правила жизни эсквайр список
Правила жизни эсквайр список
редактор, а впоследствии главный редактор Esquire, работал в журнале с сентября 2005 по август 2014 года
Это американский формат, который придумал в середине 1990-х редактор американского Esquire Дэвид Грейнджер. Одна из немногих вещей, которые перешли в русский Esquire из американского. Несколько форматов были локализованы — «Правила жизни» (What I’ve learned), «Красивая девушка рассказывает анекдот», «10 фактов о женщинах».
Я не знаю точно, кто придумал формулировку «Правила жизни», но, скорее всего, кто-то из первого редакторского набора — Филипп Бахтин, Миша Ратгауз, Даша Тролле, Оливер Кэррол.
«Правила жизни» — очень понятный и притягательный формат, по сути, это такой цитатник, маленький сборник афоризмов. Но при должном качестве интервью и редакторском мастерстве он превращается во что-то более тонкое. Надо сказать, что формат довольно быстро «забронзовел». Уже через год или полтора, когда начались специальные номера с «Правилами жизни», где был Гомер Симпсон, отрывные календари и роботы, это были попытки чуть-чуть побороться с этой бронзовостью.
редактор, работал в журнале с января 2005 по ноябрь 2008 года
Название «Правила жизни» придумал Бахтин. Я помню, что мы очень долго обсуждали и спорили, как фраза What I’ve learned лучше всего звучит по-русски. Тогда вариант «Правила жизни» мне казался не самым оптимальным, главным образом потому, что в англоязычной формулировке есть некоторая длительность — What I’ve Learned. А на русском это звучит окончательно и бесповоротно — «Правила жизни». Но в результате Бахтин, с его pop sensibility, умением чувствовать время и попадать в яблочко, оказался совершенно прав. «Правила жизни» — более простая, прямая и эффектная формулировка. Как я понимаю, она даже вошла в язык образованного сообщества, стала формулой. Но пыхтели над этим мы достаточно долго.
«Правила жизни» — это сам по себе уже достаточно наглый, амбициозный формат: вот сейчас к нам выйдет человек со сводом «скрижалей», упакованных в одну страницу. При этом внутри «Правил жизни» композиционно уже заложена и внутренняя игра, это не только скрижали: там может быть и подходящий анекдот или мелочь, но все вместе должно давать образ совершенной и обдуманной мудрости — базы.
Когда мы запускались, мы придумывали множество таких формулировок. Например, уже почти умершее сочетание «Мужское платье» стало другим страшно остроумным изобретением Бахтина для модного раздела. Да, это чисто коммерческий раздел, но Филиппу хотелось и эту коммерцию перекрутить, перевернуть и сделать ее не такой, как у всех, а более колко.
Филипп — действительно гений нахождения в публичном поле тех точек, которые еще не замылены другими. С другой стороны, он гений наглости, вызова и элегантного стояния на голове. На голове стоять сложно, да и выглядеть это может довольно безобразно, но у него удавалось делать это элегантно и одновременно странно, дико. Может, как раз в формулировке «Правила жизни» ничего дикого нет, но она попала в точку: в жажду окончательной мудрости у растерянных слоев населения — это здорово.
редактор Esquire с 2007 по 2014 год
«Правила жизни» никогда не задумывались как жития святых или собрание мудрости великих. В одном из номеров у нас были «Правила жизни овощей» — цитаты говорящих овощей из разных литературных произведений, в частности из «Чиполлино». Были и роботы, и отрывные календари, и надписи на футболках. Однажды мы чуть не сделали «Правила жизни коровы». В редакцию написал руководитель какой-то уфологической организации и предложил нам такой материал, утверждая, что понимает животных. Получилась абсолютная чушь, и мы это не напечатали, но эта история про наше отношение — мы были готовы экспериментировать.
Или, например, Пабло Эскобар. Абсолютно ужасный человек. Если мерить смертями, он точно страшнее бен Ладена. Но он ужасно интересный человек, о котором снимают сериалы и продолжают выходить книги. Очень странно утверждать, что про каких-то людей мы не имеем права говорить. В Германии сняли очень успешный художественный фильм «Бункер» про последние дни Гитлера. Что не так с Эскобаром? Мы не обожествляем его, мы просто предлагаем людям что-то узнать про него и сформировать свое мнение. Более того, в качестве иллюстрации его «Правил жизни» была выбрана знаменитая фотография его мертвого тела. Так мы хотели подчеркнуть свое отношение к нему.
Правила жизни Вигго Мортенсена
Вы никогда не узнаете про меня всей правды. Это не нужно ни вам, ни мне.
Ненавижу болтать про детство, семью, личную жизнь и прочее персональное дерьмо. Скажешь словечко, а потом жалеешь всю жизнь.
Похоже, я возглавляю список самых необщительных актеров. Что тут сделаешь? У меня не хватает времени для самого себя. Откуда у меня возьмется время для других?
В киноиндустрии есть лишь один стандарт, который мне по‑настоящему нравится. Это стандарт для пресс-интервью — один час. В самый раз, чтобы наговорить ерунды и не дать журналистам подобраться к твоим внутренностям.
Мне не нравится титул «самый сексуальный мужчина из ныне живущих». Потому что он косвенно предполагает наличие сексуальных мертвецов.
Самые страшные люди — это те, которые пытаются понравиться всем.
Можно быть грустным. Или злым. Или раздавленным. Или безумным. И каждый раз можно найти для себя оправдание. Но нельзя быть скучным. Потому что для тех, кто скучен, не существует никаких оправданий.
Имеется у меня одна проблемка: совершенно не умею запоминать хорошие шутки.
Дикие кролики вечно лезут под колеса, как безумные. Даже странно, что за всю свою жизнь я сбил лишь одного. Это было поздней ночью. Что-то долбанулось о бампер, и я ударил по тормозам. Я сразу понял, что это кролик, и вышел из машины, чтобы удостовериться — жив он или мертв. Если бы кролик оказался жив, я бы, наверное, просто спихнул его с дороги — чтобы он оклемался и ушел в лес. Но он был абсолютно мертв. И я подумал: «Какого черта пропадать добру?» Так что я взял его с собой, а потом изжарил его на открытом огне. Кролик был толстый, вкусный, нажористый. И главное, я точно знал, что он свежий. Редкое ощущение, если ты привык отовариваться в супермаркете.
Актер — это сырое мясо, огонь под которым разводит режиссер.
Актерское мастерство — сомнительная добродетель. Ведь, как сказал Джозеф Кемпбелл (американский исследователь мифологии. — Esquire), главная привилегия жизни — это быть собой.
Чтобы почувствовать себя творческим человеком, совершенно необязательно делать что-то из того, что люди называют творчеством. Жизнь — это тоже творчество, упражняться в котором приходится каждый день.
О том, что нужно жить, не имея в голове тщательно простроенного плана, лучше всех сказал Роберт Луис Стивенсон. Он написал: «Благополучно проделывать путь — важнее, чем прибыть в пункт назначения». Это великие слова. «Благополучно проделывать путь» — вот что мне нравится.
Я всегда считал, что хорошие вещи сами найдут меня. Поэтому у меня нет никакого карьерного плана. Должен быть, наверное, но все-таки его нет.
Жизнь слишком коротка, чтобы, делая какие-то вещи, делать их плохо.
Я снялся в куче дерьмовых фильмов. Но если бы у меня была возможность прожить этот кусок жизни заново, я бы все равно в них снялся. Это хороший урок, а уроки пропускать нельзя.
Вообще-то я ленив. Но я знаю одну важную штуку: лень можно победить целью.
Мне кажется, что самый мудрый способ прожить жизнь — это постоянно готовить себя к неразрешимым проблемам, которые никогда не возникнут.
Что касается религии, то мой ответ будет таким же, как строка из «Листьев травы» Уолта Уитмена (американский поэт XIX века, основоположник верлибра. — Esquire): «В каждой вещи я вижу Бога, но совсем не понимаю его».
Меня восхищает, что в скандинавской мифологии праведникам не обещан рай. Единственная награда за праведность — уверенность в том, что ты прожил праведную жизнь.
Мы смертны, и мы ничего не можем с этим поделать. Но мы можем изменить наше отношение к этому.
Смерть грустна. И это забавно.
Ближе к пятидесяти я стал замечать, что я постепенно замедляюсь. Но меня это мало волнует. Ведь очень скоро это пройдет. Лет через 50 — точно.
Для меня страх смерти — это не страх небытия. Это страх того, что я не успею прочитать все хорошие книги, увидеть все хорошие пьесы, посмотреть все хорошие фильмы и побывать во всех интересных местах.
Все, что ты можешь увидеть сам, ты должен увидеть сам.
Мне нравятся те, кто в любом месте может почувствовать себя, как дома.
Иногда, прежде чем спалить свой дом и перестать отвечать на звонки из прошлой жизни, стоит основательно подумать.
Люблю жить в лесу. Людей не видно, а это главное.
Я люблю ходить босиком. Нет, тут нет ничего такого — я не пытаюсь подпитываться от земли, как некоторые безумцы. Просто мне некомфортно в ботинках. Кажется, у меня самая маленькая коллекция обуви из всех голливудских звезд. Но мне на это плевать.
Наплевательское — вот какое у меня отношение к деньгам. Все, что я могу сказать, — это то, что я полностью согласен с Черным Лосем (прорицатель и шаман из племени сиу, 1863−1950. — Esquire). Он сказал следующее: «Тот, кто прилепился к ценностям этого мира, живет в невежестве и пожираем скользкими змеями своих страстей и желаний». Что тут добавить?
Работа и заработок сегодня воспринимаются слишком серьезно. Думаю, практически никто уже не может сказать: «Знаете, я сейчас посередине отличной книги, так что давайте перенесем встречу на завтра». Вот что хреново.
Денег должно хватать на еду, детей и путешествия. А все остальное — это уже лишние деньги.
Каждый раз, когда у меня заканчиваются деньги, жизнь обязательно подбрасывает мне что-то. Так и живу.
Мне уже далеко не двадцать три, так что у меня нет никаких планов относительно того, чтобы сделать еще двадцать хороших фильмов.
Черт, а ведь я не играл в театре уже больше 20 лет. Вот что действительно страшно.
Пожалуй, я не сыграл ни в одной комедии. Думаю, это замкнутый круг: мне не предлагают комедии, потому что я себя в них не зарекомендовал. А я себя в них не зарекомендовал, потому что мне их никогда не предлагали.
Я вот что думаю: не можешь сделать по‑честному — вообще не берись.
После «Властелина колец» писем от поклонников стало так много, что я просто перестал на них отвечать. По‑моему, это честно: на всех у меня не хватит времени, а отвечать некоторым выборочно — значит обидеть всех остальных.
Когда выходит моя новая книга (Мортенсен — автор ряда книг, где помимо стихов содержатся его фотографии и картины. — Esquire), и я раздаю автографы, на встречу приходят, как правило, те, для кого я — звезда «Властелина колец». Они приходят за автографом актера, и им плевать на автограф поэта. Но меня это не волнует. Ведь если они получают в руки мою книгу, полдела уже сделано.
Пожалуй, больше всего я уважаю тех, кто приходит на встречу вовремя.
Я люблю сладкое. И что такого? Шоколад вообще, по‑моему, полезен для пищеварения. А даже если нет, я все равно ем его очень много, особенно горького.
В мире нет более воодушевляющей вещи, чем риск.
Мне жалко, что люди забыли простую истину: в твоем последнем костюме не будет карманов.
В детстве я хотел быть викингом.
Правила жизни Ильи Ильфа
За время революции многие не успели вырасти, так и остались гимназистами.
В фантастических романах главным было радио. При нем ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет.
«Край непуганых идиотов». Самое время пугнуть.
«Требуется здоровый молодой человек, умеющий ездить на велосипеде. Плата по соглашению». Как хорошо быть молодым, здоровым, уметь ездить на велосипеде и получать плату по соглашению!
Был у меня знакомый, далеко не лорд. Есть у меня знакомая дама, не Вера Засулич. Художник, не Рубенс.
Решено было не допустить ни одной ошибки. Держали двадцать корректур. И все равно на титульном листе было напечатано: «Британская энциклопудия».
Кому вы это говорите? Мне, прожившему большую неинтересную жизнь?
Если у вас есть сын, назовите его Голиафом, если дочь — Андромахой.
Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой».
Был он всего только сержант изящной словесности.
Отрез серо-шинельного сукна. Теперь я сплю под ним, как фельдмаршал.
Мне обещали, что я буду летать, но я все время ездил в трамвае.
Перестаньте влачить нищенское существование. Надоело!
Как мы пишем вдвоем? Вот как мы пишем вдвоем: «Был летний (зимний) день (вечер), когда молодой (уже немолодой) человек (-ая девушка) в светлой (темной) фетровой шляпе (шляпке) проходил (проезжала) по шумной (тихой) Мясницкой улице (Большой Ордынке)». Все-таки договориться можно.
Вы думаете, что детей звали Каин и Авель? Нет, история не повторяется.
Он придет ко мне сегодня вечером, и я заранее знаю, что он будет мне рассказывать, что тоже не отстал от века, что у него тоже есть деньги, квартира, жена, известность. Ладно, пусть рассказывает, черт с ним! Он лысый, симпатичный и глупый, как мы все.
Диалог в советской картине. Самое страшное — это любовь. «Летишь? Лечу. Далеко? Далеко. В Ташкент? В Ташкент». Это значит, что он ее давно любит, что и она любит его, что они даже поженились, а может быть, у них есть даже дети. Сплошное иносказание.
Американское кино — как великая школа проституции. Американская девушка узнает из картины, как надо смотреть на мужчину, как вздохнуть, как надо целоваться, и все по образцам, которые дают лучшие и элегантнейшие стервы страны. Если «стервы» это грубо, можно заменить другим словом.
Напился так, что уже мог творить различные мелкие чудеса.
Он говорит: «Ты живи спокойно. Не волнуйся. Это же все игра. Посмотри, как этот ловко загримировался носильщиком. И где только он такой настоящий передник достал! А эти двое? Играют в мужа и жену. Прямо здорово играют. И ты тоже. Вчера ты на меня, там на службе, кричал, а я на тебя смотрю и думаю: «Здорово ты стал играть ответственного работника, ну прямо замечательно! Ты только один раз подумай, что все это игра, и сразу тебе станет легко жить. Вот увидишь».
Вечерняя газета писала о затмении Солнца с такой гордостью, будто это она сама его устроила.
Бесчувственная, ассирийская жажда жизни и наслаждений.
Мазепа меняет фамилию на Сергей Грядущий. Глуп ты, Грядущий, вот что я тебе скажу.
Жить на такой планете — только терять время. ¦
Правила жизни Чака Паланика
Писательский труд с самого начала был для меня способом сэкономить деньги: когда ты пишешь — ты не тратишь. По этой же причине я раз за разом возвращаюсь к этому ремеслу.
Я вырос в 1970-х в благополучном городе Бербанк, штат Вашингтон, где жили только белые. И там хватало домашнего насилия, преступности и суицидов. Поэтому я никогда не велся на идею, что белое этнически однородное государство будет похоже на Диснейленд.
Когда мы не знаем, кого ненавидеть, мы ненавидим себя.
В 26 лет я начал посещать групповой семинар по осознанности — я был убежден, что мир сводит на нет все мои начинания. Если бы не этот семинар, я не стал бы писателем. Мне показали, насколько я замкнут, научили смотреть в глаза своим страхам.
Нас будут помнить за то, что мы разрушили, а не за то, что мы создали.
После семинара я бросил работу журналиста и устроился волонтером в приют для бездомных. Я видел, как живут бомжи, и думал: «А у них все не так уж плохо! Я бы тоже так мог».
Не важно, насколько дерьмовой была моя жизнь, — когда я выходил из хосписа, я чувствовал себя королем мира. Да, у меня низкооплачиваемая работа, машина не заводится, счета не оплачены — но по сравнению с обитателями хосписа у меня все прекрасно.
Ничто так не сводит людей с ума, как наблюдение за чьей-то успешной жизнью.
Раньше MTV рождало исполнителей-однодневок, теперь интернет порождает еще более мимолетных персонажей, которые примечательны разве что своей внешностью. Единственный способ остаться в вечности — разрушить тот механизм, который привел тебя к славе.
Если ты владеешь какой-то вещью, рано или поздно она завладеет тобой.
Если я напишу что-то нравоучительное — люди моментально меня забудут. Но если напишу то, о чем люди будут спорить, — это останется в культуре навсегда. «Бойцовский клуб» — это хороший роман или плохой? Все условно. Он полон насилия. Я стараюсь создать ослепительный спектакль.
Нам тяжело перестать думать о прошлом, потому что мы не верим в будущее.
После выхода «Бойцовского клуба» на каждой встрече с читателями ко мне подходили серьезные мужики и спрашивали, как найти такой клуб в их городе. Мне всегда было не по себе в эти моменты, мне приходилось объяснять, что я все выдумал. Но определенным образом это доказывает силу литературы.
Ты никогда не будешь одним и тем же человеком в глазах того, кого ты любишь, и в глазах того, кто любит тебя.
Мое поколение закалила борьба против Рейгана и Тэтчер. Они были идеальными родителями, против которых мы бунтовали и таким образом осознали себя как поколение. Трамп — такой же идеальный объект для протеста.
Тяжело оправиться от пережитой боли. Но еще тяжелее не забыть то, что приносило тебе радость. От радости не остается шрамов, которые служат напоминанием. Спокойные времена ничему нас не учат.
Я не заметил, в какой момент будущее перестало быть многообещающим и стало угрожающим. ≠
Правила жизни Миуччи Прады
Я — панк. Не в поверхностном смысле, а в поиске способа что-то изменить, пойти против системы.
Когда я занялась модой, я хотела изменить мир. Особенно для женщин, потому что до сих пор многое в нем против нас.
Сомнения и обсуждения — мой рабочий процесс.
Умная женщина тоже может быть суперсексуальной и суперобнаженной, она может быть такой, какой захочет.
Сексуальность — это внутреннее ощущение, а не то, что вы носите. В этом смысле я считаю, что одежда — это всего лишь то, что вы используете, она не меняет личность.
В основном я пытаюсь сделать мужчин более чувствительными, а женщин — сильнее.
Все знают, что у меня нет музы.
Я узнала свою жизнь через книги и фильмы. Я такая, какая я есть, потому что я училась, читая, наблюдая и слушая других людей. Если вы знаете опыт других людей, знаете историю, тогда вы можете применять эти знания в своей жизни и играть с ней. Пустая жизнь — это катастрофа, и люди должны это знать.
Меня интересует идея декаданса. Мне интересно узнать, как декаданс может стать ценностью, а не оскорблением.
Нет ничего, что я ненавижу больше, чем образ умника и то, какая это фальшивка.
Политика — одна из тех вещей, которые меня больше всего волнуют. Но будучи богатым модным дизайнером, я всегда отказываюсь говорить о политике. Я делаю вещи для богатых людей, как же я могу быть политичной? В тот момент, когда я в конце концов перестану заниматься одеждой и сменю работу, я смогу это сделать. Пока что я занимаюсь политикой иначе, через действия, а не высказывания.
Стоит думать о моде как об инструменте для жизни, это не абстрактная работа. Результат моей работы в том, что люди в моей одежде чувствуют себя чуточку лучше.
Когда меня спрашивают, как быть элегантным и хорошо одетым, я всегда отвечаю: учитесь! Учите моду, кино, учите искусство, а после — изучайте себя.
Мне претят клише, все обыкновенное и то, что делают остальные. Я вижу черное платье и хочу сделать красное, вижу красное и хочу сделать черное.
Я никогда не хотела работать с художниками. Отказывалась от сотрудничества, хотя это были мои лучшие друзья. 15 лет я говорила «нет» абсолютно всем. Возможно, я была неправа.
Я всегда ставила перед собой цель сделать интеллект интересным и привлекательным для других людей.
Возможно, я не люблю моду. Но я люблю одежду. Я никогда не планировала становиться дизайнером, просто однажды им себя обнаружила.
Все должно начинаться с идеи. Когда у меня получается четко сформулировать концепцию, чаще всего я думаю, что все, можно идти домой. Работа сделана.
Слишком часто я ничего не делаю, потому что это сделал кто-то другой. Я хочу быть более оригинальной.
Мир тяготеет к банальности.
Prada называют интеллектуальным брендом, и это не так уж и неверно. Но в то же время это клише означает, что вы серьезный и скучный, а я это ненавижу. Так что после таких комментариев я хочу сделать глупое шоу. Надо быть королевой глупости!
Искушенный человек смотрит на все. Тот, кто поверхностен, получает только фасад.
Исследовать уродливое для меня гораздо интереснее, чем буржуазную идею красоты. Почему? Потому что уродство — это про человека. Оно раскрывает его темную и грязную сторону.
Я пытаюсь понять, какие женские образы я хочу анализировать. Меня не особо интересует стиль.
По определению хороший вкус — это ужасный вкус. У меня есть здоровое неуважение к этим ценностям. Не хочу показаться снобом, но мне это дается очень легко.
Мода — это один из первых уровней эмансипации.
Сейчас я пытаюсь больше открыться. В 1990-х меня считали минималистом, потому что я скрывала себя и свои идеи.
Если люди вынимают деньги из карманов, это означает, что то, что вы делаете, им важно.