Кабиров Мухиддин родился 20 июля 1965 года в Файзабадском районе, Районы республиканского подчинения Таджикистана.
После окончания восьми классов файзабадской школы № 15, поступил в статистический техникум г. Орджоникидзеабада (ныне Вахдат). Техникум закончил в 1983 году. В том же году был призван в армию, где прослужил до 1985 года.
Женат, имеет 7 детей. Является кандидатом политических наук. Свободно владеет таджикским, русским, арабским, английским и персидским языками.
В 1995-1997 гг. вел предпринимательскую деятельность в Москве, являлся генеральным директором культурного центра «Сино», заместителем генерального директора АОЗТ «Халиф».
С октября 1993 года по июнь 1999 года работал генеральным директором акционерного общества закрытого типа «Халиф» в городе Москве.
В 1997 вернулся из Москвы в Душанбе в качестве помощника председателя Партии исламского возрождения Таджикистана Саида Абдулло Нури. В 2000 году по предложению основоположника ПИВТ был назначен заместителем председателя партии. В августе 2006 года после смерти Саида Абдулло Нури возглавил партию. В 2010 году на съезде партии был переизбран председателем ПИВТ.
В 2005 и 2010 году избирался депутатом нижней палаты таджикского парламента На парламентских выборах 2015 года ПИВТ не смогла пройти в парламент. Партия не признала результатов выборов.
В середине марта 2015 года, после парламентских выборов, на которых возглавляемая Кабировым Партия исламского возрождения Таджикистана, не смогла пройти в парламент и которые ПИВТ не признает, выехал на лечение в Турцию, где проживает его семья. После обвинений в правительственных газетах о том, что Кабиров замешен в незаконной купле-продаже земли, по рекомендации Политсовета партии, он отложил своё возвращение в Таджикистан, по состоянию на 29 июля 2015 года Кабиров все еще находится в эмиграции.
Интерпол отказался признать преступником Мухиддина Кабири и членов ПИВТ
Сегодня, 14 марта, Интерпол опубликовал официальное сообщение об исключении из списка лиц, находящихся в международном розыске, Камариддина Афзали (Бегова) — бывшего главу областного отделения запрещенной в Таджикистане Партии исламского возрождения (ПИВТ) в Хатлоне, члена политсовета ПИВТ. А неделей раньше аналогичное решение было принято в отношении лидера ПИВТ Мухиддина Кабири и видного представителя партии Камариддина Афзали. По мнению экспертов, действия Интерпола свидетельствуют о том, что причины преследования членов ПИВТ — чисто политические. Корреспондент EADaily сумел связаться с Мухиддином Кабири и задать несколько вопросов о происходящем.
Как вы восприняли решение Интерпола и какими будут дальнейшие ваши шаги? Вам известно что-либо о реакции официального Душанбе?
Не буду скрывать — решение Интерпола в ПИВТ восприняли с радостью. Для нас это имеет огромное правовое и психологическое значение. Решения Интерпола означают, что главный международный полицейский орган не признает обвинения таджикских властей против меня и сопартийцев. С учетом того, что Таджикистан является членом этой организации, а сегодняшним президентом Интерпола является представитель Китая и его заместителем — представитель России, значение вынесенного этим институтом решения для нас возрастает в несколько раз. Интерпол — одна из международных правозащитных организаций, которые авторитарные государства всегда обвиняют в предвзятости. Это такая же бюрократическая полицейская структура, правда, в более широких масштабах. Сразу же после решения по моему делу Интерпол исключил и другого члена нашей партии — Камариддина Афзали из списка. Это означает, что Интерпол убедился в политизированности обвинений правительства Таджикистана против ПИВТ. Теперь нам необходимо правильно использовать правовые механизмы, чтобы исключить всех однопартийцев из списка Интерпола. Конечно, это займет много времени и потребует немало усилий, но мы будем последовательны в достижении этой цели. Что касается реакции властей Таджикистана, то, как и ожидалось, они делают вид, что ничего не знают, хотя в официальном письме Интерпола говорится, что национальное бюро Интерпола в Душанбе наряду со всеми местными структурами по всему миру информировано о принятом решение. В письме также говорится о том, что власти Таджикистана больше не имеют права на повторное внесение моей фамилии в список Интерпола по этому делу. Сегодня власти Таджикистана просто лукавят, если говорят о том, что не знают о решении Интерпола, и их можно понять. Не менее любопытна реакция «независимой прессы» Таджикистана, в отличие от Reuters, New York Times, Le Lanceur, десятков арабских, турецких и персидских СМИ, «не заметившей» решения Интерпола. Хотя когда против меня и ПИВТ выносились обвинения, когда нас объявляли в международный розыск, — все это освещалось дотошно и неоднократно.
Вы покинули Таджикистан 1 марта 2015 года. Вскоре была запрещена и деятельность ПИВТ на территории республики. Заполнился ли вакуум, образовавшийся после закрытия партии? Оправдались ли прогнозы экспертов, которые говорили, что большинство членов ПИВТ уйдет в подполье или отправится на войну в Сирию и Афганистан?
Прогнозы частично оправдались. К сожалению, радикализация населения, особенно, молодежи, продолжается прежними темпами. Правда, после поражения ИГ («Исламское государство» — террористическая организация, запрещена в РФ) создается впечатление, что популярность подобных структур среди молодежи упала. Но это не так. Идет процесс скрытой радикализации, который может приобрести более конкретную форму и заявить о себе в любой момент. Что касается конкретно нашей партии, то опасения экспертов, к счастью, не оправдались. Несмотря на все сложности, нам удалось сохранить умеренную линию ПИВТ, и сохранить саму партию. Если проанализировать состав присоединившихся к ИГ таджиков, то число членов проправительственного «Народного фронта» или сотрудников силовых структур Таджикистана намного превышает число бывших членов нашей партии, примкнувших к этой террористической организации. Достаточно вспомнить командира ОМОН Таджикистана Гулмурода Халимова. Пропагандистская машина Таджикистана делает все для того, чтобы «найти и доказать» существование идеологических связей между ПИВТ и ИГ, и при этом основной акцент делается на названии нашей партии, в котором присутствует слово «ислам». Результатом этой недальновидной кампании стал пока только рост недоверия к самой власти. И решения Интерпола — доказательство того, что мы к ИГ никакого отношения не имеем.
Насколько ситуация в Афганистане угрожает стабильности Таджикистана? Есть ли опасность переноса военных действий из Афганистана в Таджикистан?
Парламент Таджикистана рассматривает вопрос купли-продажи земли. Вы были депутатом парламента несколько созывов, прокомментируйте эту инициативу власти. Кому это нужно, и появятся ли в Таджикистане латифундисты?
Основу для появления латифундистов — крупных землевладельцев — Таджикистан заложил еще в 2013 году, когда парламент с подачи правительства принял поправки к закону «Об ипотеке». Тогда банкам и другим финансово-кредитным структурам разрешили брать в качестве залога сертификат об использовании земли, и если бизнесмен или хозяйство не могут оплатить кредит вовремя, то право собственности на сертификат переходит на кредитора. Первоначальный владелец сертификата становится при желании наемным работником на своей земле. Земля, как и любая другая недвижимость, не продается на рынке килограммами, и тут объектом сделки становится право на владение и использование. Еще в том 2013 году несколько депутатов и я в их числе выступили против таких махинационных схем. По Конституции земля в Таджикистане является государственной собственностью и принадлежит всему народу. Каждый гражданин, как частица народа, имеет право собственности на землю. Если власть хочет ввести частную собственность на землю, то необходимо провести референдум по изменению Конституции, разработать справедливый механизм распределения земли среди всех граждан Таджикистана. Я, в принципе, не возражаю против частной собственности на землю, поскольку это ограничит коррупционные сделки с землей, но нынешняя затея властей может заложить мину замедленного действия и приведет к социальному взрыву. C учетом исторической привязанности таджиков к земле и ограниченности земельных ресурсов, земля для таджика означает нечто большее, чем само понятие. Нужна серьезная земельная реформа с использованием позитивного опыта других стран. А нынешнее использование существующих лазеек в законодательстве страны для совершения махинаций с землей является не только антиконституционным, но и довольно рискованным делом с точки зрения социально-политической обстановки страны.
Напомним, что лидер ПИВТ Мухиддин Кабири покинул Таджикистан сразу после парламентских выборов 1 марта 2015 года, на которых партия не получила ни одного мандата, — за полгода до вооруженного мятежа бывшего замминистра обороны страны Абдухалима Назарзоды. Позже Кабири заявил, что покинул Таджикистан из опасения, что против него может быть сфабриковано уголовное дело. Власти Таджикистана обвинили Кабири в организации преступного сообщества. Он был объявлен в международный розыск, и в сентябре 2016 года его данные появились на сайте Интерпола. В настоящее время в Таджикистане над Кабири проходит заочный суд. Получивший политическое убежище в Германии лидер ПИВТ продолжает заниматься политической деятельностью, выступает с различных трибун, делает заявления, пытаясь привлечь внимание международной общественности к политической ситуации в Таджикистане.
Родственники лидера ПИВТ, как и семьи многих других активистов партии, после ее запрета подверглись жесткому прессингу. В частности, двоюродный брат Кабири — Джамшед Нарзуллоев, брат супруги лидера ПИВТ — Махмадулло Рахматуллоев и водитель Кабири, являющийся к тому же родственником его супруги Хикмат Сайфов, были осуждены за недонесение о готовящемся преступлении. За другими был установлена слежка, и их неоднократно «приглашали» на «беседы» сотрудники органов безопасности. «Беседе» был подвергнут и 95-летний отец Мухиддина Кабири — Тилло Кабиров, которого просили призвать сына вернуться на родину. В январе 2016 года в душанбинском аэропорту Тилло Кабиров был снят с рейса в Стамбул, куда он собирался вылететь на лечение, а в октябре отец лидера ПИВТ скончался.
Мухиддин Кабири: Рахмон истощен как физически, так и морально
Известный таджикский оппозиционер, диссидент Мухиддин Кабири рассказал а ситуации в Таджикистане, о перспективах президента Рахмона в интервью platon.asia.
— Понятно, что экономический кризис, тяжелые последствия эпидемии коронавируса заставили Рахмона назначить проведение президентских выборов раньше обычного срока — 11 октября. Но, может быть, Рахмон зря перестраховывается, опасаясь, что народ «проснется» и будет очень недоволен после октября? То есть, возможно, Рахмон успешно для себя может провести выборы и в ноябре?
— У Рахмона, как у любого другого диктатора, очень сильно развит «инстинкт самосохранения», когда любой шорох вокруг вызывает защитную реакцию. Последняя его перестраховка с перенесением выборов с обычного ноября на октябрь показывает, что он уже избегает самых минимальных рисков. Это уже паранойя, а не перестраховка. Лукашенко тоже перестраховался, когда арестовал своих основных оппонентов до начала выборов, но считал перегибом не допустить женщину, причем, неискушенную в политике, на выборы. Или был слишком самоуверенным. Рахмон в этом плане — менее уверенный в себе руководитель и более беспощадный к своим оппонентам. Из всех его оппонентов, кто не сумел выехать за рубеж, все находятся в тюрьме со сроками заключения более 20 лет, либо убиты.
Что касается самих выборов, то у Рахмона самая сложная задача заключается в том, какую цифру себе нарисовать на следующий день. Дело в том, что это первые выборы после того, как он стал «Лидером Нации». Результат не должен быть ниже обычных «смертных» президентов, например, Лукашенко, Мирзиёева, или Путина, которые идут по его стопам, но еще не доросли до таких титулов. С более «демократичным» результатом, скажем в 60-70%, возникает вопрос: «какой же он «лидер нации», если 30% населения ему не доверяет»? Так что эти выборы будут проходит в соперничестве между двумя кандидатами в одном лице: Рахмон-«Лидер Нации и Рахмон- Президент. По объявленным цифрам сможем сказать, какой из них победил.
— Некоторые эксперты считают, что Рустам Эмомали не сможет полновластно править после ухода в «отставку» своего отца, даже если Рахмон будет ему помогать. Правота этого предположения усиливается глубоким кризисом, вызванным пандемией. В этих условиях возможно ли, что таджикское общество в массовом порядке начнет требовать больших перемен, вплоть до введения во власть представителей настоящей оппозиции?
— Не только эксперты, наверное, сам Рахмон тоже пришел к такому выводу. Еще год назад многие были уверены, что он выдвинет своего сына, поскольку под него менял Конституцию и госпропаганда усиленно работала над общественным мнением. Видимо, он отложил план передачи власти на некоторое время, не только с учетом личных качеств преемника, но и социально-экономической ситуации страны. Это единственное рациональное решение Рахмона за подлёдные годы, которое вызвано опять не государственными, а личными интересами. Даже при передачи президентского поста сыну, он не отошел бы от власти, поскольку по закону именно «лидер нации» определяет внешнюю и внутреннюю политику страны. Такая формулировка дает возможность управлять страной и, одновременно, не отвечать ни за что.
Мне кажется, что сразу же после выборов мы увидим первые признаки глубокого структурного кризиса, в котором находится Таджикистан. Рахмон имеет полноту информации, и ситуация ухудшается ежемесячно. Он знает, какая ситуация будет в ноябре, декабре и дальше, и не зря перенес выборы на октябрь, когда еще сравнительно тепло и население еще сильно не чувствует на себе ужасы перебоев с электричеством. Кризис, конечно, не влияет на необходимые цифры, но на настроение избирателей влияет однозначно.
Как поведет себя народ в такой ситуации, предсказать очень сложно. Диктатура такая вещь, которая при стечении определенных обстоятельствах может сохраняться долго, и опять, при других обстоятельствах, рухнет в один день. Еще 5 лет тому назад я был уверен, что перед страхом новой гражданской войны таджикский народ будет терпеть Рахмона еще долго, но сейчас ситуация меняется.
Народ, особенно молодежь, начинает понимать, что власть злоупотребляет гражданской войной и хочет держать народ в постоянном страхе. Нежелание властей открыть двери для возвращения мигрантов на родину вызвано страхом перед молодыми людьми, которые больше не хотят слышать о войне и требуют минимальных человеческих условий. В отличие от «внутренней» молодежи, которую власть старается зомбировать с помощью пропаганды и «политзанятий» в школах, вузах и предприятиях, мигранты имеют возможность получать другую, альтернативную информацию, и более критично настроены по отношению к властям.
— Мухиддин ако, недавно в Таджикистане показывали пропагандистский фильм «Хиёнат», где Вас обозвали «коронавирусом XXI века», а Партию исламского возрождения обвинили во всех смертных грехах. С чем может быть связан такой чёрный пиар, Рахмон боится за устойчивость своей власти, полагая, что Вы с соратниками имеете высокий политический рейтинг среди народа, особенно сейчас, после трагических последствий эпидемии?
— Это у Рахмона надо спросить, почему он так боится нас и истерично обвиняет оппозицию во всех проблемах страны. Нас уже 5 лет нет в стране, и у него вся полнота власти, ресурсы и бюджет, но ему все время оппозиция «мешает» решать социально-экономические проблемы страны. Как любому диктатору, ему всегда нужны «враги», на которых можно свалить свои неудачи и консолидировать своих сторонников. До выборов в Белоруссии Лукашенко убеждал население, что Москва хочет его сместить, теперь он Европу «назначил» врагом Белоруссии, а Россия превратилась в его опору. То же самое и Рахмон. Не было бы нас, он с таким же «успехом» этот фильм сделал бы про других личностей или сил, которые на тот момент являлись бы его конкурентами.
Чем слабее он себя чувствует, тем «страшнее» становятся его оппоненты в таких пропагандистских материалах. Его тактика очень простая: «Да, я вор, коррупционер и узурпатор, но моя оппозиция пострашнее». Кстати, он эту тактику использует и по отношению к мировому сообществу, убеждая их в том, что его оппозиция состоит в основном из экстремистов и радикалов. На конференциях, форумах и при встречах с западными дипломатами и экспертами они всовывают им в руки цитаты и копии старых материалов, где кто-то из представителей оппозиции в другом контексте сказал нечто негативное про Запад, христиан или евреев.
Обычно это материалы времен гражданской войны, но они надеются, что смогут, таким образом, создать образ «талибов» или «игиловцев» в лице таджикской оппозиции. Но они не понимают, что такая примитивная, «базарная» тактика в серьезных политических и академических кругах не действует, даже если и действует, то не против нас.
Помню, на одной международной площадке один из них, вставая, старался перекричать весь зал, размахивая какими-то бумагами, где он собрал из архивов все «антисемитские» высказывания оппозиции, зная, что в зале немало участников еврейского происхождения, и как на Западе чувствительно относятся к этому вопросу. Его выступление вызвал насмешку аудитории, особенно той части, на кого они изначально и рассчитывали.
То, что меня обозвали «коронавирусом 21-го века», видимо, означает, что мои идеи кажутся им страшнее, чем этот вирус. И, судя по их истерии, им нечего противопоставить нашим идеям, поэтому они вынуждены прибегать к лжи, репрессиям и даже физическим устранениям.
— Мухиддин ако, какое политическое будущее может ждать Таджикистан в ближайшие, допустим, три года, если учитывать тяжелый экономический кризис, волны пандемии коронавируса, начало транзита власти Рахмона?
— Не обязательно быть хорошим экспертом, чтобы предвидеть ближайшее будущее Таджикистана. Все факторы говорят о том, что эти 2-3 года будут определяющими и одновременно очень сложными. Рахмон, скорее всего, не останется президентом до конца срока, он истощен как физически, так и морально. Есть три варианта его ухода: он сам доведет до конца операцию «преемник», и, таким образом, еще на некоторое время продлит пребывание семьи у власти, либо его «уйдут» его же окружение, возможно, даже с участием некоторых членов его семьи, чтобы не допустить третьего сценария, а именно — народного восстания. Рахмон, как и Каддафи, построил такую систему, что все держится на нем самом, и при малейшем расслаблении все рухнет. В этом и сила, и слабость единоличных диктаторов, их отличие от системных диктатур (партийных, идеологических, или военных), где система сильнее личности и система может заменить одного диктатора на другого. Мне кажется, что нам уже не избежать народного восстания — все к этому идет. Потому что Рахмон уже перестал быть договороспособным — ни с оппонентами, ни с обществом и даже ни со своим окружением. А это уже начало конца, и все готовят себя постепенно к худшему сценарию.
Меня пугает другое, а именно: Таджикский народ отвык за 28 лет высказывать свое возмущение или протест цивилизованными и законными путями. Не было митингов, демонстраций и массовых протестов. Власть закрыла за это время все каналы для выпуска пара, и этот пар накапливается и накаливается с каждым годом. С учетом кризисов, о которых Вы говорите, ситуация будет накаляться в будущем, с возвращением мигрантов, у которых на родине нет будущего. С другой стороны, многие образованные таджикистанцы ждут конца пандемии, чтобы покинуть страну. То есть более образованные уходят, а им на замену приходят более критично настроенные и менее образованные мигранты, в основном молодежь. В один критический момент ожиревшая семья и озлобленное население могут столкнуться лбами, как, например, в Ливии или Сирии, и некому будет контролировать народ. Вся проблема в том, что Рахмон уничтожил не только оппозицию внутри страны, но и, набирающее силу и опыт, гражданское общество.
Поэтому мы в Национальном Альянсе выступаем за создание широкого Национального Совета, куда могут войти не только представители оппозиции, гражданского общества и мигрантов, но и часть нынешней власти, кто заинтересован в мирном переходе власти от семьи к народу. Только таким образом можно избежать хаоса.
— Вероятно, многое в политическом будущем Таджикистана будет зависеть от Москвы. Как Вы думаете, будет ли Москва поддерживать ослабевшего Рахмона, теряющего по итогам эпидемии COVID-19 авторитет среди народа?
— Согласен, от Москвы многое зависит, но не все. Этому свидетельство — грузинские, армянские, украинские и, наконец, белорусские события. Таджикский народ определяет будущее страны, не Москва, Пекин или Вашингтон. Это должны понимать и уважать во всех столицах, если они хотят оставаться друзьями Таджикистана.
С учетом того, что в Таджикистане нет серьёзных антироссийских сил, ни во власти и ни в оппозиции, Москва будет занимать примерно такую же позицию, как при армянской революции или белорусском восстании. Более того, Россия и все наши соседи должны быть заинтересованы в стабильном и развитом Таджикистане, чего нельзя добиться без смены нынешней власти.
Нынешняя власть стала «поставщиком» не только дешевой рабочей силы для России и региона, но и угроз, вытекающих из тотальной коррупции, кумовства и нищеты. Кстати, Рахмон долго скрывал наличие коронавируса в стране, что привело к его большому распространению и это уже прямая угроза жизни людей не только в Таджикистане, но и во всем регионе.
Мухиддин ако, ташаккур за интервью!
Подготовил Талгат Мамырайымов
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
