Три сословия рисунок что олицетворяет
Всемирная история
§ 20. Начало революции во Франции
Проводились ли во Франции реформы в духе идей Просвещения? Что такое революция? Какие революции вы уже знаете?
1. Причины революции. Тысячи французов, участвовавших в Войне за независимость США, способствовали популяризации свободолюбивых идей у себя на родине.
Но почва для восприятия этих идей во Франции была подготовлена просветителями, на протяжении нескольких десятилетий доказывавшими необходимость глубоких преобразований. В справедливости их доводов мало кто сомневался. Абсолютистское правительство, неспособное на реформы, давно уже не внушало французам ни страха, ни уважения.
Ненавистны миллионам французов были сеньориальные повинности, которые по обычаю феодальных времён крестьяне всё ещё несли в пользу владельцев дворянских поместий.
Недовольство простолюдинов, или третьего сословия, вызывали привилегии, обеспечивавшие духовенству и дворянству, двум главнейшим сословиям королевства, различные налоговые льготы, а также преимущество при замещении гражданских и военных должностей.
Неумелым управлением, расточительностью двора, алчностью придворной знати многие во Франции объясняли и то, что государственные расходы на треть превышали доходы бюджета.
Масла в огонь добавили скандалы, бросавшие тень на репутацию королевской четы и двора. Мария-Антуанетта, супруга
Людовика XVI, любила наряды и украшения. Её слабостью и решили воспользоваться высокопоставленные мошенники, которые якобы от имени королевы купили в долг у придворного ювелира очень дорогое бриллиантовое ожерелье. Когда по прошествии нескольких месяцев ювелир скромно напомнил Марии-Антуанетте об этом долге, она попросту выставила его вон. Разразился небывалый скандал. Мало кто во Франции удержался от мысли: «Как низко пали нравы двора! Вот в какую дыру утекают бюджетные деньги!»
Три сословия. Сатирический рисунок
Удалось ли автору сатирического рисунка «Три сословия» выразить сущность сословного строя во Франции?
Мария-Антуанетта (1755—1793)
В дополнение ко всем несчастьям лето 1788 г. оказалось неурожайным, и народные выступления против дороговизны и беспомощности властей приобрели на редкость массовый и грозный характер.
2. От Генеральных штатов к Национальному собранию. Чтобы поправить положение, правительство решило созвать Генеральные штаты, не собиравшиеся с 1614 г. Выборы депутатов проходили весной 1789 г. по трём сословиям. В них участвовали мужчины, достигшие 25 лет и внесённые в списки налогоплательщиков. Депутатами от третьего сословия было избрано много священников и дворян, в том числе титулованных аристократов, выступавших за реформы.
В прошлом каждое из сословий было представлено в Генеральных штатах 200 депутатами. Однако король распорядился вдвое увеличить число депутатов от третьего сословия — до 400. Сторонники реформ воспрянули духом: при индивидуальном голосовании они оказались бы в большинстве. Однако их ждало разочарование.
Начало заседания Генеральных штатов в Версале. 5 мая 1789 г. Художник Александр Кодер. XIX в. Версаль
Рассмотрите картину. Попробуйте по одежде определить, где сидят депутаты от дворянства, духовенства и третьего сословия. Какая публика пришла посмотреть на заседание?
5 мая 1789 г. в Версале открылись заседания Генеральных штатов. В своей речи Людовик XVI подчеркнул, что не собирается менять старый регламент работы этого собрания, в соответствии с которым депутаты от каждого сословия заседали раздельно, а решения принимались посословно, т. е. каждое сословие обладало одним голосом. Приверженность короля устаревшим порядкам возмутила депутатов от третьего сословия. 17 июня 1789 г. они провозгласили себя Национальным собранием и предложили представителям других сословий присоединиться к ним.
Но утром 20 июня вход в зал заседания им преградила стража. Депутаты не растерялись и заняли пустовавшее рядом помещение — зал для игры в мяч, где принесли историческую клятву: не расходиться до тех пор, пока не примут конституцию.
Этими событиями ознаменовалось начало революции. Вскоре к депутатам третьего сословия присоединились представители от духовенства и дворянства. 9 июля они все вместе провозгласили себя Учредительным собранием.
Жак-Луи Давид. Клятва депутатов третьего сословия в зале для игры в мяч. Лувр. Париж
Как вы думаете, художнику удалось передать историческое значение события? Какому художественному стилю соответствует творческая манера автора?
ФРАНЦИЯ ВО ВРЕМЯ РЕВОЛЮЦИИ XVIII в.
Генерал Лафайет (1757—1834). Гравюра Дебукура. Музей Карнавале, Париж
14 июля 1789 г. в Париже вспыхнуло восстание. Разгромив оружейные лавки и арсенал, восставшие двинулись к Бастилии. Они предполагали, что в этой средневековой крепости, расположенной на окраине столицы, хранились запасы пороха. Вместе с тем в их глазах Бастилия была одним из символов ненавистного абсолютизма. В течение трёх столетий она служила тюрьмой, в которую без суда и следствия, единственно на основании королевских приказов, заключали критиков правительства. Её узником дважды был Вольтер. Когда восставшие бросились на штурм, комендант крепости был вынужден открыть им ворота.
Взятие Бастилии явилось наглядным свидетельством крушения абсолютизма. Это событие также показало, какое огромное влияние на ход революции оказывает городская беднота, низы общества. В современной Франции 14 июля отмечается как национальный праздник.
4. Муниципальная революция и «великий страх». Узнав о победе восстания в Париже, народ по всей Франции стал смещать королевских должностных лиц и создавать новые учреждения власти — муниципалитеты. Повсеместно возникали и отряды национальной гвардии, на которые опиралась революционная власть. Учредительное собрание поручило командовать национальной гвардией генералу Лафайету, герою Войны за независимость США.
Одновременно в сельской местности распространился тревожный слух, будто злоумышленники хотят уничтожить на корню урожай, чтобы уморить крестьян голодом. Это явление вошло в историю под названием «великий страх». Крестьяне обратили свой гнев против дворянских замков и усадеб, а также монастырей, которые подверглись нападениям и поджогам. Теперь уже страх охватил дворянские семьи. Они в спешке бежали из своих поместий в города, а то и прямо за границу. Беспорядки в деревне подтолкнули Учредительное собрание к первой глубокой реформе. В ночь на 5 августа 1789 г. депутаты-дворяне сами высказались за отмену сеньориальных прав и повинностей. Этот торжественный акт самоотречения вошёл в историю как «ночь чудес». В течение нескольких дней был обсуждён и принят декрет (революционный закон), разрешавший выкуп крестьянами повинностей.
Рассмотрите карту на с. 189 и объясните, почему выступления крестьян в 1789 г. были названы «великим страхом».
Восстановив мир в деревне, 26 августа 1789 г. Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина. В её основу были положены идеи национального суверенитета, правового государства, личной безопасности граждан. В Декларации были перечислены «естественные и неотъемлемые права человека» — свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. Свободное выражение мыслей и мнений определялось в ней как «одно из драгоценнейших прав человека».
5. Законодательство Учредительного собрания. Осенью 1789 г. по Парижу опять поползли слухи о том, что аристократы подстрекают короля к роспуску Учредительного собрания. 5 октября толпа парижан, встревоженных этими слухами, направилась в Версаль. Участники похода заявляли о намерении добиться переезда короля в Париж, где бы он был ограждён от влияния дурных советников. Толпа осадила Версальский дворец и ворвалась во внутренние покои королевской четы. Людовик XVI, бледный от страха, удовлетворил требования парижан.
Вслед за королём в столицу перебрались двор, министры и Учредительное собрание.
Революция вернулась в русло мирного развития. Это позволило Учредительному собранию вплотную заняться разработкой новых законов. Они устанавливали свободу предпринимательской деятельности, упраздняли сословные различия, вводили принцип равенства граждан перед законом. Цеховая организация ремесла и торговли была отменена. Французы обрели широкую свободу передвижения, выбора места жительства, рода занятий. Новые законы обеспечили свободу политической деятельности. Францию разделили на 83 департамента. Вводилась метрическая система мер и весов.
Семья Людовика XVI, сопровождаемая женщинами и национальными гвардейцами, переезжает из Версаля в Париж 6 октября 1789 г. Рисунок очевидца. Национальная библиотека Франции, Париж
Парижский санкюлот в сине-белых полосатых брюках. Акварель. Около 1792 г.
В конце 1789 г. депутаты приняли закон о передаче в распоряжение государства церковных земель, из которых был образован фонд национальных имуществ.
Французские епископы и папа римский осудили это решение как несправедливое и насильственное по отношению к церкви. Их поддержало и большинство приходских священников. В ответ Учредительное собрание в июле 1790 г. приняло ещё один закон — о гражданском устройстве духовенства, который лишал церковь самостоятельности и превращал её в государственное учреждение. Все духовные лица были обязаны под присягой признать новое устройство духовенства.
Но подавляющее большинство духовенства отказалось от присяги, открыто встав в оппозицию Учредительному собранию.
Попытались депутаты решить и проблему дефицита государственного бюджета. В обстановке революции правительству не хватало средств даже на текущие расходы. В конце 1789 г. под обеспечение национальными имуществами были выпущены государственные долговые обязательства (ассигнаты), которыми власти собирались рассчитаться со своими кредиторами.
Французы и даже иностранцы первоначально с большим доверием отнеслись к ассигнатам, которые обращались на рынке наравне с золотыми монетами.
Однако успех вскружил депутатам голову. Они стали увеличивать выпуск ассигнатов, не заботясь об их обеспечении. В результате ассигнаты начали обесцениваться. Это привело к росту цен на товары и услуги. Золотая монета исчезла из обращения, поскольку богатые люди скупали золото, чтобы сохранить свои сбережения.
Летом 1791 г. Учредительное собрание завершило разработку конституции. В её основу был положен принцип разделения властей. Королю конституция оставляла только высшую исполнительную власть. Высшая законодательная власть вручалась однопалатному Законодательному собранию. Создавался независимый от исполнительной и законодательной власти Верховный суд.
Какая форма правления установилась во Франции? Соответствовала ли она воззрениям просветителей?
Конституция объявила нацию, т. е. совокупность полноправных граждан, «единственным источником власти». Свои суверенные права граждане осуществляли в форме «свободных выборов». Однако женщины не получили избирательных прав вовсе, а половина мужчин были их лишены, поскольку считались недостаточно богатыми.
6. Политические группировки и клубы. С началом революции французы разделились на её сторонников и противников. Большинство её сторонников в прошлом принадлежали к третьему сословию, но среди них было немало и выходцев из дворянства и духовенства. Про себя они говорили, что приняли сторону революции исключительно из любви к родине. Подчёркивая своё бескорыстие, они называли себя патриотами.
Антуан Барнав (1761—1793), один из руководителей группировки конституционных монархистов. Гравюра Физингера
Оноре Габриель Рикети Мирабо (1749—1791), один из руководителей группировки конституционных монархистов
Жанна-Мари Ролан де ла Платьер (1754—1793), хозяйка политического салона в Париже, в котором собирались руководители группировки жирондистов
7. Вареннский кризис. Среди конституционалистов с самого начала имелись разногласия. Одни требовали более смелых преобразований, другие призывали к умеренности. Эти разногласия усилились вследствие предпринятой Людовиком XVI попытки бежать за границу.
В ночь на 21 июня 1791 г. вся королевская семья, переодевшись, по подложным документам тайно покинула Париж и направилась к границе Нидерландов. Беглецов хватились несколько часов спустя. По всем дорогам, лучами расходящимся из Парижа, бросилась погоня. На одном из постоялых дворов, где королевская семья остановилась для отдыха, Людовика XVI узнал трактирщик. Он тотчас же предупредил об этом власти. На следующей остановке в местечке Варенн король был задержан и под конвоем препровождён в Париж.
Потрясённые бегством Людовика XVI, некоторые конституционалисты объявили себя республиканцами. Они потребовали упразднения монархии и суда над королём за измену.
Но большинство депутатов считали конституционную монархию наилучшей формой правления. Они стали утверждать, что якобы Людовик XVI был похищен и увезён из Парижа против своей воли. Благодаря этому обману им удалось на некоторое время сохранить монархию. В сентябре 1791 г. Учредительное собрание одобрило конституцию, после чего приняло решение о самороспуске. По этому поводу король заявил: «Революция закончилась!»
8. Законодательное собрание. 1 октября 1791 г. к работе приступило Законодательное собрание. Как и прежде, депутаты разделились на два крыла. Одних называли левыми, других — правыми, поскольку, не сговариваясь, они разместились в зале заседаний с разных сторон от кресла председателя. Постепенно сложилась традиция называть передовые политические группировки левыми, а их противников правыми. Депутаты Законодательного собрания, сидевшие слева, придерживались республиканских убеждений. Те же, кто устроился справа, выступали за сохранение конституционной монархии.
Людовик XVI с семьёй. Музей Карнавале, Париж
Разногласия между конституционалистами и республиканцами привели к расколу Якобинского клуба. Осенью 1791 г. из него вышли сторонники монархии. Однако и республиканцы, оставшиеся в Якобинском клубе, разделились на две группировки.
Одну из них называли жирондистами, потому что несколько её членов были выбраны в департаменте Жиронда на юго-западе Франции. Жирондисты гордились тем, что среди них был один из последних великих мыслителей эпохи Просвещения — Антуан Кондорсе, математик, член Королевской академии наук. Вожди жирондистов часто собирались в салоне мадам Ролан, супруги одного из них, где в узком кругу обсуждали свои планы.
Другую группировку называли монтаньярами (от фр. «монтань» — гора), потому что в зале заседаний Законодательного собрания, напоминавшем амфитеатр, они занимали верхние скамьи. Среди них большим авторитетом пользовался бывший депутат Учредительного собрания Максимильен Робеспьер.
Конституционные монархисты и республиканцы обоих направлений, вместе взятые, составляли меньшинство депутатов Законодательного собрания. Большинство не имело ярко выраженных политических убеждений или пристрастий. Эти депутаты просто поддерживали существующую власть, от которой зависило выполнение наказов избирателей и их собственное благополучие. За свою беспринципность они со временем заслужили презрительное прозвище «болота».
К концу 1791 г. Французская революция в целом выполнила программу преобразований, намеченную ранее в произведениях просветителей. Ей удалось сокрушить абсолютизм и ограничить власть короля. Конституция государства закрепила принцип разделения властей и предоставила гражданам широкие права и гарантии. Революционные законы упразднили сеньориальные права и привилегии, а также цеховую организацию ремесла и торговли, учредив свободу предпринимательства.
1. Почему сеньориальный строй и сословные привилегии мешали развитию капиталистических отношений? 2. Назовите причины Французской революции. Какую роль сыграло участие французов в Войне за независимость США? 3. С каких событий началась революция во Франции? Расскажите о них, используя иллюстрации учебника. 4. Начните составлять хронологическую таблицу основных событий Французской революции.
1. Расскажите о событиях 1789 г. во Франции от имени представителей различных сословий. 2. Интересы каких слоёв населения Франции отражало законодательство Учредительного собрания?
Из Декларации прав человека и гражданина (26 августа 1789 г.)
Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что лишь невежество, забвение прав человека и пренебрежение к ним являются единственными причинами общественных бедствий и пороков правительства, приняли решение изложить в торжественной Декларации естественные, неотъемлемые и священные права человека, чтобы притязания граждан, основанные на простых и непререкаемых началах, устремлялись к всеобщему благополучию. Вследствие этого Национальное собрание подтверждает и провозглашает перед лицом Высшего Существа и с Его благоволения следующие права человека и гражданина:
1. Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах.
2. Цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.
3. Источник суверенитета находится по существу в нации. Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника.
4. Свобода состоит в возможности делать всё, что не приносит вреда другому.
5. Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Всё, что не воспрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принуждён к действию, не предписываемому законом.
6. Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его образовании.
7. Никто не может подвергнуться обвинению, задержанию или заключению иначе, как в случаях, предусмотренных законом.
8. Никто не может быть наказан иначе, как в силу закона, надлежаще применённого, изданного и обнародованного до совершения правонарушения.
10. Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может высказываться, писать и печатать свободно, под угрозою ответственности лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом.
Какие права человека упомянуты в Декларации? Сравните этот документ с Декларацией независимости США. Какие общие идеи в них содержатся? Чем можно объяснить их сходство?
Рабочая тетрадь по истории Средних веков. Е.А.Крючкова. 6 класс. Параграф 16
МОГУЩЕСТВО ПАПСКОЙ ВЛАСТИ. КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ И ЕРЕТИКИ
Задание 1. Подчеркните представителей первого сословия одной, второго — двумя, третьего — тремя чертами.
Герцог Бургундии. Аббат монастыря Клюни. Старшина цеха сукноделов из Флоренции. Купец из Лондона. Священник собора в Солсбери. Граф Эд Блуасский. Архиепископ Реймсский. Рыцарь де Креси. Папа римский. Жак, зависимый крестьянин графа Артуа. Император Священной Римской империи. Матрос на торговом судне ганзейского купца.
Первое сословие (подчеркиваем одной чертой): Аббат монастыря Клюни. Священник собора в Солсбери. Архиепископ Реймсский. Папа римский.
Второе сословие (подчеркиваем двумя чертами): Герцог Бургундии. Граф Эд Блуасский. Рыцарь де Креси. Император Священной Римской империи.
Третье сословие (подчеркиваем тремя чертами): Старшина цеха сукноделов из Флоренции. Купец из Лондона. Жак, зависимый крестьянин графа Артуа. Матрос на торговом судне ганзейского купца.
Задание 2. Заполните пропуски.
На христианском Востоке
Задание 3. Выберите правильный ответ.
1. Средневековое учение о трёх сословиях означало:
Пояснение: Вариант б) не подходит, поскольку королевский суд не занимался такими вопросами, хотя король мог наградить рыцарским титулом простолюдина за особые заслуги. Вариант в) не подходит, поскольку король мог сделать с неугодным феодалом все что угодно, отобрать земли, лишить титула, даже казнить. Но король не мог лишить его благородного происхождения, данного по праву рождения. Опальный феодал или рыцарь мог оказаться нищим, но он все-равно оставался рыцарем по по праву рождения. Вариант г) не подходит, потому что папа римский назначал лишь священнослужителей высшего ранга. Подходит только вариант а), поскольку действительно монахом или священником мог стать любой, кто обнаруживал в себе такое призвание. Например, те же самые Франциск или Доминик, основатели монашеских орденов. Первый родился в семье богатого купца (третье сословие), второй родился в семье дворянина.
2. Правом индульгенции обладали:
4. Родина святого Франциска:
Символы в рассказе Бунина Г-н из Сан-Франциско
Символом является
2)пароход «Атлантида»,
огромный, роскошный, комфортабельный. Его судьба должна соответствовать судьбе знаменитой затонувшей Атлантиды, обитатели которой были столь же аморальными, как и жители Сан-Франциско.
То же символизируют и
6)люди, сторонившиеся семьи умершего Господина из Сан-Франциско,
не соболезнующие, в каком-то смысле даже жестокие по отношению к его жене и дочери, а так же
7)хозяин,
который «в бессильном и приличном раздражении пожимал плечами, чувствуя себя без вины виноватым, всех уверяющий, что он отлично понимает, «как это неприятно», и дающий слово, что он примет «все зависящие от него меры» к устранению неприятности».
8)Дьявол
символизирует нечто мистическое, ужасное, вероятней всего, в будущем постигнувшее всех этих безнравственных людей, ввергнув их в пучину ада, символом которого был
9)черный трюм,
где лежал мертвый и никому ненужный Господин из Сан-Франциско.
*В 1776 г. испанцы обосновались на побережье полуострова, построив форт у пролива Золотые ворота и основав миссию, названную в честь святого Франциска. Возникший рядом небольшой городок назывался Йерба-Юуэна. В 1848 г., благодаря калифорнийской золотой лихорадке, город начал бурно расти. В этом же году он был переименован в Сан-Франциско.
На историю Сан-Франциско огромное влияние оказало уникальное географическое расположение и сделало его важным центром морской торговли и очень удобным оборонительным редутом.
ЧТО ТАКОЕ ТРЕТЬЕ СОСЛОВИЕ?
По изданию:
воспроизведено по изданию 1906, Петербург, «ГолосЪ»
(орфография изменена)
Предисловие
При таком-то состоянии общественной атмосферы появляется брошюра, в которой на вопрос «что такое третье сословие?» ее автор без всяких оговорок гордо отвечает: всё!
Брошюра Сийеса имеет и в настоящее время не один только исторический интерес: она наводит на многие вопросы, имеющие непосредственное отношение к современности, и читатель, который ознакомится с этою брошюрою, проведет время далеко не бесполезно.
В. Богучарский (1906)
ЧТО ТАКОЕ ТРЕТЬЕ СОСЛОВИЕ
Из последующего читатель увидит, что ответы даны правильно. Затем мы рассмотрим попытки, которые были сделаны, а равно и меры, которые нужно принять, для того чтобы третье сословие действительно стало чем-нибудь. Согласно с этим, изложение содержит еще три главы:
1) Что правительство пыталось сделать и что привилегированные предлагают от себя в пользу третьего сословия?
2) Что следовало делать?
3) Наконец, что остается предпринять третьему сословию, чтобы занять в государстве должное место?
Что требуется для существования и процветания нации? Частный труд и общественная деятельность.
Все виды частного труда делятся на четыре разряда:
1) Так как земля и вода доставляют все первоначальные продукты, идущие на человеческие потребности, то к первому разряду относятся сельскохозяйственные работы.
2) Между получением сырых продуктов и их потреблением или применением появляется задельная работа, разнообразная обработка, прибавляющая к ним добавочную, более или менее сложную ценность. Человеческое искусство улучшает дары природы, увеличивая стоимость сырья в десять и во сто раз. В этом заключается труд второго разряда.
4) Помимо перечисленных трех разрядов трудящихся и полезных граждан, занятых приготовлением предметов потребления и пользования, в человеческом обществе существует еще много других видов труда, полезных и приятных опосредованно. Этот разряд обнимает ученые и свободные профессии, начиная от самых почетных и кончая домашнею прислугою.
Таковы четыре разряда частного труда, на которых держится общество. Кто их доставляет? Третье сословие.
Когда отдают какую-нибудь общественную должность в удел одной корпорации граждан, то приходится вознаграждать не только то лицо, которое выполняет ее, но и всю группу людей, входящих в корпорацию, которые уже ничего не делают, а равно и их семьи. Обратили ли вы внимание на то, что такой порядок вещей, позорно сохраняемый среди нас, кажется нам презренным и постыдным в истории древнего Египта и в описаниях путешествий по Великой Индии? Не вдаваясь в дальнейшие подробности по этому вопросу, отметим лишь нелогичность тех, кто признает, что нация создана не для своего вождя, и вместе с тем допускает, что она существует для небольшого числа граждан, надменно отказывающихся принимать участие в полезных, но тяжелых трудах, выпадающих на долю остальных членов общества. Подобный класс людей составляет непосильное бремя для народа.
Итак, что такое третье сословие? Вся нация, но нация в оковах и под гнетом. Чем оно было бы без привилегированных? Всей нацией, но нацией свободной и цветущей. Нет государственной жизни без третьего сословия, и все было бы гораздо лучше без остальных сословий. Недостаточно показать, что привилегированные не только не приносят пользы народу, но ослабляют его и вредят ему; необходимо доказать, что знать вовсе не входит в состав общественной организации и что она может лишь быть бременем для нации.
Прежде всего заметим, что нельзя найти места для касты знатных среди составных частей нации. Конечно, есть и отдельные люди, которых болезнь, крайняя ограниченность, неизлечимая лень или дурной нрав делают неспособными к общественной работе. Исключения и злоупотребления всегда возможны, особенно в большом государстве. Но каждый согласится, что государство тем благоустроеннее, чем меньше таких злоупотреблений. Наименее благоустроенной надо признать ту страну, в которой не отдельные лица, но и целый класс граждан видит свою славу в том, чтобы оставаться бездеятельным среди всеобщего движения и получать лучшую долю жатвы, ничем не содействуя ее произрастанию. Тунеядство этого класса общества делает его чуждым остальной нации. Знатное сословие не менее чуждо нам своими привилегиями гражданскими и общественными.
Что касается политических прав, то и ими дворянство пользуется совершенно самостоятельно. У него есть свои представители, не имеющие никаких полномочий от населения. Его депутаты заседают отдельно; и если бы они даже собирались в одной зале с депутатами простых граждан, то и тогда представительство знатного сословия не перестало бы быть отличным от народного представительства; оно чуждо народу и самою сущностью своею, потому что его полномочия не исходят от населения, и своею целью, так как оно призвано защищать не общие интересы, а частные.
Мы не станем рассматривать рабского состояния, под игом которого народ так долго стонал, в котором он поныне пребывает. Его гражданское состояние все же значительно изменилось; еще большие перемены в его правовом положении предстоят в ближайшем будущем, ибо немыслимо, чтобы нация в целом или какое-либо сословие в отдельности стало свободным без того, чтобы не получило свободу третье сословие. Свобода заключается не в привилегиях, а в равных правах, принадлежащих всем.
Если же аристократы, недостойные такой свободы, попытаются удержать народ в угнетении, то народ осмелится спросить их: по какому праву? Если они ответят, что по праву завоевания, и захотят сослаться на давнишние события, то хотя это значило бы восходить слишком далеко в историю, однако, третьему сословию нечего бояться таких воспоминаний. Будем исходить от времени, предшествовавшего завоеванию. Так как третье сословие теперь достаточно сильно, чтобы не дать себя завоевать снова, то его сопротивление будет теперь более действенно, чем было тогда. Почему бы, в самом деле, не препроводить обратно в Франконские леса все те семьи, которые сохраняют безумные притязания на права первоначальных завоевателей Франции?
Нация, освободившаяся от завоевателей, вероятно, кое-как утешилась бы в том, что ей пришлось бы считать своими родоначальниками одних только галлов и римлян. Если же, во что бы то ни стало, хотят различать людей по происхождению, то нельзя ли объяснить нашим бедным согражданам, что происхождение от галлов и римлян, по крайней мере, так же почетно, как от сикамбров, вельфов и других диких племен, вышедших из лесов и болот древней Германии? Да, ответят нам; но завоевание изменило все эти отношения, и благородным считается только происхождение от завоевателей. Прекрасно. В таком случае можно снова опрокинуть взаимные отношения тем, что третье сословие в свою очередь станет завоевателем и тем приобретет право на благородство.
Если же привилегированные вовсе не являются прямыми потомками завоевателей и в них нельзя видеть ничего, кроме потомков третьего сословия, то что сказать о преступной наглости, с которою аристократы ненавидят, презирают и угнетают своих братьев?
Пусть делают с новыми дворянами все, что угодно; для нас нет сомнения в том, что с того момента, как гражданин приобретает преимущества, вопреки общественному праву, он перестает быть членом общего союза. Его новые интересы противоположны общим интересам; он больше не может подавать голос за народ. Всякая привилегия противна общему праву, и все привилегированные, без различия, составляют отдельный класс населения, враждебный третьему сословию. Эта истина не заключает ничего тревожного для друзей народа. Наоборот, разъяснение ее служит великому национальному делу, ибо она резко подчеркивает необходимость немедленного уничтожения всех привилегий, разделяющих нацию и предающих третье сословие в руки врагов. Если мне возразят, что распространение некоторых привилегий на все население, например, освобождение от воинской повинности, лишит государство возможности удовлетворять общественную необходимость, то я отвечу, что удовлетворение общегосударственных потребностей должно быть обязанностью всех граждан, а не одной специальной группы. Абсурдно думать, что для содержания необходимой военной силы нельзя найти другого средства, более справедливого и более соответствующего национальным интересам. Жалобы, раздающиеся в стране, на то, что у нас существует тройная аристократия: духовная, военная и судейская, вызывают в некоторых неосновательное удивление. Эти жалобы совершенно справедливы. Если Генеральные штаты являются выразителем общей воли и потому обладают законодательной властью, то как же иначе назвать, как не аристократическим, такое государственное правление, при котором штаты представляют лишь духовно-дворянско-судейское собрание?
Не забудьте еще той ужасной истины, что все отрасли исполнительной власти, так или иначе, попали в руки членов той же тройственной касты. По чувству братства, свойственному всякой корпорации, знатные предпочитают своих чужим, т. е. всему народу. Да, узурпация полная; привилегированные, поистине, царствуют.
Читайте историю и проверяйте мое утверждение на фактах; тогда вы убедитесь, что мнение, будто во Франции господствует монархический режим, совершенно ложно.
Городские управления слишком поспешно решили, что достаточно лишить привилегированных права лично представлять собою третье сословие, чтобы избавиться от их влияния на выборы. Много ли найдется таких деревень и даже городов, где бы в распоряжении влиятельного сеньора не находилась большая или меньшая группа лиц из народа? Примите во внимание последствия, к которым приведет влияние знатных во время самих выборов, и скажите после этого, уверены ли вы, что в Генеральные штаты попадут защитники третьего сословия в должном числе? Чем больше вдумываешься в положение дел, тем более сознаешь недостаточность заявленных третьим сословием трех требований. Однако и они подверглись усиленным нападкам. Рассмотрим причины враждебного к ним отношения.
§ 1. Первое требование
Представители третьего сословия должны быть избраны из граждан, действительно принадлежащих к этому сословию.
Уже выше было указано, что к третьему сословию, в сущности, принадлежат только граждане, не запятнанные никакой привилегией.
Судейские чиновники, проникшие в дворянство через двери, которые они почему-то сочли нужным запереть за собою, изо всех сил добиваются права заседать в Генеральных штатах. Они рассуждают про себя так: «Высшая знать чуждается нас, а мы чуждаемся третьего сословия; если бы они могли составить новое сословие, было бы прекрасно; но так как это невозможно, то постараемся отстоять старинное злоупотребление, по которому третье сословие доверяло свои полномочия благородным. Этим мы удовлетворим наше честолюбие, не будучи вынуждены отказаться от привилегий». Старинное дворянство тоже не прочь послать своих сыновей в палату общин**.
Говорят, что ограничивать право выбора, значит посягать на свободу избирателей. Я на это дам два ответа. Первый тот, что это возражение недобросовестно, и я это сейчас докажу. Нам хорошо известно господство сеньоров над крестьянами и другими деревенскими жителями; равно знакомы нам обычные приемы их многочисленных агентов, в том числе судебно-полицейских. Каждый сеньор, который захочет влиять на выборы, может быть уверен, что он будет избран выборщиком в окружное собрание от своего участка; а в окружном собрании сеньорам остается только избрать кого-нибудь из своей среды или из людей, заслуживших их полное доверие. Ради народной ли свободы вы оберегаете ваше право злоупотреблять его доверием? Священное слово свободы профанируется тем, что под ним скрываются совершенно противоположные намерения. Без сомнения, избиратели должны иметь полную свободу выбора, и уже по тому самому необходимо отстранить от представительства третьего сословия всех привилегированных, привыкших властно распоряжаться народом.
Итак, условие, на котором настаивает третье сословие, для него самое важное из всех и согласно со справедливостью и естественным положением вещей. Нельзя допустить, чтобы члены высших сословий, неспособные по существу защищать интересы третьего, получили полномочие от общин. Если они не будут устранены формально и окончательно, то влияние сеньоров не преминет проявиться в пользу их подручных. Прошу не забывать о существовании многочисленных агентов, находящихся на службе у феодальных владетелей.
Ненавистным пережиткам варварской феодальной системы мы обязаны сохранившимся до сих пор, к несчастию для Франции, делением нации на три враждебных друг другу сословия. Все погибло бы, если бы уполномоченные феодалов получили возможность узурпировать представительство всего народа. Кто не знает, что служители настойчивее и смелее отстаивают интересы своих господ, чем сами господа?
Я знаю, что это запрещение распространяется на весьма многих и, в частности, на всех чиновников владельческой юстиции, но такова сила вещей, и ей нужно подчиниться. Что касается арендаторов имуществ, принадлежащим к первым двум сословиям, то, по моему мнению, в настоящем своем положении они слишком зависимы, чтобы свободно голосовать в пользу своего сословия. Но надо надеяться, что законодатель когда-нибудь уяснит себе истинные интересы земледелия и поймет, в чем заключаются граждански добродетели и общественное благополучие. Тогда перестанут отождествлять правительственные мероприятия с энергичным взысканием казенных денег; тогда разрешат, даже будут поощрять пожизненное владение фермерами арендованными участками и будут смотреть на этих драгоценных для страны людей как на свободных поселян, вполне правоспособных поддерживать национальные интересы.
Пробовали было опровергнуть наше требование тем, что третье сословие будто не может выставить достаточного числа людей просвещенных, смелых и т. п. в качестве представителей, а потому оно-де должно обратиться к содействию дворянства. Это странное утверждение не заслуживает даже ответа. Посмотрите на состоятельные классы третьего сословия. (Состоятельными людьми я называю таких, у которых есть достаточно средств, чтобы получить просвещенное воспитание, развиваться умственно и интересоваться общественными делами). У этих классов населения нет других интересов, помимо общих всему народу. Скажите, разве среди них нет достаточно граждан просвещенных, честных, достойных во всех отношениях быть истинными представителями нации?
Но если какой-нибудь выборный округ, скажут нам, не захочет передать своих полномочий никому другому, как только лицу духовному или дворянину, если граждане этого округа никому другому не доверяют? Я уже сказал, что не существует безграничной свободы, и что лишение привилегированного лица права быть представителем третьего сословия является условием необходимым. Рассмотрим вопрос по существу. Допускаю, что какой-нибудь округ непременно захочет поступить вопреки своим интересам. Следует ли ему также предоставить право вредить другим? Если я один заинтересован в действиях моего поверенного, мне могут лишь сказать: «Тем хуже для вас, значит, вы выбрали такого». Но депутаты от округа не являются лишь представителями того округа, который их избрал; они призваны представлять нацию в совокупности и голосовать от имени всего государства. Поэтому избирательный закон должен быть общим для всех, и условия пассивного избирательного права должны быть таковы, чтобы обеспечить нацию от капризов нескольких избирателей, которым общие условия могут не нравиться.
§ 2. Второе требование третьего сословия
Число его депутатов должно быть равно числу депутатов обоих привилегированных сословий.
Я не могу удержаться, чтобы не повторить, что излишняя скромность этого требования отражает на себе следы доброго старого времени. При заявлении этого требования города в достаточной степени не сообразовались ни с новейшими успехами просвещения, ни даже с общественным мнением. Они не встретили бы больших затруднений, если бы потребовали двух голосов против одного; может быть, им бы тогда поспешили предоставить просимое ими равное число депутатов, которые ныне встречает такую сильную оппозицию.
Не правда ли, все признают справедливым, что огромный избирательный округ Poitou послал больше представителей в Генеральные штаты, чем маленький округ Gex? Однако почему? Потому, говорят, что первый округ имеет гораздо большее население и уплачивает больше налогов, чем второй. Таким образом, молча признают принципы, по которым можно установить пропорциональное число представителей. Может быть, вы хотите, чтобы в основание расчета была положена сумма уплачиваемого налога? Хотя у нас нет верных сведений об относительном обложении сословий, однако с первого взгляда бросается в глаза, что третье сословие уплачивает больше половины налогов.
Всякое общество должно управляться общими законами и подчиняться общему порядку. Если вы допускаете изъятия, то они должны быть очень редки, и во всяком случае не могут иметь в общественном деле такого веса и такого влияния, как общее правило. Несогласно со здравым смыслом сопоставлять и приравнивать интересы людей, освобожденных от закона, с интересами всего народа. Когда через несколько лет вспомнят все затруднения, которые ныне встречает скромная просьба третьего сословия, то будут удивлены как ничтожностью выставляемых возражений, так, главным образом, наглостью и несправедливостью, с которыми выискивались предлоги к отказу.
Приглашаю тех, которые в своих возражениях третьему сословию ссылаются на примеры истории, внимательно присмотреться к событиям и извлечь из них правило для собственного поведения. При Филиппе Красивом достаточно было нескольких благонамеренных городишек, находившихся в его королевстве, чтобы их представители образовали палату общин в Генеральных штатах. С того времени феодальное рабство исчезло, деревни доставили большое число новых граждан. Города разрослись в величине и умножились в числе. Торговля и промыслы создали много новых классов населения с большим числом состоятельных семей, состоявших из лиц, хорошо воспитанных и преданных общественному делу. Разве этот двойной рост городов не служит достаточным основанием к тому, чтобы создать две палаты для третьего сословия? Справедливость и мудрая политика одновременно требуют этого.
§ 3. Третье и последнее требование третьего сословия
Депутаты генеральных штатов должны голосовать все вместе, а не по сословиям.
Привилегированные боятся равенства влияния третьего сословия; они объявили его противоконституционным. Их образ действия тем более вызывает удивление, что они до сих пор владели двумя голосами против одного и не видели ничего неконституционного в своем незаконном преобладании. Они чувствуют настоятельную необходимость сохранить за собою право veto на все, что могло бы быть противно их интересам. Не стану повторять в сотый раз доказательств, приведенных десятками писателей против их претензий и старых форм. Я сделаю только одно замечание. Факт, что во Франции существуют злоупотребления. Эти злоупотребления кому-нибудь да приносят выгоду. Ясно, что не третьему сословию, потому что оно только страдает от них. Скажите теперь, возможно ли уничтожить эти злоупотребления, оставляя право veto за теми, которые извлекают из них выгоду? Никакие суды не помогли бы. Если положиться на одно только великодушие привилегированных, то можно всего ожидать. Соответствовали бы такие условия представлению, которое люди составили себе о социальном порядке?
IV. Что правительство пыталось сделать и что привилегированные предлагают от себя в пользу третьего сословия
Правительство, побуждаемое не такими мотивами, за которые можно было бы питать благодарность к нему, а собственными ошибками, и убедившись в том, что его ошибки не могут быть исправлены без добровольного содействия найми, решило, но оно может обеспечить себе слепое согласие народа на все свои проекты ценою небольших уступок. В этих видах министр Калонн выработал проект провинциальных собраний.
Кто хоть раз пробовал заняться общегосударственными вопросами, тот не мог не поразиться политическим ничтожеством третьего сословия. Министр понял, что оставить разделение нации на сословия значит отказаться от всякой надежды на улучшение положения; поэтому он предположил уничтожить с течением времени сословные различия. В этом духе, по крайней мере, был составлен и редактирован первоначальный план провинциальных собраний. Стоит только с некоторым вниманием прочитать проект, чтобы убедиться в том, что личное положение граждан в нем не играет никакой роли, значение каждого лица определяется его имущественным положением. Граждане призывались в собрания в качестве собственников, а не в качестве священников, дворян или разночинцев и крестьян. В проекте провинциальных собраний, может быть, были более интересны принципы, по которым они составлялись, чем цель, которая ими преследовалась: в них устанавливалось действительное народное представительство.
Таким образом, за исключением класса церковного имущества, во все остальные три имущественных класса могли бы войти лица всех сословий. Естественно предположить, что, так как общественные дела трактовались бы в таком собрании без отношения к сословиям, то вскоре у всего населения создалась бы общность интересов, и дело кончилось бы тем, с чего, собственно, следовало начать, т. е. объединением всего населения в одну нацию.
Из всех погрешностей, допущенных при выполнении этого плана, самою важною была та, что здание начали покрывать уже крышей, не заложивши предварительно его фундамента, т.е. не давши народу свободных выборов. Но этот министр, по крайней мере, удовлетворил законное право третьего сословия иметь столько депутатов, сколько оба привилегированных сословия вместе. Чем, однако, все это кончилось? Тем, что представителями третьего сословия оказались члены высших сословий. Так-то служат делу третьего сословия даже после того, как открыто заявили, что имеют в виду удовлетворить его законные претензии.
Обещание дворянства платить налоги
Дворяне формально выразили согласие на то, чтобы налоговое бремя выносилось одинаково всеми тремя сословиями. Но их вовсе не об этом спрашивали. Речь шла о способе созыва Генеральных штатов, а не о постановлениях, которые этому собранию придется делать. На их обещание надо смотреть просто как на мнение, высказанное пэрами, парламентом и, наконец, многими частными обществами и отдельными лицами, которые теперь спешат согласиться с тем, что богатый должен платить столько же, сколько бедный. Они сознают, что если бы налоги были тем, чем они должны быть, т.е. добровольным приношением, то третье сословие не желало бы казаться более великодушным, чем другие.
Не станем скрывать: этот новый оборот дела смутил некоторых. Несомненно, хорошо и похвально со стороны дворян, что они вперед выразили готовность подчиниться перераспределению податного бремени, которое будет установлено законом. Но откуда, спрашивается, берется у второго сословия такое рвение, такая уступчивость и поспешность? Не надеется ли оно добровольною уступкою предотвратить введение этой меры законодательным путем? Не хочет ли оно излишнею предупредительностью к вероятным постановлениям Генеральных штатов доказать возможность обходиться без них. Я не утверждаю, что дворянство сказало королю: «Государь! Вам нужны Генеральные штаты только для восстановления ваших финансов. Но мы согласны платить наравне с третьим сословием. Не правда ли. наше предложение делает для вас излишним созыв собрания, которое нас беспокоит больше, чем вас?» Нет, я считаю такое предположение невозможным. Скорее, можно было бы подозревать дворян в желании предварением справедливого закона уговорить третье сословие отказаться от своих настоящих требований и от стремления стать чем-нибудь в Генеральных штатах. Они как бы говорят третьему сословию: «Чего вы добиваетесь? Чтобы мы платили одинаково с вами? Хорошо, это справедливо; будем платить. Оставьте же нетронутым старый порядок вещей, при котором вы были ничем, а мы были всем, и когда нам так легко было платить столько, сколько нам угодно было».
Третье сословие может на это ответить: «Пора, наконец, и вам наравне с нами участвовать во внесении налогов, из которых вы извлекаете больше пользы, чем мы. Вы хорошо понимаете, что эта чудовищная несправедливость не может больше продолжаться. Если мы будем свободны в наших платежах, мы не будем щедрее вас. Конечно, вы будете платить, но не по великодушию вашему, а по справедливости; не потому, что вы этого желаете, а потому, что вы обязаны это делать. Мы ожидаем от вас повиновения общему закону, а не выражения оскорбительной жалости к сословию, к которому вы так долго относились безжалостно. Но этот вопрос подлежит обсуждению в Генеральных штатах; теперь же речь идет о правильном созыве их. Если третье сословие не будет в них представлено, нация останется немою и ни одно постановление не будет законно. Даже если бы вы нашли средство водворить всюду порядок без нашего содействия, мы все-таки не можем допустить, чтобы нами распоряжались без нашего согласия. Долгий и печальный опыт разуверил нас в прочности даже хорошего закона, если он является лишь соизволением более сильного».
Привилегированным не надоедает повторять, что между сословиями устанавливается полное равноправие с того момента, как они отказываются от преимуществ материального характера. Но если все равны, то почему они опасаются удовлетворить ходатайства третьего сословия? Можно ли вообразить, что оно захочет вредить самому себе и будет посягать на общие интересы? Если все равны, то откуда все эти усилия помешать третьему сословию выйти из своего политического ничтожества? Покажите мне, где та чудодейственная сила, которая избавит Францию от возможности злоупотреблений всякого рода, если только дворянство будет вносить свою долю в казначейство. Раз существуют другие злоупотребления и непорядки, помимо податных, то пусть мне объяснят, как может установиться равноправие между теми, кому злоупотребления выгодны, и теми, кто от них страдает.
Все равны. Значит, по принципу равенства позорно отстранили третье сословие от всех более или менее выдающихся постов и должностей? По принципу равенства от него исторгают добавочные подати, чтобы из них создать огромные средства, назначенные исключительно на вспомоществования так называемому бедному дворянству? Кто подвергается больше всего притеснению со стороны агентов фиска и чиновников прочих ведомств? Люди третьего сословия. Я, разумеется, отношу к этому сословию только тех граждан, которые не пользуются никакими преимуществами.
Даже законы, которые, кажется, должны бы быть беспристрастны, оказываются милостивыми к привилегированным. В пользу кого они изданы? В пользу высших сословий. Против кого? Против народа. И хотят, чтобы народ был доволен и не думал больше ни о чем, потому что дворянство согласно платить наравне с ним. Хотят, чтобы новые поколения закрыли глаза пред светом истины, открытой теперь для всех, и чтобы они спокойно примирились с насильственным строем, которого уходящие поколения уже не могли переносить. Оставим лучше эту тему. Она возбуждает только чувство негодования.
Все специальные налоги третьего сословия будут отменены. В этом больше нельзя сомневаться. Право, наша страна диковинная. Граждане, извлекающие наибольшие выгоды из общественного достояния, менее всех поддерживают это достояние; у нас существуют налоги, внесение которых считается постыдным, и которые сам законодатель называет унизительными. У нас люди трудящиеся не находят дела; считается почетным потреблять и унизительным производить; тяжелые работы называются непристойными, как будто есть что-нибудь непристойное, помимо порока, и как будто среди трудящихся классов более всего непристойного.
Наконец-то будут вычеркнуты из политического словаря такие слова, как: оброчные платежи, специальные земельные налоги, плата за пользование орудием труда и т. п., и законодатель с глупым самодовольством больше не будет издавать законов, преграждающих доступ в страну иностранным капиталам и иностранной промышленности. Не говоря о многочисленных благодетельных мерах, которые нас ожидают с введением правильно учрежденного представительного собрания, я пока еще не вижу ничего, чтобы обещало бы третьему сословию действительно правильное представительство. Оно пока ни на шаг не подвинулось вперед в своих просьбах. Привилегированные настаивают на двух палатах и на предоставлении им двух голосов из трех, а равно, не отказываются от требования, чтобы для каждого решения нужно было согласие обеих палат.
Подражание английской конституции
Дворянское сословие, в состав которого вошли представители разных интересов, готово ныне расколоться на две части. Трем- или четыремстам фамилиям высшей аристократии страстно хочется учредить во Франции верхнюю палату, наподобие английской. Их гордость питается надеждою, что они будут выделены из всей массы дворян. Высшая аристократия охотно оттолкнула бы от себя остальное дворянство, предлагая ему заседать в палате общин вместе со всем населением.
Третье сословие найдет поддержку в местном дворянстве, которое не захочет променять выгодные привилегии на бесполезный для него блеск высшей аристократии. Люди вообще очень любят уравнивать с собою все то, что выше их; тогда они являются философами. Но равенство становится им ненавистным с того момента, как они замечают подобное же стремление у низших. Мы не верили бы так в английские учреждения, если бы политические сведения были более распространены среди нас и восходили бы к более раннему времени. По политическим убеждениям французская нация делится на людей или слишком молодых, или слишком старых. Тот и другой возраст во многом сходятся между собою, особенно же в том, что оба руководятся в своих поступках примером. Молодые стараются подражать, а старые умеют только повторять; первые рабски перенимают чужое, а вторые неизменно верны собственным привычкам. Из этих пределов их изобретательность не выходит.
Нечего поэтому удивляться, что французская нация, едва стала прозревать, повернулась в сторон у Англии и хочет взять ее конституцию за образец. Желательно, чтобы какой-нибудь дельный писатель разъяснил нам следующие два вопроса: хороша ли английская конституция сама по себе? Если даже она хороша, подходит ли она Франции?
Очень опасаюсь, что это образцовое, столь хваленое произведение политической мудрости не выдержит беспристрастной критики, основанной на принципах истинного социального порядка. Думаю, что английская конституция является более результатом случая и обстоятельств, чем научных построений. Верхняя палата явно носит на себе отпечаток эпохи революции и служит памятником средневековых предрассудков.
Я не отрицаю, что английская конституция является удивительным произведением для того времени, когда она была создана. Однако, хотя француз, не преклоняющийся пред нею, рискует быть осмеянным, я осмеливаюсь сказать, что вижу в ней не наипростейшую систему хорошего государственного порядка, а фантастическую постройку, составленную из предохранительных мер против беспорядка. Правительственная власть в Англии служила предметом беспрестанной борьбы между министерством и аристократическими членами оппозиций. Нация и король являются в этой борьбе почти простыми зрителями. Политика короля почти всегда состоит в том, чтобы стать на сторону более сильных. Народ равно страшится и той, и другой партии. Для его благополучия важно, чтобы борьба продолжалась; поэтому он поддерживает более слабую партию, спасая ее от окончательного уничтожения. Но предположим, что народ, вместо того чтобы спокойно смотреть на то, как власть служит призом в борьбе гладиаторов, захотел сам заняться своими делами через представителей. Тогда все то серьезное значение, которое теперь придают равновесию властей, исчезло бы вместе с системою, которая одна делает необходимым это равновесие. Неправильно было бы остановиться на британской конституции только потому, что она продержалась уже сто лет и, по-видимому, будет еще существовать немало столетий. Всем человеческим установлениям свойственно оставаться неизменными в течение долгого времени совершенно независимо от того, дурны ли они или хороши. Разве деспотизм не держится до сих пор и не кажется вечным на большей части земного шара?
Конституция, которой мы не перестаем завидовать, хороша не потому, что она английская, а потому, что при существенных недостатках она заключает и много достоинств. Если мы захотим насадить ее во Франции, то я не сомневаюсь, что недостатки ее легко привьются, потому что они будут полезны той власти, от которой одной мы можем ожидать сопротивления. Но сохранятся ли у нас достоинства британской конституции? В этом позволительно сомневаться, потому что мы встретим власть, заинтересованную в том, чтобы помешать нам осуществлять наши желания. Почему же мы так завидуем английской конституции? Потому что она, по-видимому, приближается к здоровым социальным принципам. Она служит примером хорошего и прекрасного при сравнении социальных систем. Но идеал общественного благоустройства у нас теперь более правильный, чем был у англичан в 1688 г. Если же мы владеем истинным образцом хорошего, то зачем нам заниматься подражанием копии? Возвысимся сразу до самолюбивого желания стать самим образцом для других народов.
Ни один народ, говорят, не устроил своей общественной жизни так хорошо, как англичане. Если бы и так, то из этого следовало бы только, что политическое искусство в конце XVIII века не должно стоять ниже конца XVII века. Англичане XVII столетия были на высоте эпохи, не отстанем же и мы от своего времени. Так должны подражать люди, желающие быть достойными своих образцов. Не будем падать духом оттого, что в истории нет готового образца для нас. Настоящая наука об обществе зародилась недавно. Люди строили в течение долгого времени хижины, прежде чем научились воздвигать дворцы. Социальная же архитектура, по достаточно серьезным причинам, должна была прогрессировать еще медленнее, чем множество других искусств, отлично уживавшихся с деспотизмом.
V. Что следовало сделать?
«Нет лучших воспитательных средств, как простые и естественные приемы воспитания. Чем больше времени человек теряет на бесполезные опыты, тем более его страшит мысль начать сначала, как будто не выгоднее всегда еще раз начать сначала и дойти до конца, чем отдать себя на произвол событий и искусственных средств, с которыми беспрестанно придется начинать и ни разу не продвинуться вперед».
Настоящий вопрос может показаться праздным только тем, которые не допускают честных и естественных приемов в общественной жизни, а признают лишь искусственные средства, большею частью бесчестные и более или менее запутанные, создающие репутацию так называемым государственным людям или великим политикам. Что касается нас, то мы не намерены выходить за пределы нравственности; мораль должна управлять отношениями людей друг к другу и их поступками при отстаивании личного интереса и общественного блага. Мораль, и только она одна, должна быть нам указом, что следовало сделать. Нужно всегда исходить из простых принципов; они могущественнее самых гениальных усилий.
Чтобы понять социальный механизм, нужно анализировать общество, как разбирают обыкновенную машину: сначала рассмотреть каждую часть в отдельности, затем соединить все части (конечно, мысленно) одну за другой, чтобы понять их связь и уразуметь общую гармонию. Мы не займемся здесь таким детальным разбором; но так как ясность мыслей везде обязательна и достижима только при ясных основных положениях, то я попрошу читателя обратить внимание на следующее: в истории образования политических обществ различаются три периода.
Второй период характеризуется общей волей. Члены союза, желая придать ему прочность, устанавливают между собою, какие нужды признать общественными и какими средствами удовлетворять их. Очевидно, что здесь власть принадлежит обществу как совокупности индивидуальных личностей; но каждая личность, взятая сама по себе, не имеет никакой власти в общественном деле. Ее власть проявляется только, когда она действует сообща с другими. У союза должна быть одна общая воля; без единства воли общество не может образовать сознательного и работоспособного целого.
Перенесемся теперь мысленно в другую эпоху, через значительный промежуток времени после второго периода. Члены союза стали слишком многочисленны и занимают слишком большую земельную площадь, чтобы самим осуществлять общую волю. Что же они делают? Они выделяют из общей воли все, что касается выполнения общественных надобностей и надзора за их выполнением, и доверяют осуществление этой части национальной воли, а следовательно, и национальной власти, некоторым лицам из своей среды. Таково происхождение правительства, существующего по полномочию. Обращаю внимание на следующие неоспоримые истины:
1) Общество не может отказаться от права проявлять свою волю. Это его неотъемлемая собственность. Оно только может поручить кому-нибудь осуществление ее.
2) Собранию выборных не принадлежит полностью выполнение всей национальной воли. Общество доверяет ему из своей власти только ту часть, которая нужна для соблюдения хорошего порядка, и ничего сверх того.
3) Собрание выборных не вправе само изменить пределы доверенной ему власти. Подобное право уполномоченных противоречило бы самой сущности понятия уполномоченных.
Я различаю третий период от второго по тому признаку, что в нем общая воля действует не непосредственно, а через представительство, которому свойственны две характерные черты. Во-первых, власть уполномоченных не безгранична, составляя лишь долю общей власти нации; и во-вторых, уполномоченные осуществляют эту власть не по собственному праву, а по чужому праву, по праву общества, доверившего им свою власть.
Оставляя в стороне целый ряд следствий, к которому, естественно, должен привести изложенный взгляд на историю образования правительственной власти, я перехожу непосредственно к своей цели, т. е. к разъяснению того, что следует понимать под политической конституцией государства, и каковы должны быть ее отношения к самой нации.
Одной организации правительственных учреждений недостаточно для их закономерного существования и работы. Нация еще заинтересована в том, чтобы доверенная общественная власть не могла стать вредною для самих доверителей. Отсюда множество политических предосторожностей, присоединяемых к конституции, которые также становятся руководящими правилами для правительства; без них пользование властью было бы незаконно. Существует двойная необходимость подчинить деятельность правительства известным формам: они должны гарантировать пригодность правительства для той цели, для которой оно установлено, и в то же время не давать ему власть уклоняться от своих обязанностей.
Правительство может пользоваться своею властью лишь постольку, поскольку оно конституционно; оно законно лишь до тех пор, пока соблюдает постановления, в силу которых оно получило власть. Воля нации, напротив того, законна, благодаря уже одному своему существованию; она сама источник всякой законности. Нация не может и не должна быть ограничена в своих желаниях конституцией. Она не может быть ограничена, потому что нет такой предшествующей власти, которая бы заявила группе людей: «Я вас соединяю под такими-то законами; вы образуете нацию на условиях, которые я вам указываю». Мы не говорим о разбойничьем захвате или насильственном порабощении; здесь идет речь только о законном обществе, т. е. добровольном и свободном.
Приведу еще одно серьезное доказательство правильности моего взгляда, что народ не может быть ограничен в своей власти конституционными формами. Представьте себе, что между отдельными частями или отдельными учреждениями, составляющими конституцию данного народа, возникает разногласие. Что стало бы с нациею, если бы она принуждена была поступать согласно раздвоившейся или оспариваемой конституции? Ведь все признают, что в благоустроенном государстве необходима авторитетная судебная власть для скорого и окончательного решения возникающих у населения гражданских споров; равно необходима законодательная власть для решения разногласий между отдельными частями исполнительной власти. Но если сами законодательные учреждения, если отдельные части конституции не согласны между собой, кто же будет у них верховным судьею? А судья необходим, ибо в противном случае на место порядка станет анархия.
Каждая часть законодательного учреждения в отдельности бессильна. Власть принадлежит только всем в совокупности. Раз одна часть протестует, не существует уже целого и законодательство перестает функционировать****. В таких случаях остается апеллировать к нации. После этих разъяснений мы можем решить спор, возгоревшийся между отдельными частями французской конституции. Решающий голос должен, очевидно, принадлежать нации. Обыкновенные народные представители призваны осуществлять в границах конституции волю нации во всем, что касается поддерживания хорошего государственного правления, и их деятельность ограничена обыкновенными государственными нуждами. Но народ может избрать специальных представителей и вручить им власть, какую ему будет угодно. Собрание этих специальных уполномоченных заменяет собою всю нацию в тех случаях, когда ей нужно самой высказаться. Нет нужды вручать новому учреждению всю полноту народной власти. Оно получает специальную власть в указанных редких случаях, но оно представляет нацию в том смысле, что оно также не должно считаться ни с какими конституционными условиями. При созыве специального учредительного собрания не приходится принимать столько мер предосторожности против злоупотребления властью, так как уполномоченные отряжены только на известное время и с определенной целью. Заменяя собою нацию, они совершенно независимы в своих постановлениях по доверенному им поручению, и их воля становится законом, как воля самой нации. В этом заключается отличие учредительного собрания от обыкновенного законодательного учреждения, связанного в своей деятельности конституционными нормами. Народ волен передать свое специальное получение кому ему угодно, следовательно, и обыкновенным депутатам. В таком случае полномочия одних и тех же лиц различны, когда они заседают в законодательном учреждении и в специальном собрании.
Это было бы слишком медленно, скажете вы. Право, не медленнее, чем целый ряд спасительных мероприятий, которые только запутали положение. Впрочем, когда речь идет о принятии должных мер для достижения цели, не торгуются о времени. Если бы хотели с самого начала поставить дело на правильное основание, то в полгода сделано было бы для нации более того, чего мог бы достигнуть в полстолетия прогресс просвещения и общественного мнения.
Но если бы учредительное собрание, возразят мне, было составлено из депутатов, избранных всенародным голосованием по большинству голосов, то что стало бы с делением на сословия, что стало бы с привилегиями? Стало бы то, что должно стать. Раз изложенные мною положения верны, то следует придерживаться их или отказаться от всякого социального порядка. Нация всегда вольна создавать себе конституцию, а следовательно, и изменять ее. Генеральные штаты, если они будут созваны, как учреждение конституционное не вправе принимать никаких решений о самой конституции. Это право принадлежит только нации, свободной в своих желаниях. Я не устану повторять это.
Привилегированные стараются затемнить мысль народа, бесстрашно поддерживая в настоящее время то, что они отвергали шесть месяцев тому назад: теперь оказывается, что у нас есть конституция прекрасная, заключающая два совершенных пункта, выше всякой критики.
Первый пункт — это деление на сословия; второй — равенство влияния каждого сословия в образовании общей воли нации. Считаю возможным остановиться только на втором пункте, чтобы доказать, что идея о предоставлении всем сословиям равного влияния на ход общественных дел — самая абсурдная, какую только можно себе предоставить, и что ни один народ не может включить такого пункта в свою конституцию. Государство как политическое общество, есть не что иное, как собрание соучастников союза. Нация не может принять решения перестать быть нацией или быть ею только в известных условиях. Точно так же нация не может постановить, что ее общая воля перестает быть общей волей, следовательно, не может устроить так, чтобы права, принадлежащие общей воле, т. е. большинству, перешли к меньшинству. Общая воля не может изменить естества вещей и сделать мнение меньшинства мнением большинства. Следовательно, подобное постановление, если бы оно и состоялось, не было бы ни законным, ни нравственным, а было бы лишь актом безумия.
Если хоть на один момент забыть ту очевиднейшую истину, что общая воля есть мнение большинства, а не меньшинства, то бесполезны всякие рассуждения. С одинаковым правом можно утверждать, что мнение одного пересиливает мнение большинства, и, следовательно, не нужны ни Генеральные штаты, ни общенародные решения, ничего прочего. Если одна воля перевешивает десять или двадцать воль, то почему ей не перевесить сто, тысячу, миллион, 25 миллионов?
Все рассуждения согласно приводят к двум заключениям: 1) только специально избранное учредительное собрание вправе заниматься пересмотром конституции или составлением ее, и 2) такое учредительное собрание должно быть образовано вне всяких сословных подразделений.
Кому принадлежит право вопрошать нацию? Если бы у нас существовало конституционное законодательство, то каждая часть законодательного учреждения имела бы это право на том основании, что каждая спорящая сторона всегда может обратиться к судье, каковым в данном случае является народ. Но вот уже почти два столетия, как у нас нет представителей, если даже предположить, что они когда-то были. Кто же их заместит пред народом, кто предупредит народ о необходимости избрать специальных представителей? Ответ на этот вопрос может затруднять лишь тех, которые придают слову «созвание» какое-то неясное значение под влиянием английских идей. В этом слове вовсе не заключается понятия о королевской прерогативе; оно означает только уведомление о наступившей государственной потребности и назначении rendez-vous всем членам общества. Позволительно ли в критическую для отечества минуту тратить время на разыскание того, кто имеет право созывать народ? Скорее, надо было бы спросить: кто не имеет этого права. Это священный долг каждого, кто хоть чем-нибудь может содействовать удовлетворению настоятельной нужды нации. Удобнее всего это сделать исполнительной власти, обладающей несравненно большими средствами, чем частные люди, для уведомления всех граждан, указания мест собрании и устранения препятствий. Конечно, государь, в качестве первого гражданина государства, более других заинтересован в созвании населения для выбора депутатов. Если король сам не компетентен решать конституционные вопросы, то все же за ним нельзя отрицать права пригласить население решать такие вопросы.
Меня могут спросить, почему я так долго останавливался на том, что следовало сделать: ведь прошлого не воротишь. На это я прежде всего отвечу, что знание того, что следовало сделать, может выяснить то, что предстоит делать. Во-вторых, всегда полезно выяснить основные положения, особенно в таком новом для публики вопросе. Наконец, полученные здесь сведения нам пригодятся для следующей главы.
VI. Что остается делать?
Право, забавно смотреть, как наши нотабли стараются выдавать за восстания против королевской власти такие события, которые они в душе считают порожденными деспотизмом и действующими в его пользу. Не признавая третье сословие способным к деятельности и объясняя его смелость тайными интригами министерства, они в то же время не стесняются выставить его в качестве союза крамольников, восставших против государя. Промеж себя аристократы говорят: Ничто так не опасно для свободы, как язык третьего сословия, который, правду говоря, похож на такую мольбу: «Государь, делайте с нами, что угодно; но не отдавайте нас на съедение аристократам». Королю же аристократы говорят: «Народ злоумышляет против вашего трона. Остерегайтесь, он хочет низвергнуть монархию».
Напрасно третье сословие стало бы ожидать содействия остальных классов населения в восстановлении своих политических и гражданских прав. Опасение, что свобода повлечет за собою отмену злоупотреблений, причинило обоим привилегированным сословиям большое беспокойство. В выборе между свободою и незаконными привилегиями они остановились на последних. Милости, даруемые рабам, стали им дороги. Они теперь боятся тех самых Генеральных штатов, которых они недавно требовали с таким жаром. Теперь им все хорошо; они только жалуются на новаторский дух. Им больше ничего не нужно; страх дал им конституцию.
Присматриваясь к ходу событий и переменам во взглядах, мы не можем не понять, что народ должен полагаться только на собственное умение и собственную предприимчивость. Логика и справедливость на его стороне; ему остается только убедиться в могуществе этих факторов. Нет, не время работать для примирения партий. Какое может быть соглашение между трудолюбием притесненного и яростью притеснителя?
Не время теперь народу оставаться в нерешительности. Нужно или идти вперед, или назад; или уничтожить несправедливые и противообщественные привилегии, или признать их и узаконить. Не бессмыслица ли освятить в конце XVIII столетия гнусные пережитки феодальной эпохи?
Что же в таком положении остается делать третьему сословию, чтобы вступить в свои политические права на благо народу? Третье сословие должно, прежде всего, собраться отдельно; ему нечего работать вместе ни с дворянством, ни с духовенством; ему не нужно голосовать с ними ни по сословиям, ни совместно. Прошу помнить огромную разницу между собранием третьего сословия и собраниями других сословий. Первое представляет 25 миллионов человек и занимается общегосударственными интересами; второе и третье вместе получают полномочия от 200 000 человек и только думают, что о своих привилегиях. Не может же, скажете вы, одно сословие составить Генеральные штаты. Тем лучше. Оно составит Национальное собрание.
Такой важный совет, конечно, должен быть основан на вполне ясных и достоверных положениях. Я утверждаю, что депутаты духовенства и дворянства не имеют ничего общего с народным представительством; что никакой союз не возможен между тремя сословиями в Генеральных штатах и что не может быть общего голосования ни по сословиям, ни всеми вместе.
Следовательно, совершенно бесполезно искать численные отношения, в которых должны находится между собою представители отдельных сословий в общем едином собрании. Собрание не может быть единым, пока сохраняются отдельные сословия и отдельные представительства. Три собрания могут, конечно, случайно сойтись на одном желании, как три независимых нации могут составить временный союз. Но вы никогда не образуете из них одной нации, одного представительства или одной воли.
Если третье сословие, скажете вы, соберется отдельно, чтобы образовать не Генеральные штаты, а Национальное собрание, то оно будет так же некомпетентно решать за дворян и духовных, как эти последние не вправе решать за народ. Разве вы забыли, что третье сословие говорит от имени всего населения, за исключением только 200 000 человек? Потому палате общин вполне соответствует название Национального собрания. Духовенство может себе отдельно заседать и принять постановление о денежном даре в пользу государства, а дворянство может от себя предложить королю субсидию. Во избежание возможности принятия первыми двумя сословиями таких мер, которые могли бы оказаться в будущем тягостны для третьего сословия, последнее начнет с того, что формально заявит о своем решении не вносить ни одного налога, от которого были бы свободны привилегированные.
Депутаты третьего сословия вправе считать себя истинными представителями всей нации. Каждый депутат третьего сословия представляет собою около 50 000 человек, следовательно, все привилегированные вместе взятые не выставят, при равноправном представительстве, больше пяти депутатов. Поэтому достаточно принять, что для всякого постановления необходимо большинство пяти голосов, чтобы сделать излишним присутствие привилегированных в Национальном собрании: ведь им все равно не переменить большинства своими пятью голосами. Такой результат получается, даже если считать, что депутаты первых двух сословий вправе считаться уполномоченными нации наравне с представителями третьего сословия, и что все они будут голосовать против большинства.
Приведенные соображения достаточно вески, чтобы доказать представителям третьего сословия, что их долг объявить себя Национальным собранием, и чтобы оправдать с точки зрения логики и справедливости притязания третьего сословия на название нации и на право говорить и решать от ее имени. Права нации, как бы ясны они сами по себе ни были, раз они кем-нибудь оспариваются, нуждаются в законном утверждении, которое санкционировало бы их как бы судебным порядком. Будем же поэтому апеллировать к нации, которая является единственным компетентным судьею в вопросах, касающихся конституции.
Я закончил бы здесь свою статью, но я считаю себя обязанным высказать предварительно несколько мыслей о составе Национального собрания. Я буду говорить исключительно о личном составе депутатского собрания.
В чем заключается назначение национального представительного собрания? В том, чтобы замещать собою нацию и поступать так же, как поступала бы нация, если бы могла вся собраться в одном месте и обсуждать свои дела. Ясно, что предметом занятий такого собрания может быть только общая безопасность, общая свобода и общественные дела. У каждого лица в отдельности, конечно, есть свои частные интересы. Свое отношение к государству каждый гражданин выражает так: «Под защитою порядков, обеспечивающих общую безопасность, я могу спокойно заниматься своими личными делами и искать счастья, как я его представляю себе».
Но можно ли себе представить, чтобы в собрании народных представителей находились такие члены, которые имели бы наглость обратиться к собранию с подобною речью: «Вы собрались здесь не для обсуждения общих дел, а для удовлетворения моих частных нужд и нужд небольшого кружка, образованного мною и еще несколькими членами из вашей среды»? Ведь депутаты для того только и собрались, чтобы заниматься общими интересами; их деятельность не в общих интересах есть злоупотребление властью.
Посмотрим теперь, как мнения и желания отдельных депутатов складываются в общую волю, преследующую исключительно общественный интерес. Возьмем сначала самый благоприятный случай. Допустим, что дух общественности так силен среди депутатов, что их деятельность направлена только на общую пользу. Такие чудеса редко случаются в истории и непродолжительны. Плохо знает людей тот, кто строит социальное благополучие на добродетели. Политический механизм должен быть так устроен, чтобы даже в периоды падения общественной нравственности, когда эгоизм овладевает думами людей, частные интересы не находили поддержки в законодательном учреждении и желания большинства соответствовали общей пользе.
Я представляю себе закон в центре большого шара, на окружности которого расположены все граждане, занимая равные места. Закон одинаково оберегает всех; все одинаково зависят от него и находят в нем защиту для своей свободы и собственности. Граждане свободно вступают в сношения между собою; но как только кто-нибудь пытается подчинить себе своего соседа или присвоить себе его имущество, общий закон останавливает посягательство, вновь перемещая каждого на одинаковое от себя расстояние. Но закон не мешает каждому, поскольку он не нарушает общих интересов, следовать своим естественным или приобретенным наклонностям, увеличивать свое состояние трудом, искусством или благоприятной случайностью и достигнуть по-своему величайшего счастья.
Возвращаясь к вопросу о народном представительстве, я теоретически нахожу неправильным следующий компромисс, предложенный многими. Соглашаясь, что привилегированные не вправе занимать нацию своими привилегиями и приносить в общее собрание свои личные интересы, они говорят, что и члены высших сословий в качестве граждан сохраняют политическое право представительства, участвуя в выборах наравне с прочим населением. Я уже сказал, что пока высшие сословия пользуются преимуществами, их интересы враждебны общим интересам, и потому они должны быть лишены права отстаивать свои интересы в национальном собрании. Их добрая воля входить или не входить в число равноправных граждан: они всегда могут отказаться от своих привилегий.
Примечания
* Полицейская и судебная власть на дворянских землях принадлежала частным лицам.
** Во Франции было издано постановление, по которому судебные должности стали доступны только членам тех семейств, которые их раньше занимали.
*** Последний год, в который были созваны Генеральные штаты. Они не созывались с 1614 г. в течение 175 лет.
**** В Англии принято говорить, что палата общин представляет нацию. Это неточно. Если бы общины выражали волю всей нации, они одни образовывали бы законодательное учреждение. Так как, по конституции, палата является лишь одною из трех частей, облеченных законодательною властью, то и король, и лорды также должны быть рассматриваемы как представители нации. (Прим. авт.)
Приведено по:
Аббат Сийес: от Бурбонов к Бонапарту /
Состав., пер., вступ. ст. М. Б. Певзнера.
СПб.: Алетейя, 2003.
224 с.; илл.
(Серия «Миф, религия, культура»).