от влияния своего эго 4
Тяжкое бремя самостоятельности 5
Бог не верит в атеистов! 5
Ваш мир ждет вас 6
Смысл жизни нужно придавать, а не искать 7
Во что вы верите, с тем и будете жить 7
Все, что с вами происходит, – это результат ваших убеждений 8
Выбирайте самую высокую мысль! 8
Улыбайтесь – если только вам не хочется плакать 9
Превратиться в свою цель! 9
Не бойтесь отдавать 10
Если вам чего-то не хватает, то только из-за нежелания принять это от жизни 10
Хватит улучшать свою жизнь – пора жить! 11
Не изводите себя! 11
Борьба – это выбор 12
Мученичество всегда заканчивается слезами 12
Проблем не существует, есть только возможности 13
Страх – это вчерашний день 13
Мир забыл ваше прошлое… если вы сами его забыли 14
Исцеление вместе с семьей 14
Обиды мешают вам идти вперед 15
У простившего вырастают крылья 15
Пообещайте себе быть счастливым несмотря ни на что 16
Жизнь меняется, когда отпускаешь! 16
Мы портим то, что пытаемся контролировать 17
Доверие может все изменить 18
Старые приемы обороны препятствуют новому успеху 18
Сделайте шаг – и появится мост 19
Счастливых перфекционистов не бывает! 20
Радуйтесь без причины! 20
Настоящая решимость – это твердое «да» 21
Будьте счастливы СЕЙЧАС! 21
В жизни не бывает тупиков – только страх 22
Меньше мыслей – больше жизни! 22
Беспокойство мешает творчеству 23
Гнев всегда таит в себе дар 23
Оборона препятствует заживлению старых ран 24
Стресс – это сигнал к тому, чтобы что-то изменить 25
Утомление – сигнал к переменам 25
Болезнь – это просьба о любви 26
Пока вы живы, вы нуждаетесь в помощи! 26
Скрывать свою духовность – значит потерять себя 27
Истинная сила человека – в любви 27
Смех – это состояние души 28
Иногда лучшие подарки приходят в неудачной упаковке 28
Всегда будьте готовы к чуду 29
Оставьте сомнения 29
Ваше счастье – это подарок миру 30
Выражение признательности 30
Р. Холден
Начинаю новую жизнь!
SHIFT HAPPENS! (Нow to Live an Inspired Life… Starting Right Now!)
© 2000 by Robert Holden © Revised 2011
© Перевод. Издание. Оформление. ООО «Попурри», 2014
Холли, Бо и Кристоферу с любовью
Введение
Ползут по дереву две гусеницы. Над ними пролетает бабочка. Одна гусеница поворачивается к другой и говорит: «Мне никогда не стать такой».
Кто-то из нас идет по жизни, а кто-то – растет по жизни. Эта книга посвящена безграничным возможностям личностного роста, самореализации, самосовершенствования – несмотря ни на что и вопреки всему. Она несет в себе надежду.
Это книга о том, что нужно всегда быть готовым к чуду. От успеха, любви и счастья нас отделяет не более чем одна мысль. Один свежий взгляд, одна новая идея, одна уступка, одна перемена мнения, один акт веры могут навсегда изменить вашу судьбу.
Счастье – это внутреннее негасимое пламя
Дублин – прекрасный город. Меня часто приглашают туда с лекциями. Однажды мне довелось делить сцену с Дипаком Чопрой, всемирно известным духовным наставником и писателем. В тот день в зале собралось не менее тысячи человек. Мое выступление называлось «Из ада к счастью: билет в один конец». Минут через двадцать после его начала откуда-то из зала донесся непонятный звук. Я поискал глазами его источник и в одном из первых рядов увидел молодую мать с младенцем на руках. Малыш радостно гулил, и получалось у него, надо сказать, весьма мелодично!
До того момента я был уверен, что полностью владею вниманием аудитории. Я излагал прекрасные, священные постулаты истины, несомненно мудрые, в высшей степени поучительные, вдохновляющие и поражающие своей глубиной. Однако очень быстро все внимание присутствующих с готовностью переключилось на малыша. Мелодичное гуление звучало все громче и эхом отражалось от стен зала. Я великодушно уступил первенство.
– Простите, пожалуйста, – обратился я к молодой матери. – Сколько вашему малышу?
– Десять недель, – ответила она.
– Мальчик или девочка?
Он казался совершенно счастливым. Окружающие даже начали вытягивать шеи и привставать с кресел, чтобы его увидеть.
– Вы не могли бы подняться и показать нам всем своего чудесного малыша? – попросил я.
Она без колебаний встала. «Ах!» – в унисон выдохнула тысячная аудитория. Мы все растаяли от умиления. А что было потом, как вы думаете? Десятки сотен человек начали хлопать в ладоши. И радостными восклицаниями приветствовать малыша!
Когда овации наконец утихли и молодая мать села на место, можно было продолжать речь, которая почему-то вдруг показалась банальной и неинтересной. И тут меня посетила одна мысль, которой я поспешил поделиться со слушателями: – Понимаете ли вы, что, если бы эта юная мать держала на руках сорокалетнего мужчину, никто бы умиленно не ахал и уж тем более не стал бы хлопать в ладоши и бурно выражать свою радость?
Дружный смех в зале подтвердил мое предположение. Что же такого сделал этот малыш, чтобы вызвать безудержный всплеск всеобщей любви и восхищения? Очевидно, что он покорил окружающих не своим интеллектом, успехами в учебе, резюме, деловой хваткой или финансовым положением! Он не умел играть в футбол, не снимался в кино и был слишком юн для того, чтобы вести свое ток-шоу. Он только и делал, что спал, гулил, пускал слюни и пукал. Взрослым за такие вещи обычно не аплодируют.
Думаю, этот малыш заставил нас кое-что вспомнить. Он символизировал наше абсолютное «я». Это абсолютное «я» – наша истинная сущность. Это вечное «я», не страшащееся тленности физического тела. Это то самое «я», которое призвано быть воплощением любви, светочем мира и божьим ангелом на земле.
Абсолютное «я» вмещает весь наш исходный потенциал. Это память о Боге, которая постепенно угасает по мере взросления и накопления жизненного опыта: шишек и синяков, школьных отметок, трудностей переходного возраста, разбитых сердец, собеседований, отказов, штрафов за нарушение правил парковки, рабочих будней, дорожных пробок, кредитов, старения и т. д.
С самого начала времен величайшие мудрецы всех культур и народов говорят о воссоединении со своим абсолютным «я». Это «я» – как внутренний свет, у которого нет выключателя. Его можно потерять из виду, но он никуда не исчезнет. Учителя дзен называют абсолютное «я» истинным лицом, даоисты – необработанным куском дерева, христиане – первоначальной невинностью, алхимики называли его внутренним золотом, святой Франциск Ассизский – бесконечной милостью, Томас Мертон – скрытой красотой. У него много названий.
Счастливая жизнь Марии
Давно я не вел дневник. С последней моей записи прошло много времени и кажется, что до этого его вел совершенно другой человек. Я изменился, моя жизнь изменилась, и она уже никогда не будет прежней. Перечитывая свои прошлые записи, я вижу, каким счастливым, вдохновленным, одухотворенным я был раньше. Меня захватывали великие цели и грандиозные планы. Я всегда четко записывал все свои достижения и значимые события в дневник, так как думал, что на старости лет буду перечитывать их с улыбкой и теплыми воспоминаниями. Представлял, что буду сидеть в удобном кресле, у камина, с бокалом вина, перелистывать дневник и с легкостью возвращаться к прошлому.
Теперь все прежние записи не имеют значения. Но именно это моя привычка все записывать, привела меня к моему дневнику, хотя многие дни своей жизни я хотел бы забыть. Я стал совершенно другим. И тот человек, которым я стал, меня пугает. Но, наверное, у меня не было особого выбора, чтобы поступить иначе, или что-то изменить. Или я не хотел этого замечать. Так или иначе, что сделано, то сделано и назад время уже не повернуть. Теперь я могу лишь описать весь тот кошмар, виновником которого я стал, в своем дневнике. Но обо всем по порядку. Думаю, начать рассказ я должен с самого начала.
Если коротко описать мое детство, то это было счастливое, и богатое время. Мой отец, довольно известный ученый в области физики, сколотил на своих изобретениях немалое состояние. Он запатентовал и начал производство многих приборов, которые изобрел. Это позволило ему уволиться с работы и сконцентрироваться на своих исследованиях и новых изобретениях. Он построил огромный роскошный особняк в одной безызвестной деревеньке и нашел себе жену среди обычных, простых девушек. Они действительно очень сильно любили друг друга, поэтому их брак можно было назвать счастливым.
Потом на свет появился я. Я рос в атмосфере заботы и любви, отец очень много времени проводил со мной и уделял внимание моему воспитанию, а огромный особняк и его окрестности, которые тоже принадлежали отцу, были в моем полном распоряжении. Меня окружали лучшие няни и воспитатели, учители и доктора, если они требовались, когда моему здоровью что-то угрожало. На праздники мне дарили лучшие игрушки, а когда мне исполнилось десять лет, отец подарил мне на день рождения настоящую лошадь. До сих пор помню тот момент, тогда я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Родители делали все, чтобы я был счастлив так же, как и они.
К сожалению, отец ушел из жизни очень рано, поэтому я вступил во владение его домом, едва мне исполнилось двадцать лет. Также мне достались все его деньги и лаборатория со всевозможными приборами, которые он изобрел. Мама, искренне любившая отца, сильно переживала о его утрате. Она пережила его не намного больше, и вскоре я остался в огромном доме совершенно один, не считая нескольких слуг, которые преданно служили нашей семье.
В тридцать два года я познакомился с замечательной девушкой, Екатериной. Катя… Я настолько влюбился в нее, что на время забыл про исследования и полностью посвящал все время ей. Через некоторое время я перевез ее в свой особняк, который со времени кончины родителей, тяготил меня своей какой-то мертвой тишиной. С ее приездом в доме снова заиграла жизнь. Мы поженились довольно скоро, и через год на свет появилась, Мария. Моя Мария.
Екатерина умерла при родах. Для меня это было таким сильным ударом, что я возненавидел дочку, так как считал ее виновником этой трагедии. Я нанял Марии хорошую няню, а сам увлеченно бросился навстречу своим исследованиям, чтобы хоть как-то заглушить горе, которое неустанно терзало мою душу. Я стал настолько одержим работой, что сделал несколько гениальных открытий в области парамнезии ( в основном, в конфабуляции), в вопросе изучении гиппокампа и в исследовании нейронных сетей с помощью методов самонаблюдения и психофизиологии. Знаю, что многие из этих терминов будут вам не понятны, поэтому я не буду заострять на них внимание. Это действительно был прорыв в психологии! Я и не мог мечтать об этом, когда брался за работу, и я не мог знать, что работа настолько поглотит меня, что достигну таких выдающихся высот. Это открытия меня воодушевляли, но и пугали…
Добровольцев для экспериментов я находил среди местных жителей. К сожалению, многие из них стали считать меня кем-то вроде колдуна (всякие мистические байки еще были сильны в среде обычных деревенских людей), и поэтому вскоре мне пришлось обходиться без практических опытов. А это, в свою очередь, не могло полностью уверить меня в том, чего я достиг. Это тоже тяготило меня, так как я до конца не мог доказать тот или иной свой успех. Но с другой стороны, где-то в глубине души я был очень рад этому, так как не знал, к чему, в конечном итоге, могут привести мои эксперименты. Они могли нанести необратимый вред человеку, который бы согласился быть моим испытуемым.
Я хотел так забыться после смерти моей дорогой жены, что дни и ночи проводил в своей лаборатории и совершенно забыл о Марии. И вот когда я был на вершине успеха, когда достиг, как я считал, великого результата, я осознал, что не видел Марию очень давно: с того самого момента, как умерла ее мать. Мне стало ужасно стыдно и противно от самого себя. Мой беспричинный гнев на девочку прошел, и я понял, что обвинял ее в том, чего она не совершала. Она была еще бессознательным ребенком, она только пришла в этот мир и не могла сделать ничего плохого. И только я мог помочь ей стать хорошим, добрым человеком и сделать ее детство таким же счастливым, какое оно было у меня.
Я, наконец, решил оставить свои исследования. Тем более, я понимал, что мой разум застилал гнев и горе, и я не замечал, КАКИЕ ужасные последствия могли иметь мои опыты. Когда до меня начал доходить смысл моих открытий, я ужаснулся. Я был рад, что у меня не осталось добровольцев для продолжения дальнейших изучений. Я закрыл дверь в лабораторию на ключ и повесил его на гвоздь, надеясь надолго оставить исследования и постараться к ним не возвращаться вообще.
Когда я подошел к детской кроватке первый раз, мое сердце билось настолько бешено, что казалось, разносилось далеким эхом по коридорам снова затихшего дома. Я боялся, что когда она посмотри на меня, в ее глазах я увижу упрек за то, что на долгое время оставил ее без своего внимания. Еще хуже, я боялся, что она меня не узнает, отвергнет, расплачется при виде моего лица. Но нет, из кроватки на меня смотрели два больших удивленных глаза, и ее миленькое личико расплылось в улыбке, когда она увидела меня. Я улыбнулся в ответ. Так я не улыбался со смерти Кати.
И вот дом снова наполнился радостью, шумом, весельем. Мария взрослела слишком быстро. Я помню, когда он сделала первый шаг, помню, когда произнесла первое слово… это были самые лучшие моменты в моей жизни! Я настолько полюбил дочку, настолько стал увлечен ее воспитанием, что совершенно забыл про свои исследования. Иногда я мысленно возвращался к ним. Мое лицо приобретало каменное, серьезное выражение, а взгляд становился совершенно стеклянным. Я начал бояться своих открытий. В такие моменты ко мне подбегала Мария, крепко обнимала и спрашивала, все ли у меня хорошо. Она стала моим самым главным открытием, думал я, глядя на нее и улыбался, забывая о своей жизни в темной, душной лаборатории.
Мы постоянно жили в особняке, и к счастью, вдали от людской суеты. Мы были счастливы и не замечали, как лето сменялось осень, а ее сменяла зима… Время бежало настолько быстро, что я и не заметил, как Мария превратилась в прекрасную девушку, и мне следовало задуматься о том, чтобы отправить ее учиться в университет. Для меня это было трудное время. Я так привык, что эта жизнерадостная, веселая, светловолосая девушка, так похожая на свою мать, всегда рядом, что с горечью думал о времени, когда ей придется уехать. Да, я знал, что расставание будет не очень долгим, так как она обещала приехать на летние каникулы. Но мне это расставание представлялось более длинным, чем все годы, которые она провела рядом со мной. Мария стала смыслом жизни.
Я хорошо помню, как стоял на крыльце дома, провожая Марию. Я помню, как смотрел на ее медленно удаляющуюся фигуру. В тот момент я чуть ли не плакал. Я помню, как она развернулась, улыбнулась мне и помахала рукой. Я хотел броситься к ней, обнять, сказать, что ей не надо уезжать, но знал, что это будет неправильно. Я уже поступил один раз с ней жестоко, когда оставил на воспитание няни, и не хотел делать этого снова. Она должна была получить лучшее образования, наконец, просто увидеть мир, ведь она почти никогда не выезжала за пределы наших владений и знала о внешнем мире очень мало. А ведь как бы я не сторонился мира, все же на свете много удивительных и интересных мест. И Мария сама должна была выбрать, что ей подходит больше: одинокая, уединенная жизнь в нашем особняке или шумная, бурная, беспокойная жизнь среди многоликой и разноголосой толпы.
На какое-то время я занялся охотой и рыбалкой. Я начал приглашать домой соседей, и мы устраивали карточные вечера. Я улыбался, шутил, смеялся, но в душе у меня было пусто, мне очень не хватало моей дочери и времени, которое мы проводили с ней. За играми с друзьями мы говорили о политике, о войне, которая назревала, о курсе акции на бирже. Боже, как это было скучно! Как я хотел поговорить о путешествиях, о мечтах, об истории, которой очень увлекалась Мария! Мы поуютнее устраивались с ней у камина, она увлеченно высказывала свои идеи и мысли. Она улыбалась, а я следил за каждым ее словом, за каждым ее движением, впитывал все ее мысли! Неужели это все было в прошлом?
Я пристрастился к выпивке. В пьяном бреду мысли о том, что снять ключ со стены, открыть дверь в лабораторию и увлечься исследования, были почти единственными. Я помнил, как это увлечение занимало все мое время. Я знал, что это поможет мне отвлечься от мыслей о Марии, да и поможет занять мой однообразный, скучный досуг. Но также я знал, что очень боялся вернуться в лабораторию. Словно там, за дверью, сидел страшный, ужасный змей, которого я собственными руками мог выпустить в наш мир. И это очень пугало. Я сопротивлялся всем своим мыслям.
Прошла осень, за ней долгая мучительная зима, потом наступила свежая весна, и приблизилось время, когда ко мне должна была вернуться моя дорогая Мария! Господи! Я словно был болен какой-то очень странной болезнью, которая приносила мне ужасную душевную боль. Моя измученная душа, наконец, почувствовала избавление от этого недуга, я стал готовиться к приезду Марии, я снова почувствовал смысл жизни и мрачные мысли отступили! И день приезда мой девочки вскоре наступил.
Я помню, как увидел ее силуэт вдалеке. Я видел, как она приближалась к нашему дому, в воздушном, легком летнем платье и хотел было кинуться к ней навстречу, сжать в крепких объятьях и расцеловать! Рассказать, как я долго ждал ее и как рад ее видеть! Как мечтал сесть с ней камина и выслушать все то, что она увидела и узнала за все это время! Но я не сделал этого, точнее я хотел это сделать, но не смог. Всему виной был второй силуэт, который шагал рядом с ней. Даже своими подслеповатыми глазами, я легко определил, что я рядом с ней шел мужчина.
Я видел, с какой любовью на него смотрела моя Мария и не находил в его глазах такого ответа. Тем не менее, я протянул ему руку, улыбнулся, и пожал его ладонь. Пожатие мне это показалось чересчур холодным. И я знал, что это мы оба понимали.
Это было ужасно. Все то, что я планировал, все то, что я хотел сделать с Марией, об этом обо всем пришлось забыть! Все наши разговоры по душам вечером у камина, прогулки в тенистом яблоневом саду в жаркие дни, прогулки на лошадях — все это пришлось забыть, по крайней мере, пока я не познакомился бы с Виктором достаточно хорошо.
Что же моя Мария? Она повзрослела, и я понял, что она больше никогда не будет моей маленькой Марией. Она стала настоящей девушкой. Время, что она провела во внешнем мире, сильно изменило ее. Горделивая осанка, изящные манеры настоящей леди, теперь она и улыбалась довольно сдержанно, словно в громком смехе и широкой улыбке было что-то постыдное. А еще я видел в ее глазах счастье, стоило ей бросить лишь мимолетный взгляд на Виктора. Лицо ее было строго и можно сказать, непроницаемо, но уголки губ так и норовили подняться вверх, когда Виктор одаривал ее своим взглядом. Также я видел (и она об этом мне сказала, когда мы остались с ней наедине), что она очень переживает о том, как я восприму этого молодого человека и ей очень важно мое мнение. Что я мог ей ответить? Она была счастлива с ним, а это было для меня важнее всего.
Не буду особо вдаваться в подробности того, как мы провели то лето. Для меня это стало время обманутых ожиданий. Между мной и Марией был Виктор. Это перестало быть время только нас двоих. Да, я понимаю, что это было должно когда-то случиться. Каким бы эгоистом я не был, я знал, что Мария когда-нибудь влюбится. Но еще я очень хорошо понимал, что мне совершенно не понравился этот молодой человек.
Он был чересчур надменен, холоден в разговорах. Чтобы вызвать улыбку на его лице, нужно было произнести какую-нибудь пошлую шутку. Обычно это удавалось Элеоноре, так как она знала много всяких непристойных анекдотов. Мне же в таких случаях доставляло большого труда изобразить хотя бы подобие улыбки.
Он вырос в приюте. По какой-то государственной программе, он был зачислен в университет, так как был одним из самых смышленых детей в детском доме. О, я не сомневался, что он точно не был дураком! Глядя в его глаза-льдинки, я видел его. Я видел, как он легко наплел моей девочке про любовь, хотя сам не испытывал ее к Марии. Это еще больше разбивало мне сердце. Но я терпел, потому что мог ошибаться. Я ошибся уже один раз с Марией и не хотел делать этого больше. Тем более, возможно во мне говорила моя ревность. Он забирал к себе внимание моей девочки и меня это расстраивало.
В редкие моменты, когда мы оставались с ним одни, я узнал, что Виктор любит часто отдыхать в барах. Он с удовольствием рассказывал мне о том, как проводил весело тот или иной вечер. Он даже спокойно рассказывал мне о своих любовных похождениях! Скажу честно, я очень радовался тому, когда закончилось лето, и Марии с Виктором настало время уезжать. Провожая их на крыльце своего дома, я чувствовал, как огромный камень падает с моей души. Я осознавал, что моя Мария больше никогда не будет прежней. Это одновременно и разбивало мое сердце и внушало небольшую радость. Если она будет счастлива рядом с этим молодым человеком, то я тоже смогу его принять.
Я снова предался своим одиноким развлечениям: охоте и рыбалке. Мысли об исследованиях все чаще навещали меня, но я снова от них отбивался. А потом случилось то, что навсегда изменило мою жизнь и жизнь моей Марии.
Одним холодным декабрьским утром в доме скрипнула входная дверь: я как обычно завтракал, читая утреннюю газету, а Элеонора была в дальнем крыле дома, где приводила в порядок спальни для гостей. Гостей в доме бывало мало, но она неизменно раз в неделю меняла постельное белье. Объясняла она мне это тем, что иначе без дела совсем умрет от скуки и превратится в такого же шатающегося по дому ворчливого бездельника, как и я.
Сначала я подумал о том, что это мог бы прийти кто-то из моих соседей, но обычно они приезжали только под вечер и заранее извещали меня о приезде. Поэтому когда я услышал, как чьи-то шаги гулким эхом пробежали по затихшим коридорам дома, я был сильно удивлен. А когда я увидел, наконец, виновника раннего визита, то я был поражен, причем поражен в самое сердце.
Возможно, меня не так сильно удивило то, кого я увидел. Больше меня удивило то, как она выглядела. Мария. Ее лицо было настолько бледным, что казалось, все краски на нем растворились. Не было знакомого веселого румянца на щеках, губы изогнулись какой-то болезненной дугой, словно вся горечь мира опустилась на них. Она была бледна и чем-то очень расстроена. В глазах были слезы. Когда наши взгляды встретились, я тоже не смог сдержать слез. Кто обидел мою девочку? Хотя я уже догадывался, кто это мог быть.
Она больше ничего не могла сказать, а я ее и не просил. Я и так все знал. Знал, что было причиной ее безумного, расстроенного вида. Когда разбивают любящее сердце, очень сложно с этим смириться.
Виктор ее бросил. Как я и ожидал, его увлекли бары и случайные связи с другими девушками. В один прекрасный день он сказал Марии, что они расстаются. С закипающим внутри меня гневом, с щемящим болью сердцем, я слушал ее грустный рассказ о том, как она молила его вернуться. Как плакала на пороге его дома. Я смотрел на нее, сжимал кулаки и очень хотел проучить этого молодого человека! Но я знал, что это мало, что исправит. Даже если я его найду (что не сложно при моих средствах и связях), это мало чем поможет делу и горю моей девочки. Он все равно не вернется к Марии.
Она сказала, что больше не вернется в университет. Она говорила, что та, ее прежняя жизнь, полна боли и разочарований и она хочет остаться здесь. Эгоист внутри меня ликовал, хотя я видел, что Мария сильно изменилась, даже с последней нашей встречи, и как я ни старался, я не мог вернуть ту веселую и болтающую без умолку девушку.
Мы сидели вечерами перед камином, разговаривали о путешествиях и об истории. Но она была где-то мысленно далеко от разговора, глаза ее были печальны, а голос был тихим и грустным. Она не могла пережить разрыв с Виктором. Целыми днями она могла просто бесцельно перемещаться по комнатам дома, ни с кем не общаясь, и ничего не замечая. Иногда мне казалось, что она стала живым признаком нашего дома, с еще бьющимся сердцем и текущей по венам горячей кровью.
Как-то я спросил ее, что могло бы снова сделать ее счастливой. Она посмотрела на меня совершенно пустым взглядом и сказала:
— Папа, помнишь тот наш пикник в середине июля прошлым летом?
— Это был самый счастливый день в моей жизни.
Я хорошо помнил тот день и насколько хорошо я его помнил, настолько же хотел его забыть. Это был день, когда я, Мария и Виктор отправились на пикник, неподалеку от дома. Была прекрасная погода, поэтому мы решили провести день на свежем воздухе. Мы нашли одно неплохое место под огромным дубом: там была превосходная чистая полянка с разнообразными и разноцветными цветами. Тень от дуба помогла нам скрыться от знойного летнего солнца. Мы расстелили плед, разложили на нем овощи, фрукты и бутерброды, которые захватили с собой и весь день смеялись и шутили. Звонкий смех Марии разлетался по округе, когда она смотрела, как Виктор играл с нашей собакой, с Джеком. Кокер-спаниеля я подарил Марии на день рождения, когда она еще была девочкой. Виктор бросал ему палку, а тот, весело лая, бежал за ней. В тот день Мария не боялась своего смеха и смеялась так, как умела смеяться в детстве. Она была счастлива. Увы, я не мог вернуть ей тот день.
Присутствие рядом такой Марии было еще хуже, чем мои одинокие дни. Когда я следил за ней, то опускал руки и на глазах появлялись слезы. Ведь это я сам отпустил ее во внешний мир! Это я виноват в том, что произошло! С другой стороны, я знал, что должен был это сделать. Но я никак не знал, что Мария так болезненно будет переживать разлуку с Виктором. Это жизнерадостная девушка оказалась такой влюбчивой!
И необратимо все изменилось в один прекрасный солнечный февральский день. Я настолько привык к тому, что Мария могла долго не выходить к завтраку из своей комнаты, что не сразу обратил внимание на ее долгое отсутствие. Я не видел ее утром, не видел днем, ближе к вечеру я, наконец, заметил, что она не выходила из комнаты весь день. Это меня сильно встревожило. Я редко нарушал покой Марии, когда она была в своей комнате, но в тот день я понял, что это было необходимо.
Я постучал в дверь ее комнаты. Ответа не последовало. Я постучал настойчивей, снова тишина в ответ. Рядом со мной замерла Элеонора, ее лицо приобрело очень озабоченный и тревожный вид, а эту старушку можно было мало чем испугать. Я понял, что случилось что-то страшное. Я дернул за дверную ручку, но дверь оказалась закрыта изнутри. Элеонора ахнула и прикрыла рот рукой, ей стало не хорошо. Мне тоже. Но я сдержал свои эмоции и надавил на дверь плечом. Она не поддалась.
Я понимал, что Мария была там, за дверью, и возможно ей нужна была помощь! Я призвал, все свои силы, которые могли мне помочь. Разбежавшись, я так всадила плечом в дверь, что замок не выдержал, дверь жалобно затрещала и отворилась. Тяжело дыша, не замечая боль в ушибленном плече, я стал свидетелем ужасного зрелища: моя Мария неподвижно лежала на кровати, а рядом с кроватью валялась пустая баночка из-под таблеток для снотворного. Когда до меня дошел весь ужас того, что сделала моя девочка с собой, страшный вопль вырвался из моей груди, и я кинулся к ней. Крепко прижимая ее тело к себе, я целовал ее шею, руки, лицо. Я плакал и взывал бога, которого никогда не знал. Рядом со мной упала на колени Элеонора, она также рыдала и молила бога, чтоб он помог нам.
Мария оказалась жива. Ее организм был намного сильнее ее израненной души и порция снотворного, которую она съела, оказалась не смертельной. Но меня это не сильно успокаивало. Я был уверен, что Мария снова попробует покончить жизнь самоубийством, это было видно ее в глазах, когда она их открыла и поняла, что не умерла. И я был уверен, что во второй раз она сделает все намного лучше. Мне надо было что-то предпринять. Но что? Именно в тот момент ко мне снова подкрались мысли о моей лаборатории. Они начали тихонько, но настойчиво нашептывать мне то, что есть один вариант, как помочь Марии. Возможно, это был действенный, но все же, очень пугающий способ помочь бедной девочке.
Я стоял перед дверью в лабораторию, крепко сжимая ключ в руке. Сколько я там не появлялся? Сколько раз отгонял мысли о ней? С ужасом иногда смотрел на дверь, за которой были скрыты моменты моего триумфа и моего ужаса.
Я зашел внутрь. Там, на столе, лежало то, что должно было помочь Марии. Это было лекарство, как я его назвал «лекарство от плохих воспоминаний». С помощью экспериментов я смог вывести формулу, которая разрушает нейронные цепи и воздействует на гиппокамп, как бы стирая воспоминания, как резинка стирает следы карандаша в тетради. Я узнал, что с помощью этого вещества можно стирать не все, а только определенные воспоминания, точнее воспоминания в определенный промежуток времени. То есть в теории можно было стереть неделю воспоминаний, месяц, год или десятилетие. Это ли не гениально? Кто не мечтал забыть, например, мучительные дни, проведенные в ужасной лихорадке или же забыть финансовый крах, который надломил дух и посеял в душе неуверенность в собственные силы? Кто, наконец, не мечтал забыть о неудавшейся любви? К сожалению, у меня не было возможности на практике испробовать это средство, поэтому я не знал, сколько нужно вводить препарата, чтобы забыть тот или иной промежуток времени. Но я решил попробовать с помощью него помочь Марии забыть Виктора.
Разные чувства боролись во мне, когда я взял пробирку с этим зеленоватым веществом в свои руки. Страх, волнение, слабая надежда на исцеление моей дочери, предательство… В какой-то мере я ощущал себя предателем, так как хотел подвергнуть Марию риску. В глубине души я понимал, что хочу испытать это лекарство, все эти годы я терзался этим моментом и может желание помочь Марии – это не всего лишь предлог?
Я снова вспомнил Марию, когда она лежала на кровати, наглотавшись таблеток. Почти бездыханная, мне она тогда казалось мертвецом. Смогу ли я еще раз пережить такой момент? Сможет ли пережить его она? Сможет ли ее молодой рассудок сохранится в здравии? Не погубят ли его душевные стенания и терзания? Я крепче сжал пробирку в своей руке и твердо решил сегодня же испытать данный препарат.
Мария крепко спала, я дал ей немного снотворного. Дрожащими руками, потея и бледнея, я вводил ей лекарство тонкой иголкой в вену на шее. Я чувствовал, как сильно бьется моей сердце и думал, что этот грохот был способен разбудить ее. Но нет, она спала крепким сном.
На следующее утро она вышла к завтраку почти вовремя. Я с трудом сдерживал дрожь в руках, поэтому отложил утреннюю газету и старался делать увлеченный вид, поедая яичницу с беконом. Но я внимательно следил за Марией. Она выглядела немного растерянно, ее бледное личико было задумчиво, но на нем не было печати горя и печали.
Это было восхитительно! Я не помню, когда она последний раз желала мне доброго утра! Обычно она серой тенью проплывала мимо и растворялась в стенах этого дома. А в тот день она села рядом со мной завтракать, налила стакан молока и съела несколько свежих тостов! За завтраком она спросила меня о моих планах на день. Я чуть было не расплакался и не рассмеялся одновременно. Моя Мария! Она снова возвращалась к жизни! К той самой жизни, которой жила до знакомства с Виктором.
Как потом оказалось, я немного переборщил с дозой. Мария напрочь забыла последние пару лет жизни, и поэтому мне пришлось какие-то вещи объяснять ей заново, а какие-то не вспоминать. Джек умер еще в начале прошлой осени, и я писал ей об этом в письме. Тогда это стало для нее ударом, теперь она пережила эту боль еще раз. Но все же это была не такая мучительная боль, как та, которую ей доставил Виктор.
Элеонора заметила неожиданную перемену в поведении Марии и сразу заподозрила что-то не чистое. Она посмотрела на меня холодным, жестким взглядом, поджав губы. Она внимательно смотрела на меня, словно ожидая ответ. Но я молчал. Я не хотел полностью открывать ей страшную тайну и посвящать служанку в детали моего эксперимента. Эксперимента! Боже, я никогда бы не мог подумать, не мог увидеть даже в самом страшном сне, что моя дочка станет моим главным подопытным.
Но главное, что мой препарат работал и он помогал Марии! Несколько дней мы проводил как в старые добрые времена, разговаривая вечерами у камина, а днем упражняясь в верховой езде. Все было замечательно, пока однажды вечером она, задумчиво уставившись куда-то в пустоту, не произнесла:
Это было как гром среди ясного неба! Я не знал, что ей ответить. Я пробурчал что-то неясное и в тот же вечер ввел ей новую порцию лекарства. Я понимал, что это могло полностью разрушить память моей малышки, но я обязан был выкинуть Виктора из ее головы.
Увы. Вскоре все повторилось. Причем вспомнила она о нем еще быстрее, чем в первый раз. Видимо, ее мозг вырабатывал какой-то иммунитет к лекарству, противостоял ему, и сильные воспоминания о Викторе все чаще, настойчивей и отчетливей приходили к ней. Какое-то время я говорил ей, что Виктор в отъезде и вскоре приедет, но я был вынужден что-то предпринять, пока ее память полностью не восстановит все воспоминания о болезненном разрыве. Я видел, как она снова становилась задумчивой, подолгу стоя у окна. Иногда по ее лицу пробегала легкая судорога, словно она пыталась что-то отчаянно вспомнить. Моя девочка снова становилась не счастливой. Я должен был что-то придумать. Я должен был что-то сделать и это что-то должно было стать более ужасным, чем эксперимент с Марией…
И вот сейчас я пишу эти строки, не особо надеясь на ваше понимание. В свое оправдание я могу лишь сказать, что я, как любящий отец, должен был сделать все возможное, что бы Мария была счастлива….Счастлива… Как-то она рассказала про свой самый счастливый день и я должен был его восстановить. Я должен был сделать так, чтобы она переживала его каждый день. Она должна была быть счастлива настолько, чтобы ее память больше не пыталась воспроизвести печальные дни ее жизни. Я не знал, возможно ли это, но стоило попробовать.
Как я уже писал ранее, у меня было достаточно средств и связей, чтобы найти Виктора. Он был круглой сиротой, так что мало кто спохватился, когда он пропал. Друзья у него тоже навряд ли были, скорее случайные знакомые, с которыми он знакомился в многочисленных увеселительных заведениях. Я привез его к нам в дом. Я уже примерно знал, какие дозы нужно вводить в организм, чтобы человек забыл определенный интервал своей жизни. Я постарался сделать так, что Виктор вернулся в те дни, которые проводил у нас. В те дни, когда он испытывал к моей дочери хоть какие-то чувства.
Каждый день мы ходим на пикник. Берем с собой плед и продукты. Каждый день я воспроизвожу все в мельчайших деталях: одни и те же фрукты, один и тот же плед, бутерброды только с определенной колбасой и сыром. По утра, за завтраком, мы слушаем одну и ту же музыку, которую слушали тем утром. Одеваемся в одну и ту же одежду. Виктор берет с собой палку для собаки, но Джека давно нет, поэтому я вижу, как он задумчиво и недоуменно крутит его в руках, словно пытаясь что-то вспомнить. Возможно, мне надо будет завести снова собаку. Кокер-спаниеля по кличке Джек. Я ввожу им лекарство каждую ночь, чтобы они забывали этот день и проживали его заново.
Пока стоит еще довольно теплая погода для пикников. В редкие хмурые дни, мы остаемся дома, и мы устраиваем пикник прямо в гостиной. Элеонора почти не говорит со мной. Я вижу, с какой жалостью она иногда смотрит на Марию. Я строго-настрого запретил служанке что-то рассказывать моей девочке. Более того, я приучил ее выполнять каждый день один и те же вещи. Я тоже часто гляжу на Марию, и я вижу, какая она счастливая. Ее смех снова вернулся в наш дом и это меня очень радует.
Иногда Виктор ведет себя очень странно, я бы сказал резко. Может неожиданно вскочить и куда-то бежать. Я нанял нескольких крепких помощников, которые помогают вернуть мне его назад. Видимо, иногда его воспоминанию прорываются через блокировку, которую выстраивает мое лекарство. Но тогда я ввожу более концентрированный раствор в тех же дозах. Мне все равно, разрушит ли это его мозг, я лишь хочу, чтобы моя девочка как можно чаще и дольше улыбалась.
Скоро мне надо будет придумать что-то еще, так как наступит осень и придут холодные дни. Возможно, мы будем все время собираться в гостиной или же я попробую воспроизвести и найти в их памяти один из тех дней, что мы провели дома, предаваясь разговорам у камина. Я еще не знаю, что будет дальше, что в итоге станет с ними, но я знаю одно, что сделаю все возможное, чтобы каждый день жизни Марии был счастливым.