Что говорит белинский о гоголе в эпиграфе в статье

Что говорит белинский о гоголе в эпиграфе в статье

Портрет Гоголя работы Ф. А. Моллера (1841)

Поляков. Гоголь в оценке русской критики

Гениальное художественное наследие Гоголя разделило судьбу, весьма показательную и типичную для прогрессивных и демократических деятелей культуры XIX века. В условиях буржуазно-дворянского общества творчество подлинно большого писателя неминуемо становилось предметом ожесточенной борьбы различных социальных сил. Полемика вокруг Гоголя, развернувшаяся буквально на следующий день по выходе его первой книги «Вечера на хуторе близ Диканьки» и длившаяся на протяжении двух третей столетия, была особенно острой и напряженной.

Официальные идеологи самодержавия сразу же увидели в Гоголе опасного и серьезного врага. Изобличение исторической отсталости, бесчеловечности феодально-крепостнического общества, утверждение свободомыслия, гуманизма и демократизма, отчетливо проявившиеся уже в первой книге великого сатирика, делали Гоголя неприемлемым защитникам самодержавия, реакции, крепостного строя, Гоголь, один «из великих вождей России на пути сознания, развития, прогресса», по замечательному выражению Белинского, вызывал ожесточенные нападки литературной реакции и высокую оценку и поддержку со стороны передовой демократической общественности.

Великий патриот, Гоголь явился выразителем интересов широких демократических кругов России 30-х и 40-х годов XIX столетия. Гневный протест против самодержавно-крепостнического строя, произвола и угнетения народа составляет живое и прогрессивное содержание всей его деятельности. И это превосходно понимали русские революционные демократы. Н. Г. Чернышевский писал: «…ни в ком из наших великих писателей не выражалось так живо и ясно сознание своего патриотического значения, как в Гоголе. Он прямо считал себя человеком, призванным служить не искусству, а отечеству; он думал о себе:

И не случайно Некрасов объединял имена Гоголя и Белинского и называл их «заступниками народными».

Гигантская фигура Гоголя восхищала величайших деятелей русской культуры. «Как непосредственен, как силен Гоголь и какой он художник! — восклицал Чехов. — Одна его «Коляска» стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это величайший русский писатель». Восторженно о Гоголе писали такие титаны русской литературы и критики, как Пушкин, Белинский, Герцен, Некрасов, Чернышевский, Добролюбов, Гончаров, Тургенев, Островский, Л. Толстой, Короленко. Поразительно разнообразие откликов на его творчество. Тут и «Очерки гоголевского периода русской литературы» Чернышевского и лирическая заметка Пушкина, страстный памфлет «Письмо к Гоголю» Белинского и проницательные, поразительно умные, содержательные записи в дневнике и заметки Герцена, яркий и колоритный портрет у Тургенева и глубоко обоснованный этюд у Короленко. Статьи и рецензии Белинского, посвященные Гоголю, поражают исчерпывающим разнообразием критических жанров. Так творчество Гоголя помогало становлению критической мысли и вместе способствовало совершенствованию ее форм, выработке критического, научного и публицистического языка.

Гоголь своими художественными произведениями помогал величайшим представителям революционной теории вырабатывать основы нового, подлинно научного и революционного понимания искусства. Именно поэтому гениальные произведения Гоголя на протяжении едва ли не целого столетия вносили резкое обострение в литературно-политическую борьбу. Либерально-буржуазная фальсификация наследия великого сатирика сочеталась с клеветническим умалением его великого художественного значения. Одна из наиболее распространенных легенд буржуазно-либеральной науки, состоявшая в отрицании у Гоголя сознательной критической направленности, родилась еще при жизни Гоголя в стане его врагов, укрывавшихся под личиною «друзей».

Прогрессивное значение, глубокое социальное содержание и высокое мастерство гениального художника слова были впервые раскрыты и оценены в критике великих вождей революционной демократии — Белинского, Чернышевского и Добролюбова.

Советское литературоведение, освободившее Гоголя от буржуазно-либеральной клеветы и извращений и установившее подлинно научное понимание его творчества, опирается на основные положения революционно-демократической критики.

В 1831–1832 годах вышли в свет «Вечера на хуторе близ Диканьки». Высокой оценкой встретил книгу Гоголя его великий учитель Пушкин. Предвидя нападения литературных староверов на «неприличие выражений» и «дурной тон» народной книги Гоголя, он отправил издателю «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду» А. Ф. Воейкову письмо, которое было опубликовано в рецензии на «Вечера…» Л. Якубовича: «Сейчас прочел «Вечера близ Диканьки». Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности… Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился».[2] Так было ознаменовано рождение нового большого писателя. Пушкин зорко подметил новаторские черты стиля Гоголя — юмор, поэтичность и лиризм. Уже в первой книге Гоголь рисует простого крестьянина, стремится поэтически раскрыть черты народного характера. Отсюда у него — особая лирическая интонация, пронизывающая изображение народной жизни. Так возникает в книге образ мудрого и лукавого рассказчика из народа, принципиально утверждающий демократический элемент в искусстве. Пасечник Рудный Панько прямо обращается к широкому, демократическому читателю и противопоставляет его «высшему лакейству» — панам и панычам. Повествования «мужичка» иронически противостоят «хитрым» и «вычурным» панским побасенкам.

В повестях, составляющих первый сборник Гоголя, — и в безмятежно-веселой истории прекрасной любви («Сорочинская ярмарка»), и в трагической легенде о чудовищности измены родине, предательства («Страшная месть»), и в повести о растлевающем влиянии на душу человека денег, золота («Вечер накануне Ивана Купала»), — поражали читателя разнообразие характеров, теплота и яркость красок, словно пронизанных ликующим солнцем. Но тут же рядом рождалось мучительное раздумье. Крик щемящей тоски вырывался из груди Гоголя вслед за радостным и кипучим весельем. И в этих сменах настроений в ранних произведениях Гоголя отразилась характерная черта его творчества — неприятие крепостнической действительности, глубокое сочувствие к угнетенному и исстрадавшемуся в неволе народу.

Одна из выдающихся особенностей «Вечеров на хуторе близ Диканьки» заключается в социально-остром контрасте: народ, вопреки гнету и насилию, полный великих человеческих качеств, и рядом отвратительные типы представителей господствующих классов. В «Иване Федоровиче Шпоньке» Гоголь безжалостно разоблачает духовную нищету, моральную пошлость и ничтожество дворянства. Сила Гоголя в том, что распад человеческой личности он сумел показать как результат тлетворного влияния крепостного права. Из множества деталей возникает мрачная картина крепостнического хамства, объясняющая появление низких и ничтожных характеров.

Народность повестей Гоголя, свежесть и богатство художественных красок, юмор и реализм вызвали восторженное одобрение передовых читателей и недовольство реакционной критики.

В октябре месяце 1831 года опубликовал рецензию на первую часть «Вечеров…» прогрессивный критик и издатель передового журнала «Телескоп» профессор Н. И. Надеждин. Для него важнейшим достоинством произведений Гоголя являлось правдивое изображение действительности. В повестях Гоголя он отметил сочетание верного воссоздания украинских «преданий» с «приключениями из действительной жизни». Надеждин оценил реалистическую природу народно-поэтических и фантастических элементов творчества молодого писателя. В следующем году, когда вышла вторая часть «Вечеров…», он заметил «очаровательную поэзию украинской народной жизни, представленной во всем неистощимом богатстве родных неподдельных прелестей».[3]

Источник

«Вы сгорите, как свечка, и других сожжете!»
Гоголь — Белинскому: неотправленный ответ

Из школьного курса литературы все знают, какой уничижительной критике подверг В. Г. Белинский Гоголя за книгу «Выбранные места из переписки с друзьями». Но неотправленный ответ Гоголя почти не известен современному читателю. И не удивительно: это письмо впервые было опубликовано почти шестьдесят лет назад в полном собрании сочинений Гоголя и почти никогда не упоминалось ни в научной, ни в научно-популярной литературе. Мы решили восполнить этот пробел, опубликовав наиболее значимые выдержки из этого письма.

Своекорыстных же целей я и прежде не имел, когда меня еще несколько занимали соблазны мира, а тем более теперь, когда пора подумать о смерти. Никакого не было у меня своекорыстного умысла. Ничего не хотел я ею выпрашивать. Это и не в моей натуре. Есть прелесть в бедности. Вспомнили б вы по крайней мере, что у меня нет даже угла, и я стараюсь только о том, как бы еще облегчить мой небольшой походный чемодан, чтоб легче было расставаться с миром. Вам следовало поудержаться клеймить меня теми обидными подозрениями, какими я бы не имел духа запятнать последнего мерзавца. Это вам нужно бы вспомнить. Вы извиняете себя гневным расположением духа. Но как же в гневном расположении духа вы решаетесь говорить о таких важных предметах и не видите, что вас ослепляет гневный ум и отнимает спокойствие?

Вы говорите, кстати, будто я спел похвальную песнь нашему правительству. Я нигде не пел. Я сказал только, что правительство состоит из нас же. Мы выслуживаемся и составляем правительство. Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим пристально, отчего это? Не оттого ли эта сложность и чудовищное накопление прав, не оттого ли, что мы все кто в лес, кто по дрова? Один смотрит в Англию, другой в Пруссию, третий во Францию…

Вы говорите, что спасенье России в европейской цивилизации. Но какое это беспредельное и безграничное слово. Хоть бы вы определили, что такое нужно разуметь под именем европейской цивилизации, которое бессмысленно повторяют все. Тут и фаланстерьен, и красный, и всякий, и все друг друга готовы съесть, и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно, где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация призрак, который точно никто покуда не видел, и ежели пытались ее хватать руками, она рассыпается. И прогресс, он тоже был, пока о нем не думали, когда же стали ловить его, он и рассыпался.

Отчего вам показалось, что я спел тоже песнь нашему гнусному, как вы выражаетесь, духовенству? Неужели слово мое, что проповедник восточной Церкви должен жизнью и делами проповедать? И отчего у вас такой дух ненависти? Я очень много знал дурных попов и могу вам рассказать множество смешных про них анекдотов, может быть больше, нежели вы. Но встречал зато и таких, которых святости жизни и подвигам я дивился, и видел, что они — созданье нашей восточной Церкви, а не западной. Итак, я вовсе не думал воздавать песнь духовенству, опозорившему нашу Церковь, но духовенству, возвысившему нашу Церковь.

Вы отделяете Церковь от Христа и христианства, ту самую Церковь, тех самых пастырей, которые мученической своей смертью запечатлели истину всякого слова Христова, которые тысячами гибли под ножами и мечами убийц, молясь о них, и наконец утомили самих палачей, так что победители упали к ногам побежденных, и весь мир исповедал это слово. И этих самых пастырей, этих мучеников-епископов, вынесших на плечах святыню Церкви, вы хотите отделить от Христа, называя их несправедливыми истолкователями Христа. Кто же, по-вашему, ближе и лучше может истолковать теперь Христа? Неужели нынешние коммунисты и социалисты, объясняющие, что Христос повелел отнимать имущества и грабить тех, которые нажили себе состояние?

Христос нигде никому не говорит, что нужно приобретать, а еще напротив и настоятельно нам велит уступать: снимающему с тебя одежду отдай последнюю рубашку, с просящим тебя пройти с тобой одно поприще, пройди два.

Нельзя, получа легкое журнальное образование, судить о таких предметах. Нужно для этого изучить историю Церкви. Нужно сызнова прочитать с размышленьем всю историю человечества в источниках, а не в нынешних легких брошюрках, написанных бог весть кем. Эти поверхностные энциклопедические сведения разбрасывают ум, а не сосредоточивают его.

Что мне сказать вам на резкое замечание, будто русский мужик не склонен к религии и что, говоря о Боге, он чешет у себя другой рукой пониже спины, замечание, которое вы с такою самоуверенностью произносите, как будто век обращались с русским мужиком? Что тут говорить, когда так красноречиво говорят тысячи церквей и монастырей, покрывающих русскую землю. Они строятся не дарами богатых, но бедными лептами неимущих, тем самым народом, о котором вы говорите, что он с неуваженьем отзывается о Боге, и который делится последней копейкой с бедным и Богом, терпит горькую нужду, о которой знает каждый из нас, чтобы иметь возможность принести усердное подаяние Богу. Нет, Виссарион Григорьевич, нельзя судить о русском народе тому, кто прожил век в Петербурге, в занятьях легкими журнальными статейками и романами тех французских романистов, которые так пристрастны, что не хотят видеть, как из Евангелия исходит истина, и не замечают того, как уродливо и пошло изображена у них жизнь.

Что для крестьян выгоднее: правление одного помещика, уже довольно образованного, который воспитался и в университете и который всё же, стало быть, уже многое должен чувствовать, или быть под управлением многих чиновников, менее образованных, корыстолюбивых и заботящихся о том только, чтобы нажиться? Да и много есть таких предметов, о которых следует каждому из нас подумать заблаговременно, прежде нежели с пылкостью невоздержного рыцаря и юноши толковать об освобождении, чтобы это освобожденье не было хуже рабства.

Еще меня изумила эта отважная самонадеянность, с которою вы говорите: «Я знаю общество наше и дух его», — и ручаетесь в этом. Как можно ручаться за этот ежеминутно меняющийся хамелеон? Какими данными вы можете удостоверить, что знаете общество? Где ваши средства к тому? Показали ли вы где-нибудь в сочиненьях своих, что вы глубокий ведатель души человека? Прошли ли вы опыт жизни? Живя почти без прикосновенья с людьми и светом, ведя мирную жизнь журнального сотрудника, во всегдашних занятиях фельетонными статьями, как вам иметь понятие об этом громадном страшилище, которое неожиданными явленьями ловит нас в ту ловушку, в которую попадают все молодые писатели, рассуждающие обо всем мире и человечестве, тогда как довольно забот нам и вокруг себя. Нужно прежде всего их исполнить, тогда общество само собою пойдет хорошо. А если пренебрежем обязанности относительно лиц близких и погонимся за обществом, то упустим и те и другие так же точно. Я встречал в последнее время много прекрасных людей, которые совершенно сбились. Одни думают, что преобразованьями и реформами, обращеньем на такой и на другой лад можно поправить мир; другие думают, что посредством какой-то особенной, довольно посредственной литературы, которую вы называете беллетристикой, можно подействовать на воспитание общества. Но благосостояние общества не приведут в лучшее состояние ни беспорядки, ни пылкие головы. Брожение внутри не исправить никаким конституциям. Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою. Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство.

Вы говорите, что Россия долго и напрасно молилась. Нет, Россия молилась не напрасно. Когда она молилась, то она спасалась. Она помолилась в 1612, и спаслась от поляков; она помолилась в 1812, и спаслась от французов. Или это вы называете молитвою, что одна из сотни молится, а все прочие кутят, сломя голову, с утра до вечера на всяких зрелищах, закладывая последнее свое имущество, чтобы насладиться всеми комфортами, которыми наделила нас эта бестолковая европейская цивилизация?

Печатается по изданию:
Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений
в 14 томах. Л.: Изд-во академии наук СССР, 1952. Том 13, «К № 200», с. 435–446.

Источник

Гоголь в оценке Белинского

Анализ гениального художественного наследия Гоголя. Разоблачение поэтом духовной нищеты и моральной пошлости. Характеристика раскрытия «особенного» в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Письмо Белинского драматургу в истории России XIX-XX веков.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

1. Гоголь в оценке Белинского («ранний» Гоголь и «поздний» Гоголь)

2. О чем «особенном» писал Н.В. Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями»?

3. Письмо Белинского Гоголю в истории России 19-20 веков

Список использованных источников

1. Гоголь в оценке Белинского («ранний» Гоголь и «поздний» Гоголь)

Гениальное художественное наследие Гоголя разделило судьбу, весьма показательную и типичную для прогрессивных и демократических деятелей культуры XIX века. В условиях буржуазно-дворянского общества творчество подлинно большого писателя неминуемо становилось предметом ожесточенной борьбы различных социальных сил. Полемика вокруг Гоголя, развернувшаяся буквально на следующий день по выходе его первой книги «Вечера на хуторе близ Диканьки» и длившаяся на протяжении двух третей столетия, была особенно острой и напряженной.

Официальные идеологи самодержавия сразу же увидели в Гоголе опасного и серьезного врага. Изобличение исторической отсталости, бесчеловечности феодально-крепостнического общества, утверждение свободомыслия, гуманизма и демократизма, отчетливо проявившиеся уже в первой книге великого сатирика, делали Гоголя неприемлемым защитникам самодержавия, реакции, крепостного строя, Гоголь, один «из великих вождей России на пути сознания, развития, прогресса», по замечательному выражению Белинского, вызывал ожесточенные нападки литературной реакции и высокую оценку и поддержку со стороны передовой демократической общественности.

Гоголь безжалостно разоблачает духовную нищету, моральную пошлость и ничтожество дворянства. Сила Гоголя в том, что распад человеческой личности он сумел показать как результат тлетворного влияния крепостного права. Главной задачей современной ему литературы Гоголь считает реалистическое изображение русской действительности. Идеи Гоголя и Белинского в области эстетики имели много родственных черт.

Гоголь, прокладывая путь реализму, вел, подобно Белинскому, неутомимую борьбу с продажной литературой официальных идеологов самодержавия, с Булгариным, Гречем и Сенковским. Эта родственность их взглядов на основные законы искусства, общая борьба за народную и реалистическую литературу сделали критика-демократа и великого писателя соратниками в укреплении реалистического направления в русской литературе. художественный гоголь поэт драматург

Белинский выдвинул Гоголя в качестве главы новой литературы как раз за то, что великий сатирик предпочитал «обыкновенное» необыкновенному. Гоголевское творчество помогло Белинскому отчетливо и ясно сформулировать основные требования художественного реализма. В краткой заметке в апрельском номере «Молвы» (1835) критик писал: «Новью произведения игривой и оригинальной фантазии Гоголя принадлежат к числу самых необыкновенных явлений в нашей литературе» [1].

Позже Белинский указывал, что появление «Мертвых душ» окончательно утвердило гоголевское направление в русской литературе: «Мертвые души», заслонившие собою все написанное до них даже самим Гоголем, окончательно решили литературный вопрос нашей эпохи, упрочив торжество новой школы».

Таким образом, Гоголь и Белинский объявили решительную борьбу подражанию космополитов, Западу и боролись за создание глубоко национальной литературы и национального театра.

Гоголь и Белинский избрали единый вид деятельности: служение родине в области литературы. Литература в их глазах была единственной трибуной, с которой они могли провозглашать великие освободительные идеи, и они с честью выполнили этот принятый на себя подвиг.

2. О чем «особенном» писал Н.В. Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями»?

В своей книге Гоголь выступил в роли государственного человека, стремящегося к наилучшему устройству страны, установлению единственно правильной иерархии должностей, при которой каждый выполняет свой долг на своем месте и тем глубже сознает свою ответственность, чем это место выше («Занимающему важное место»). Отсюда разнообразие адресатов писем: от государственного деятеля до духовного пастыря, от человека искусства до светской женщины.

Талант Гоголя не померк в его публицистике, но проявился непредсказуемо для него самого и для читающей публики. Вокруг Гоголя сложилась атмосфера трагического непонимания.

3. Письмо Белинского Гоголю в истории России 19-20 веков

Белинский написал около двадцати статей и рецензий, специально посвященных Гоголю. Борьба Белинского за Гоголя и натуральную школу была борьбой за литературу больших и глубоких идей, за литературу, которая всесторонне отвечала бы на вопросы жизни и содействовала революционному преобразованию России.

Наиболее сильным выражением кризиса писателя явилась его реакционная книга «Выбранные места из переписки с друзьями», появившаяся в начале 1847 года и с негодованием встреченная всей передовой Россией. Гениальный художник, со страшной силой сотрясавший основы крепостнического строя, предстал здесь в жалкой роли проповедника кнута, защитника самодержавия и религиозного мракобесия.

Страшной болью отозвалась эта книга в сердце Белинского. «Выбранные места» усиливали лагерь реакции. Критик сурово осудил Гоголя за его «странную» книгу, в которой великий обличитель уступил место «смиренно-мудрому советодателю». Он высмеял проповеднический тон писателя, вскрыл реакцион-ный смысл его рассуждений о вреде просвещения для крестьян, о том, как надлежит поме-щику обращаться с крепостными, и т. д.

Письмо к Гоголю» явилось программным документом русской революционной демократии и стало, по выражению Герцена, политическим завещанием Белинского. Оно вошло в историю как одно из самых пламенных произведений русской революционной мысли XIX века.

Подобными мерами правительство пыталось навести «порядок» в стране.

В мае 1848 года умер Белинский. Царские власти не успели привести в исполнение задуманный план расправы с ним: его хотели сгноить в Петропавловской крепости. Но были подвергнуты жестоким преследованиям приверженцы натуральной школы, писатели гоголевского направления, идеи Белинского. В печати запрещено было даже упоминать имя великого критика.

Список использованных источников

1. Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, под ред. С. Венгерова, т. II, стр. 95

2. Бельчиков Н. «Смена», №595, март 1952 г.

Источник

Арена

Соро­ко­вые годы XIX века. Непро­стое время для Рос­сии. С одной сто­роны, бурно раз­ви­ва­ются науки и искус­ства, совер­шен­ству­ются законы, трид­цать лет уже как мир, война с Напо­лео­ном ста­но­вится исто­рией. С дру­гой — закру­чи­ва­ются гайки, госу­дарь Нико­лай Пер­вый, потря­сен­ный вос­ста­нием декаб­ри­стов, не наме­рен поощ­рять поли­ти­че­ские и идей­ные вольности.

Но воль­но­дум­ство все равно тихой сапой рас­про­стра­ня­ется в рус­ском обра­зо­ван­ном обще­стве. Все больше людей теряют веру в Бога и соблю­дают пра­во­слав­ные тра­ди­ции лишь для вида, чтобы «не нары­ваться». Все больше людей с вос­хи­ще­нием смот­рят на Запад, видя в нем обра­зец пере­устрой­ства рус­ской жизни.

Еще дей­ствует кре­пост­ное право — хотя оно рас­про­стра­ня­ется только на кре­стьян поме­щи­чьих, госу­дар­ствен­ные уже по-тихому отпу­щены на волю, но все, и в том числе сам импе­ра­тор, убеж­дены, что кре­пост­ное право — это зло и с ним надо что-то делать.

Уже нет ни Пуш­кина, ни Лер­мон­това. Уже скон­чался пре­по­доб­ный Сера­фим Саров­ский, уже раз­ви­ва­ется тра­ди­ция стар­че­ства — прежде всего в Опти­ной пустыни. Уже идет поле­мика запад­ни­ков и сла­вя­но­фи­лов. Уже есть пресса, как «левая», так и «пра­вая». Еще не нача­лась Крым­ская война. Еще молоды и мало кому известны Лев Тол­стой и Федор Достоевский.

Участники схватки

Нико­лай Васи­лье­вич Гоголь. К сере­дине 40‑х годов XIX века — извест­ней­ший рус­ский писа­тель, уже напи­саны и опуб­ли­ко­ваны основ­ные его «хиты» — «Реви­зор», «Мерт­вые души», «Тарас Бульба», «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Петер­бург­ские пове­сти»… Один из немно­гих тогдаш­них рус­ских писа­те­лей, кто не про­сто сохра­нил веру в Бога, но и был глу­боко воцерковлен.

По сви­де­тель­ству совре­мен­ни­ков, Гоголь еже­дневно читал по главе из Еван­ге­лия, апо­столь­ских посла­ний и Вет­хого Завета, а также житие свя­того, память кото­рого празд­ну­ется Цер­ко­вью в этот день. Кроме молитв утрен­них и вечер­них, кото­рые еже­дневно читают все пра­во­слав­ные хри­сти­ане, он про­чи­ты­вал еще и малое пове­че­рие. Читал он и свя­то­оте­че­ские тво­ре­ния (по-цер­ков­но­сла­вян­ски, рус­ских пере­во­дов тогда еще не было). При­чем не про­сто читал, но посто­янно делал выписки.

В 1848 году Гоголь совер­шил палом­ни­че­скую поездку на Свя­тую Землю, в Иеру­са­лим (в то время это было весьма труд­ное путе­ше­ствие), посе­щал рус­ские мона­стыри — Оптину пустынь, Тро­ице-Сер­ги­еву лавру, меч­тал поехать на Афон и вообще неод­но­кратно изъ­яв­лял жела­ние при­нять мона­ше­ский постриг. Но в монахи его не постригли. Впо­след­ствии пре­по­доб­ный Вар­со­но­фий Оптин­ский писал: «Неиз­вестно, захо­дил ли раньше у Гоголя с батюш­кой Мака­рием раз­го­вор о мона­ше­стве, неиз­вестно, пред­ла­гал ли ему ста­рец посту­пить в мона­стырь. Очень воз­можно, что батюшка Мака­рий и не звал его, видя, что он не поне­сет труд­но­стей нашей жизни».

При этом чело­век он был тон­кий, рани­мый, с обострен­ными чув­ствами, близко к сердцу вос­при­ни­мал всё про­ис­хо­дя­щее с ним. Жил скудно, от при­чи­та­ю­щейся ему доли наслед­ства отка­зался в пользу матери и сестер, не имел сво­его дома, жил или на съем­ных квар­ти­рах, или у дру­зей. Он посто­янно помо­гал нуж­да­ю­щимся сту­ден­там, а после смерти в 1852 году от него оста­лись только книги, одежда да около сорока руб­лей денег.

Вис­са­рион Гри­го­рье­вич Белин­ский. Осново­по­лож­ник рус­ской лите­ра­тур­ной кри­тики. Иван Тур­ге­нев назы­вал Белин­ского «цен­траль­ной нату­рой эпохи». Это был под­лин­ный вла­сти­тель дум.

По убеж­де­ниям своим был не про­сто запад­ни­ком, а запад­ни­ком в мак­си­маль­ной сте­пени. Нена­ви­дел само­дер­жа­вие, нена­ви­дел Пра­во­слав­ную Цер­ковь (кстати, он внук свя­щен­ника). Ему при­над­ле­жат слова о «мара­тов­ской» (Выра­же­ние самого Белин­ского, кото­рый имел в виду одного из вождей рево­лю­ци­он­ной Фран­ции Жана-Поля Марата, идео­лога рево­лю­ци­он­ного тер­рора. — Ред.) любви к чело­ве­че­ству: «чтобы сде­лать счаст­ли­вою часть его, я, кажется, огнем и мечом истре­бил бы осталь­ную» (это его выска­зы­ва­ние цити­руют фило­софы Н. А. Бер­дяев и А. Ф. Лосев). Трудно ска­зать, был ли он пол­но­стью ате­и­стом (хотя Досто­ев­ский его именно ате­и­стом и назы­вал), но уж анти­кле­ри­ка­лом-то он был точно. В 1830 году Белин­ский писал матери: «Маменька, Вы уже в дру­гом письме уве­ще­ва­ете меня ходить по церк­вам Шататься мне по оным неко­гда, ибо чрез­вы­чайно много дру­гих, гораздо важ­ней­ших дел Я пошел по такому отде­ле­нию, кото­рое тре­бует, чтобы иметь позна­ние и толк во всех изящ­ных искус­ствах. И потому я прошу Вас уво­лить меня от нра­во­уче­ний такого рода: уве­ряю Вас, что они будут бес­по­лезны». А в 1845 году в письме к Гер­цену он писал: «в сло­вах Бог и рели­гия вижу тьму, мрак, цепи и кнут».

Белин­ский был без­за­ветно пре­дан рус­ской лите­ра­туре, она ока­за­лась для него выс­шей цен­но­стью и свя­ты­ней. Но, обла­дая живым умом, он был крайне наи­вен. К при­меру, искренне утвер­ждал, что если бы Хри­стос при­шел сей­час, то стал бы соци­а­ли­стом (Хри­ста он, конечно, счи­тал не Бого­че­ло­ве­ком, а про­сто человеком).

При этом глу­бо­кого систе­ма­ти­че­ского обра­зо­ва­ния он не полу­чил, Петер­бург­ский уни­вер­си­тет, в кото­ром учился, не окон­чил по болезни. О Рос­сии судил, видя только сто­лич­ную жизнь и читая прессу.

Был женат, жил скудно, отли­чался сла­бым здо­ро­вьем, умер от чахотки (тубер­ку­леза лег­ких) в 1848 году, в 37 лет.

С чего все началось?

В самом начале 1847 года вышла из печати книга Гоголя «Выбран­ные места из пере­писки с дру­зьями», кото­рая про­из­вела в рус­ском обра­зо­ван­ном обще­стве впе­чат­ле­ние разо­рвав­шейся бомбы. Поэт и лите­ра­тур­ный кри­тик Сте­пан Шевы­рев писал: «В тече­ние двух меся­цев по выходе книги она состав­ляла люби­мый, живой пред­мет все­об­щих раз­го­во­ров. В Москве не было вечер­ней беседы, разу­ме­ется, в тех кру­гах, куда про­ни­кают мысль и лите­ра­тура, где бы не тол­ко­вали о ней, не раз­да­ва­лись бы жар­кие споры, не чита­лись бы из нее отрывки».

У книги были сто­рон­ники, но гораздо больше было про­тив­ни­ков, самым ярким и гром­ким из кото­рых ока­зался Белин­ский. 7 фев­раля 1847 года в жур­нале «Совре­мен­ник» вышла его рецен­зия на «Выбран­ные места…», где он под­верг книгу уни­что­жа­ю­щей кри­тике. Закан­чи­ва­ется его рецен­зия сло­вами: «Горе чело­веку, кото­рого сама при­рода создала худож­ни­ком, горе ему, если, недо­воль­ный своей доро­гой, он ринется в чуж­дый ему путь! На этом новом пути ожи­дает его неми­ну­е­мое паде­ние, после кото­рого не все­гда бывает воз­можно воз­вра­ще­ние на преж­нюю дорогу». И это еще сгла­жен­ный цен­зу­рой вари­ант. Как тогда же он писал жур­на­ли­сту Васи­лию Бот­кину, «Ста­тья о гнус­ной книге Гоголя могла бы выйти заме­ча­тельно хоро­шею, если бы я в ней мог, зажму­рив глаза, отдаться него­до­ва­нию и бешенству…»

Затем, летом того же года, нача­лась пере­писка между Белин­ским и Гого­лем — та самая идей­ная схватка, о кото­рой и речь.

Что такого в этой книге?

«Выбран­ные места из пере­писки с дру­зьями» — не худо­же­ствен­ная проза, а пуб­ли­ци­стика, пря­мое автор­ское выска­зы­ва­ние. Очень трудно одним сло­вом опре­де­лить ее жанр. Если поль­зо­ваться совре­мен­ными ана­ло­ги­ями, это «Живой жур­нал» или «Фейс­бук» писателя.

«Выбран­ные места из пере­писки с дру­зьями» — это ком­по­зи­ция из писем, частью адре­со­ван­ных извест­ным людям, а частью — обо­зна­чен­ным лишь ини­ци­а­лами или никак не обо­зна­чен­ным. Письма эти пере­ме­жа­ются эссе и лите­ра­ту­ро­вед­че­скими ста­тьями. Вот лишь несколько заго­лов­ков из книги: «О лиризме наших поэтов», «Несколько слов о нашей Церкви и духо­вен­стве», «Рус­ский поме­щик», «Нужно про­ез­диться по Рос­сии», «О театре, об одно­сто­рон­нем взгляде на театр и вообще об одно­сто­рон­но­сти», «Бли­зо­ру­кому при­я­телю», «Страхи и ужасы Рос­сии», «Чей удел на земле выше». Начи­на­ется книга с автор­ского заве­ща­ния и завер­ша­ется эссе «Свет­лое воскресение».

Содер­жа­тельно — это попытка про­по­ве­до­вать хри­сти­ан­ство совре­мен­ни­кам, при­чем совре­мен­ни­кам, весьма от веры дале­ким. Про­по­ведь Гоголя при этом не абстрактна, это не курс дог­ма­ти­че­ского бого­сло­вия. Глав­ный упор он делает на том, как сле­дует жить по-хри­сти­ан­ски, будучи тем, кем ты явля­ешься — писа­те­лем, чинов­ни­ком, поме­щи­ком и так далее.

Источник