сказка как я искал свой день читать полностью
Детские стихи
Однажды летом —
Чур меня! —
Проснулся я
Средь бела дня.
В уме был вроде здравом,
А левый взял башмак —
Башмак стал сразу правым!
Нет, что-то здесь не так…
Тогда за самоваром
Пошёл я босиком —
Себя за самоваром
Побаловать чайком.
А самовар мне в брюхо
Швыряет горсть углей,
Да как мне рявкнет в ухо:
– В себя воды налей!
И сразу же из дыма
Вверх поползла труба.
Я на пол сел…
Глядь, мимо
Бежит моя изба.
А за избою следом
Бежали свет, и тень,
И завтрак за обедом…
И так удрал весь день.
Остался я во мраке
Один среди двора.
Как вдруг из-под собаки
Полезла конура.
Я сам бежать пустился —
На запад,
На восток…
Но как я ни крутился,
Я дня найти не смог.
Тогда, дождавшись утра,
Я с правой встал ноги.
И сразу очень мудро
Обул я башмаки.
Потом кровать заправил.
Набрал в печи углей.
И самовар поставил
И стало веселей!
Я чай пил.
Ел варенье.
А дым шёл из трубы.
В хорошем настроенье
Я вышел из избы.
Вставало солнце. Лужи
Сияли во дворе.
И было всё снаружи.
А пёс мой – в конуре.
Он тявкнул голосисто.
И, взяв с собою пса,
Я по тропе росистой
Отправился в леса.
Вернулись мы к обеду.
Я много каши съел.
Потом зашёл к соседу.
Потом работать сел.
Писал до поздней ночи —
Куда девалась лень!
Я много, между прочим,
Успел за этот день.
Отныне я с зарёю встаю —
И только так!
И правою ногою
Влезаю в свой башмак!
Как я искал свой день
Как я искал свой день
В уме был вроде здравом,
А левый взял башмак —
Башмак стал сразу правым!
Нет, что-то здесь не так…
Тогда за самоваром
А самовар мне в брюхо
Швыряет горсть углей,
Да как мне рявкнет в ухо:
И сразу же из дыма
Вверх поползла труба.
Бежали свет, и тень,
И завтрак за обедом…
И так удрал весь день.
Остался я во мраке
Как вдруг из-под собаки
Я сам бежать пустился —
Но как я ни крутился,
Я дня найти не смог.
Тогда, дождавшись утра,
Я с правой встал ноги.
И сразу очень мудро
Потом кровать заправил.
Набрал в печи углей.
И самовар поставил,
А дым шёл из трубы.
В хорошем настроенье
Вставало солнце. Лужи
И было всё снаружи.
А пёс мой – в конуре.
Он тявкнул голосисто.
И, взяв с собою пса,
Я по тропе росистой
Вернулись мы к обеду.
Потом зашёл к соседу.
Потом работать сел.
Писал до поздней ночи —
Куда девалась лень!
Я много, между прочим,
Успел за этот день.
Отныне я с зарёю встаю —
Влезаю в свой башмак!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
«Достойно начинай свой день…»
«Достойно начинай свой день…» Э.П. Вилькен Достойно начинай свой день Молитвою, трудом, молчаньем. Все гуще роковая тень Над нашим трепетным дыханьем. Как нежен розовый закат! Как чист прекрасный голос Музы! Внимай! — но душу тяготят Земные горести и грузы. И от
Глава I Что искал князь Игорь в половецкой степи?
Глава I Что искал князь Игорь в половецкой степи? Уже, княже, туга умъ полонила. Се бо два сокола сл?т?ста съ отня стола злата поискати града Тмутараканя, а любо испити шеломомъ Дону. Уже соколома крильца прип?шали поганыхъ саблями, а самою опуташа, въ путины жел?зны. «Слово о
«День Онегина» и «День Автора»[122]
«День Онегина» и «День Автора»[122] Сопоставление двух эпизодов пушкинского романа в стихах получает смысл в самых различных аспектах его изучения, начиная от установления границ его текста, проблемы завершенности, жанровой структуры и кончая истолкованием двух главных
Свой жанр
Свой жанр Традиция — это та часть нашего прошлого, которой мы помогаем перебраться в будущее. Мы видим, что среди литературных жанров есть много вполне конкретных форм творчества как в прозе, так и в поэзии, хотя сам термин «жанр» довольно расплывчат. Поэтому важно уметь
Игорь Фролов «Свой среди чужих, или Премия за реализм»
Игорь Фролов «Свой среди чужих, или Премия за реализм» Сегодня 15 января 2004 года – 113 лет со дня рождения Осипа Мандельштама. Тем не менее, говорить будем о другом. С нетерпением ожидаю известий о событии, которое должно вот-вот состояться в Москве в музее Марины Цветаевой.
Любовь Колоколова[4] У творческого объединения «Фантасофия» появился свой сайт
Любовь Колоколова[4] У творческого объединения «Фантасофия» появился свой сайт Творческое объединение «Фантасофия» (Уфа) открыло свой сайт в интернете: http://www. phantasophia.ru. Его эмблемой служит Пегас, являющийся символом литературного творчества. На страницах сайта будет
Ричард Пурье <213>Набоков как свой собственный полугерой
Ричард Пурье <213>Набоков как свой собственный полугерой После Джойса с его портретом Стивена, после «воспоминаний» Марселя у Пруста сложная и путаная игра между Набоковым и главным героем его «Смотри на арлекинов!», тридцать седьмой по счету книги, мало чем удивляет, зато
Свой круг
Свой круг Беда критиков “новой волны” в их своеобразной возраст-ной замкнутости. Посмотрите, о ком они пишут, чьи произведения анализируют. Андрей Рудалев — о Василии Сигареве, Дмитрии Новикове, Александре Карасеве, Аркадии Бабченко, Захаре Прилепине, Ирине Мамаевой,
«Моим стихам… настанет свой черед» (М. И. Цветаева)
«Моим стихам… настанет свой черед» (М. И. Цветаева) Искусство при свете совести Становление Марины Ивановны Цветаевой (1892-1941) как поэта связано в первую очередь с московскими символистами. Первый поэтический сборник «Вечерний альбом» с подзаголовком «Детство – Любовь –
«Искал избитых правоту» (В. Т. Шаламов)
«Искал избитых правоту» (В. Т. Шаламов) В одном из писем В. Т. Шаламова Б. Л. Пастернаку (1956) есть знаменательные строки: «Вопрос «печататься – не печататься» – для меня вопрос важный, но отнюдь не первостепенный.Есть ряд моральных барьеров, которые я перешагнуть не могу».[144]
Юрий Коринец — Таинственный дом: Стих
Этим летом в лесу над прудом
Я набрёл на таинственный дом.
Дом глядел на дорогу с пригорка,
А жила в этом доме семья:
Дед, да бабка, да внук их Егорка,
Да неделю гостил у них я.
В доме странные вещи случались,
Хоть волшебники нам не встречались.
Правда, в подполе мышка жила-
Не она ли колдуньей была?
Да жила ещё кошка Ерошка-
Не она ль колдовала немножко?
Да за печкой сверчок проживал-
Может быть, это он колдовал?
Да корова… Но честное слово-
Не была же колдуньей корова!
А случались там странные вещи:
Оживали железные вещи,
И железные, и деревянные…
Прямо скажем, что случаи странные!
Как-то бабушка вышла с утра
(В поле выгнать корову пора),
А уж двери в сарае не спят,
Так и ходят на петлях, скрипят,
И корова ушла за ворота…
Не иначе хозяйничал кто-то.
Заявляет спросонья Егор:
— Я сарай закрывал на запор.
Дед ответил: — Молчи, лежебока!
Поздно вечером спал ты глубоко.
Выходил я последним на двор,
Я сарай закрывал на запор.
— Я вставала, сарай запирала! —
Бабка деду сердито сказала.
Не хотелось вступать в этот спор,
Но сарай я закрыл на запор:
Было поздно, храпели все в доме,
И корова спала на соломе…
А один раз — вот случай чудной!-
Убежал грузовик заводной.
Обыскали мы вместе с Егором
Дом,
И сад,
И овраг под забором.
Мы искали машину
В кадушке,
В чемодане,
В ботинке,
В подушке,
В огороде,
В лесу,
На крылечке,
А нашли за поленом
На печке!
Не иначе её в уголок
Сам усатый сверчок уволок,
До рассвета на ней прокатался
И, конечно, доволен остался.
Ну, а как вам такое понравится?
На рыбалку решил я отправиться.
Вышел в сени забрать свои удочки, —
Нету удочек! Где мои удочки.
— В этом странного нету ничуточки,
Это кошка припрятала удочки:
Просто ей захотелось рыбки, —
Объяснил мне Егор без улыбки.
Да, случались печальные вещи…
А бывали дела и похлеще!
Был у деда в сарае верстак —
Дед был в плотницком деле мастак:
Мастерил он с утра для колхоза
Лодки, лавки, кадушки, колёса.
Как-то вечером — век не забуду!-
Дед спустился тропинкою к пруду,
Встал на кочку, глаза протирает:
По воде матерьял удирает —
Доски дедовы под парусами
Отплывают от берега сами!
А один раз —
Представьте себе! —
Я нашёл свою шляпу
В трубе!
А один раз у нас
Коромысло
За окном на берёзе
Повисло —
В этом вовсе уж не было смысла!
Рядом с нами
Стояли дома,
И вещей в них
Такая же тьма.
Рядом с нами
В одной деревушке
Жили точно такие
Старушки,
И такие же
Старички,
И такие же точно
Сверчки,
И такие же
Кошки
И мышки,
И такие же точно
Мальчишки,
И такие же точно
Коровы,
И такие же гости,
Как я.
Но у них не случалось
Такого,
Не бывало такого,
Друзья!
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Черёмуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.
Черёмуха душистая
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдаёт
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поёт.
Заметает пурга
Белый путь,
Хочет в мягких снегах
Потонуть.
Ветер резвый уснул
На пути;
Ни проехать в лесу,
Ни пройти.
Забежала коляда[36]
На село,
В руки белые взяла
Помело.
Гей вы, нелюди-люди,
Народ,
Выходите с дороги
Вперёд!
Испугалась пурга
На снегах,
Побежала скорей
На луга.
Ветер тоже спросонок
Вскочил
Да и шапку с кудрей
Уронил.
Утром ворон к берёзыньке
Стук…
И повесил ту шапку
На сук.
Юрий Иосифович Коринец (1923–1989)
Родился 14 января 1923 года в семье юриста и дипломата Иосифа Коринца и немки Эммы Нагель. Учился в спецшколе с углублённым изучением немецкого языка. Во время Великой Отечественной войны был призван на фронт. В 1948 году окончил Ташкентское художественное училище им. П. Бенькова, позже – Литературный институт им. М. Горького. Жил в Москве. Публиковаться начал в 1949 году. Некоторые свои книги иллюстрировал сам.
Как у старой бабки
Жили-были лапки.
Встанет бабка утром рано,
Выйдет в погреб за сметаной —
Лапки вслед за ней бегут.
Всюду бабку стерегут.
Сядет бабушка вязать —
Лапки рядом с ней опять:
Схватят бабушкин клубок
И закатят в уголок…
Надоели бабке
Озорные лапки!
Видит бабка – у ворот
Умывают лапки рот.
Стала бабка ждать гостей,
Суп сварила из костей.
Ждёт гостей, а их всё нет.
Стынет бабушкин обед.
Глядь, а лапки из кастрюли
Кость большую утянули.
Вот тебе и лапки!
Нет покоя бабке.
Отчего ж тогда стара
Их не гонит со двора?
Оттого, что ночью лапки
Верно служат старой бабке.
Если лапки ночью вскочат,
Когти острые поточат,
По полу пройдутся —
Все мыши разбегутся!
Нет мышей у бабки.
Вот какие лапки!
Как я искал свой день
Однажды летом —
Чур меня! —
Проснулся я
Средь бела дня.
В уме был вроде здравом,
А левый взял башмак —
Башмак стал сразу правым!
Нет, что-то здесь не так…
Тогда за самоваром
Пошёл я босиком —
Себя за самоваром
Побаловать чайком.
А самовар мне в брюхо
Швыряет горсть углей,
Да как мне рявкнет в ухо:
– В себя воды налей!
И сразу же из дыма
Вверх поползла труба.
Я на пол сел…
Глядь, мимо
Бежит моя изба.
А за избою следом
Бежали свет, и тень,
И завтрак за обедом…
И так удрал весь день.
Остался я во мраке
Один среди двора.
Как вдруг из-под собаки
Полезла конура.
Я сам бежать пустился —
На запад,
На восток…
Но как я ни крутился,
Я дня найти не смог.
Тогда, дождавшись утра,
Я с правой встал ноги.
И сразу очень мудро
Обул я башмаки.
Потом кровать заправил.
Набрал в печи углей.
И самовар поставил,
И стало веселей!
Я чай пил.
Ел варенье.
А дым шёл из трубы.
В хорошем настроенье
Я вышел из избы.
Вставало солнце. Лужи
Сияли во дворе.
И было всё снаружи.
А пёс мой – в конуре.
Он тявкнул голосисто.
И, взяв с собою пса,
Я по тропе росистой
Отправился в леса.
Вернулись мы к обеду.
Я много каши съел.
Потом зашёл к соседу.
Потом работать сел.
Писал до поздней ночи —
Куда девалась лень!
Я много, между прочим,
Успел за этот день.
Отныне я с зарёю встаю —
И только так!
И правою ногою
Влезаю в свой башмак!
Этим летом в лесу над прудом
Я набрёл на таинственный дом.
Дом глядел на дорогу с пригорка.
А жила в этом доме семья:
Дед, да бабка, да внук их Егорка,
Да неделю гостил у них я.
В доме странные вещи случались,
Хоть волшебники нам не встречались.
Правда, в подполе мышка жила —
Не она ли колдуньей была?
Да жила ещё кошка Ерошка —
Не она ль колдовала немножко?
Да за печкой сверчок проживал —
Может быть, это он колдовал?
Да корова… Но честное слово —
Не была же колдуньей корова!
А случались там странные вещи:
Оживали железные вещи,
И железные, и деревянные…
Прямо скажем, что случаи странные!
Как-то бабушка вышла с утра
(В поле выгнать корову пора),
А уж двери в сарае не спят,
Так и ходят на петлях, скрипят,
И корова ушла за ворота…
Не иначе хозяйничал кто-то.
Заявляет спросонья Егор:
– Я сарай закрывал на запор.
Дед ответил:
– Молчи, лежебока!
Поздно вечером спал ты глубоко.
Выходил я последним на двор,
Я сарай закрывал на запор.
– Я вставала, сарай запирала! —
Бабка деду сердито сказала.
Не хотелось вступать в этот спор,
Я сарай закрывал на запор:
Было поздно, храпели все в доме,
И корова спала на соломе…
А один раз – вот случай чудной! —
Убежал грузовик заводной.
Обыскали мы вместе с Егором
Дом,
И сад,
И овраг под забором.
Мы искали машину
В кадушке,
В чемодане,
В ботинке,
В подушке,
В огороде,
В лесу,
На крылечке,
А нашли за поленом
На печке!
Не иначе её в уголок
Сам усатый сверчок уволок,
До рассвета на ней прокатался
И, конечно, доволен остался.
Ну, а как вам такое понравится?
На рыбалку решил я отправиться.
Вышел в сени забрать свои удочки —
Нету удочек! Где мои удочки?
– В этом странного нету ничуточки,
Это кошка припрятала удочки:
Просто ей захотелось рыбки, —
Объяснил мне Егор без улыбки.
Да, случались печальные вещи…
А бывали дела и похлеще!
Был у деда в сарае верстак —
Дед был в плотницком деле мастак:
Мастерил он с утра для колхоза
Лодки, лавки, кадушки, колёса.
Как-то вечером – век не забуду! —
Дед спустился тропинкою к пруду,
Встал на кочку, глаза протирает:
По воде матерьял удирает —
Доски дедовы под парусами
Отплывают от берега сами!
А один раз —
Представьте себе! —
Я нашёл свою шляпу
В трубе!
А один раз у нас
Коромысло
За окном на берёзе
Повисло —
В этом вовсе уж не было смысла!
Рядом с нами
Стояли дома,
И вещей в них
Такая же тьма.
Рядом с нами
В одной деревушке
Жили точно такие
Старушки,
И такие же старички,
И такие же точно
Сверчки,
И такие же точно
Мальчишки,
И такие же
Кошки,
И мышки,
И такие же точно
Коровы,
И такие же гости,
Как я.
Но у них не бывало
Такого,
Не случалось такого,
Друзья!
Владимир Владимирович Маяковский (1893–1930)
Сказка как я искал свой день читать полностью
Про огонь, воду и медные трубы
Мой дядя — брат моей матери — был замечательным человеком. Он прожил очень бурную, тяжёлую жизнь, но никогда не унывал. Это был удивительный человек. Чего он только не повидал! В каких только не побывал переделках! Мой дядя прошёл огонь, воду и медные трубы.
Дядя был отличным охотником и рыболовом, любил природу и очень много путешествовал. Он путешествовал зимой и летом и круглый год ходил без шапки. Дядя был на редкость здоровым человеком.
Так, без шапки, он и вваливался к нам в дом: то с Памира, то с Дальнего Востока, то из Средней Азии. Но больше всего дядя любил Север! Север был его второй родиной. Так говорил мне сам дядя.
Вместе с дядей к нам вваливались две его любимые собаки — Ханг и Чанг. Это были замечательные собаки! Они всегда путешествовали вместе с дядей. Ханг был овчаркой, а Чанг — лайкой. Ханга дядя купил в Москве, а Чанга достал где-то на Севере. Я очень любил дядиных собак.
Дядя всегда привозил из путешествий что-нибудь удивительное: шкуру тигра, или скелет белухи, или живую гагару. Но самым удивительным был сам дядя. Он был ходячей энциклопедией. Живой семейной легендой.
Когда дядя приезжал к нам в гости, в доме всегда стоял дым коромыслом: дым стоял от рассказов дяди, от подарков дяди и от самого дяди.
Все в доме любили дядю, а я в нём просто души не чаял. И дядя меня тоже очень любил: больше всех на свете. Детей у дяди не было: он был холостяк.
— Подрастай скорее, — всегда говорил мне дядя, — и мы с тобой пройдём огонь, воду и медные трубы!
Мне было восемь лет, и я ещё не знал, как можно пройти огонь, воду и медные трубы.
— Какие трубы? — переспрашивал я.
— Медные! — отвечал дядя. — Медные!
— Во дворе не медная труба, я залезал в неё…
— В том-то и дело! — отвечал дядя.
— О! На море их сколько хочешь!
— В небе их видимо-невидимо!
Я смотрел в небо: там было пусто.
— А как их найти? — спрашивал я.
«Доннерветтер» значило «гром и молния» — по-немецки. Когда дядя волновался, он всегда говорил по-немецки.
— А как насыпать ему соли на хвост? — спрашивал я.
— Надо пройти огонь, воду и медные трубы!
После разговора с дядей у меня всегда всё путалось в голове. Я тоже хотел найти своё счастье. И насыпать ему соли на хвост. И пройти огонь, воду и медные трубы. Но как это сделать?
Дядя жил на окраине Москвы — в Тушине. Там у него был сад и маленький домик. Сейчас в Тушине тоже Москва, а когда я был маленьким, Тушино было деревней. Там кричали по утрам петухи, мычали коровы и громыхали телеги по колдобистым улицам.
Много раз дяде предлагали квартиру в центре, но дядя всегда отказывался. Дядя любил тишину, потому что в его жизни и без того шума хватало. А ещё он хотел быть ближе к природе.
«Опять стушевался дядя!» — всегда говорила мама, когда дядя уезжал к себе.
А вообще он бывал там редко. Он и у нас бывал редко. Сколько я помню дядю, он всегда ездил в командировки. Такая была у него работа. И такой он был непоседа.
Но когда дядя бывал у себя, я очень любил ходить к нему в гости. У дяди было лучше, чем дома, у него была на стоящая свобода! У дяди можно было делать что хочешь: хоть ходить вверх ногами! Дядя всё разрешал.
Дядя сам любил поиграть, когда он бывал свободен. Дядя строил со мной поезда из стульев, пускал корабли в корыте, или мыльные пузыри из окна, или катал меня на спине, как индийский слон своего раджу.
Мы переворачивали вверх дном весь дядин дом, пока не падали от усталости! Что и говорить! С дядей было всегда интересно!
Вечерами дядя сажал меня на колени и читал мне книжки с картинками или рассказывал сказки. Сказки он рассказывал замечательно! Но лучше всего дядя рассказывал истории — из собственной жизни. Историй этих он знал миллион! Да это и не удивительно, если вспомнить дядину жизнь. Никто не умел рассказывать так, как дядя. В этом он не имел соперников.
Я помню много историй, какие рассказывал дядя. А особенно одну; я помню её из глубокого детства. Я слышал её много раз и знаю её наизусть. Как таблицу умножения. Как свои пять пальцев! Я слышал её не только от дяди — все у нас любили повторять эту историю. Её очень любил папа. И мама. И бабушка — дядина и мамина мама. И, конечно, я. История эта была принадлежностью нашей семьи, она была от нас неотделима. Она ко всем переходит в нашем роду по наследству от дяди. Её нельзя не любить, эту историю, потому что она удивительна!
Случилось это очень давно — в начале двадцатого века, во время русско-японской войны. Может быть, вы немножко слышали об этой войне. Война эта сложилась для нас неважно. Дело было не в солдатах — русские всегда были храбрыми солдатами, — дело было в царе и в его строе — царизме. Царизм был колоссом на глиняных ногах. Колосс — это что-то очень огромное. Вы представляете, что случится, если колосс будет стоять на глиняных ногах? Он, конечно, рухнет! Вот он и рухнул, и произошла революция. Так объяснял дядя.
А тогда, до революции, во время русско-японской войны, дядя служил рядовым на флоте. Сначала дядя был помощником кока — повара; дядиной обязанностью было рубить муку и продувать макароны. Дядя так хорошо продувал макароны и так хорошо рубил муку, что его повысили: сделали кочегаром. Служил дядя на славу! Но дело на фронтах складывалось всё хуже и хуже, снарядов нам не хватало, и поэтому воевали мы, в основном, шапками.
Однажды крейсер, на котором дядя служил кочегаром, попал в ловушку: его окружили четыре японских крейсера. С криками «Банзай!» они погнались за дядиным крейсером. Они решили взять его живьём. Снарядов на дядином корабле, конечно, не было. Дядя развёл пары, и его крейсер устремился в открытое море. Японцы преследовали дядю. Тогда дядя вызвал к себе в кочегарку командира корабля. «Я спасу людей и уничтожу врага, — сказал дядя, — если вы дадите мне на один час двух заместителей, топор и осиновое полено». Командир, конечно, сразу согласился: у него была одна надежда — на дядю!
Дядя оставил двух заместителей поддерживать в кочегарке пары, а сам взял топор, осиновое полено и заперся в капитанской каюте. Никто об этом ничего не знал: матросы занимались своими делами, а царские офицеры закатили с горя банкет и пьянствовали в кают-компании. На крейсере специально держали на такой случай хор цыган и шампанское.
Через час дядя вышел на палубу и велел позвать к себе командира корабля. Командир еле стоял на ногах — он был совершенно пьян от шампанского, цыганок и страха. Крейсер к тому же сильно качало. Но дядя стоял на ногах твёрдо!
«Подпустите их поближе, — сказал дядя, — тогда я спущу на воду вот эту штуку». В руках у дяди была эта штука.
Когда японцы подошли на расстояние пушечного выстрела, дядя спустил эту штуку на воду… Через секунду японцы взлетели на воздух!
Многие просили моего дядю рассказать, что это за такую штуку он сделал. Но дядя не мог этого открыть, потому что это была слишком страшная штука. Так это и осталось его тайной. Даже мне дядя ничего конкретного не рассказал. Когда я спрашивал дядю, что это была за штука, дядя делал страшные глаза и кричал: