мне подменили жизнь ахматова
Анна Ахматова — Меня, как реку: Стих
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня задушит…
Мне ведомы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чем теперь не надо вспоминать.
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, все, что можно.
Я не в свою, увы, могилу лягу.
Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом – это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой…
…
Но если бы откуда-то взглянула
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец…
Меня, как реку (Анна Ахматова)
Этот текст ещё не прошёл вычитку. — сверить с оригиналов
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слёзы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, ещё когда-нибудь
Меня задушит…
Мне ве́домы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чём теперь не надо вспоминать.
И женщина какая-то моё
Единственное место заняла́,
Моё законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, всё, что можно.
Я не в свою, увы, могилу лягу.
Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом — это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и ещё вчера не бывшей
Морщинкой…
…
Но если бы оттуда посмотрела
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец…
Меня, как реку…
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.Тютчев
Н.А. О-ойМеня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня задушит…
Мне ведомы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чем теперь не надо вспоминать.
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, все, что можно.
Я не в свою, увы, могилу лягу.Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом — это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой…
…
Но если бы откуда-то взглянула
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец… Фонтанный Дом (задумано еще в Ташкенте)
Пьяных Михаил: «Меня, как реку, суровая эпоха повернула»
«Меня, как реку, суровая эпоха повернула»
Вскоре после окончания войны, 2 сентября 1945 года, Анна Ахматова, оглядываясь на прожитое, писала в «Третьей1 Северной элегии»:
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
«Мне голос был. Он звал утешно. «, в котором она сделала мужественный выбор навсегда остаться с родиной и не бежать от русской революции.
Однако начавшийся в 1917 году поворот в судьбе и творчестве Ахматовой довольно долго, до второй половины 1930-х годов, проходил медленно и незаметно, стихов она в этот промежуток писала мало, поэзии ее с 1924 по 1939 год совсем не печатали, так что складывалось впечатление, что суровая эпоха отняла у нее все творческие силы. И вдруг, да к тому же, говоря словами самой Ахматовой, «в тот час, как рушатся миры. тростник оживший зазвучал». Воскрешение души у почти что «залетейской тени» и возрождение творческих сил Ахматовой, их небывалый подъем были связаны с трагическим потрясением, пережитым во второй половине 1930-х годов и нашедшим выражение в «Реквиеме» и целом ряде стихотворений тех лет.
ИЗ ГОДА СОРОКОВОГО,
КАК С БАШНИ, НА ВСЕ ГЛЯЖУ,
С ТЕМ, С ЧЕМ ДАВНО ПРОСТИЛАСЬ,
КАК БУДТО ПЕРЕКРЕСТИЛАСЬ
И ПОД ТЕМНЫЕ СВОДЫ СХОЖУ.
С самого начала великой войны в жизни и творчестве Ахматовой возникает своего рода метаморфический процесс (Аристотель называл его перипетией, то есть переменой событий к противоположному). Применительно к творчеству Ахматовой указанного периода под перипетией следует иметь в виду не только перемену характера событий, но и перемену под их воздействием всего духовно-нравственного и эстетического, интимно-личного и историко-гражданского строя мыслей и чувств. Прежде всего речь шла о переплавке боли и страданий в силу духовного мужества, как об этом сказано в стихотворении «Клятва», написанном в самом начале войны:
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам.
Что нас покориться никто не заставит!
В этом маленьком, но удивительно емком и весомом стихотворении лирика перерастает в эпику, личное становится общим, прошлое, преломляясь в настоящем, «глядится в грядущее» (А. Блок), женская, материнская боль переплавляется в духовно-нравственную силу, противостоящую смерти и небытию. Эта огромная жизнетворческая и жизнестойкая сила дает о себе знать и в спокойной, без «ахов» и «охов», торжественной, горделивой и величественной интонации стиха, которая становится отличительной особенностью поэзии Ахматовой военных и послевоенных лет.
Ноченька!
В звездном покрывале,
В траурных маках, с бессонной совой.
Как мы тебя укрывали
Свежей садовой землей.
Здесь материнские чувства распространяются на произведения искусства, хранящие в себе эстетические и духовно-нравственные ценности прошлого. Эти ценности заключены и в «великом русском слове», прежде всего в слове русской литературы, о котором Ахматова в стихотворении «Мужество» сказала:
Свободным и чистым тебя пронесем,
В ней звучит не только материнское горе, но и голос русского поэта, воспитанного на пушкинско-достоевских традициях всемирной отзывчивости, духовно-нравственной и эстетической. Личная беда помогла ей острее почувствовать беды других матерей, трагедии многих людей всего мира, катаклизм общеисторического размаха, ассоциирующийся с евангельскими событиями:
Магдалина билась и рыдала,
А туда, где молча мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
В «Эпилоге» поэмы трагедийные общечеловеческие образы приобретают национально-историческую конкретность. Ахматова рассказала здесь о том, как переживание трагедии сына стало для нее постижением трагедии всего народа:
Узнала я, как опадают лица,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках.
. И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мной
Под красною ослепшею стеной.
Отсюда, от «Эпилога», художественная мысль возвращает нас к тому обобщению, которое Ахматова дала в эпиграфе к поэме, написанном уже в новые времена, в 1961 году, когда культ Сталина и сталинские репрессии впервые подверглись общественному осуждению:
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Эти слова напоминают о давнем решении Ахматовой не искать укрытия от российских бед и бурь в чужих странах, а разделить их со своим народом.
В 1937 году автор стихотворения «Мне голос был. Он звал утешно. » на минуту, возможно, пожалела о своем решении, но только на минуту: уж очень невыносимой стала жизнь на родине. Во всяком случае, Ахматова в стихотворении «Данте», написанном 17 августа 1937 года, позавидовала автору «Божественной комедии», который, будучи изгнанным своими согражданами, так и не вернулся в родной город:
Он и после смерти не вернулся
Этот, уходя, не оглянулся.
Этому я эту песнь пою.
Факел, ночь, последнее объятье,
За порогом дикий вопль судьбы.
Я всем прощение дарую
И в Воскресение Христа
А не предавшего в уста.
Критик А. Архангельский, размышляя о трагедии сына и матери в поэме «Реквием», верно заметил: «Такт за тактом совершалось восхождение от частной завершившейся судьбы к страстям Христовым, а значит, к судьбам всего мира; путь отдельного человека смыкался с «путем всея земли»; малое мерилось мерой великого, расщепляя его, как атом, и высвобождая созидательную энергию спасения».
Глубокое переживание личной и национальной трагедии помогло Ахматовой принять близко к сердцу трагедию современного мира, прежде всего трагедию общеевропейскую, трагедию Старого Света, запечатленную ею лирически в цикле «В сороковом году»:
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
Как маятник, ходит луна.
Трагически страшна планетарная тишина, в которой происходит безмолвное и тайное погребение эпохи. Трагедийно звучат в этой зловещей тишине слова о том, как эпоху, сначала зарытую в могилу, а затем каким-то невообразимо фантастическим путем всплывшую, подобно трупу на весенней реке, но уже в иные времена, не признают ее же дети и внуки, ее ближайшее потомство: «Но матери сын не узнает, и внук отвернется в тоске». И эта луна, которая ходит подобно маятнику вселенских часов, отсчитывающих время общечеловеческой трагедии. Такой же образ есть в «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка.
Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.
Сами участники грозного пира,
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Эту уже мы не в силах читать!
Сны эти предсказаны стихами «Решки»:
А во сне мне казалось, что это
И отбоя от музыки нет.
Больше того, «Поэму без героя» с ее своеобразной драматургической структурой и композицией можно воспринимать не только как самостоятельное произведение, но и как три заключительных акта более обширного трагедийного действа, первыми двумя актами которого были лирико-трагическая поэма » Реквием» и цикл «В сороковом году». «Поэма без героя» в этом действе, совмещающем личную, национальную и общеевропейскую трагедию, развивает мотивы «Реквиема» и цикла «В сороковом году», преобразует их и сплетает с новыми, возникшими в «Поэме без героя», такими, как мотивы трагической памяти, трагической вины, трагического катарсиса.
О «Поэме без героя» уже написано немало литературоведческих работ, авторы которых (В. Жирмунский, А. Павловский, Е. Добин) стремятся постичь систему ее образов, особенности сюжета и композиции, ее художественный смысл, ее тайны, белые пятна и темные места. Целый ряд интересных, но не всегда бесспорных, наблюдений над поэмой содержится в книге В. Виленкина «В сто первом зеркале» (1987). Особенно интересны наблюдения и размышления автора, связанные с выявлением в поэме «второго» плана, имеющего для Ахматовой автобиографический, сокровенно-личный характер, и с анализом темы памяти как памяти трагедийной, порождающей мотивы суда совести и исторического возмездия.
«Поэмы без героя», ее духовно-нравственной и историко-бытийной проблематики традиции Блока и Маяковского. Некоторые черты этих поэтов эпохального масштаба нашли отражение в таких образах поэмы, как «Демон. с улыбкой Тамары» и дылда, который «полосатой наряжен верстой». Отсылая желающих более подробно познакомиться с творческими взаимоотношениями Ахматовой с Блоком и Маяковским к статьям «Ахматова и Маяковский» К. Чуковского, «Анна Ахматова и Александр Блок» В. Жирмунского, «Ахматова о Блоке» Д. Максимова, к книгам Л. Долгополова, П. Громова, В. Виленкина, я хочу коснуться здесь только тех аспектов, которые заставили Ахматову сделать Маяковского и Блока лицами-масками в «Поэме без героя».
По свидетельству В. Виленкина, Ахматова в начале 1960-х годов говорила: «Для моей биографии очень важна статья Чуковского «Две России». «
В послеоктябрьское время Маяковский «комнатную интимность Анны Ахматовой», как он говорил, полемически не принимал за настоящую поэзию, как полемически же отказывался порой, особенно в годы революции, признавать значимость всего интимно-личного, в том числе в своей жизни и в своей поэзии. Однако, как известно, мотивы трагедийной любви властно давали о себе знать в его творчестве. Так и ахматовская интимность, ахматовская светлая грусть, о которой он упоминает в одной из своих дооктябрьских статей («Штатская шрапнель», 1914), запали, очевидно, Маяковскому в глубину души.
В 1940 году Ахматова пишет стихотворение «Маяковский в 1913 году», опубликованное в третьем-четвертом номере журнала «Звезда» за тот же год. В нем выразительно было сказано о великой поэтической и социально-исторической роли Маяковского.
«Маяковский в 1913 году» для развития поэзии Ахматовой и об особенностях «нового периода» (с 1936 года) в ее творчестве были высказаны в 1946 году Б. Эйхенбаумом. В тезисах доклада он отмечал: «. Ощущение личной жизни как жизни национальной, исторической, как миссия избранничества.
Знал, что скоро выйдешь весел, волен
На свою великую борьбу.
И уже отзывный гул прилива
Слышался, когда ты нам читал,
С городом ты в буйный спор вступал.
Те суровые законы века и бытия, поэтическим выразителем которых Ахматова справедливо считала Маяковского, по-своему дали о себе знать и в ее судьбе и творчестве. Есть, в частности, правота в замечании В. Виленкина о том, что по своей значимости и внутренней масштабности лирическое «я» Ахматовой в «Поэме без героя» является «небывалым после Маяковского». Принципиально важным для понимания внутренней близости Ахматовой к Маяковскому является и ее собственное признание начала 1960-х годов, приводимое В. Виленкиным: «Что-то я сказал о близости ее к Маяковскому, в смысле раскрепощения непесенного стиха (известная теория). Она: «Не в этом сходство, а совсем в другом: в одиночестве, в «несчастной любви». И в самом деле, мотив «любви-невстречи» у Ахматовой и мотив неразделенной трагедийной любви у Маяковского заслуживают самого серьезного и пристального внимания и изучения. В этой связи не должно пройти незамеченным и упоминание в комментариях Ахматовой «смертного моста» Маяковского из его поэмы «Человек».
Еще более глубокими и сложными были творческие связи Ахматовой с Блоком, «Демоном. с улыбкой Тамары»:
Как парадно звенят полозья,
Это он в переполненном зале
Слал ту черную розу в бокале
Или всё это было сном?
С мертвым сердцем и с мертвым взором
В тот пробравшись проклятый дом?
И, в памяти черной пошарив, найдешь
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
Тот запах и душный, и сладкий.
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Трагический тенор эпохи.
В первом стихотворении этого небольшого цикла Ахматова запечатлела и другой образ Блока, каким она его воспринимала в годы Великой Отечественной войны. Многие советские поэты смотрели тогда на Блока через его патриотическую лирику, увлекаясь ее русскими национальными чертами. Через эти мотивы началось и новое ахматовское восприятие Блока. Однако в эту пору для нее оказался близким не столько Блок цикла «На поле Куликовом» с его историческими ассоциациями и предчувствием «начала высоких и мятежных дней», сколько Блок «Осенней воли». В стихотворении, помеченном «Июль 1905. Рогачевское шоссе», юный, статный и свободный поэт выходит «в путь, открытый взорам», обретая приют в родных просторах. Через образ этого молодого Блока воспринимала родину и Ахматова, возвращаясь из эвакуации в Россию:
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской.
К широкой осени московской.
Там всё теперь сияет, всё в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачевское шоссе
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Последнее стихотворение цикла резко контрастно по отношению к первому, а второе является переходным: от молодого, жизнерадостного ощущения свободы и широты мира поэт движется к трагическому восприятию личной и общественной жизни. Композиция «Трех стихотворений», тот порядок, в каком они расположены, передает последовательность и историко-психологическую окраску трех периодов в жизни и творчестве Блока.
Стихотворения писались не в том порядке, в каком они расположены. Хронология цикла отражает в себе различные, исторически и субъективно обусловленные, внутренние состояния самой Ахматовой. Структура цикла художественно передает связь и различие двух эпох: эпохи Блока, которую захватила и Ахматова, и послеблоковской, ведомой ей и не ведомой ему.
Кого когда-то называли люди
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес,
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом бессмертных роз.
Примечания
Анна Ахматова Меня, как реку.
Меня, как реку, Суровая эпоха повернула. Мне подменили жизнь. В другое русло, Мимо другого потекла она, И я своих не знаю берегов. О, как я много зрелищ пропустила, И занавес вздымался без меня И так же падал. Сколько я друзей Своих ни разу в жизни не встречала, И сколько очертаний городов Из глаз моих могли бы вызвать слезы, А я один на свете город знаю И ощупью его во сне найду. И сколько я стихов не написала, И тайный хор их бродит вкруг меня И, может быть, еще когда-нибудь Меня задушит… Мне ведомы начала и концы, И жизнь после конца, и что-то, О чем теперь не надо вспоминать. И женщина какая-то мое Единственное место заняла, Мое законнейшее имя носит, Оставивши мне кличку, из которой Я сделала, пожалуй, все, что можно. Я не в свою, увы, могилу лягу. Но иногда весенний шалый ветер, Иль сочетанье слов в случайной книге, Или улыбка чья-то вдруг потянут Меня в несостоявшуюся жизнь. В таком году произошло бы то-то, А в этом — это: ездить, видеть, думать, И вспоминать, и в новую любовь Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем Измены и еще вчера не бывшей Морщинкой… Но если бы оттуда посмотрела Я на свою теперешнюю жизнь, Узнала бы я зависть наконец…
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:
Комментарии читателей
Написать комментарий
Другие стихотворения Анны Ахматовой из категории:
Популярные стихи поэтессы:
Анна Ахматова написала стихотворение «Меня, как реку. » в 1945 году. Читайте произведение онлайн и скачивайте все тексты автора полностью бесплатно.