правила жизни квентина тарантино
Правила жизни Квентина Тарантино
Режиссер, Лос-Анджелес, 56 лет
Если бы я не был художником, я вряд ли работал бы на почте или на какой-нибудь такой восьмичасовой работе. Думаю, я был бы кидалой. И всю жизнь бегал бы от ребят из отдела по экономическим преступлениям.
Кому-нибудь снесут полбашки из винчестера — и меня это ни капли не тронет. Я воспринимаю это как клевый спецэффект, или мне нравится мизансцена. Меня по-настоящему трогают обычные человеческие истории. Кто-нибудь порежется листом бумаги на съемочной площадке, и меня пробирает, потому что я могу это на себя примерить. А получить в живот очередь из Узи — ну как такое на себя примеришь…
Можете забрать тридцать процентов моей славы, и ни капли не обижусь. Не то что мне не нравится быть знаменитым, но на тридцать процентов меньше — вполне достаточно. Раньше я мог просто погулять и подумать о своем, а теперь это невозможно. Если бы я хотел каждый вечер клеить новую девушку, это было бы совершенно потрясающе, но я не хочу. Теперь это очень просто, но мне особо не надо.
Я не ходил в киношколу, я ходил в кино.
Есть две причины, почему я люблю хлопья на завтрак: во-первых, они действительно вкусные, и во-вторых, их действительно просто готовить. Что может быть лучше, чем хлопья с молоком, если, конечно, у тебя есть коробка хороших хлопьев? Все остальное требует столько времени. Хлопья, они как пицца, ты их ешь, пока тебе не станет плохо. И мне всегда нравилось, что производители до сих пор ориентируются на детей. Хлопья выходят из моды быстрее, чем рэпперские кроссовки. Они стоят в супермаркете три месяца, а потом исчезают. И все, только вы их и видели.
Хотите узнать мою любимую грязную шутку? Черный парень заходит в салон кадиллаков. К нему подходит продавец и спрашивает: «Здравствуйте, сэр. Думаете купить кадиллак?» — «Я собираюсь купить кадиллак, — отвечает тот, — а думаю я о телках».
Не чувствую никакой «белой вины» и не боюсь вляпаться в расовые противоречия. Я выше всего этого. Я никогда не беспокоился, что обо мне могут подумать, потому что искренний человек всегда узнает искреннего человека. Нормальные люди всегда меня поймут. А люди, которые сами полны ненависти и хотят всех подловить, будут спускать на меня всех собак. Другими словами, если у тебя проблемы с моими фильмами, значит, ты расист. Буквально. Я действительно так думаю.
Страшно люблю жанровое кино, причем все — от спагетти-вестернов до самурайских фильмов.
Я немного горжусь тем, что достиг всего, чего достиг, не получив даже среднего образования. Это делает меня умным. Производит впечатление на людей. Я не большой любитель американской системы государственного образования. Я так ненавидел школу, что сбежал в девятом классе. Единственное, о чем я жалею — хотя и не то чтоб очень сильно, — это то, что я думал, этот ужас будет длиться вечно. Я не понимал, что в колледже будет по-другому. Сейчас, если бы я все делал заново, я бы закончил школу и пошел в колледж. Уверен, что справился бы.
Я никогда не встречал своего отца и никогда особо не хотел его встретить. Он не мой отец. Только то, что он переспал с моей матерью, не делает его моим отцом. Единственное, что я могу ему сказать: «Спасибо за чертову сперму». У него было тридцать лет, чтобы меня повидать, но он вдруг решил это сделать, когда я стал знаменитым. Отвратительный побочный эффект славы. Когда-то, когда я носил его имя, а он не появлялся, я думал: «Что ж, это даже круто. В этом есть стиль». Но эта чертова слава притягивает людей.
Давно я не видел ничего такого в кино, что могло бы меня испугать. Что меня действительно пугает, так это крысы. У меня настоящая фобия. Кроме шуток.
Когда я работал в видеомагазине, я слышал, как родители ругали детей за то, что те все время брали то кино, которое они уже видели и любят. Ребенок ведь как думает: «Зачем брать неизвестно что? Возьму-ка снова эту кассету». И он смотрит ее в пятнадцатый раз и искренно смеется над всеми шутками. Вот и у меня психология ребенка — мне нравится такой подход.
Я не большой фанат машин. Машина просто возит меня из одного места в другое. Красный шеви Малибу, который Траволта водил в «Криминальном чтиве», принадлежит мне. Мне не было до него никакого дела. Я хотел от него избавиться. Держал его на парковке, чтобы пореже с ним сталкиваться. На съемочной площадке я пытался его продать. Он был совсем еще новый, и все ходили и облизывались. Но всем казалось, что с ним должно быть что-то не то, потому что я не обращал на него никакого внимания. А я говорил: «Да нет же, мне он просто не нужен. Заплатите мне столько, сколько я за него отдал, и он ваш». Мне куда больше нравится Гео Метро (малолитражка шевроле. — Esquire).
Между мужчинами и женщинами все время есть напряжение. Я это чувствую. Женщина идет по улице, а я иду сзади, и вдруг появляется это напряжение. Я просто иду по улице, нам просто по пути. А она думает, что я насильник. И теперь я чувствую себя виноватым, хотя я ни хрена плохого не сделал. Вроде «простите, что я иду позади вас». А она думает: «Что, теперь уже и по улице пройти нельзя?» И сразу появляются напряжение и злость, хотя вовсе не из-за чего.
Как стать прилагательным при жизни: 7 советов от Квентина Тарантино
27 марта день рождения у Квентина Тарантино, режиссера, чье имя – синоним всей дерзости кино. Черный юмор и литры крови, искрометные диалоги и отборная брань, аллюзии и сюжетные головоломки – его фирменный стиль. Оценить «адский треш» от Тарантино обязательно для каждого уважающего себя киномана, даже если он – барышня в платьице, закрывающая глаза при виде отрезанного уха или вырезанной на лбу свастики. В честь 50-летия режиссера проект Weekend РИА Новости решил на время отложить дробовик и расчленить. формулу успеха «по Тарантино» на составляющие.
1. Полюбить кино
Актер Майкл Фассбендер, например, поражен знаниями режиссера: «Тарантино — человек, который питается фильмами, дышит фильмами и существует благодаря фильмам. Это может быть все что угодно, даже шведская х**** из 1963-го, но ты притаскиваешь ему этот фильм, и он говорит: «Да, старик, конечно, смотрел».
2. Презреть границы дозволенного
«Ваши чувства – мой оркестр», самодовольно утверждает Тарантино, привыкший держать зрителя в напряжении: никогда не поймешь, в какой момент гэг обернется кровавым убийством.
«Что если школьник посмотрит «Убить Билла», а потом пойдет кромсать одноклассников на мелкие кусочки? Знаете, я все же рискну! Фильмы о насилии не превращают детей в жестоких людей, максимум – в режиссеров-садистов».
«Не чувствую никакой «белой вины» и не боюсь вляпаться в расовые противоречия. Я выше всего этого. Я никогда не беспокоился, что обо мне могут подумать, потому что искренний человек всегда узнает искреннего человека. Нормальные люди всегда меня поймут. А люди, которые сами полны ненависти и хотят всех подловить, будут спускать на меня всех собак. Другими словами, если у тебя проблемы с моими фильмами, значит, ты расист. Буквально. Я действительно так думаю».
3. Снять «Криминальное чтиво»
В Сети ходит легенда, что однажды «острый» вопрос журналиста: «Квентин, вам не кажется, что вы не сняли ничего лучше «Криминального чтива»?» режиссер парировал более чем достойно: «А кто снял?»
Посмотрите фотоленту: Квентин, которого любят все >>
Фильм, считающийся сейчас классикой, занимающий четвертое место в списке лучших фильмов всех времен на IMDb, родился после амстердамского трипа режиссера. Эта поездка, отшельничество без телефона, стала для Квентина возможной благодаря неожиданному коммерческому успеху «Бешеных псов», заработавших за первую неделю показов больше 100 000 фунтов стерлингов только в Лондоне. Уже тогда за несколько месяцев из «чудака из видеопроката» он превратился в «бога кино», о котором Independent писала: «Со времен «Гражданина Кейна» (фильм Орсона Уэллса 1941 года – прим. ред.) ни один человек не возникал так из относительной безвестности, чтобы дать искусству кинематографа новое имя».
После «Криминального чтива», взявшего «Оскар» за сценарий и «Золотую пальмовую ветвь» за режиссуру, не только актеры, но и сам Тарантино получил карт-бланш, которым умело воспользовался. «Мне это (победа в Канне – прим. ред.) было нужно для того, чтобы утереть нос всем тем, кто отказывался иметь со мной дело, потому что в моих фильмах слишком много жестокости», — признавался потом режиссер.
4. Создать собственную вселенную
В своих фильмах Тарантино создает собственный мир, в котором яркие характеры персонажей уживаются с кинематографическими аллюзиями: никогда не знаешь, из какого угла выскочит Годар, Хичкок или обожаемый им Серджо Леоне. Эта мифология объединяет все ленты Тарантино: вот садист Вик Вега из «Бешеных псов» оказывается братом героя Траволты из «Криминального чтива», Братья Гекко («От заката до рассвета») упоминаются в шоу «Маньяки Америки» («Прирожденные убийцы»Оливера Стоуна, для которых Тарантино написал сценарий). А из окна гостиницы в «Четырех комнатах» видно вывеску бара «У Джека-Кролика», в котором танцуют Мия Уоллес и Винсент Вега («Криминальное чтиво»).
5. Вложить частичку личного
В каждом из фильмов Тарантино, если постараться, можно разглядеть его самого. И не только в качестве актера, хотя он часто оказывается по другую сторону камеры (Мистер Коричневый в «Бешеных псах», психопат-садист Ричард Гекко в фильме Роберта Родригеса «От заката до рассвета» — по сценарию Тарантино).
Из его знаменитых диалогов, не оставляющих места для скуки, можно по крупицам собрать этапы «большого пути» самого режиссера. Вот, например, позиция мистера Розового (Стив Бушеми) по поводу чаевых, вызвавшая оживленную дискуссию в «Бешеных псах», долгое время была близка самому режиссеру.
«Да, я абсолютно верил всей этой чуши. Больше не верю, потому что сейчас могу позволить себе давать чаевые, но все зависело от того, когда я получал минимальную зарплату и они получали минимальную зарплату, и мне никто не давал чаевых. Моим друзьям, то есть тем друзьям, которые знают меня уже давно, целую вечность, для них это самая неприятная сцена по двум причинам. Одна — это им надоело. Они слышали, как я говорю эту чушь, знаете, миллион раз. Вторая — им просто ненавистен тот факт, что последнее слово осталось за мной».
Или та самая поездка в Амстердам, впечатления от которой Тарантино вложил в уста Винсента Веги, рассуждающего о европейском фаст-фуде.
Еще пример – нелепый арест одного из героев «криминального анекдота» в исполнении Тима Рота – мистера Оранжевого, пытающегося произвести правильное впечатление на гангстеров. Сам Тарантино в бытность работы в кинопрокате по рассеянности набрал штрафов на 3000 долларов за нарушение правил движения и парковки.
«Все, что случается со мной, даже если это никак не связано с тем, что я делаю, неизбежно проникнет в сцены, которые я снимаю, потому что я хочу, чтобы сердца моих героев бились по-настоящему. Если вы действительно знаете меня, вы удивитесь, как много мои фильмы рассказывают обо мне».
6. Быть эгоистом
«Я не собираюсь снимать чистенькое, дистиллированное кино только для того, чтобы кому-то угодить. Это мое кино, и вы вправе любить его или не любить».
Сценарий, доведенный до совершенства в течение нескольких лет, и весь съемочный процесс должен быть в его руках. Квентин не из тех режиссеров, которые дают актерам полную свободу самовыражения на площадке.
Стив Бушеми, один из любимых актеров Тарантино, рассказывал в интервью Esquire: «Тарантино и Коэны очень похожи. Они охотно выслушают вас, кивнут и сделают так, что каждому на площадке будет казаться, что он тоже принимает участие в создании фильма. Но потом они все равно сделают все по-своему».
7. Продать самого себя
Безусловно, Квентин Тарантино – один из главных enfant terrible современного кино, которому прощается многое. Но не стоит думать, что Квентин – асоциальный чудак, зацикленный на собственном внутреннем мире. Свой имидж он просчитывал с самого начала и целенаправленно потакал масс-медиа, охочим до провокаций.
«В общих чертах это так, — соглашается режиссер. — Я имею в виду, что никогда не играл роль режиссера-новичка. Конечно, у меня были сомнения и все такое, но в основном я прекрасно знаю, как должна развиваться моя карьера и чем она должна отличаться от карьеры других режиссеров».
Как и все прочие этапы производства продукта под брендом «Тарантино», продвижение своих фильмов Квентин тоже взял в свои руки. После выхода каждого из них режиссер собирает чемоданы и отправляется в длительное турне по городам и весям, престижным кинофестивалям, где представляет фильмы, раздает интервью, очаровательно улыбается и может даже станцевать на красной дорожке. Вовсе не Терренс Малик, согласитесь.
«Он отлично сам себя представляет, — говорит Филип Томас, автор журналов «Empire» и «Premiere». — Он полмира объехал, давая интервью по поводу «Псов», и критики сходили с ума еще до того, как фильм вышел на экраны. Он прекрасно дает интервью, владеет словом, на большинство вещей у него собственный взгляд, он — идеальная нажива для журналистов».
Надо сказать, что от скромности Квентин не страдал никогда: «Я был морально готов к успеху. В том, что я создал, есть смысл, и мое имя останется в истории кино. Я всегда полагал, что у меня есть все для того, чтобы прославиться Однако это произошло за такой короткий промежуток времени, что стало полной неожиданностью для меня самого. Я превратился в имя прилагательное раньше, чем предполагал».
Бонус: Тарантино на заметку
Вроде бы все понятно: Квентин Тарантино один такой на весь мир. Но психопаты-садисты, которых режиссер создает в своей «вселенной» – лишь жалкое подобие реальной жизни. Ко дню рождения Квентина мы подобрали несколько сюжетов, достойных украсить его следующий фильм. Вдруг пригодится.
Преподаватель колледжа в Москве облучал своего друга радиацией, чтобы сделать его бессмертным. Подробности >>
Жительница Волгограда заказала жестокую расправу над любимым и его спутницей. При обыске у нее был обнаружен договор с сатаной, подписанный чернилами, похожими на кровь. В договоре она отдает свою душу взамен на молодое, здоровое тело, 100 миллионов рублей на пластиковой карте с пин-кодом, две иномарки Jaguar и Volkswagen, вертолет, телохранителей. В договоре она прилагает список имен (без фамилий), чьи души можно забрать.
Подготовила Елена Костомарова
Квентин Тарантино
Режиссер, 57 лет, Лос-Анджелес
Режиссер, сценарист, продюсер, один из главных кинодеятелей современности рассказал Esquire о том, чему его учила жизни.
Если бы я не был художником, я вряд ли работал бы на почте или на какой-нибудь такой восьмичасовой работе. Думаю, я был бы кидалой. И всю жизнь бегал бы от ребят из отдела по экономическим преступлениям.
Кому-нибудь снесут полбашки из винчестера — и меня это ни капли не тронет. Я воспринимаю это как клевый спецэффект, или мне нравится мизансцена. Меня по-настоящему трогают обычные человеческие истории. Кто-нибудь порежется листом бумаги на съемочной площадке, и меня пробирает, потому что я могу это на себя примерить. А получить в живот очередь из Узи — ну как такое на себя примеришь…
Можете забрать тридцать процентов моей славы, и ни капли не обижусь. Не то что мне не нравится быть знаменитым, но на тридцать процентов меньше — вполне достаточно. Раньше я мог просто погулять и подумать о своем, а теперь это невозможно. Если бы я хотел каждый вечер клеить новую девушку, это было бы совершенно потрясающе, но я не хочу. Теперь это очень просто, но мне особо не надо.
Я не ходил в киношколу, я ходил в кино.
Есть две причины, почему я люблю хлопья на завтрак: во-первых, они действительно вкусные, и во-вторых, их действительно просто готовить. Что может быть лучше, чем хлопья с молоком, если, конечно, у тебя есть коробка хороших хлопьев? Все остальное требует столько времени. Хлопья, они как пицца, ты их ешь, пока тебе не станет плохо. И мне всегда нравилось, что производители до сих пор ориентируются на детей. Хлопья выходят из моды быстрее, чем рэпперские кроссовки. Они стоят в супермаркете три месяца, а потом исчезают. И все, только вы их и видели.
Хотите узнать мою любимую грязную шутку? Черный парень заходит в салон кадиллаков. К нему подходит продавец и спрашивает: «Здравствуйте, сэр. Думаете купить кадиллак?» — «Я собираюсь купить кадиллак, — отвечает тот, — а думаю я о телках».
Не чувствую никакой «белой вины» и не боюсь вляпаться в расовые противоречия. Я выше всего этого. Я никогда не беспокоился, что обо мне могут подумать, потому что искренний человек всегда узнает искреннего человека. Нормальные люди всегда меня поймут. А люди, которые сами полны ненависти и хотят всех подловить, будут спускать на меня всех собак. Другими словами, если у тебя проблемы с моими фильмами, значит, ты расист. Буквально. Я действительно так думаю.
Страшно люблю жанровое кино, причем все — от спагетти-вестернов до самурайских фильмов.
Я немного горжусь тем, что достиг всего, чего достиг, не получив даже среднего образования. Это делает меня умным. Производит впечатление на людей. Я не большой любитель американской системы государственного образования. Я так ненавидел школу, что сбежал в девятом классе. Единственное, о чем я жалею — хотя и не то чтоб очень сильно, — это то, что я думал, этот ужас будет длиться вечно. Я не понимал, что в колледже будет по-другому. Сейчас, если бы я все делал заново, я бы закончил школу и пошел в колледж. Уверен, что справился бы.
Я никогда не встречал своего отца и никогда особо не хотел его встретить. Он не мой отец. Только то, что он переспал с моей матерью, не делает его моим отцом. Единственное, что я могу ему сказать: «Спасибо за чертову сперму». У него было тридцать лет, чтобы меня повидать, но он вдруг решил это сделать, когда я стал знаменитым. Отвратительный побочный эффект славы. Когда-то, когда я носил его имя, а он не появлялся, я думал: «Что ж, это даже круто. В этом есть стиль». Но эта чертова слава притягивает людей.
Давно я не видел ничего такого в кино, что могло бы меня испугать. Что меня действительно пугает, так это крысы. У меня настоящая фобия. Кроме шуток.
Когда я работал в видеомагазине, я слышал, как родители ругали детей за то, что те все время брали то кино, которое они уже видели и любят. Ребенок ведь как думает: «Зачем брать неизвестно что? Возьму-ка снова эту кассету». И он смотрит ее в пятнадцатый раз и искренно смеется над всеми шутками. Вот и у меня психология ребенка — мне нравится такой подход.
Я не большой фанат машин. Машина просто возит меня из одного места в другое. Красный шеви Малибу, который Траволта водил в «Криминальном чтиве», принадлежит мне. Мне не было до него никакого дела. Я хотел от него избавиться. Держал его на парковке, чтобы пореже с ним сталкиваться. На съемочной площадке я пытался его продать. Он был совсем еще новый, и все ходили и облизывались. Но всем казалось, что с ним должно быть что-то не то, потому что я не обращал на него никакого внимания. А я говорил: «Да нет же, мне он просто не нужен. Заплатите мне столько, сколько я за него отдал, и он ваш». Мне куда больше нравится Гео Метро (малолитражка шевроле. — Esquire).
Между мужчинами и женщинами все время есть напряжение. Я это чувствую. Женщина идет по улице, а я иду сзади, и вдруг появляется это напряжение. Я просто иду по улице, нам просто по пути. А она думает, что я насильник. И теперь я чувствую себя виноватым, хотя я ни хрена плохого не сделал. Вроде «простите, что я иду позади вас». А она думает: «Что, теперь уже и по улице пройти нельзя?» И сразу появляются напряжение и злость, хотя вовсе не из-за чего.
Если в конце года я могу сказать, что я видел десять по-настоящему — без всяких скидок — хороших фильмов, значит, год удался.
Большие Идеи портят кино. В кино самое главное — сделать хорошее кино. И если в процессе работы тебе в голову придет идея, это отлично. Но это не должна быть Большая Идея, это должна быть маленькая идея, из которой каждый вынесет что-то свое. Я имею в виду, что если ты снимаешь кино о том, что война — это плохо, то зачем тогда вообще делать кино? Если это все, что ты хочешь сказать, — скажи это. Всего два слова: война — это плохо. То есть всего три слова. Хотя два слова будет еще лучше: война — плохо.
Я был жестким парнем до того, как меня признали. Потому что чувствовал, что так же хорош, как и сейчас, но об этом же никто не подозревал. В двадцать лет я дальше пригородов Лос-Анджелеса и не выбирался. Да чего там — я снег впервые увидел, тогда когда поехал на фестиваль в Сандэнс.
Я кое-что заметил про «Оскары». Когда «Красота по-американски» стала лучшим фильмом, это было как новая эпоха. Фильм про неудачников, крутой фильм, наконец выиграл. До этого у них всегда было так: был фаворит, голливудское кино и крутое кино. Знаете, любимец критики. И всегда, когда доходило до награждения, голливудское кино выигрывало. Лучший фильм, лучший режиссер. Ну а крутое кино всегда получало приз за сценарий. Это был такой утешительный приз за крутизну.
В детстве я собирал комиксы. Тогда это было круто, потому что, где бы ты ни жил, в пригороде или в городском микрорайоне, вокруг было по крайней мере шесть ребят, которые собирали комиксы. Можно было взять с собой комиксы, прийти к абсолютно незнакомому мальчику, постучать в дверь и сказать: «Привет, я Квентин. Ты Кен? Я слышал, ты собираешь комиксы? Я тоже. Можно посмотреть твою коллекцию?» Это был ритуал. Ты показываешь свою коллекцию, он — свою, вы меняетесь. Можно было просто прийти к абсолютно незнакомому мальчику и подружиться с ним.
Когда обо мне стали писать, я узнал столько всего удивительного. Оказывается, я до смешного нелеп: слишком быстро говорю, слишком размахиваю руками. Так что теперь я думаю: «Ох, может, не стоит так быстро говорить?», или «может, не стоит теребить волосы?» Я совершенно помешанный.
Записали Джинджер Родригес и Робин Линч
Фотограф Рувен Афанадор (Corbis Outline / RPG)
Читайте другие материалы из рубрики «Правила жизни» здесь.
Можете забрать тридцать процентов моей славы, я не обижусь. И на тридцать процентов меньше — уже вполне достаточно. Раньше я мог просто погулять и подумать о своем, теперь это невозможно. Если бы я хотел каждый вечер клеить новую девушку, — дело другое. Но я не хочу. Теперь это очень просто, но мне особо не надо.
Я не ходил в киношколу, я ходил в кино.
Есть две причины, почему я люблю хлопья на завтрак: во-первых, они действительно вкусные, и во-вторых, их действительно просто готовить. Хлопья, как пицца, ты их ешь, пока тебе не станет плохо. И мне всегда нравилось, что производители до сих пор ориентируются на детей. Хлопья выходят из моды быстрее, чем рэпперские кроссовки. Они стоят в супермаркете три месяца, а потом исчезают. И все, только вы их и видели.
Хотите узнать мою любимую грязную шутку? Черный парень заходит в салон кадиллаков. К нему подходит продавец и спрашивает: «Здравствуйте, сэр. Думаете купить кадиллак?» — «Я собираюсь купить кадиллак, — отвечает тот, — а думаю я о телках».
Не чувствую никакой «белой вины» и не боюсь вляпаться в расовые противоречия. Никогда не беспокоился, что обо мне могут подумать, потому что искренний человек всегда узнает искреннего человека. А люди, которые сами полны ненависти, будут спускать на меня всех собак. Другими словами, если у тебя проблемы с моими фильмами, значит, ты расист. Буквально. Я действительно так думаю.
Страшно люблю жанровое кино, причем все — от спагетти-вестернов до самурайских фильмов.
Я немного горжусь тем, что достиг всего, чего достиг, не получив даже среднего образования. Это производит впечатление на людей. Я так ненавидел школу, что сбежал в девятом классе. Единственное, о чем я жалею, — я думал, этот ужас будет длиться вечно. Не понимал, что в колледже будет по-другому. Сейчас, если бы я все делал заново, я бы окончил школу и пошел в колледж. Уверен, что справился бы.
Я никогда не встречал своего отца и никогда особо не хотел его встретить. Только то, что он переспал с моей матерью, не делает его моим отцом. У него было тридцать лет, чтобы повидать меня, но он вдруг решил это сделать, когда я стал знаменитым. Когда-то, когда я носил его имя, а он не появлялся, я думал: «Что ж, это даже круто. В этом есть стиль». Но эта чертова слава притягивает людей.
Давно я не видел в кино ничего, что могло бы меня испугать. Что меня действительно пугает, так это крысы. У меня настоящая фобия. Кроме шуток.
Когда я работал в видеомагазине, я слышал, как родители ругали детей за то, что те все время брали фильмы, которые они уже видели и любят. Ребенок думает: «Зачем брать неизвестно что? Возьму-ка снова эту кассету». Вот и у меня психология ребенка — мне нравится такой подход.
Я не большой фанат машин. Машина просто возит меня из одного места в другое. Красный Шеви Малибу, который Траволта водил в «Криминальном чтиве», принадлежит мне. Но я держал его на парковке, чтобы пореже с ним сталкиваться. На съемках пытался продать. Он был совсем новый, и все ходили и облизывались. Но всем казалось, что с ним должно быть что-то не то, потому что я не обращал на него никакого внимания.
Между мужчинами и женщинами все время есть напряжение. Я это чувствую. Женщина идет по улице, а я иду сзади, и вдруг появляется это напряжение. Нам просто по пути. А она думает, что я насильник. И я чувствую себя виноватым, хотя ни хрена плохого не сделал.
Если в конце года я могу сказать, что я видел десять по-настоящему — без всяких скидок — хороших фильмов, значит, год удался.
Большие Идеи портят кино. В кино самое главное — сделать хорошее кино. И если в процессе работы тебе в голову придет идея, это отлично. Но это не должна быть Большая Идея, это должна быть маленькая идея, из которой каждый вынесет что-то свое. Я имею в виду, что если ты снимаешь кино о том, что война — это плохо, то зачем тогда вообще делать кино? Если это все, что ты хочешь сказать, — скажи это. Всего два слова: война — это плохо. То есть всего три слова. Хотя два слова будет еще лучше: война — плохо.
Я был жестким парнем до того, как меня признали. Потому что чувствовал, что так же хорош, как и сейчас, но об этом никто не подозревал. В двадцать лет я дальше пригородов Лос-Анджелеса и не выбирался. Да чего там — я снег впервые увидел, только когда поехал на фестиваль в Сандэнс.
Когда «Красота по-американски» получила «Оскара» за лучший фильм, это стало новой эпохой. Фильм про неудачников, крутой фильм, наконец выиграл. До этого всегда было так: было голливудское кино и крутое кино. И всегда, когда доходило до наград, голливудское выигрывало. Лучший фильм, лучший режиссер. Ну а крутое всегда получало приз за сценарий. Это был утешительный приз за крутизну.
Когда обо мне стали писать, я узнал столько всего удивительного. Оказывается, я до смешного нелеп: слишком быстро говорю, слишком размахиваю руками. Так что теперь я думаю: «Ох, может, не стоит так быстро говорить?» или «Может, не стоит теребить волосы?» Я совершенно помешанный.