Тут в комнату ворвался ветер так что пламя свечей в канделябрах легло
Тут в комнату ворвался ветер так что пламя свечей в канделябрах легло
ПОИСКИ ГЛАВНОГО ЖРЕЦА
Начну без предисловия.
Если ты, мой дорогой читатель (или читательница), знаком с этими книгами, то тебе нетрудно будет понять, как я ходил кругами вокруг этой темной силы. Несмотря на то, что описано мной ранее, мне самому не верится в реальность всех тех событий, что случились со мной за прошедшие три года. Такое впечатление, словно это было не со мной. Словно это было так давно, словно было в прошлой жизни. Я порой ощущаю себя дряхлым стариком. Или младенцем.
Пожалуй, я позволю себе только одну ремарку. Это было 20 марта. Первый день войны в Ираке. Кроме этого, проблемы на работе, проблемы с Алесей, сложность в понимании мысли Анастасии. И только когда все срослось из клубка в одну единую цепочку, я прошептал в ночное небо: «Господи, помоги не сойти с ума. Господи, помоги осознать все это до конца. Господи, помоги объяснить это словами, что бы осталось на бумаге. «. Точнее сказать, в компьютере. О бумаге мечтать не приходится.
Итак, поиски главного жреца.
Я не первый такой. Вокруг него ходили кругами многие. Очень многие. Мне не ведомо, сколько сотен и тысяч людей, в наше время и в прошлые века, пытались увидеть, разглядеть реальный лик человека, созданного по образу и подобию Бога, но являющегося ВОПЛОЩЕНИЕМ САТАНЫ. Человека, ставшего Сатаной.
Я пообещал ему, что напишу о нем. Я пообещал, что скажу правдивое слово о нем в благодарность за воскресение Анастасии. Что до конца сниму сомнения в том, кем он был. Логика мне его до конца не понятна. Поэтому будем разбираться вместе. Сообща.
Узнав его имя, я многое понял. Господи, почему об этом нельзя было догадаться раньше?
— Все просто: в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
После идет допрос Иешуа Га-Ноцри, то есть Христа. Заканчивает свое повествование профессор Воланд словами:
«Закрывшись от пыли рукой и недовольно морща лицо, Пилат двинулся дальше, устремляясь к воротам дворцового сада, а за ним двинулся легат, секретарь и конвой.
Было около десяти часов утра».
Бездомный и Берлиоз слушали его, не проронив не слова. И на их возражение, что «никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле».
А далее. Вот теперь можно с уверенностью сказать, что Булгаков не придумывал, а описывал реальные события:
Наступило молчание, и Берлиоз побледнел».
А теперь послушаем Анастасию в «Родовой книге»:
«Шесть тысяч лет назад верховный жрец, один из тех шести жрецов, над миром всем решил взять власть. Верховный жрец свой создал план. В событиях истории шести тысячелетий он до сих пор находит отражение свое.
Жрец Моисей по поручению верховного жреца выводит из Египта народ еврейский. Обещана народу жизнь распрекрасная на Земле Обетованной, Богом для еврейского народа приготовленной. Пред Богом объявляют избранным народ еврейский. Умы заманчивая будоражит весть, и часть народа следует за Моисеем. Он сорок лет из края в край людей в пустыне водит.
. В ходе сорокалетнего кодирования в Синайской пустыне большая часть еврейского народа была погружена в гипнотический сон. Эта часть, и сам Моисей, стали орудием в руках верховного жреца.
Иисус пытался эту кодировку снять, спасти народ свой. Для него он новую религию придумал. Жрец главный замысел Иисуса смог разгадать. Мысль напрягал не один год жрец главный, пока нашел решенье, и показалось гениальнейшим ему оно, когда решил: «С учением Иисусовым бороться смысла нет. Умом своих солдат из евреев его необходимо внедрить среди народов всей Земли, при этом для Израиля старую религию оставить». Так и случилось, как замыслил жрец верховный.
Жрец понимал, если весь мир удастся христианской охватить религией, которая к любви, покорности всех призывает, при этом сохранить иудаизм, что одного над всеми возвышает, мир будет покорен.
И проповедники жреца в мир пошли, пытаясь искренне нести собою новое учение. Иисуса? Не совсем. Теперь в нем от жреца было немало привнесенного»
Так сказала Анастасия.
Кстати, в трактате «Любовь. Цивилизация. Всевышний» я так и говорю: Библия написана и отредактирована под контролем темных сил.
Но есть еще одна мысль, невероятно точная и очевидная, которую я смог понять после третьего прочтения «Мастера и Маргариты»: ИНФОРМАЦИОННАЯ ДОСТУПНОСТЬ БОГА НАМНОГО ВЫШЕ И ТОЧНЕЕ, ЧЕМ У ДЬЯВОЛА!
Этот вывод удалось сделать, изучая информационные поля в Академии наук. Но эти выводы остались только при мне и моих коллегах, поскольку Академию наук интересуют совсем другие вопросы. Об этих «вопросах» академиков Квадратных уже сказано мной. Много их таких сволочей, в Академии Наук.
Смотрите сами, цитирую Михаила Афанасьевича:
Наступило молчание, и прервал его Коровьев, который зашептал в ухо Маргарите:
— Алмазная донна, на сей раз советую вам быть поблагоразумнее! А то ведь фортуна может и ускользнуть!
Тут в комнату ворвался ветер так что пламя свечей в канделябрах легло
Мастер и Маргарита
Текст печатается в последней прижизненной редакции (рукописи хранятся в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина), а также с исправлениями и дополнениями, сделанными под диктовку писателя его женой, Е. С. Булгаковой.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Так кто ж ты, наконец?– Я – часть той силы,что вечно хочетзла и вечно совершает благо.Гете. «Фауст»
Никогда не разговаривайте с неизвестными
Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.
Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.
Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».
Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.
– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.
– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.
– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.
– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.
– А что есть? – спросил Берлиоз.
– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.
– Ну, давайте, давайте, давайте.
Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.
Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки.Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было. сердце шалит. я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск. »
И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок. Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.
Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть. »
Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.
Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.
Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак. » – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.
Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекцииоб Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, – но Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.
Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.
– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор.