поэт чистого искусства который только в конце жизни смог вернуть себе потомственное дворянство
Афанасий Фет – поэт «чистой» лирики
В начале декабря 1820 года в селе Новоселки, расположенном близ Мценска, в семье Каролины Шарлотты Фет и Афанасия Неофитовича Шеншина родился великий русский поэт Афанасий Афанасьевич Фет.
Родители его обвенчались без православного обряда за границей (мать поэта была лютеранкой), из-за чего брак, узаконенный в Германии, в России был признан недействительным. Мальчик в 14 лет оказался лишенным, кроме отцовской фамилии и дворянского титула, российского гражданства и прав на наследство. Для юноши на долгие годы важнейшей жизненной целью стало вернуть себе фамилию Шеншин и все связанные с ней права. Лишь под старость лет он смог добиться этого, возвратив себе потомственное дворянство.
Фет, пожалуй, единственный из великих русских поэтов, убежденно и последовательно ограждал свой творческий мир от разного рода социальных и политических проблем. Это не значит, что он был отстранен о мира. Напротив, данные проблемы вызывали у него неподдельный интерес. Поэт активно обсуждал их в переписке, публицистических статьях и очерках. Однако, крайне редко он позволял им проникать в поэзию. Именно в этом и заключалась творческая позиция и поэтическое мироощущение Фета: он считал не поэтичным любое произведение, в котором присутствует ясно выраженная общественно-политическая идея. Фет проповедовал принципы «чистого искусства». Это составляло суть его поэтического творчества. Своим творчеством поэт доказал, что служение красоте – одна из главнейших задач любого поэта и одна из самых насущных его потребностей.
Вот, например, одно из известнейших стихотворений поэта «Шепот, робкое дыханье…», опубликованное в 1850 году.
Стихотворение состоит из одного предложения, в котором поэт не использует ни одного глагола. В нем воссоздана картина летней ночи, сменяемой зарей. Под пером поэта переплетаются детали пейзажа, подробности любовного свидания, они сливаются воедино, дополняя друг друга. Подобное единство природы и человеческих ощущений встречается во многих произведениях Фета.
Увлечение Афанасия Афанасьевича поэзией природы происходит в начале его творческой жизни, и уже наиболее полно раскрывается с 1850-х годов. Фет – тонкий наблюдатель, знающий и любящий то, что его окружает. Отличает творчество поэта детальность его наблюдений: у него не найдёшь деревьев или птиц вообще, все элементы флоры и фауны конкретны и определены.
Здесь, несомненно, проявляется хорошее знание природы человеком, который много лет прожил в непосредственной близости к ней.
Пейзажи Фета имеют также очень четкую привязку ко времени суток или времени года. Его пейзажи не просто зимние, весенние, летние или осенние, они изображают конкретные отрезки того или иного сезона. Вот, например, описание вечера в середине лета:
А вот картина ночи в начале мая:
Из царства льдов, из царства вьюг и снега
Поэт чистого искусства который только в конце жизни смог вернуть себе потомственное дворянство
Мировоззрение прогрессивных мыслителей домарксистской эпохи было просветительским. Просветители стремились изменить общественный строй в соответствии с «естественно-разумными» идеалами. Шопенгауэр же отрицал значение разума в жизни общества, уверял, что человечество, как и все живое, руководится не разумом, а инстинктами, бессознательной «волей». История, по Шопенгауэру, ничего существенного в человеке и обществе не изменяет, прогресс — мираж, а любые попытки сознательного изменения строя человеческой жизни бессмысленны и безнадежны.
Шопенгауэр уверял, что в мире царствует и всегда будет царствовать страдание. Фет с явным удовольствием повторяет пессимистические утверждения Шопенгауэра, оправдывая ими любые несправедливости социального строя мир плох по существу, мир устроен так, что «соловьи клюют бабочек», стараться изменить мир в сторону свободы и справедливости могут только «невежды» и «глупцы».
Шопенгауэр отрицал значение разума в сфере искусства. Основным свойством искусства он считал его независимость от «головных» понятий и от какой бы то ни было связи с житейскими задачами и практическими целями. Разум, учил Шопенгауэр, способен лишь на «низшее» познание, определяемое целями, которые ставятся инстинктивной «волей». Это — узкое, необъективное, подчиненное познание. «Высшее» познание, схватывающее действительный образ мира в его сущности, доступно только искусству, только художнику, творящему в состоянии бессознательного вдохновения; подлинное искусство непреднамеренно, иррационально, не связано с жизненной борьбой.
Эти идеи Фет не уставал повторять. «Цельный и всюду себе верный Шопенгауэр говорит, что искусство и прекрасное выводит нас из томительного мира бесконечных желаний в безвольный мир чистого созерцания; смотрят Сикстинскую Мадонну, слушают Бетховена и читают Шекспира не для получения следующего места или какой-либо выгоды».
Круг людей, с которыми Фет общается в 60-е и 70-е годы, почти ограничен жителями Мценского уезда. Литературные связи распадаются.
Поддерживаются родственные отношения с Боткиным, как и Фет, ушедшим из литературы. Отношения с Тургеневым все более охлаждаются на почве углубляющегося расхождения общественно-политических взглядов и заканчиваются в 1874 г. резким разрывом; состоявшееся через несколько лет примирение не восстановило прежних дружеских отношений.
Единственным близким Фету человеком из числа писателей в эту пору является Лев Толстой, с которым Фет часто видится и переписывается. «Вы оба моя критика и публика, и не ведаю другой», — пишет Фет в 1878 г. Льву Толстому и его жене. В свою очередь Толстой пишет Фету «Вы человек, которого, не говоря о другом, по уму я ценю выше всех моих знакомых и который в личном общении дает мне тот другой хлеб, которым, кроме единого, будет сыт человек»; «Я свежее и сильнее Вас не знаю человека»; «От этого-то мы и любим друг друга, что одинаково думаем умом сердца, как вы называете».
Основания для сближения Толстого с Фетом в 60 — 70-е годы имелись. Оба они в одно и то же время решают отойти от литературной жизни и жить помещиками. Оба увлекаются философией Шопенгауэра. Отвергая прогресс, как выдумку «литераторов» и «теоретиков» с их якобы «головными», нежизненными понятиями, и Толстой и Фет противопоставляют человеческому разуму и движению истории «вечные начала» органической, стихийной, «роевой» (как выражается Толстой в «Войне и мире») жизни. Но для Толстого эти умственные веяния были лишь этапом, Фет же остался им верен до конца жизни.
Однако и в 60-е годы отношение Толстого и Фета к жизни было совершенно разным. Толстой мучительно бьется над вопросами о правде, добре и о счастье народа; Фет же своим антиисторизмом и биологизмом оправдывает равнодушие к людским судьбам, обосновывает право уходить от человеческих скорбей в сферу «чистой красоты». В самой философии Шопенгауэра для Толстого существенное значение имела этика, основанная, как известно, на принципе сострадания, Фет же остался равнодушен к этой части учения своего философского кумира.
Совершенно чужд Толстому классовый помещичий эгоизм Фета. Он вызывал негодование Тургенева. «Какой перл выкатился у Вас в последней фразе Вашего письма! — пишет Тургенев Фету 30 октября 1871 г. — „Покупайте у меня рожь по 6 руб., дайте мне хороших рабочих за 3 руб., дайте мне право тащить в суд нигилистку и свинью за проход по моей земле, не берите с меня налогов — а там хоть всю Европу на кулаки!» Это „не берите с меня налогов»‘ — просто восторг! Государство и общество должно охранять штабс-ротмистра Фета как зеницу ока — а налогов с него — ни-ни!».
Воззрения Фета становятся все реакционнее. Тургеневу ясна связь этих воззрений с тем выбором пути, который был сделан Фетом сразу после его удаления из «Современника». «Фетовское безобразничанье, — пишет Тургенев Борисову 1 октября 1870 г., — имеет то еще неприятное, что оно не наивно в нем чувствуется кислое брожение уязвленного и закупоренного литературного самолюбия».
Фет не мог, конечно, не понимать, что образ своей личности, который он строил, неубедителен. Он стилизовал свой внешний облик и перестраивал внутренний по модели кондового, кряжевого русского помещика. Но кондовый помещик — это потомственный дворянин, наследственный владетель своих земель. Дворянство не понадобилось Фету, чтобы стать помещиком в эпоху реформ возможность приобрести землю получили и разночинцы; но те воззрения, которые Фет осваивал, совсем не шли разночинцу, тот социальный тип, к которому Фет жаждал себя отнести, мог воплотиться только в потомственном дворянине. И даже такое потомственное дворянство, какое Фет смолоду пытался выслужить, тут не годилось требовалось дворянство родовое, столбовое. Фет решает стать столбовым дворянином. В 1873 г. Фет подал прошение «на высочайшее имя» о признании его потомственным дворянином Шеншиным н сочинил такую версию своего рождения он — сын А. Н. Шеншина, женившегося в Германии на вдове Шарлотте Фет; но брак их, совершенный по лютеранскому обряду, не был признан в России, и супругам пришлось венчаться вторично — уже по православному обряду. Но проситель был рожден до этого второго венчания своих родителей — и при
Имя на поэтической поверке. Афанасий Фет
Стихи Афанасия Фета знакомы нам с детства.
Редкий поэт в России столь выразителен и точен в описании картин природы, столь восторжен – в описании женской красоты.
Поэзия Афанасия Фета удивительна, музыкальна, потому и запоминается его строки, потому и написано столько романсов на его стихи.
Высокий и романтический мир поэзии Афанасия Фета пленяет нас с первых же знакомых строк:
Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришёл я снова,
Что душа всё так же счастью
И тебе служить готова;
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь – но только песня зреет.
1843 год.
Стихотворение «Я пришёл к тебе с приветом», напечатанное в июле 1843 года в журнале «Отечественные записки», являет собой как бы «лирический автопортрет» нового поэта.
В этом стихотворении, поэт рассказал о радостном блеске солнечного утра и страстном трепете молодой весенней жизни.
О жаждущей счастья влюблённой душе и неудержимой песне, готовой слиться с веселием мира.
Подобно Фёдору Тютчеву, Афанасий Фет одушествляет природу, лирическое чувство поэта словно бы проникает в окружающий мир, развивается в нём.
«Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье её трещало от ветра…»
Этому давнему воспоминанию, Афанасий Фет посвятил изумительное стихотворение:
И опять в полусвете ночном
Средь верёвок, натянутых туго,
На доске этой шаткой вдвоём
Мы стоим и бросаем друг друга.
И чем ближе к вершине лесной,
Чем страшнее стоять и держаться,
Тем отрадней взлетать над землёй
И одним к небесам приближаться.
Правда, это игра, и притом
Может выйти игра роковая,
Но и жизнью играть нам вдвоём –
Это счастье, моя дорогая!
26марта 1890 года.
Творчество Афанасия Фета характеризуется стремлением уйти от повседневной действительности в «светлое царство мечты».
Основное содержание его поэзии – любовь и природа.
Его стихотворения отличаются тонкостью поэтического настроения и большим художественным мастерством.
Афанасий Фет – представитель так называемой чистой поэзии.
В связи с этим на протяжении всей жизни он спорил с Николаем Некрасовым – представителем социальной поэзии.
Особенностью поэтики Афанасия Фета является то, что разговор о самом важном ограничивается прозрачным намёком. Самый яркий пример – знаменитое стихотворение:
Шёпот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебный изменений,
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы,
И заря, заря.
1850 год.
Стихотворение «Шёпот, робкое дыханье…» интересно ещё тем, что в нём нет ни одного глагола.
Афанасий Афанасьевич Фет, русский поэт-лирик, переводчик, мемуарист, член-корреспондент Петербургской Академии наук, с 1886 года, (1820- 1892), первые 14 лет и последние 19-ть свое жизни официально носил фамилию Шеншин, родился 5 декабря 1820 года, в имении Новосёлки Мценского уезда, Орловской губернии.
Его отцом был Иоганн Фет, асессор городского суда г. Дармштадта, а мать, 20 лет Шарлотта-Елизавета Беккер, которые сочетались браком в мае 1818 года.
А в сентябре 1820 года, лечившийся в Германии, отставной 44-х летний гвардеец, богатый помещик Афанасий Шеншин, тайком вывез Шарлотту-Елизавету Беккер, беременную на 7-ом месяце, вторым ребёнком, первая дочь Каролина – осталась у отца, в Россию, в свою помещичью усадьбу.
30 ноября, того же года, новорождённый сын, был крещён по православному обряду и назван Афанасием, а в метрической книге, в церкви, записан сыном Афанасия Неофитовича Шеншина.
4 сентября 1822 года, Афанасий Шеншин, венчался с Шарлоттой-Елизаветой Беккер, которая перед венчанием приняла православие и стала называться Елизаветой Петровной.
Это лишь малая часть той «тайны происхождения», которая стала жизненной драмой будущего поэта.
Понятно, что Афанасий Шеншин, явно не был отцом Афанасия, но и Иоганн Фет – не считал его своим сыном, судя по его переписке с бывшей, убежавшей в Россию, женой.
Подлог, о том, что в метрической книге, ребёнок Шарлотты был записан неверно, всплыл в 1834 году, раскрыла духовная консистория, учреждение при архиерее по управлению епархией, в православной церкви.
Прожив 14-ть лет в Новосёлках и считаясь «несомненным Афанасием Шеншиным», имея единоутробных, три сестры и два брата, он вдруг был отвезён, в далёкий немецкий частный пансион Крюммера, в г.Выру (ныне Эстония), лишён фамилии, дворянства и русского подданства и стал «гессендармшмадтским подданным Афанасием Фетом».
Учился в пансионате с 1835 по 1837 год.
В это время он стал писать стихи, проявлять интерес к классической философии, но стремление вернуть фамилию Шеншин и права потомственного дворянина, стало на долгие годы для Афанасия Фета, важной жизненной целью.
В августе 1838 года Афанасий Фет был принят в Московский университет на словесное отделение философского факультета, который окончил в 1844 году.
Студенческие годы Афанасий Фет прожил в доме своего друга и однокурсника Апполона Григорьева, впоследствии известного критика и поэта.
В 1840-ом году Афанасий Фет выпустил сборник стихотворений: «Лирический пантеон».
При посредстве В.Боткина и В.Белинского Афанасий Фет становится постоянным автором журнала «Отечественные записки».
В 1842-1843 годах в журналах были напечатаны 85-ть стихотворений Афанасия Фета.
С 1845 года, Афанасий Фет, добровольно ушёл служить в армию, чтобы получить за службу потомственное дворянство, сначала был унтер-офицером в Херсонской губернии, в кавалерийском полку, а затем, с 1853 года, перешёл в гвардию, лейб-уланский полк, расквартированный под Петербургом.
В столице возобновляется его литературная деятельность.
К сожалению, судьба как бы смеялась над поэтом, вышли царские указы о повышении ценза, для получения потомственного дворянства, вначале это был чин майора, а потом полковника.
Достичь последнего Афанасий Фет уже не надеялся, и в 1858 году вышел в отставку, гвардии штабс-ротмистром, то есть, по табелю о рангах – капитаном.
Много жертв принёс Афанасий Фет, стремясь к своей цели, стать дворянином, и самой тяжёлой из них была потеря любимой девушки, Марии Лазич, дочери бедного херсонского помещика, с которой он подружился в 1848 году.
Она была образована, хорошо играла на музыкальных инструментах. Фет и Лазич горячо полюбили друг друга, но Фет расстается с нею, не нашёл в себе решимости жениться на бесприданнице, считая брак невозможным из-за их обоюдной бедности.
Вскоре после этого Мария Лазич, В 1851 году погибает, из-за неосторожно брошенной спички загорается платье – возможно, это было самоубийство.
Марии Лазич посвящены многие стихи Афанасия Фета:
«Старые письма», «Ты отстрадала, я ещё страдал», «Долго снились мне вопли рыданий твоих». «В тиши и мраке таинственной ночи…», поэма «Талисман».
Давно забытые, под лёгким слоем пыли,
Черты заветные, вы вновь передо мной
И в час душевных мук мгновенно воскресили
Всё, что давно-давно утрачено душой.
Горя огнём стыда, опять встречаю взоры
Одну доверчивость, надежду и любовь,
И задушевных слов поблекшие узоры
От сердца моего к ланитам гонят кровь.
Я вами осуждён, свидетели немые
Весны моей и сумрачной зимы.
Вы те же светлые, святые, молодые,
Как в тот ужасный час, когда прощались мы.
Зачем же с прежнею улыбкой умиленья
Шептать мне о любви, глядеть в мои глаза?
Душа не воскресит и голос всепрощенья,
Не смоет этих строк и жгучая слеза.
1859 год.
В 1656 году поэт, взяв годовой отпуск в армии, путешествует за границей, Германия, Франция, Италия.
В 1857 году Афанасий Фет, женится на Марии Боткиной, дочери богатейшего чаеторговца и сестре своего почитателя Василия Боткина, литературного критика. В браке детей не было.
В 1860 году Афанасий Фет покупает 200 десятин земли в Мценском уезде, где он родился и вырос, строит там дом, переезжает в деревню Степановка и занимается сельским хозяйством.
Семнадцать лет жизни отдал Афанасий Фет Степановке, превратив её в образцовое доходное хозяйство.
Более того, бывший хутор стал хорошо устроенной усадьбой со скромным, но уютным и комфортабельным домом, с прудом, садом (выращенным на пустом месте, с отличной подъездной дорогой на месте прежней непролазной колеи.
Афанасий Фет выращивал рожь, запустил проект конного завода, держал коров и овец, птицу, разводил пчёл и рыбу в выкопанном пруду.
Текущая прибыль от Степановки составляла 5-6 тысяч в год. Выручка от имения была основным доходом семьи Фета.
Афанасий Афанасьевич Фет был убеждённым помещиком.
Чем далее жил, тем более открыто и настойчиво подчеркивал он, когда говорил или писал о себе, он рачительный землевладелец, хозяин, очевидно, неплохой агроном, а в пределах, необходимых ему, ещё и практик-экономист.
Будучи одним из самых утончённых лириков, Афанасий Фет поражал современников тем, что это не мешало ему одновременно быть чрезвычайно деловитым, предприимчивым и успешным помещиком.
С1867 года, в течение 10-ти лет Афанасий Фет служил мировым судьёй в Воробьёвке, Курской губернии.
В 1873 году по указу Александра II Сенату, Афанасий Фет получает право на присоединение «к роду отца его Шеншина со всеми правами и званиями, к роду принадлежащими».
Правда, свои литературные произведения и переводы и в дальнейшем подписывал фамилией Фет.
В 1877 году Афанасий Фет продаёт Степановку, оставляет хозяйственную деятельность и покупает великолепную старинную усадьбу Воробьёвку, в Курской Губернии, сделав её «обителью поэзии».
Переводит на русский «Фауста» Гёте, «Мир как воля и представление» Шопенгауэра, выпускает стихотворный перевод всего Горация, над которым работал ещё со студенческих лет.
В 1886 году Афанасию Фету за переводы античных классиков присвоили звание члена-корреспондента Академии наук. В 1890 году выходят два тома «Моих воспоминаний» Афанасия Фета.
Похоронен в селе Клейменово, родовом имении Шеншиных.
Стихи Афанасия Фета, вошли в русскую природу, стали её неотъемлемой частью.
Пейзаж в стихах необычайно тонок, он сияет чистыми и свежими красками.
Поэзия Афанасия Фета оказала значительное влияние на творчество Александра Блока и других поэтов ХХ века.
Из поэтического наследия Афанасия Фета.
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна.
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег.
О первый ландыш! Из-под снега
Ты просишь солнечных лучей;
Какая девственная нега
В душистой чистоте твоей!
Как первый луч весенний ярок!
Какие в нём нисходят сны!
Как ты пленителен, подарок
Воспламеняющей весны!
Так дева в первый раз вздыхает –
О чём – неясно ей самой,-
И робкий вздох благоухает
Избытком жизни молодой.
1854 год.
Природы праздный соглядатай,
Люблю, забывши всё кругом,
Следить за ласточкой стрельчатой
На вечереющим прудом.
Вот понеслась и зачертила –
И страшно, чтобы гладь стекла
Стихией чуждой не схватила
Молниевидного крыла.
Не так ли я, сосуд скудельный,
Дерзаю на запретный путь,
Стихии чуждой запредельной,
Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
1884 год. Скудельный (уст.) – хрупкий.
На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка её горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.
А вчера у окна ввечеру
Долго-долго сидела она
И следила по тучам игру,
Что, скользя, затевала луна.
И чем ярче играла луна,
И чем громче свистал соловей,
Всё бледней становилась она,
Сердце билось больней и больней.
Оттого-то на юной груди,
На ланитах так утро горит.
Не буди ж ты её, не буди…
На заре она сладко так спит!
1842 год.
Интересно, для познания личности Афанасия Фета и «Ответы А.А.Фета на вопросы «Альбома признаний» дочери Л.Н.Толстого Татьяны Львовны».
Приведу для ознакомления, некоторые из них, всего их 46-ть.
№1 Главная черта вашего характера?
— Заботливость.
№2Какую цель преследуете вы в жизни?
— Полезность.
№3 В чём счастье?
— Видеть плоды усилий.
№4 В чём несчастье?
— В безучастии.
№5 самая счастливая минута в вашей жизни?
— Когда надел студенческий мундир.
№7 Чем или кем желали бы вы быть?
-Вполне достойным уважения.
№8 Где бы желали жить?
— В сочувственном кругу.
№10 Ваше любимое занятие?
— Знакомство с поэтами.
№11 Ваше любимое удовольствие?
-Охота
№12 Ваша главная привычка?
-Бранить тупость и пить кофе.
№13 Долго ли бы вы хотели жить?
-Наименее долго.
№14 Какою смертью хотели бы вы умереть?
-Мгновенной.
№16 К какой добродетели вы относитесь с наибольшим уважением?
-Терпение.
№18 Что вы всего более цените в мужчине?
— Ум.
№19 Что вы более цените в женщине?
— Красоту.
№26 Ваше мнение о браке и супружеской жизни?
— Что это естественная тягота, которую надо уметь носить.
№28 Что лучше: любить лил быть любимой?
-Одно без другого плохо.
№32 Какое историческое событие вызывает в вас наибольшее сочувствие?
-Отмена революции Наполеоном I и казнь Пугачёва.
№33 Ваш любимый писатель (в прозе)
— Граф Л.Н.Толстой
№34Ваш любимый поэт?
-Гёте.
№45 Следует ли всегда быть откровенным?
— Не всегда возможно.
№46 Искренно ли вы отвечали на вопросы?
— Не желал лгать.
Необычная, сложная, во многом весьма драматическая судьба присуща литературной деятельности Фета. Вместе с тем при всей своей оригинальности судьба эта носит отчетливые приметы времени, тесно связана с ритмами движения русской общественной жизни и русской литературы середины и второй половины XIX века. Равным образом литературная судьба Фета не только органически соотносится, но очень причудливо переплетается с его жизненной судьбой.
И Фет воспринял это как мучительнейший позор, набрасывавший, по понятиям того времени, тень не только на него, но и на горячо любимую им мать, как величайшую катастрофу, «изуродовавшую» его жизнь. Вернуть то, что было им, казалось, так непоправимо утрачено, вернуть всеми средствами, не останавливаясь ни перед чем, если нужно, все принося в жертву, стало своего рода навязчивой идеей, идеей-страстью, определившей, в сущности, весь его жизненный путь. Оказывало это влияние, и порой весьма роковое, и на литературную его судьбу.
Замечательная художественная одаренность составляла суть его сути, душу его души. Уже с детства был он «жаден до стихов»; испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, «повторяя сладостные стихи» автора «Кавказского пленника» и «Бахчисарайского фонтана».
В немецком пансионе ощутил и первые «потуги» к поэтическому творчеству: «В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность; но в конце концов оказывалось, что стремились наружу одни спирали стеблей, на которых никаких цветов не было. Я чертил на своей аспидной доске какие-то стихи и снова стирал их, находя их бессодержательными».
Ободренный Фет решил издать свои стихи отдельным сборником, заняв триста рублей ассигнациями у гувернантки сестер: молодые люди были влюблены друг в друга, мечтали пожениться и наивно надеялись на то, что издание не только быстро раскупится, но и принесет автору литературную славу, которая обеспечит их «независимую будущность». В 1840 году сборник вышел в свет под названием «Лирический Пантеон».
Баратынский прекрасно писал о целительном значении поэтического творчества:
Болящий дух врачует песнопенье.
Гармонии таинственная власть
Тяжелое искупит заблужденье
И укротит бунтующую страсть.
Душа певца, согласно излитая,
Разрешена от всех своих скорбей;
И чистоту поэзия святая
И мир дает причастнице своей.
Фет еще продолжал писать и печатать стихи, но его литературная деятельность в новых условиях все более ослабевала. Одному из близких с детства друзей, И. П. Борисову, он с горечью и тоской говорил, что может сравнить свою жизнь среди чудищ всякого рода («через час по столовой ложке лезут разные гоголевские Вии на глаза, да еще нужно улыбаться») «только с грязной лужей», в которой он нравственно и физически тонет, твердит, что страданья, им испытываемые, похожи на удушье заживо схороненного («никогда еще не был я убит морально до такой степени»).
Однако во имя поставленной цели Фет терпит все это целых восемь лет. Причем, когда в результате ревностной службы, унизительного подлаживания к начальственным «Виям» достижение желанной цели казалось уже совсем близким, она снова отдалилась. За несколько месяцев до первого офицерского чина был издан, дабы затруднить доступ в дворянство выходцев из других сословий, указ, согласно которому для получения наследственных дворянских прав надо было иметь более высокий чин.
Но Фет настойчиво и ревностно продолжал вести свою «ложную, труженическую, безотрадную жизнь», хотя и сравнивал себя с мифологическим Сизифом. «Как Сизиф, тащу камень счастия на гору, хотя он уже бесконечные разы вырывался из рук моих». Но возможность отступиться от поставленной цели Фет категорически отвергал: «Ехать домой, бросивши службу, я и думать забыл, это будет конечным для меня истреблением».
Выходу в 1856 году этого издания предшествовало извещение Некрасова, дававшее его автору столь же высокую оценку, как и стихам Тютчева: «Смело можем сказать, что человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном русском авторе, после Пушкина, не почерпнет столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему г. Фет».
Помимо восхищенных откликов критиков-эстетов Дружинина и Боткина, сделавших поэзию Фета боевым знаменем «чистого искусства», его стихи расхваливают в журналах всех направлений.
Эта восторженная встреча не могла не воодушевить Фета, который почти вовсе перестал писать стихи, продолжая лишь «со скуки» заниматься переводами из Горация, за что сослуживцы насмешливо называли его «дубовым классиком». Теперь последовал новый, еще более сильный, чем в первую половину 40-х годов, прилив его творческих сил. Фет развивает активнейшую литературную деятельность, систематически печатается почти во всех наиболее крупных журналах. Явно стремясь расширить рамки прославившего его литературного жанра небольших лирических стихотворений, пишет поэмы и повести в стихах, пробует себя в художественной прозе, много переводит (не только из еще ранее особенно полюбившегося ему Гейне, но и из Гете, Шенье, Мицкевича, восточных поэтов, в частности большой цикл немецких переложений из Хафиза), кроме того, публикует ряд путевых очерков, критических статей.
О том, что это был брак отнюдь не по сердечному влечению, красноречиво свидетельствует рассказ брата Л. Н. Толстого, Сергея Николаевича. Как-то, когда он был нездоров, Фет пришел навестить его; «они дружески разговорились, и Сергей Николаевич, будучи всегда очень откровенен и искренен, вдруг спросил его: «Афанасий Афанасьевич, зачем вы женились на Марии Петровне?» Фет покраснел, низко поклонился и молча ушел. Сергей Николаевич с ужасом впоследствии рассказывал об этом».
Однако скоро же он начинает терпеть неудачи на этом пути. Его поэмы встречаются весьма прохладно, да он и сам признает, что лишен как «драматической» (он пытался писать и пьесы), так и «эпической жилки». Сделанный им, видимо, именно для денег и опубликованный перевод трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» вызвал обстоятельный, но весьма иронический и суровый разбор, автор которого убедительно показывает, что «в нем нет Шекспира ни признака малейшего».
Правда, попутно дается весьма уважительная оценка Фету-лирику. Однако и для этого главного направления его творчества обстановка снова складывается все более неблагоприятно.
Огромный успех лирические стихи Фета встречали все же преимущественно в литературных и потому довольно узких кругах. Это прямо должен был признать тот же Боткин, отмечая, что, хотя в журналах этих лет о лирике Фета отзывались с «сочувствием и похвалами, но тем не менее, прислушиваясь к отзывам о ней публики не литературной, нельзя не заметить, что она как-то недоверчиво смотрит на эти похвалы: ей непонятно достоинство поэзии г. Фета. Словом, успех его, можно сказать, только литературный: причина этого, кажется нам, заключается в самом таланте его».
Безусловно высоко, подобно Некрасову, и в этом отношении совпадая с критиками-эстетами, ценил Чернышевский и поэтическую прелесть стихов Фета, его «прекрасный лирический талант».
Схожие отзывы находим и у Салтыкова-Щедрина, признававшего, что «большая половина» стихотворений Фета «дышит самою искреннею свежестью», которая «покоряет себе сердца читателей», что романсы на его стихи «распевает чуть ли не вся Россия».
Поэтому нет почти ни одной статьи критиков-современников, где не говорилось бы об этом стихотворении. Это как раз и подчеркивает в своем отзыве Салтыков-Щедрин, прямо заявляя, что «в любой литературе редко можно найти стихотворение, которое своей благоуханной свежестью обольщало бы читателя в такой степени», а с другой стороны, видя в нем подтверждение того, сколь «тесен, однообразен и ограничен мир, поэтическому воспроизведению которого посвятил себя г. Фет», представляющий собой, по мнению критика, повторение «в нескольких стах вариантах» именно этого пленительного стихотворения.
Но, подобно Пушкину, который, намечая в 30-е годы планы своей последующей жизни, также мечтал об отъезде в Михайловское («О, скоро ли возвращусь я к моим пенатам. Труды поэтические. Крестьяне. «), Толстой в своем деревенском уединении и помещичьих занятиях искал и нашел наиболее подходящие условия для творческой деятельности, которая именно там и достигла своего наивысшего расцвета, и вместе с тем возможности, как его Нехлюдов в «Утре помещика», улучшить положение крестьян.
Все это знаменовало окончательный разлад между Фетом и «духом времени». В 1863 году он выпустил новое собрание своих стихотворений в двух частях, которое в отличие от быстро разошедшегося сборника 1856 года оставалось, несмотря на небольшой тираж, до конца его жизни в большей своей части нераспроданным. Сам Фет как бы подводил им итоговую черту под своим поэтическим творчеством, почти полностью прекратив писание стихов.
С удовлетворенной гордостью сообщал он позднее одному из своих бывших товарищей-однополчан К. Ф. Ревелиоти: «. я был бедняком, офицером, полковым адъютантом, а теперь, слава богу, Орловский, Курский и Воронежский помещик, коннозаводчик и живу в прекрасном имении с великолепной усадьбой и парком. Все это приобрел усиленным трудом, а не мошенничеством».
Среди соседей-помещиков Фет становился все более уважаемым лицом. Выражением этого был выбор его в 1867 году на установленную судебной реформой 1864 года и считавшуюся тогда весьма почетной должность мирового судьи, в которой он оставался в течение целых одиннадцати лет.
Правда, он вскоре же избавился, по его словам, от такого «наивного» взгляда, но тем не менее продолжал считать свое избрание «событием», «которое по справедливости может быть названо эпохой, отделяющей предыдущий период жизни и в нравственном и в материальном отношении от последующего».
На самом деле почти все в этом рассказе заглажено, передано и неполно и неточно.
Он купил ее у мужа, привез к себе в орловское имение и женился на ней».
Трудно сказать, насколько эта версия соответствует действительности, хотя Грабарь прямо говорит, что она была «секретом полишинеля». Но так или иначе бесспорно, что Шеншин отцом Фета не являлся и что Фет уже давно об этом знал. Однако это его не остановило.
Опираясь на консисторское предписание, он обратился в том же 1873 году с просьбой на высочайшее имя о восстановлении в сыновних и всех связанных с этим правах, ссылаясь на «жесточайшие нравственные пытки» и «душевные раны», которые лишение их ему причиняет31. И поставленная перед собой Фетом цель наконец-то после сорока лет непрестанных помыслов, настойчивых трудов и усилий была им достигнута.
Декабря того же года последовал царский указ «о присоединении отставного гвардии штабс-ротмистра Аф. Аф. Фета к роду отца его Шеншина со всеми правами, званию и роду его принадлежащими».
Вновь приобретенным именем стал он подписывать и все письма к друзьям и знакомым.
Помимо замечательного художественного таланта, Фет вообще был незаурядной, богато одаренной натурой, обладал исключительно яркими интеллектуальными качествами. По словам близко знавших его современников, он был «прекрасным рассказчиком», был «неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов», в остроумии не уступал такому прославленному острослову, как Тютчев.
О блеске, силе, остроте, глубине и одновременно поэтичности ума Фета свидетельствуют и его критические статьи и образцы его художественной прозы. И все это интеллектуальное богатство, все напряжение воли, все силы души он обратил на достижение поставленной цели, идя к ней всеми путями, не различая добра и зла, жертвуя своей идее-страсти всем самым близким и дорогим.
Теперь, когда она была достигнута, он мог бы с полным правом сказать о себе устами барона Филиппа из «Скупого Рыцаря» Пушкина: «Мне разве даром это все досталось. // Кто знает, сколько горьких воздержаний, // Обузданных страстей, тяжелых дум, // Дневных забот, ночей бессонных мне // Все это стоило. » Фету действительно все это досталось не даром, он воистину «выстрадал» себе и свое богатство и свою восстановленную стародворянскую фамилию.
Идея-страсть, владевшая Фетом, не заключала в себе ничего «идеального» и вынуждала, как он пишет в своих мемуарах, «принести на трезвый алтарь жизни самые задушевные стремления и чувства».
В годы армейской службы Фет жаловался Борисову, что «насилует» свой «идеализм» «жизнью пошлой», которую должен вести, что он «добрался до безразличия добра и зла».
Трудный жизненный путь, суровая житейская практика Фета, безнадежно-мрачный взгляд на жизнь, на людей, на современное общественное движение все более отягчали его душу, ожесточали, «железили» его характер, отъединяли от окружающих, эгоистически замыкали в себе.
«Я никогда не слышала от Фета, чтобы он интересовался чужим внутренним миром, не видала, чтобы его задели чужие интересы. Я никогда не замечала в нем проявления участия к другому и желания узнать, что думает и чувствует чужая душа».
Резкое отличие житейского Фета, каким его знали, видели и слышали окружающие, от его лирических стихов дивило многих, даже очень близких ему людей.
Еще в 1850 году Фет писал другу: «Идеальный мир мой разрушен давно. «.
Оглядываясь (в предисловии к III выпуску «Вечерних огней») на всю свою творческую жизнь, Фет писал: «Жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии».
Представлению о «красоте», как о реально существующем элементе мира, окружающего человека, Фет остается верен до конца.
Это ощущал и сам Фет, когда на вопрос: «Ваш любимый поэт?», ответил: «Пушкин» (в другом «альбоме признаний» им назван и такой «поэт объективной правды», как Гете).
Ничему ужасному, жестокому, безобразному доступа в мир фетовской лирики нет: она соткана только из красоты. Это явная односторонность, на которую поэт, демонстративно опираясь на тоже односторонне понятые и развиваемые им пушкинские суждения об искусстве, не только сознательно, но и принципиально идет: дело «поэзии или вообще художества воспроизведение не предмета, а только одностороннего его идеала».
И Толстой оказался весьма прозорливым Еще долгие годы лирический поток Фета оставался под землей, и все же в конце концов он с необыкновенной силой выбился наружу. Сам Фет писал поэту Константину Романову: «Жена напомнила мне, что с 60-го по 77-й, во всю мою бытность мировым судьею и сельским тружеником, я не написал и трех стихотворений, а когда освободился от того и другого в Воробьевке, то Муза пробудилась от долголетнего сна и стала посещать меня так же часто, как на заре моей жизни».
И в самом деле, с конца 70-х годов Фет начал писать стихи в количестве не меньшем, если не большем, чем в молодую свою пору. Новому отдельному сборнику своих стихотворений, вышедшему после двадцатилетнего перерыва, в 1883 году, когда ему было уже 63 года, он дал заглавие «Вечерние огни».
Своему творческому обету Фет остался верен до самого конца. Время для новых песнопений было не менее, если не более неблагоприятным, чем в 60-е годы, когда он вовсе было ушел из поэзии. Боевому, подъемному общественному пафосу того времени была наиболее адекватна «муза мести и печали» Некрасова. Переходной поре 80-х годов, когда волна революционного народничества спала, а новая волна, порожденная начинавшимся выходом на историческую авансцену рабочего класса, еще не поднялась, оказалась особенно близка и созвучна муза гражданской скорби и уныния, голос которой зазвучал в вышедшем в том же 1885 году, что и II выпуск фетовских «Вечерних огней», первом и единственном сборнике стихов молодого двадцатитрехлетнего Надсона. По своей поэтической силе дарование Надсона было несоизмеримо с гением Некрасова, но стихи его в широких слоях читающей публики сразу же приобрели популярность едва ли не большую, чем популярность в свое время некрасовских стихов.
Стихи певца соловья и розы Фета снова оказались не ко времени. Мало того, в предисловии к III выпуску «Вечерних огней», вышедшему через три года после появления сборника надсоновских стихов, он с присущей ему агрессивностью выступил против поэзии «гражданской скорби», то есть, по существу, против Надсона и его восторженных поклонников.
Все это определило литературную судьбу «Вечерних огней», еще гораздо более суровую, чем прижизненная судьба предшествовавшего творчества Фета. Несмотря на их крайне ограниченные тиражи (всего по нескольку сотен экземпляров), они оставались нераспроданными, в то время как сборник стихов Надсона переиздавался чуть ли не каждый год (за тридцать с небольшим лет выдержал 29 изданий!).
Действительно, сколько-нибудь широкому читателю того времени стихи Фета были и чуждыми и просто неизвестными. Способствовала этому и резко антифетовская позиция большинства критиков, которые либо замалчивали его стихи, либо отзывались о них в самом пренебрежительном, а порой и грубо-издевательском тоне. Известность фетовских «Вечерних огней» ограничивалась лишь небольшим кругом друзей, к которым, правда, принадлежали, как мы знаем; такие квалифицированные читатели, как Лев Толстой, Владимир Соловьев, Страхов, Полонский, Алексей Толстой, Чайковский.
Друзья организовали торжественный, пятидесятилетний юбилей поэтической деятельности Фета. Однако исключительная ограниченность читательской аудитории не могла не вызывать в нем, как во всяком писателе, чувства глубокой горечи и затаенной печали. Это звучит и в его стихах «На пятидесятилетие музы» (особенно в первом из них: «Нас отпевают. «), и в совсем небольшом предисловии к IV выпуску «Вечерних огней», в котором, несмотря на демонстративно подчеркиваемое им «равнодушие» к «массе читателей, устанавливающей так называемую популярность», явственно пробиваются грустные нотки.
Стали одолевать Фета и старческие недуги: резко ухудшилось зрение, терзала «грудная болезнь», сопровождавшаяся приступами удушья и мучительнейшими болями, о которых он писал, что ощущает, будто слон наступил ему на грудь. Тем не менее он и в свои последние годы по-прежнему вел напряженную литературную работу, переводил, подготовлял к печати не только очередной, V выпуск «Вечерних огней», но и новое большое издание всех своих стихов.
Последнее стихотворение Фета, до нас дошедшее, носит дату 23 октября 1892 года, а меньше чем через месяц, 21 ноября, дышать Фету не стало мочи, и он скончался от своей застарелой «грудной болезни», осложненной бронхитом. Так гласила официальная версия вдовы поэта и его первого биографа Н. Н. Страхова. На деле все было не так просто.
За полчаса до смерти Фет настойчиво пожелал выпить шампанского, а когда жена побоялась дать его, послал ее к врачу за разрешением. Оставшись вдвоем со своей секретаршей, он продиктовал ей, но не письмо, как обычно, а записку совсем необычного содержания: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному». Под этим он сам подписал: «21-го ноября Фет (Шеншин)».
Вскоре после кончины Фета начался и решительный поворот в литературной судьбе его поэтического творчества.
После выхода I выпуска «Вечерних огней» Страхов в коротком отзыве на него написал: «Не всякому времени дается чувство поэзии. Фет точно чужой среди нас и очень хорошо чувствует, что служит покинутому толпою божеству».
И в самом деле, в 80-е годы в отличие от 40-х гонения на стихи не было. Они в изобилии печатались в журналах, выходили отдельными сборниками, но художественный уровень всей этой массовой продукции по сравнению с великими образцами прошлого от Пушкина до Некрасова резко понизился; они далеко уступали художественной прозе тех лет, занимая в иерархии литературных родов весьма скромное место.
В этом отношении характерны строки одного из современных советских поэтов, метко очерчивающие весьма широкие границы этой популярности: «Вдали от всех парнасов и мелочных сует» поэта равно «врачуют» своим классическим стихом «ночующие» с ним в его «селе глухом» Некрасов и Афанасий Фет.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+