микоян нами артемьевна биография
Глава 39. Нами Микоян: «Моя жизнь не была раем…»
Глава 39. Нами Микоян: «Моя жизнь не была раем…»
Почти полвека имя этой женщины из высшего круга вызывает у многих обывательски-активный интерес. Большинству ее судьба кажется бесконечно счастливой. Еще бы, ее отец, дядя, два мужа (генерал-лейтенант авиации Алексей Микоян и заместитель министра культуры при Фурцевой Кухарский) и, конечно же, свекор, член сталинского Политбюро Анастас Иванович Микоян, принадлежали, что называется, к небожителям, хозяевам жизни. Наверное, можно предположить, что и ее жизнь была сплошным праздником.
Нами Микоян – дочь первого секретаря Аджарского обкома партии, покончившего с собой в 1937 году, племянница первого секретаря ЦК компартии Армении, невестка бессменного члена Политбюро СССР Анастаса Микояна, мать легендарного рок-музыканта и продюсера Стаса Намина – одна из немногих сегодня свидетелей жизни и нравов кремлевского сталинского, хрущевского и брежневского режимов.
Мы знакомы четыре года, и все это время я расспрашивал ее о пережитом, о людях, которых она хорошо знала, о драматических страницах советского прошлого, о наиболее ярких моментах ее биографии. Говорит Нами медленно, не спеша, чтобы точно донести свою мысль. Она мудрый, ответственный человек, за ее плечами исторические события, к которым она причастна. Поэтому мне всегда кажется, что в разговоре Нами взвешивает каждое слово, и если в чем-то хоть немного сомневается, тут же старается вернуться к сказанному и проговорить все более четко. При этом я чувствую, что в наших беседах она касается лишь малой толики того, что знала и пережила. Так, однажды я попросил рассказать о визите четы Горбачевых. Что и говорить, не каждый день глава государства, хоть и бывший, наносит визит частным лицам. Поэтому мне была интересна каждая деталь, каждое слово, сказанное Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной, манера их общения, темы беседы, в особенности их рассуждения о том или ином событии, связанном с деятельностью последнего генсека Советского Союза и первого Президента России. И хотя история – категория вечная, интересно, как эту историю «подают» ее творцы. Вспоминая о встрече с Горбачевыми, Нами как бы специально подчеркнула, что запомнившееся – это ее личное, субъективное мнение. Она тонкий человек, и я уже давно понял, что хотя своему впечатлению она доверяет, но высказать его другим не всегда решается. Так было и на этот раз. Мне показалось, что от долгого разговора, по-видимому, во многом откровенного, с четой Горбачевых она ждала большего. Еще ей, возможно, показалось, что Михаил Сергеевич не совсем понял, к чему, в конечном счете, привела миллионы людей политика гласности, свобода слова и мысли. Ну хотя бы потому, что именно при нем случились драматические события в Карабахе, Ош и Тбилиси.
К Нами Микоян постоянно приходят гости, и каждого она встречает с широким армянским гостеприимством, угощает национальными вкусностями, обсуждает чьи-то проблемы. Ее волнует все, что связано с родной землей, где в далекие 30-е годы ее дядя был главой республики. Она пишет в ереванские газеты, хлопочет о разного рода пожертвованиях, издает книги, связанные с историей Армении. Несколько лет назад, собираясь в Ереван, она пригласила меня с собой, обещала познакомить с заповедными местами любимого города, свести меня как журналиста с известными людьми. Особенно Нами хотела, чтобы я посетил галерею великого Мартироса Сарьяна, которого она хорошо знала, познакомился с главой Армянской церкви, чью духовную миссию она высоко ценит, увидел дом, в котором прошло ее детство. Очень жалею, что не смог воспользоваться гостеприимством Нами Артемьевны.
Зная об обширных связях, дружбе Нами с выдающимися людьми прошлых десятилетий – политиками, народными артистами, композиторами, – к ней постоянно обращается телевидение с просьбой об участии в той или иной передаче, и она, несмотря на нездоровье, не отказывает. Я думаю, прежде всего потому, что ей важно вспомнить о тех людях, о которых она может поведать то, что не поведает никто. Много раз в наших беседах Нами говорила, что счастье и гордость ее жизни – ее дети, Стас и Нина. При этом она признавалась мне, человеку со стороны, насколько они разные. Стас – яркий музыкант, человек с жестким, наступательным характером, а Нина – мягкая, скромная, добрая, отдающая всю себя больным детям (она директор коррекционной школы).
После первого интервью с Нами Микоян наши встречи стали постоянными. В своих вопросах к ней я старался не опускаться до сплетен и слухов, касающихся московской богемы прошлых лет, хотя понимал, что моя собеседница может о многом рассказать. Нередко она сама начинала какой-то сюжет, и я не перебивал и не останавливал ее. Открыв рот, я слушал ее признания о личных отношениях с Арно Бабаджаняном; рассказы о Майе Плисецкой, человеке нелегкого характера; о чудодейственном влиянии Вольфа Мессинга на всю дальнейшую жизнь Нами после первой с ним встречи в 60-х годах; о Йоко Оно, жене легендарного Джона Леннона; о крупном современном политике Евгении Примакове… О многом и о многих…
Наверное, ей нелегко дается возвращение в прошлое, которое для нее не всегда радостно. Но все же мне везло. Прослышав об Артеме Сергееве, приемном сыне Сталина, я посетовал, что не знаю людей, которые могли бы меня с ним познакомить. В ответ Нами воскликнула: «Я с удовольствием это сделаю. Артема Федоровича я знаю много-много лет». И через несколько дней я уже был в гостях у этого легендарного человека на его даче в Жуковке.
Как-то Нами огорошила меня неожиданным признанием: «Только что я уничтожила часть своего архива». Хочу сказать, что мне случалось и раньше слышать от моих проживших долгую жизнь собеседниц о такого рода драматических поступках. И хотя я понимал, что они имели на это полное право, мне всякий раз было до слез жалко и обидно. Однажды что-то толкнуло меня в который уже раз упомянуть имя «вождя народов». Нами вжалась в кресло, поставила локти на стол и, пристально глядя на меня, отрезала: «Я устала от Сталина, хватит о нем, поймите меня…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
В начале слова была жизнь
В начале слова была жизнь В дождливый день я стоял под грибком в пустом детском садике и ждал из школы Эллу, мою будущую жену. Прозвенел звонок, орда школьников вырвалась на волю, прошло еще какое-то время, она вышла со своим учительским портфелем, и мы вдвоем пошли в ЗАГС.
Дизе Худяковой («Чтобы жизнь была конфеткой…») В альбом
Дизе Худяковой («Чтобы жизнь была конфеткой…») В альбом Чтобы жизнь была конфеткой, А не кашей и лапшой, Надо быть хорошей деткой, То есть паинькой большой. Если будешь ты упряма, Непослушна и гневна, — Загрустим и я и мама И Раиса Дмитревна. 1927 г. 11 декабря.
«ВСЯ ЖИЗНЬ ЕЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ…»
«ВСЯ ЖИЗНЬ ЕЕ БЫЛА ЛЮБОВЬ…» Но все-таки кто религиозно воспитывал Льва Толстого? Ведь не могло же случиться так, чтобы его первые представления о Боге, о церкви, об аде и рае, о молитвах возникли как-то сами по себе или только из прочитанных им когда-то книг?И здесь мы должны
17. Жизнь с нами
17. Жизнь с нами Полеты, бои, занятия, штабные хлопоты… Обычная наша фронтовая жизнь. А где-то далеко Новосибирск. Там мои родные, там мир моей юности. Каждая весточка из дому возвращала мои мысли к домику над Каменкой. По редким письмам, поступающим оттуда, я старался
С. Микоян. Жизнь, отданная народу
С. Микоян. Жизнь, отданная народу Не тот заслуживает внимания, кто подмечает, где споткнулся сильный, или рассуждает, как человек, совершающий поступки, мог бы поступить лучше. Честь тому, кто смело устремляется в гущу событий, чье лицо покрыто пылью, потом и кровью, кто,
Нами Микоян. Неизвестная Фурцева
Нами Микоян. Неизвестная Фурцева Последний день Утром 24 октября 1974 года в приемную министра культуры СССР позвонила Зоя Туманова, заместитель заведующего отделом культуры ЦК и, неожиданно поинтересовавшись, как здоровье Екатерины Алексеевны, попросила помощницу под
Глава 4. Сын А. И. Микояна Серго Микоян: «Сталин ждал, когда мой отец покончит с собой…»
Глава 4. Сын А. И. Микояна Серго Микоян: «Сталин ждал, когда мой отец покончит с собой…» Впервые это имя я запомнил с нашумевшей книги Эрнеста Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой», вышедшей у нас в 1962 году. В послесловии к этой пронзительной повести, подписанном
Лилия Майорова «МНЕ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗНАЛИ, ЧТО Я БЫЛА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГОЙ ВЫСОЦКОГО! ТРОГАТЬ ЕГО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО!»
Лилия Майорова «МНЕ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗНАЛИ, ЧТО Я БЫЛА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГОЙ ВЫСОЦКОГО! ТРОГАТЬ ЕГО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО!» Жена известного кинорежиссера Александра Наумовича Митты — Лилия Моисеевна Майорова занимала в жизни Владимира Высоцкого особое место. Сам
Чугунова Нина Константиновна Жизнь в Кабуле была опасна и трудна!
Чугунова Нина Константиновна Жизнь в Кабуле была опасна и трудна! Я родилась в Осташевском районе (ныне Волоколамском) в семье рабочих. Закончила школу в 1948 г., дальше училась заочно в институте, работая в школе преподавателем биологии.Была активной комсомолкой, в 19 лет
Лилия Майорова. «МНЕ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗНАЛИ, ЧТО Я БЫЛА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГОЙ ВЫСОЦКОГО! ТРОГАТЬ ЕГО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО!»
Лилия Майорова. «МНЕ НЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗНАЛИ, ЧТО Я БЫЛА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГОЙ ВЫСОЦКОГО! ТРОГАТЬ ЕГО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО!» Жена известного кинорежиссера Александра Наумовича Митты — Лилия Моисеевна Майорова занимала в жизни Владимира Высоцкого особое место.
«В Пятигорске была жизнь веселая…»
«В Пятигорске была жизнь веселая…» Как же проводил время Михаил Юрьевич Лермонтов летом 1841 года? Очень весело, если судить по сохранившимся письмам и воспоминаниям современников, одновременно с ним находившихся в Пятигорске. «Мы жили дружно, весело и несколько
Н. А. Микоян Фурцева — от Хрущева до Брежнева (Из книги Н. А. Микоян «неизвестная Фурцева»)
Н. А. Микоян Фурцева — от Хрущева до Брежнева (Из книги Н. А. Микоян «неизвестная Фурцева») Хрущев и Фурцева После смерти Сталина Хрущева избирают первым секретарем ЦК партии, Фурцева становится первым секретарем Московского городского комитета партии.Искренняя
«То была не интрижка, ты была на ладошке…»
«То была не интрижка, ты была на ладошке…» На съемки в Питер Высоцкого провожали, как водится, «шумною гурьбою». Отъезд друга в экспедицию (пусть даже в кино-), естественно, отметили. Хорошо посидели дома у Гарика. Свидерский раздобыл «малую толику» на первое время. После
ЖИЗНЬ МОЯ БЫЛА СПЛАНИРОВАНА
ЖИЗНЬ МОЯ БЫЛА СПЛАНИРОВАНА В 1985 году К. не выступал в Нью-Йорке, поскольку Мильтон Фридман, писатель и одно время автор речей для Белого дома организовал в апреле две беседы в Центре Кеннеди в Вашингтоне. Накануне К. снова выступил в обществе «Мир Земле» при ООН по случаю
«Кто-то шепотом сказал: Сталин едет» Берия, Сталин и 1937 год глазами свидетеля эпохи
Нами Микоян — не просто свидетель эпохи. Дочь и племянница первых партийных лидеров Грузии и Армении, невестка Анастаса Микояна, о котором в народе сложили поговорку «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», она многие годы жила среди тех, от кого зависела судьба нашей страны, а нередко и всего мира. Лаврентий Берия ласково называл Нами «профессором» и катал на байдарке, Иосиф Сталин доверял ей свою дочь Светлану. Выйдя замуж за сына Анастаса Микояна, Нами попала в узкий кремлевский круг, была знакома с Хрущевым, Брежневым, Андроповым, Горбачевым, Ельциным… Что за человек был Лаврентий Берия, каким запомнился ей Иосиф Сталин и что принес ее семье 1937 год, Нами Артемьевна Микоян рассказала корреспонденту «Ленты.ру».
Небольшая квартира на Плющихе. На стенах семейные фотографии, портреты близких, пейзажи. Красивое старинное бюро завалено книгами, журналами, бумагами со свежими пометками. Нами Артемьевна поит меня, вошедшего с промозглой московской зимы, горячим душистым чаем. Тепло, уютно… Говорим о событиях 85-летней давности, свидетелем и участницей которых она была. Обстоятельно, не спеша, останавливаясь на деталях. И постепенно образы из очень далекого прошлого проявляются все четче и четче, как фотографии на бумаге под действием проявителя.
Нами Микоян: Сегодня мне уже 91 год, а тогда всего шесть-семь лет было. Какие они были — Берия, Сталин? К сожалению, сейчас уже многое смешивается: то, что было в глазах ребенка, и то, что мы потом о них узнавали. Не знаю, правда ли все то, что о них теперь говорят, да и вряд ли мы когда-то узнаем об этом наверняка. Расскажу только то, что видела сама.
«Лента.ру»: Вы были лично знакомы с Берией. Что он был за человек?
В середине 30-х годов Берия был первым человеком в Грузии — первый секретарь ЦК партии. Мои отец и дядя работали при нем. Отец был первым секретарем обкома партии, а Григорий Арутинов, муж папиной сестры, которого я называла дядей, — первым секретарем Тбилисского горкома. Все примерно одного возраста. Вместе работали, вместе выходные проводили, в отпуск вместе ездили.
Берия любил собирать всех по воскресеньям у себя на даче. Обычно он приглашал тех, у кого есть дети, потому что у него был сын, и таким образом дети могли играть вместе. Вот он и приглашал моего отца с матерью и меня, позже приглашал моего дядю, тетю и меня. Играли в волейбол, в бильярд. Все были молоды, все были живы, веселы. И все еще верили в тот идеал, который искренне хотели построить.
Наигравшись в мяч, шли пить чай. Окна были открыты, мы слышали, как они пели, смеялись, шутили…
Почти всех расстреляли в 1937 году. В нашем доме было шесть квартир, всех родителей в одну ночь арестовали — во всех шести квартирах. Все были ответственными работниками. Я не очень их сейчас помню. Детей помню, а почему и за что арестовали их родителей — не знаю.
Каким вам тогда казался Берия?
Внешне он был собранный, сдержанный, очень приветлив к детям. Много со мной разговаривал, как бы всерьез обсуждал всякие сложные вопросы, прочитанные книги. Я рассказывала ему о школе, о своих впечатлениях, а он в шутку называл меня «профессор». Он увлекался фотографией и часто меня фотографировал. Эти снимки сохранились. Я тогда с восторгом смотрела на него: он лучше всех играл в волейбол, дальше всех заплывал в море во время шторма.
Летом мы жили на даче в Гаграх. В самые сильные волны он садился в байдарку и брал меня с собой. Его жена, моя мама, тетя — все в ужасе с берега кричали, а я радовалась — с ним не было страшно, он был сильный. Он в себе был уверен, и я тоже не боялась. Мне было весело.
Помню, как мы подплывали к санаторию «Челюскин», и он общался с отдыхающими там дамами. Одну, в белой шляпе с большими полями, я запомнила особенно хорошо. Берия тогда всех привлекал внутренней силой, каким-то магнетизмом, обаянием. Хотя внешне он был некрасивым, говорил с сильным мингрельским акцентом, носил пенсне — редкость по тем временам.
Мне трудно описать его характер… Я лучше о событиях буду рассказывать. Приехал Сталин, все пошли обедать… Помню все это зрительно.
А как жил Берия, как был устроен его дом, быт? Его квартира отличалась от вашей и от квартиры вашего дяди?
Конечно, это была необычная квартира. Я уже точно не помню, но его образование было как-то связано с архитектурой. И у него был исключительный вкус.
Жил Берия в трехэтажном доме на улице Мачабели, около бывшей аптеки Заммеля в Тбилиси. На первом этаже была комната для охраны и большая бильярдная справа от входа. В другом подъезде — еще одна большая комната, где жила мать его жены Дарико, веселая женщина, любила петь и играть на гитаре. Там же были двери в квартиры дяди и Амбегрилия Кекелии — известного партработника и друга Берии. В 1937 году его расстреляли.
Но основной подъезд вел только в квартиру Берии. Надо было пройти через охрану, потом вестибюль — и сразу деревянная лестница на второй этаж.
Когда я в первый раз попала к ним в квартиру, а это, наверное, был 1936 год, меня поразила обстановка. Ни мы, ни знакомые моих родителей так не жили.
У него была замечательная старинная мебель, зеркала в рамах, тяжелые портьеры, в буфете — красивая посуда. Все было заметно красиво и заметно удобно, хотя какой-то сверхроскоши не было. У меня долго сохранялись кожаные диваны, два таких огромных кожаных дивана — не от него, а точно такие же. Их заказали для квартиры моей тети через Берию, поскольку они жили рядом, и она дружила с его женой.
Третий этаж был с одной стороны обведен открытым балконом. На него выходили двери спальни и комнаты с мраморной ванной. В спальне была широкая деревянная кровать, какие-то непонятные безделушки, канарейка в клетке. Тогда меня это очень удивило: мама читала мне книжку, где описывалась жизнь буржуев, и у них тоже была канарейка.
Там же, на третьем этаже, были комнаты его сына Серго и рабочая комната жены, что было большой редкостью для того времени. Нина Теймуразовна, жена Берии, была очень красивой женщиной: стройной, холеной, всегда гладко причесанной. Она тщательно следила за собой и держалась с большим достоинством. Но при всем внимании к внешности, она, как большинство жен ответственных работников того времени, училась и работала. По образованию она была биолог или агроном. Позже, уже в Москве, защитила кандидатскую и работала в Тимирязевском институте.
В квартире Берии стояли шведские шкафы с книгами, книг было много. В гостиной — рояль. Сын учился музыке, окончил музыкальное училище. В доме был еще четвертый полуэтаж, которого не было видно с улицы. Там жила воспитательница сына, немка Эмма. Она преподавала в немецкой школе, где учился Серго.
Рядом с кабинетом Берии находилась совершенно удивительная физкультурная комната, там были собраны самые разные гимнастические снаряды, все необходимое для занятий физкультурой.
Дом Берии был выстроен в форме латинской буквы L. Конструктивизм в лучшем виде, сочетание вкуса с разумностью решений. По-видимому, Берия привлек к строительству лучших архитекторов и художников Грузии.
Что ели в доме Берии, какую кухню он предпочитал?
Берия любил гостей. Когда я бывала у тети с дядей, он узнавал об этом у своей охраны, и они с женой всегда звали меня пообедать с ними.
Еда к столу обычно готовилась хорошо ему знакомая, мингрельская: на первое ели суп — лобио, иногда борщ. На второе гоми — горячая каша из кукурузной муки с ломтями молодого сыра, и сациви — курица в ореховом соусе. Все блюда Берия посыпал перцем и заставлял делать это и гостей. Тех, кто не привык к острому, он заставлял съесть маленький зеленый перчик — очень острый. А когда человек краснел и начинал махать руками, Берия, довольный, смеялся.
Блюда готовились поварами и подавались обслугой, но иногда в приготовлении еды участвовала мать Берии Марта. В таких случаях орехи особенно тщательно растирались в ступке, масло из них выжималось в сациви.
Бабушка Марта всегда носила только черное, как большинство грузинских вдов, и всегда покрывала голову платком. Она была очень набожной и ходила в церковь, что тогда казалось необычным и вызывало у меня интерес. За стол вместе со всеми она никогда не садилась.
Сталина вам доводилось видеть?
Несколько раз видела. Однажды он приехал на дачу к Берии в Гагры. Вечером все забегали, суматоха началась, нас, детей, отправили в дом, где прислуга жила, и кто-то шепотом сказал: «Сталин едет». Он приехал с дочкой. Ее оставили с нами, а взрослые пошли ужинать. На окнах в столовой главного дома шторы были закрыты неплотно, и мы поднимались на цыпочки, чтобы по очереди посмотреть на Сталина. Светлана подсматривала вместе с нами.
Потом Сталин уехал, а его дочка осталась, и машина, на которой они приехали. Мы тогда дня два провели вместе. Со Светланой я всю жизнь была в добрых отношениях.
В другой раз видела Сталина в театре. Он сидел обычно в ложе, но всегда в глубине, впереди — никогда. Я видела Сталина на разных официальных мероприятиях. Конечно, какое-то ощущение от таких людей остается, даже когда ты их видишь в детстве. Он оставлял впечатление сильного человека, и, вероятно, был им. Это были другие люди, теперь я таких не вижу.
Чем они отличались?
Силой, наверное. И умом. Вы же не видите в нем простачка? Вы Хрущева в нем не видите? Вот и все. Таким он и был, и таких больше нет. Другое дело, что ГУЛАГ — это страшно, такое нельзя простить. Но Сталин — это все равно Сталин. И государство, которое он создал, сразу стало сильным. Появились все эти фабрики, заводы. И войну он таки выиграл. Можно говорить о том, какими жертвами, но кто знает, какие жертвы были бы без Сталина. Весь мир говорил о нашей стране. Сталин был, как бы это сказать… Слово «незаурядный» — это маленькое слово для него. Он был великим человеком.
Нами Микоян с любовью и печалью
Она жила рядом с известными людьми, оставившими яркий след в истории: Сталиным, Хрущёвым, Брежневым, Горбачёвым. Близко знала великих деятелей искусства и видела неофициальную сторону их жизни. Знакомьтесь — дочь большого партийного чиновника Артемия Григорьевича Геуркова, жена лётчика Алексея Анастасовича Микояна, историк-музыковед и писательница — Нами Микоян. Ей многое довелось увидеть, узнать, пережить. Отец выстрелил в себя на веранде собственного дома, дядя Григорий Арутинов (Арутюнян) — государственный деятель, до сих пор не оценён историей по достоинству, ну а сын Стас Намин, прославил её имя. Наш корреспондент побывала в гостях у Нами Микоян.
Горбачёвы в гостях у Нами, 1995 г.
— Нами Артемьевна, расскажите, историю происхождения своего имени.
— Когда родилась, меня думали назвать Гаянэ, в честь телавской бабушки, матери отца, но потом решили, что пришла новая эпоха, всё должно быть новым, и дали имя Нами. Это аббревиатура московского Научного автомоторного института (НАМИ), в котором учился мой отец. Благо это совпало с грузинским словом «роса» — «утренняя росинка» — «дилис нами».
О ЛИЧНОСТЯХ
— Вокруг вас было много интересных людей: Хачатурян, Шостакович, Свиридов… Расскажите о ярких встречах с ними.
— Работала в Комитете по Ленинским премиям референтом по музыке, а так как Шостакович был членом этого комитета, я знала его ближе. Мне запомнилась его фантастическая стеснительность. Когда ему нужно было говорить публично, он начинал беспрерывно чесать свои плечи и руки. Он всегда говорил мало, но уверенно, особенно когда поддерживал чью-то кандидатуру, хотя мы понимали, насколько ему всё-таки было тяжело. Позже он стал членом редколлегии журнала «Советская музыка», в котором я работала. Носила ему материалы на ознакомление. Он говорил, что не может видеть птиц в клетке и срезанные цветы. У него дома, на одной из стен висела яркая картина художника Вильямса, на которой была изображена весьма откровенная женщина. И когда потом слушала его оперу «Леди Макбет Мценского уезда», поняла, почему именно эта картина. Потому что это хорошо накладывается на его личность — скромного и зажатого человека, который пишет музыку, полную страсти, музыку к произведению, в котором идёт речь о смерти ради любви.
Д.Шостакович рядом с картиной Вильямса, 1980 г.
Георгий Свиридов — невероятный знаток русского искусства, литературы и музыки. Когда в домашнем кругу он говорил о Блоке, об истории русской культуры, слушать его было интересно.
Что касается Хачатуряна, я знала его близко, потому что писала кандидатскую диссертацию о его киномузыке и в процессе работы часто с ним встречалась в квартире на Миусской. Это был удивительный человек. В нём сочеталась гениальность с натурой сущего ребёнка — обидчивого и ранимого. Обычно он ждал меня утром. Помню, когда Арам Ильич только вселился в квартиру дома Союза композиторов, он вошёл с овальным предметом в руках и спросил: «Угадай, что это?» — «Зеркало?» — «Нет, прекрасная чёрная доска для унитаза». Он искренне радовался каждой мелочи…
Арам Хачатурян, 1962 г.
В Большом театре на премьере «Спартака» в постановке Якобсона Арам Ильич волновался, мы сидели рядом, и вдруг он произнёс: «Ты видела, что у меня красный жилет?» Его одновременно волновало, как будет танцевать Лиепа в образе Спартака и как выглядит его жилет, в котором он пришёл.
Однажды мы были с ним в Будапеште на Днях культуры армянского искусства. К этому фестивалю был приурочен балет «Спартак» в постановке Ласло Шереди. Арам Ильич нервничает и искренне признаётся: «Всё балетмейстер напортил, снял «Реквием» в конце балета, мой Спартак представлен жертвой, а не героем. Это не мой замысел. На премьеру я, конечно, пойду, но кланяться не выйду». Начался балет. Фригия — балерина Жужа Кун — великолепна. К концу первого действия ясно, что успех безусловен, буря аплодисментов, все встали, многие плачут, вызывают автора. Арам Ильич, возбужденный, растроганный, по-детски счастливый, вышел на сцену кланяться…
О СЕМЬЕ И КНИГЕ
— Вы написали книгу воспоминаний «Своими глазами с любовью и печалью…» о себе, о своей семье. Долго писали?
— Моя книга обо всей моей жизни. Когда начала писать, вспоминалось одно, потом другое, а потом происходит то, что отвлекает тебя от книги, и какой-то период ты её не пишешь. Да, она создавалась долго, но это было объяснимо. Я писала, когда находилась в Грузии. Война, болела моя мама, голова была поглощена событиями реальной жизни, которые менялись ежедневно, иногда ежечасно. Приходилось осмысливать настоящее и в то же время писать — это мой способ выжить.
— В книге вы пишете: «Почти у всех людей, с которыми меня свела жизнь, были трагические судьбы». А какой краской или красками вы бы изобразили свою жизнь?
— Моя жизнь полосатая. Книга начинается с рассказа о доме, в котором мы жили в детстве, где все были или расстреляны, или арестованы. А это оставляет впечатление. Яркие и счастливые краски в моей жизни, это когда уже думаешь о детях. А если взять всё, что довелось увидеть, с чем пришлось столкнуться, пережить, то получится зебра.
30-е годы. Детство Нами
— Каким было ваше детство в Тбилиси?
— Детство всегда счастливое. Ребёнок растёт с мамой, с папой. Его любят, он ни о чём не думает. Детство — беззаботная пора. До гибели папы моё детство было счастливым, конечно. Летом 1937 года, моего отца Артемия Геуркова назначили заместителем председателя Совнаркома Грузии. Мы переехали в Тбилиси. Он стал молчалив, замкнут. Его друга — моего дядю Гришу Арутинова по распоряжению Москвы в эти же дни направили работать в Армению. Его жена, папина сестра уехала вслед за ним. Прошло время романтического задора, общих дружеских встреч, никто ничего больше не спрашивал и не обсуждал, существовали только приказы сверху.
Нами с мамой, 1932 г.
— Какие эмоции вызывают у вас воспоминания о пережитом? Вы прожили счастливую жизнь?
— Ни у кого не бывает счастливой жизни, в том плане, что «Ах, какая счастливая жизнь!» У дураков бывает. У меня были и радость, и горе. Могу сказать, что я прожила большую жизнь, но это не есть счастье или несчастье.
С маленьким Стасиком, Сухуми, 1953 г.
О ЗАМУЖЕСТВЕ И БЕЛАРУСИ
— Вы были замужем за военным лётчиком, приходилось часто переезжать из гарнизона в гарнизон. Вы побывали в России – в Мурманске, Германии. Расскажите, как жили в Беларуси.
— В Беларуси вела занятия с женским хором. Жизнь там запомнилась не только бытом. У меня остались тёплые воспоминания о гарнизонной жизни с детьми и мужем в местечке Россь в Беларуси, около Гродно, потому что там прошла молодость. В Росси было красиво: большие вязы, много зелени, речка Рось, старый запущенный парк. В местечке действовали православная церковь — около домиков, где жили военные, и большой костёл на центральной площади. Меня они интересовали, но понятия «религия», «церковь» были почти запрещёнными, я боялась пересудов и не вошла в костёл, хоть и хотелось. Удивилась, узнав, что ксёндз прекрасно коптил колбасы на заказ, а батюшка своим внукам разрешал играть только с детьми военных. Воскресенье в Росси считалось большим базарным днём — все шли с утра на рынок, так как в другие дни купить что-нибудь съестное было тяжело. Мне до этого не приходилась ходить на базар в Москве. В субботу и воскресенье собирались друг у друга сослуживцы мужа, ели, пили, разговаривали.
С Алёшей, Лелей и Стасиком в гарнизоне Россь. Беларусь, 1955 г.
Вспоминаю разные эпизоды, мы, как и все лётчики, жили в деревянном финском домике. Трудности быта — удобства во дворе, отсутствие воды, баня на железнодорожном вокзале — не пугали. Все семьи лётчиков жили дружно. Как-то утром, в воскресенье, зашёл к нам один из лётчиков. По обыкновению накрыла на стол: приготовила яичницу, сварила картошку, почистила селёдку и, конечно, поставила водку. У меня гостила родственница Леля, она отдыхала на диване, не обращая внимания на гостя. Мужчины выпили и только тогда наш гость заметил, что в комнате лежит женщина и с удивлением воскликнул: «А что это за «корешок» валяется?». Было смешно.
Алексей Микоян с сыном Стасиком
Кстати, там приключилось много милых историй с моим сыном — большим проказником. Он, выходя гулять, забирал с собой ключ от входной двери. Позже он рассказал, что ожидал найти в поле какую-нибудь таинственную дверь и открыть её. Дорога от гарнизона шла рядом с полем, и сын перед полем снимал почему-то сандалии, оставлял их на дороге и так шёл в поле, но когда сандалии пропали, он отвык от этой привычки. Или другой случай. У нас с соседкой был общий сарай во дворе, там мы держали кур. У соседки курица неслась, а у нас — нет. Стасику было обидно и он стал каждое утро приносить по яйцу, сообщая, что наша курица тоже снеслась. Это продолжалось до тех пор, пока соседка не обнаружила, в чём дело.
С А.Микояном и детьми, 1956 г.
Наша справка
Из автобиографии Алексея Микояна:
Наш 12 гв. ИАП был активным участником битвы за Белоруссию под названием «Багратион». Это было серьёзное испытание для всего личного состава нашего полка, которое мы выдержали с честью. При завершении операции «Багратион» на подходе к Польской границе в одном из воздушных боёв я сбил фашистский самолёт, но в этом бою и мой самолёт был подбит. Я попытался посадить его на свой аэродром, но посадка оказалась неудачной из-за повреждённого шасси, и я был сильно ранен. В госпитале я лечился более двух месяцев и, как говорят врачи, спасла меня тогда только молодость и отличное здоровье (мне тогда было 18 лет).
С Алексеем Микояном, 1956 г.
О ЗНАМЕНИТОЙ ФАМИЛИИ
— Раньше в классе учились русские и грузины, поляки и армяне, осетины… И всё же, ваш отец Геурков Артём, мать — Приклонская Ксения. Кем вы себя чувствуете? Как вас воспитывали?
— Никогда в жизни я не чувствовала себя на половину. В моё время об этом никогда не думали. У меня внуки тоже имеют смешанные крови, при этом мой внук чувствует себя армянином. Он любит ездить со мной в Армению. Я знаю армянский, читаю на нем, пишу, но сказать, что владею им полностью, не могу, потому что росла на русском языке. В семье, в школе был русский. Вокруг меня была разговорная армянская речь. У Анастаса Ивановича не говорили в семье по-армянски, потому что тогда не было понятия — русский, армянин, были советские люди. Только когда у него появились внуки, он начал их учить.
С Анастасом Ивановичем и детьми, 1964 г.
Микоян, Сталин, Орджоникидзе, 30-е годы
— Как вам, жившей в Кремле, нося фамилию Микоян, удалось не превратиться в высокомерного человека?
— Это даже не удалось. Я никогда не носила фамилию с гордостью. Что такое гордость? Посмотрите на моё выражение лица? У меня в лице есть гордость? Неважно Петрова ты или Микоян — это не значит поднять нос. Всегда надо оставаться человеком. Да, я жила среди тех, кто умел задирать нос, но я этого не умела. Отсюда у меня друзья, отсюда о стольких людях я могу писать. К счастью, среди моих друзей нет высокомерных людей. Таких я близко не подпущу. Ведь, ходят, задрав нос не от большого ума, не от воспитания, это нехорошее качество. Даже сейчас, когда моя книга пользуется популярностью, что совершено неожиданно, меня всюду приглашают на интервью, презентации, это не даёт никакого повода высоко поднять нос.
— По какому случаю была сделана фотография, которую вы выбрали в качестве обложки книги?
— Здесь мне 30 лет. У нас в гостях был Лев Степанович Шаумян (советский учёный, журналист — прим. автора) — сын Степана Шаумяна. Он часто бывал в семье у Анастаса Ивановича Микояна. Мы сидели во дворе, и Лев Степанович сделал этот снимок, а уже книгу делала моя внучка.
О МУЗЫКЕ И СЫНЕ
— Из вашей книги я узнала, что в доме мужа вы перестали музицировать. Почему?
— Живя в семье родителей мужа, я отошла от рояля, потому что хочешь — не хочешь, а приходится подстраиваться. Никто не запрещал, я никому не мешала, да и рояль стоял в отдельной комнате, просто это другая семья. Что такое играть на рояле? Это самовыражение, возможность раскрыться через инструмент, а в чужой семье у меня не возникало желание выразить себя, наоборот, хотелось закрыться. И я могу только посоветовать, выходя замуж, думать, правильно ли ты поступаешь. Я была немного легкомысленной в 20 лет, окончила консерваторию. Мой будущий муж увлёкся мной, а, может быть, его отец хотел, чтобы он поскорее женился, потому что сын постоянно погуливал. Алексей мне понравился — я любила авиацию, нравились лётчики. Всё это превалировало над характером. Если бы я тогда была постарше, то не вышла бы за него замуж.
На маскараде в консерватории, 1948 г.
— В своей книге вы написали, что с Арно Бабаджаняном вас связывали сложные отношения. Цитата: «Он был увлечён мной ещё в Ереване, но моя юношеская инфантильность помешала мне понять, что именно главное в жизни. Он обиделся на меня и женился в Москве». А что главное в жизни?
— Ну не нос, а меня в то время пугал длинный нос Арно (Смеётся). Потом у нас был роман, но я приходила в ужас: как с таким носом я буду целоваться? Мы дружили с ним всю жизнь. Жена Бабаджаняна занималась популяризацией песен, искала певцов, была его продюсером, менеджером, много работала, и результатом стали огромные заработанные деньги, ради которых она всё делала. А Арно жил своей жизнью. Это был великолепный пианист. Как-то в 1974 году Бабаджанян играл на фестивале «Закавказская весна» в Тбилиси. Я ждала его за кулисами. Он сыграл две свои последние пьесы, его нескончаемо вызывали на «бис». Он снова играл то же самое, а потом грустно сказал мне: «Так хочется играть, я только что был очень счастлив, но, кроме этих двух пьес, ничего нового нет. Какое безобразие, что я ленив и так мало написал». Это был мир редкого, бурного дарования. Яркая неповторимая личность.
Стас с А.Бабаджаняном, 1978 г.
— Ваш сын Стас Намин заставил переживать вас, выбрав свой стиль в музыке. Легко было согласиться с его выбором?
— Сына я всегда поддерживала, и мне пришлось согласиться с его выбором. Когда видишь в человеке интерес к чему-то, то поддерживаешь. У него широкие интересы. Стас рисует, у него есть свой театр. Мне всё интересно, что он делает. Когда сын столкнулся с трудностями в своём творчестве, вся моя жизнь была посвящена заботе о нем. Я бегала по кабинетам то к тому, то к другому. Это было ужасно. Весь творческий путь «Группы Стаса Намина» отмечен неприятностями, которые создавали Министерство культуры, КГБ и отдел культуры ЦК партии.
С Ниной и Стасом, 1995 г.
К примеру, от президента американской организации «Детям Мира» пришло предложение поставить пьесу, в которой американские и советские дети на фоне песен «Группы Стаса Намина» знакомились, пели, жили общими интересами. В 1983 году у сына родилась песня «Мы желаем счастья вам». Её запретили на радио и телевидении. Главный музыкальный редактор первого канала Людмила Кренкель публично, когда кто-то из редакторов предложил песню, пристыдила его, сказав, что она не достойна советского телевидения. Только в 1985 году песня «Мы желаем счастья вам» начала исполняться и стала популярной во время фестиваля. Вдруг замминистра культуры Г.Иванов поднял вопрос: у кого Стас купил мелодию песни? По его распоряжению этим вопросом занимался следователь по особо важным делам. Однажды Стас взял гитару и сборник стихов и пошёл сам к следователям, предложив прямо при них на стихи по их выбору написать песню. В результате, увидев, как на их глазах рождаются мелодии, они решили поменять обвинение. Теперь их интересовали другие вопросы: где заказывали костюмы, где брали инструменты и открыто грозились посадить в тюрьму.
Стас с Артёмом у могилы А.И.Микояна, 2005 г.
ОБ АРМЕНИИ И ВАКЦИНЕ
— Расскажите о вашем Ереване.
— Ереван для меня близкий, родной. Сегодня, кроме могилы родителей, у меня никого нет в Тбилиси. Всегда тянет в Ереван, который связан у меня с друзьями, с юностью, с яркими периодами молодости. В Армении люблю ездить в Гарни, а любимых мест в Грузии у меня нет.
Я часто скучаю по Армении. Именно там ощущаю прилив сил, энергии, радости. На этой земле у меня становится другой походка, расправляются плечи, меняется взгляд. В начале 60-х, когда похоронила родных и осталась на севере, в Москве, одна с дорогими моими детьми, душа моя начинала застывать. Однажды бессонной ночью написала:
Есть такая болезнь, говорят.
Ностальгия она называется.
Можешь пить все лекарства подряд,
В голос плакать и горько каяться.
Днём — заботы хоть отбавляй,
Ну а ночью никак не спиться.
Приказать бы себе: засыпай!
Может, юности дом присниться?
Может, станут за рядом ряд
Горы в чётких сарьяновских красках.
Как увидела их первый раз
На обложке «Армянских сказок»,
Но давно сниться всё перестало.
Горы, разве вас тоже не стало?
Картина над рабочим столом Н.Микоян
— Зайдя к вам домой, обратила внимание, что повсюду у вас расположены армянские уголки.
— Да (смеётся), у меня армянский дом. Смотря на все эти вещи, я согреваюсь. Я люблю Армению, она живёт во мне всегда. Дома есть альбомы церквей, хачкаров, миниатюры, живописи. А в сердце… в сердце вся Армения и всё о ней. Картину, что висит над рабочим столом, мне подарил армянин, живущий в Тбилиси. Смотря на эту работу, я вспоминаю свой старый Тбилиси. Вышитая моей бабушкой Гаянэ Теймуразовной по канве «Девушка в армянском наряде» сейчас украшает мою комнату, здесь же лежит ковёр моих прабабушек, и я чувствую это тепло. За свою любовь к Армении я благодарна дяде — Григорию Арутюняну, привившему мне «вакцину» не сомневающейся преданности земле, истории, своему народу, «вакцину» единения с ним. Так он жил сам, это я видела, будучи рядом, нечаянно училась этому, потому люблю. (После смерти отца, Нами Микоян воспитывалась в семье своего дяди Григория Арутюняна — прим. автора).
Вышивка бабушки Гаянэ
О ГРИГОРЕ-СТРОИТЕЛЕ
— Когда читаешь вашу книгу, складывается такое ощущение, что она написана чуть ли не твоим родственником, который пишет о своих воспоминаниях, от нее исходит тепло. Это, несомненно, придаёт вес книге.
— С теплотой писала, я так чувствую. У меня в книге есть две фразы, когда я дала оценку Хрущёву и Брежневу. Леонид Брежнев умер, я подружилась с его невесткой Люсей и сказала ей, что сожалею, поскольку не успела написать Брежневу письмо о моем дяде Григории Арутинове, а он несправедливо забыт и это надо исправить. Она ответила, что ей тоже жаль, ведь, дед, так его называли, всегда говорил: «Пользуйтесь, пока я есть». Всё мне тогда про Брежнева стало понятно. Вот ни у Микояна, ни у моего дяди такого «пользуйтесь» не было.
Нами с Г. Арутиновым, 1933 г.
Когда сняли Хрущёва, ко мне пришла его внучка за советом, как ему помочь. Она знала, что когда-то и моего дядю снимали. В этот момент жена Хрущёва отдыхала в Карловых Варах, и некому внучку было подбодрить. Я посоветовала ей взять к нему её детей и дала книгу Джека Лондона «Моряк в седле», что могло бы придать ему мужества. Книгу она мне вернула в тот же день, сказав, что Хрущёв читать не любил. Здесь тоже всё понятно, так что иногда достаточно одной мелочи…
Наша справка
Григорий Арутинов — государственный деятель, 16 лет преданно занимался возрождением Армении в тяжелейшие, чреватые невосполнимыми потерями годы. Украшал города, уделял внимание развитию культуры, искусства, науки, росту промышленности. Одним из первых мероприятий с чего начал свою деятельность Григорий Арутинов в Армении — это возрождение образа легендарного национального героя Армении Давида Сасунского и празднование 1000-летия его эпоса.
— Для меня, как для представителя нового поколения, было полезно прочитать вашу книгу. В первую очередь, потому что, к сожалению, о человеке, который вложил всего себя в мой самый родной и любимый Ереван (в трудное военное время постройка Матенадарана, мост «Победа»), почитать больше негде.
— Это всё от равнодушия, которое родилось в руководителях. Им это совершенно не надо. Я написала книгу «Григор-Строитель», куда вошли воспоминания разных лет о Григории Арутюняне — руководителе Армении с 1937 по 1953 год. Пока жива, буду делать, чтобы его помнили. Он почти по-монашески был предан одной цели — это была действительно эпоха ренессанса республики. В страну приезжали работать крупные учёные, деятели культуры. Возвращались репатрианты из разных стран. Тогда не уезжали из Армении, а, наоборот, тянулись к ней. Не случайно старейшина армянской поэзии Аветик Исаакян назвал его «Григор-шинарар» («Григор-строитель»), а архитектор Вараздат Арутюнян назвал его «Главным дирижёром» республики. Хотелось бы, чтобы новое поколение знало о Григории Арутюняне, училось тому, каким должен быть человек, и, низко кланяясь ему за возрождённую Армению, навсегда сохранило память о нём.
В гостях у Мартироса Сарьяна. Слева направо: композиторы Зарик Сарьян, Эдвард Мирзоян, сидит Адам Худоян, Нами с детьми и внучки Сарьяна. Ереван, 1965 г.
Несколько воспоминаний о Г.Арутюняне из книги Н.Микоян «Григор-Строитель»:
Когда я предложил уделить время для создания его портрета, он посоветовал мне писать в основном портреты передовых рабочих, колхозниц и вообще трудящихся. «Строят жизнь они», — заключил Григорий Артемьевич. Не могу без волнения вспомнить о последнем по отношению ко мне прекрасном поступке Арутюняна. В этот год Арутюнян уезжал из Армении, и перед отъездом он послал мне краски, причём краски очень ценные и дефицитные. Я был очень тронут его вниманием, но потом, когда узнал, что Арутюнян в свободное время сам занимался живописью и что это были его собственные краски, признательность моя удвоилась. Так вот откуда исходило это его глубокое знание искусства!
Мартирос Сарьян, народный художник СССР
Дома у Арама Хачатуряна с В. Кухарским, 1978 г.
Я армянин, который, родился в Грузии, поехал из Грузии в Москву, а уже из Москвы я попал в Армению, в Ереван. Должен сказать, что у меня никак не получался никакой контракт с официальными кругами ни с армянскими, ни с музыкальными. По указанию Григория Артемьевича, мне правительством Армении был, ну прямо скажем, подарен особняк, состоящий из пяти комнат, с фруктовым садом… Так что Григорий Артемьевич в моей биографии в этом смысле сыграл огромную роль и даже, может быть, на направленность моего искусства… я всегда думал, что армянское — это главное зерно, которое должно быть отражено у меня в творчестве.
Арам Хачатурян, композитор, народный артист СССР
Сюзанна СТЕПАНЯН, Москва
Фото автора и из личного архива Нами МИКОЯН