махмут хазрат шарафутдинов биография
Махмут Шарафутдин
Махмут Шарафутдин запись закреплена
Дорогой и любимый мой друг! Помни и не забывай: По воле Всевышнего, только ты являешься художником своей жизни. Яркий цвет олицетворяет счастье и радость. Так возьми же кисть своих желаний и раскрась свою жизнь цветами счастья. 
Махмут Шарафутдин запись закреплена
Собака лаяла все громче. Эхо не отставало. Собака металась, кусая воздух, ее отражения тоже носились вокруг, щелкая зубами. Наутро слуги нашли несчастную собаку бездыханной в окружении миллионов отражений издохших собак.
В зале не было никого, кто бы мог причинить ей хоть какой-то вред. Собака погибла, сражаясь со своими собственными отражениями.
Не нужно менять мир, нужно менять себя в этом мире!»
Не будь не слишком грубым, ни слишком упрямым, ни слишком мягким, ни слишком склонным к доказательствам, ни слишком гневливым. Излишек в чем бы то ни было опасен: грубость раздражает людей, упрямство отталкивает, мягкость вызывает презрение, излишние доказательства обижают, слепая вера делает смешным, неверие ведет пороку..
Суфизм в Татарстане в постсоветский период: разнообразие групп, распространение, влияние на мусульманскую умму региона
1. История распространения суфизма среди татар Урало-Поволжья
Проникновение суфизма [1] («это особое мистическое, религиозно-философское мировоззрение в рамках ислама, представители которого считают возможным через- посредство личного психологического опыта непосредственное духовное общение (созерцание или соединение) человека с божеством» [2]) в среду предков современных татар происходило во времена существования Волжской Булгарии в XII-XIIIвв. [3] На тот период в Поволжье получил распространение суфизм тариката(религиозного ордена) Ясавия, названного по имени его основателя Ахмеда Ясави (1103-1166), жившего в Средней Азии. Оставивший после себя значительную массу учеников, последователи тариката Ясавия распространили учение своего наставника далеко за пределами региона. В XIII-XIVвв. Средняя Азия находилась в составе Золотой Орды, за счет чего процесс исламизации этого средневекового государства протекал параллельно с распространением суфизма. После распада Золотой Орды в XVвеке на территории образовавшихся татарских ханств, включая и Казанское, продолжил господствовать в основном тарикат Ясавия. Например, крупный мусульманский деятель середины XVIвека Кул Шариф, участвовавший в защите Казани во время ее взятия войсками Ивана Грозного, принадлежал как раз именно к этому суфийскому ордену.
В XVII-XVIIIвв. в Поволжье проникает другой суфийский тарикат – Накшбандия, названный по имени Бахауддина Накшбанда (1318-1389), проживавшего в Средней Азии. Этот тарикат распространился значительно широко, охватив не только Центральную Азию, но и Ближний Восток, Индию, Северный Кавказ. В Поволжье он полностью вытеснил тарикат Ясавия, и к XIXвеку можно говорить об абсолютной монополии именно этого суфийского тариката среди казанских татар [5]. Среди татар стали появляться свои суфийские шейхи, получившие наименование «ишаны». В системе Оренбургского Магометанского Духовного Собрания ишаны, как правило, работали имамами мечетей и преподавателями медресе: их особый статус духовных лидеров суфийских братств и круг их почитателей никак специально документально не закреплялся, каких-то особых привилегированных должностных полномочий они от этого не имели. При этом сами ишаны могли придерживаться разных политико-идеологических убеждений, находясь при этом в одном тарикате. К примеру, ишан Зайнулла Расулев (1833-1917), работавший имамом и преподавателем медресе в г. Троицке (современная Челябинская область), разделял идеи джадидизма(мусульманского модернизма конца XIX– начала ХХ вв., игравших заметную роль в татарском обществе), а другой ишан Ишмухаммет Динмухаметов (1849-1919), создавший медресе в деревне Тюнтер (современный Балтасинский район Республики Татарстан), был одним из главных идеологов кадимизма(религиозного консерватизма, также игравшего в конце XIX– начале ХХ вв. важную роль среди татарского духовенства). Несмотря на то, что оба идеологически принадлежали к разным общественно-политическим течениям в рамках ислама, в то же время они были ишанами (шейхами) одного тариката Накшбандия, имея группы своих последователей.
Для понимания функционирования суфизма в Урало-Поволжье XVIII– начала XXвв. необходимо иметь в виду, что тарикаты могли дробиться на несколько направлений (ветвей): так, в частности Накшбандийский тарикат в регионе был представлен двумя ветвями – Муджаддидийаи Халидийа.
К слову сказать, сам Махмут Шарафутдинов является суфием (правда, открыто это не афиширует), находящимся в поиске своего настоящего духовного учителя (шейха) [16], его мечеть «Шамиль» в Казани считается суфийской, где регулярно проводятся коллективные целительные практики, что пользуется большой популярностью у населения, особенно женщин.
2. Разнообразие суфийских братств в Татарстане в постсоветский период
В постсоветский период суфизм проникал в исламскую среду Татарстана из трех регионов – Турции, Дагестана и Центральной Азии. Все основные направления суфизма связаны с тарикатом Накшбандия, хотя попытки проникновения двух других тарикатов – Ясавия (из Казахстана) и Кадирия (из Турции) – имели место быть, правда, не получили своего значительного распространения среди татар. Всего нами выявлено 8 суфийских устойчивых групп, которые получили свое распространение в постсоветский период в Татарстане:
3) Татарские мюриды дагестанского шейха Саида Чиркейского;
Стоит добавить, что ряд исследователей отмечают схожесть с суфийскими группами движения «Нурджулар», признанного в России экстремистской организацией, предлагая характеризовать его как «неосуфийское или квазисуфийское братство» [17]: в частности, его основатель турецкий проповедник Саид Нурси (1877-1960) занимался «созданием законспирированных по суфийскому образцу религиозных ячеек» [18]. Однако нами «Нурджулар» не причисляется к суфийским группам, поскольку в области тассавуфа сами нурсисты считают, что «время настоящих шейхов («муршид камил») или суфийских наставников закончилось и таковых больше не будет» [19]. Сами они не рекомендуют следовать каким-либо шейхам тарикатов и себя к ним не относят.
Также мы не рассматриваем в данной статье движение «Хизмет» (последователи турецкого проповедника Фетхуллаха Гюлена), являющегося ответвлением «Нурджулар», адепты которого активно действовали и продолжают, правда, сейчас менее заметно, действовать в Татарстане. Среди зарубежных исследователей нет однозначной точки зрения относительно религиоведческой характеристики этого нового религиозного движения: одни связывают его с течением Нью Эйдж, другие даже называют Гюлена бахаитом по своим взглядам, кто-то признает его связь с тарикатом, применяя для его обозначения термины «неосуфизм» или «постсуфизм» [20]. Ранее мы уже подробно рассматривали деятельность религиозной группы последователей Гюлена на территории Татарстана, поэтому отсылаем всех интересующихся к опубликованным трудам по этой теме [21].
Как уже мы отмечали выше, тарикат Ясавия был распространен среди мусульман Поволжья в период существования Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства. Постепенно его влияние падает, и он уступает место другому тарикату – Накшбандия, которому удалось к XIXвеку полностью его вытеснить среди татар. Однако в постсоветский период попытки его проникновения в Татарстане имели место быть, что связано с его возрождением в Казахстане.
Тарикат Кадирия в Татарстан проникал из Турции через молодых последователей турецкого шейха Хайдара Баша (род. в 1947 г.), который известен не только своими книгами на религиозные темы, но и трудами по экономике (многие из его книг переведены на русский язык).
2.3. Татарские мюриды дагестанского шейха Саида Чиркейского
Сильное влияние суфийского братства дагестанского шейха Накшбандийского и Шазилийского тарикатов Саида Чиркейского (1937-2012) за пределами Северного Кавказа сегодня ощущается и в Урало-Поволжье, получившее здесь распространение. Во многих мечетях Казани, Уфы, Екатеринбурга, северных регионах Уральского федерального округа можно увидеть людей в характерных для этой религиозной группы тюбетейках зеленого цвета с белой полосой. Это часто является отличительным признаком принадлежности к этому суфийскому братству.
В Татарстане мюридом Саида Чиркейского является имам казанской мечети «Зайнулла» из поселка Царицыно на юго-востоке Казани Сулейман Зарипов. В постсоветский период официальные религиозные контакты между Татарстаном и Дагестаном стали налаживаться в 2000-е годы, где заметную роль играл именно этот имам. Поездки в Махачкалу из Казани религиозных деятелей Татарстана, а также приглашение дагестанского духовенства на религиозные мероприятия в Поволжье только способствовали укреплению связей между этими двумя центрами ислама в России. Так, в конце мая 2001 года делегация Духовного управления мусульман Республики Татарстан (ДУМ РТ) во главе с первым заместителем муфтия Валиуллой Якуповым, руководителем Центрального аппарата ДУМ РТ Ильясом Зиганшиным, мухтасибом Балтасинского района РТ Джалилем Фазлыевым и Сулейманом Зариповым отправились по приглашению муфтия Дагестана Ахмада Абдуллаева в Махачкалу [27]. В 2006 году была издана в издательстве «Иман» в переводе на татарский язык книга шейха Саида Чиркейского «Сокровищница благодатных знаний» в Казани [28].
Интенсивность религиозных связей между Татарстаном и Дагестаном особенно сильным стало с конца 2000-х годов. Исследователи отмечали разный характер этих контактов: есть примеры влияния исламских фундаменталистов российского Юга на татарских мусульман, включая вербовку последних для участия в террористической деятельности как на Северном Кавказе, так и у себя дома в Поволжье [29]. Однако имеются контакты и по линии суфизма.
При нынешнем муфтии Татарстана Камиле Самигуллине (на посту председателя ДУМ РТ с 2013 года по настоящее время) произошло их заметное усиление, что вызвало у наблюдателей даже опасения, что глава мусульман республики «поддерживает кавказизацию татарской уммы» [30]. Это связано и с тем, что он учился в 2003 году в Северо-Кавказском исламском университете в Дагестане, и с тем, что количество кавказцев среди прихожан мечетей на Урале и в Поволжье стало весьма заметным фактором в последнее время. Не малую роль в этом играло и то, что сохранилась память об исторической связи мусульман Поволжья и Северного Кавказа, которые фиксируются с XVIIIвека. Так, татаро-башкирский религиозный деятель и ученый Таджетдин Ялчыгол (1768-1838) некоторое время жил и учился в Дагестане в конце 1770-х годов. У татарских шейхов Мухаммада-Закира Камалова Чистави (1804-1893) и Зайнуллы Расулева (1833-1917) был ученик лакец Сайфулла-кади Башларов (1850-1919), который Расулевым в мае 1908 года был возведен в ранг шейха (муршида) и получил от него иджазу. В советский период в 1930-е годы часть татарского мусульманского духовенства, опасаясь репрессий со стороны советской власти, переехало в Махачкалу. Уже упоминавшиеся выше татарский шейх Баязид Хайруллин и его мюриды оставили свой след в истории ислама в Дагестане в ХХ веке. К тому же у ряда татарских шейхов (конкретно у чистопольского шейха Мухаммад-Закира Камалова Чистави (1804-1893) имелись свои мюриды на Северном Кавказе. Эти факты активно используются для обоснования исторических традиций контактов суфизма Поволжья и Северного Кавказа и необходимости их преемственности. Своеобразной новой вехой в истории религиозных отношений Дагестана и Татарстана можно считать открытие 1 августа 2016 года в Махачкале и в рядом находящегося поселке Тарки двух мечетей, названных соответственно в честь Зайнуллы Расулева и Баязида Хайруллина. Торжественное их открытие прошло с участием многочисленного духовенства Дагестана и Поволжья, что активно освещалось в прессе.
Одним из таких неосуфийских братств, которое проникло в Татарстан в 1990-е годы, можно считать джамаат «Сулейманджилар» («Сулеймания»), получивший свое название по имени его основателя шейха Сулеймана Хильми Тунахана (1888-1959), родившегося в селе Силистре в Болгарии и перебравшегося в 1913 году в Стамбул. Учение джамаата имеет мистический характер, поскольку адепты духовную связь поддерживают с умершим шейхом, после которого передача преемственности духовного лидерства в общине прервалась. Это нетипично для суфийских братств, где обязательным является наличие живого шейха, находящегося в окружении своих учеников (мюридов), и перед смертью шейх одного из них делает своим преемником. В случае с «Сулейманджилар» шейх Сулейман скончался в 1959 году, и его духовное лидерство так и не было унаследовано никем, сохранив его за покойным, и поэтому последователи шейха приходят на его могилу и мысленно общаются с ним. Исследователи относят «Сулейманджилар» к реформированным тарикатам, где со смертью шейха прервана сильсиля(цепочка духовной преемственности шейхов), функция шейха трансформирована в лидера общины с сохранением основной цели – получение бараката(благодати), которое можно достигнуть через духовную связь с умершим шейхом [32].
Члены «Сулейманджилар» стремятся расширить свое влияние, что осуществляют путем создания своих учебных заведений по всему миру. Их школы функционируют по гендерному и интернатскому принципу, сам джамаат стремится к закрытости функционирования своих учебных заведений, а также его члены не пользуются СМИ (джамаат издает только лишь журнал «Кянж академи») [33].
Первый проповедник «Сулейманджилар» Озтюрк Музаффер прибыл в Татарстан в 1990-е годы с целью создания школ интернатского типа. Ему удалось открыть три пансионата-интерната – два для мальчиков (в 1998 году в Казани открывается пансионат «Ак умет»; в 2003 году в Набережных Челнах начинает работать пансионат «Хилал») и один для девочек (в Казани с 2001 года функционировал пансионат «Зангар»). Как уже отмечалось выше, «Сулейманджилар» свои учебные заведения стремятся поддерживать в закрытости от окружающего мира, стараясь ограничить учеников от его влияния. Вот как описывают исследователи особенности данных школ: «Возглавляет учебный и хозяйственный процесс Баш ходжа (директор школы), после него по иерархии идет его помощник, который выполняет все его поручения. Помощник обычно назначает дежурных среди учителей и учащихся, следит за учебным процессом, наказывает провинившихся Просмотр телепередач категорически запрещен, только в особых случаях смотрят мусульманские каналы и новости. У джамаата Сулеймания отношение к СМИ критическое, особенно это касается тех сфер, где освещается светская общественная жизнь. Прослушивание любой музыки (исключение составляют только мунаджаты) также запрещено и считается харам»[34].
Российские надзорные органы на эти пансионаты «Сулейманджилар» постепенно обратили внимание, которые были открыты не только в Татарстане, но и в Нижнем Новгороде [35]: во многом это было связано с чрезмерной закрытостью школ последователей шейха Сулеймана. Причем недовольство замкнутостью высказывали даже родители: по их отзывам у детей забирали сотовые телефоны, что не позволяло им свободно общаться с родителями. Кроме того, проверки контролирующих органов выявили существенные нарушения санитарно-гигиенических норм содержания детей в пансионатах: так, отмечались случаи появления вшей у девочек по причине того, что от них требовали не только носить, но даже спать в хиджабах, что явно было перебором. В 2007 году был закрыт «Хилал» в Набережных Челнах, в 2014 году перестали существовать пансионаты «Ак умет» и «Зангар» в Казани и «Волга» в Нижнем Новгороде.
Добавим, что в соседнем с Татарстаном Башкортостане активную деятельность проявлял этот джамаат в 1990-е годы, но постоянных мюридов поначалу не было: лишь к концу 2000-х годов такое объединение появилось в Уфе, где они группировались в мечети «Гуфран» и сумели открыть «Коран-центр», который, правда, сейчас уже закрыт [39]. В 2008 году Османом Нури Топбашем в качестве муршида этого суфийского братства в Башкортостане был поставлен Айдар Хабибуллин, который как раз и был директором издательской группы «Сад». Тот сумел сплотить местную молодежь, приглашая их на сохбеты и организуя посещения к могилам (популярностью у них пользовалась братская могила жертв Сеянтусской трагедии в лесах близ деревни Султанбеково Аскинского района Башкортостана). Однако 25 сентября 2010 года Хабибуллин был арестован и позднее осужден по статьям 282 («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») и 222 («Незаконное хранение боеприпасов») Уголовного кодекса РФ (его приговорили 31 января 2012 года к 4-м годам лишения свободы в колонии-поселении). В его поддержку проходил пикет в Уфе, муфтий Единого ДУМ Пензенской области Абдуррауф Забиров даже обращался с письмом к тогдашнему президенту России Дмитрию Медведеву, но это ему не помогло. После освобождения из колонии Хабибуллин вместе с семьей уехал из России, а издание книг Османа Нури Топбаша в нашей стране прекратилось. Молодежь, которая группировалась вокруг Хабибуллина, разошлась [40]: у «Эренкёй» сейчас в Башкортостане нет своего муршида (наставника), хотя известно, что мюридом шейха Османа Нури Топбаша является заместитель председателя ДУМ РБ Айнур Арсланов.
Джамаат «Хакканийя» получил название по имени своего основателя шейха Назима Хаккани (1922-2014), проживавшего в Турецкой Республике Северного Кипра и основавшего там свою обитель в городе Лефка. Рост мюридов шейха из Поволжья начался в 2000-е годы и охватил пока в основном Башкортостан (отметим, что у Назима Хаккани жена Хуаджа Амина является башкиркой, которая в малолетнем возрасте вместе с родителями уехала из СССР на Ближний Восток). В 2010 году муршидом в Башкортостане шейхом Назимом Хаккани был назначен мулла Абдурафик Мурдашев из деревни Ташлыкуль Мелеузского района Башкортостана.
После смерти Назима Хаккани в 2014 года во главе братства встал его сын Мехмет Хаккани. Вслед за этим усилились позиции местного медиамагната Салавата Кильдина, который лично организовывал трижды визиты шейха Мехмета Хаккани в Башкортостан в 2013-2015 гг. [41]и тем самым явно потеснил деревенского муллу Абдулрафика Мурдашева. Последнему пришлось уступить пост муршида джамаата «Хакканийя» в Башкортостане в пользу Салавата Кильдина (его теперь именуют «шейх Усман»). Сам Кильдин на главном суфийском сайте Башкортостана разместил текст разрешения быть ему муршидом в тарикате в Башкортостане в переводе на русский язык за подписью Назима Хаккани, правда, почему-то без оригинала документа[42]. Впрочем, здесь важно учитывать один нюанс: после смерти своего отца шейх Мехмет Хаккани «обнулил» выданные им ранее иджазы своим муршидам по всему свету, поскольку они были действительны только при жизни шейха Назима; теперь инициация муршидов должна пройти заново от шейха Мехмета.
В ритуальной практике хакканиты практикуют громкий зикр, совершаемых во время хадра (собраний): мюриды становятся кругом, шейх выходит в центр, начинаются произноситься восхваления в адрес Аллаха участниками мероприятиями и специальными запевалами. При этом эти суфии на своих коллективных зикрах практикуют использование музыкальных инструментов (дудочки, бубны, барабаны и др.), запевалы громко исполняют славословия, а мюриды расскачиваются из стороны в сторону, иногда берясь за руки и делая хороводы. Периодически шейх может пригласить в центр круга одного или нескольких мюридов, которые, раскачиваясь из стороны в стороны, выступают в роли ведущего во время этого зикра. Все участники этого действия приходят в воодушевление и радость. Как пишут специалисты, «следует отметить, что анализ мистической практики в суфизме наглядно показывает наличие в познавательных процедурах мусульманского мистицизма элементов, направленных на достижение экстатического состояния и психологического, и физиологического, и химического характера» [44].
Из всех суфийских братств, которое в Татарстане сумело за постсоветский период оформиться в устойчивую общину во главе с ишаном, можно назвать группу последователей шейха Ришата Мусина, который относится к суфийской линии Накшбандия-Муджаддидия-Хусайнияиобосновавшего в 1991 году в селе Старое Чурилино Арского района Республики Татарстан (ученики его называют Мухаммед-хазрат).
Ришат Мусин родился в 1931 году в Татарской АССР. После Великой Отечественной войны вернувшийся с фронта его отец переехал вместе с семьей в 1947 году в Андижан (Узбекистан) на заработки. Мусин работал на одном из промышленных предприятий города, во время работы случилась авария, и на него обрушилась плита, которая сломала ему ногу. В результате ее ему ампутировали (он одноногий и передвигается с костылем), и он стал инвалидом на всю жизнь.
Проживая в Узбекистане, он вошел в местную мусульманскую общину, где были сильны суфийские традиции, сохранявшиеся и функционировавшие и в советское время. От местных шейхов он получил иджазу и сам был возведен в муршиды (иджазу он получил от духовного лидера Накшбандийского тариката ветви Хусайния Ибрахима Маматкулова (1937-2009).
Вот как о нем пишет о нем татарский богослов Валиулла Якупов в своей диссертации: «Если принять во внимание тот факт, что значительное число татар в советское время переселилось в Узбекистан, и наличие в этой республике значительных устойчивых суфийских традиций, не вызывает удивления, что некоторая часть татар Узбекистана была вовлечена в распространенный там тарикат. Причем один из них, Ришат-хазрат Мусин дошел до степени муршида, в 1991 году он вернулся на родину в Татарстан, в село Чурилино Арского района, и вокруг него постепенно сложился центр притяжения интересующихся Накшбандией, переросший к концу 1990-х годов в устойчивую группу классического тариката Накшбандия» [49].
Среди мюридов шейха Ришата Мусина можно встретить много представителей высшего слоя мусульманского духовенства Татарстана: главного казыя Татарстана Джалиля Фазлыева, председателя Совета улемов ДУМ РТ Абдуллу Адыгамова, экс-муфтия Татарстана Ильдуса Файзова, начальника отдела дагвата ДУМ РТ Нияза Сабирова и др. Все эти люди стараются не афишировать свою принадлежность к этому суфийскому братству, поскольку полагают, что публичная демонстрация своей близости к суфизму может только привести к обвинениям со стороны ваххабитов, многие из которых категоричны в своей неприязни к суфиям.
Сам шейх Ришат Мусин проживает в исторически русском селе Старое Чурилино, в котором находится церковь Казанской иконы Божьей Матери, построенная 1830 году (в 1992 году была возвращена верующим, в храме совершаются богослужения в праздничные дни и по воскресеньям). И хотя за советское и постсоветское время этнический состав населения села изменился (в нем проживают 69% татар и 28% русских по переписи населения 2002 года), конфликтов на межэтнической почве не зафиксировано, сам Мусин на вопрос о совместном проживании с православными христианами мусульман отзывается доброжелательно. По его словам, «христиан нельзя считать кяферами(неверными), потому что они тоже верят в Бога», только, как он считает, они «верят в него по-своему, не так мусульмане» [50].
Точная численность членов суфийского братства шейха Ришата Мусина неизвестна, но условно его последователей можно разделить на 2 группы: на учеников (мюридов) и симпатизантов, которые по тем или иным причинам не могут принять всех требований, чтобы считаться учениками (например, элементарная обязанность для ученика – чтение намаза: если человек не может выполнять его пятикратно и ежедневно, то уже только по этой причине он не может стать учеником [51]). По нашим оценкам, на сегодняшний момент численность учеников (мюридов) шейха Ришата Мусина составляет 150-200 человек.
Основная проблема этого суфийского братства, с которой неизбежно оно столкнется, является преклонный возраст шейха (далеко за 80 лет). Пока непонятно, кто может стать преемником шейха на его посту, но этот вопрос неизбежно встанет перед братством.
3. Реставрация суфизма в Татарстане и ее трудности
Как бы не получилось так, что на фоне реставрации суфизма которую сейчас продвигают некоторые муфтии в Поволжье и на Урале как альтернативу радикализму, в качестве примера берется Северный Кавказ, где это происходит не без конфликта и серьезных шероховатостей. Эксперты на недавно прошедшей в Челябинской области всероссийской научно-практической конференции «Расулевские чтения: ислам в истории и современной жизни России» (8 июля 2016 года) подметили, что «конфликты на Северном Кавказе и в Башкортостане по линии противостояния суфизма и ваххабизма, которые принимают открытую форму, иногда показывают куда большую непримиримость именно суфизма в его жесткой категоричности, что вызывает озабоченность властей. А власти меньше всего хотят смуты среди мусульман России»[53].
Для суфизма в Татарстане в постсоветский период характерно то, что его адепты стараются открыто не афишировать свою принадлежность к нему, не позиционировать себя публично в качестве суфиев. Во многом такая позиция объясняется тремя причинами. Во-первых, перспективой непонимания большинством татарского населения того, что часть мусульманского духовенства, включая и двух последних муфтиев Татарстана, является суфиями, прохладным или настороженным отношением к тому, что они принадлежат к суфийским орденам. Вполне вероятно, что это может встретить и подозрительную реакцию со стороны государственных органов. Так, занимавший пост председателя Совета по делам религий при Кабинете министров Республики Татарстан в 1997-2008 гг. Ринат Набиев высказывался на эту тему следующим образом: «С 1990-х гг. наблюдается возрождение интереса к суфизму в татарском обществе под влияние иностранных течений (нурджилар) и Дагестана. По некоторым данным, в Дагестане мюриды Саида эфенди Чиркейского контролируют не только приходы и учебные заведения, но и оказывают влияние на политику должностных лиц В настоящее время в РТ все время подчеркивается политика толерантности и светскости, что не допускает вмешательства представителей религии в дела государства, включая представителей суфийских братств. Необходимо также отметить, что суфии не регистрируют свои общины как религиозные объединения, что также выводит их из правового поля, не дает возможности использовать права и выполнять обязанности, определенные законами» [56].
Во-вторых, это религиозная практика суфизма, включающая совершение громких зикров, нередко принимающих вид танцев, громкого топанья ногами и хлопанья в ладоши, что у человека, который первый раз наблюдает подобное, вызовет непонимание и напряжение. Для подавляющего большинства татар ислам не ассоциируется с такой обрядовостью. Об исламе часто татары судят по своим бабушкам и дедушкам, которые в условиях советского времени могли сохранить практиковать ислам на уровне простых молитвенных ритуалов и обрядов жизненного цикла. Все остальное будет восприниматься как нечто незнакомое, чуждое и даже враждебное. Наконец, в-третьих, суфии Татарстана стараются не раскалывать мусульманскую умму региона, где численность сторонников нетрадиционного для Поволжья ислама радикального толка (ваххабитов, запрещенная организация «Хизб-ут-Тахрир аль-Ислами» и др.) сегодня достаточно много (по нашим оценкам, численность последних оценивается в 3 тысяч человек из 90 тысяч активно верующих мусульман в республике, где проживает 2 млн. татар). Открытое позиционирование себя в качестве суфиев неизбежно приведет к конфликтам с последними. Никто не хочет, чтобы в Татарстане появилось суфийско-ваххабитское противостояние: ни в той умеренной форме, как оно существует в Башкортостане, ни в том порой вооруженном виде как это имеет место на Северном Кавказе. Немало важной причиной того, что суфизм не укоренился в Татарстане за четверть века постсоветского периода сыграло и то, что муфтии Габдулла Галиуллин (годы нахождения на посту: 1992-1998) и Гусман Исхаков (1998-2011 гг.) не были суфиями. Нельзя сказать, чтобы они специально препятствовали его распространению, но они это не поощряли, как это началось постепенно при муфтии Ильдусе Фаизове (2011-2013 гг.) и стало набирать обороты при муфтии Камиле Самигуллине [57] (2013 г. – по настоящее время).
Сейчас мы наблюдаем постепенную реставрацию суфизма в Татарстане: с одной стороны, это попытки через отсылы к прошлому суфизма в регионе, обращения к религиозному наследию татарского народа, укоренить в сознании населения и местных властей наличие суфизма в истории татар, а, с другой стороны, через непрепятствование проникновения суфийских братств из других регионов (Дагестан) и из-за рубежа (Турция, Центральная Азия). Плоды этого процесса мы сможем наблюдать в ближайшее время. Пока же главный вопрос, который возникает при анализе реставрации суфизма в Татарстане, заключается в том, что можно будет ожидать появление своих татарских шейхов (ишанов). Кроме престарелого Ришата Мусина из села Старое Чурилино пока таких не появилось. И не стоит забывать, что суфизм суфизму рознь, т.е. есть такие суфии, книги которых признаны в России экстремистскими (как это произошло с сочинениями турецкого шейха Османа Нури Топбаша), а есть такие суфийские группы, которые занимают недружелюбную по отношении к нашей стране позицию (вспомним, как джамаат «Исмаил ага» занимает весьма критичную, если не сказать враждебную позицию по отношению к России). Да и вообще стоит учитывать, что чрезмерное увлечение иностранными суфийскими братствами тоже не есть хорошо: будут ли эти суфийские шейхи и их мюриды дружелюбны по отношению к нашей стране и к политике российского правительства в будущем. Именно поэтому процесс реставрации тасаввуфа в Татарстане будет происходить постепенно: тут играют роль и чрезмерная пестрота и многообразие суфийских групп, и восприятие широкими слоями татарского населения суфизма вместе с зикрами и прочими ритуалами с непониманием и даже настороженностью, и неизбежной подозрительностью государственных органов к такой религиозной активности.