почему жизнь хама была безрадостной и несчастливой
Грех хама
И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и, выйдя, рассказал двум братьям своим.
Быт. 9, 22
Едва ли, имея праведного и непорочного отца, Хам не знал заповеди Божией, которая гласит: почитай отца твоего и мать твою (Исх. 20, 12). Заповедь не простая, а с обетованием: …чтобы продлились дни твои на земле. Моисей ещё не начертал её, но и до Моисея люди знали, что есть добро, а что – зло и что из них проистекает. Кому из нас, ныне живущих, не хочется, чтобы дни его продлились. Этого же хочет и Бог, иначе не дал бы, как говорят сейчас, стимула для её исполнения. Вы не найдёте в других заповедях обетования продлить наши дни.
В молодости мне пришлось жить в Средней Азии. Работал монтажником на восстановлении разрушенного землетрясением Ташкента. Бывал в домах своих друзей-узбеков, видел отношение младших к старшим. Был у меня друг Бахадир, жил в старом городе, не разрушенном при землетрясении, – это район частных домов. Однажды, в выходной день, мы отправились в парк Победы, на озеро, искупаться. Только выехали на машине Бахадира из ворот, как впереди нас, из соседнего дома, появился старик на арбе. Бахадир остановил машину, мол, подождём, пусть проедет до угла. Ширина улицы позволяла объехать арбу, но друг объяснил, что у них не принято обгонять старших, это неуважение к старости. Мы поехали только тогда, когда арба соседа свернула за поворот. Мне это понравилось. Не знаю, как сейчас, но тогда это было нормальным делом.
Недавно меня посетили друзья, пожилая чета. Знакомы мы давно, но только по письмам, много они нам помогали, а встретились впервые. Ему восемьдесят пять, хоть и с палочкой, но пришёл. В разговоре он сказал: «Я очень почитал родителей». Дожил до глубокой старости, сохранив ум и здравость. А какая жизнь была тяжёлая! Высланный на Север, в шахте травмированный, но насколько немощен плотью, настолько бодр духом. Супруга ненамного моложе, но ум у неё светлый и рассуждения здравые. А главное – глубокая вера в Бога. Таких стариков сейчас можно увидеть только в Православной Церкви. Про них сказано: «Дух бодр, плоть же немощна» (Мк. 14, 38). Действительно, в этих людях Дух Христов, этого нельзя не заметить. «Насажденные в доме Господнем, они цветут во дворах Бога нашего; они и в старости плодовиты, сочны и свежи» (Пс. 91, 14-15).
Наших пастырей мы называем батюшками, т.е. отцами. Заповедь о почитании отца и матери относится и к ним. Ко всем без исключения. Почитание батюшки должно быть, как и почитание отца по плоти, каким бы он ни был. Не должно быть и такого, что «своего» батюшку почитаю, только на нём благодать. Прочих можно и похулить, и осудить, и даже не подходить под благословение.
Однажды ехал в поезде. Моё место на верхней полке, внизу – две пассажирки, едут, как и я, из Москвы. Достал книгу, читаю. Слышу разговор. Одна из подружек разложила на столике литературу, брошюры, рассказывает про Матрону Московскую, показывает книги. Хороший разговор, духовное общение происходит. Слава Богу. Читаю своё и слышу слова «наш батюшка». Заинтересовался. Из разговора понял, что эта соседка с книгами на приходе казначей и вообще фигура значительная, «особа, приближённая к батюшке». Бывает в его доме, много знает и видит то, что другим недоступно. Стали нотки осуждения проскакивать. Вначале по поводу матушки, затем – о детях священника, а потом и батюшке попало. Потихоньку женщина открывала наготу того, кого называет отцом, у кого берёт благословение. Слушаю внимательно, стало интересно, откуда она. Храм, говорит, ещё не построен, средств не хватает, пока в молитвенном доме службы проходят. Денег нет, мол, а матушка шубу купила – где взяла деньги? И много ещё чего было сказано, о чём не надо было говорить. Как до батюшки дошла очередь, я послушал-послушал, да сверху ей и говорю: «Я про ваши разговоры расскажу вашему батюшке, он вас с должности-то и снимет, да ещё епитимию наложит».
Видели бы вы, что с ней стало, вернее, с её лицом! Пришлось спуститься. Сошёл вниз, как Моисей с горы Синай, с Библией в руке, в которой и написаны заповеди. Среди них и о почитании отца и матери. Сразу успокоил женщину, сказал, что не знаю я их батюшку и припугнул для острастки, вразумления. Прочитал им про грех Хама и его последствия. Хорошо побеседовали, стали пить чай с московскими сладостями, расстались по-доброму, всё хорошо.
На своей верхней полке долго потом размышлял, вспоминал, сколько раз я сам грешил этим, сколько осуждал батюшек, сколько каялся и просил прощения. Наставляя соседку, более наставлял себя и видел в ней себя, прежде согрешавшего этим же самым.
Когда мы приходим в храм, нам всё там интересно, но более всего: а что там, за перегородкой, в алтаре происходит? Естественное желание приблизиться и заглянуть в эту таинственную область. Проходит время, батюшка нас заметил и приблизил. Поставил на клирос или дал иное послушание, поручение. Мы загорелись, нам хочется большего и побыстрее. Через какое-то время нам доверяют войти в алтарь, выйти со свечёй, разжечь кадило и подать во время службы батюшке, приложившись к руке. Благословляют на стихарь. Трепет и благоговение, радость и переживание – как бы не перепутать чего, угодить батюшке.
Проходит время, попривыкли – уже не та ревность, уже на прочих прихожан смотрим свысока. Становимся «особами приближёнными». Вместе с этим уходят трепет, благоговение и страх Божий, появляется небрежность в исполнении. Службы кажутся всё длинней. Мы ленимся, а диавол неутомим. Приходят мысли, что ничего-то тут особенного в алтаре нет, да и батюшку уже ближе знаю, такой же человек, как и другие. Замечаются недостатки в нём и его служении.
Дух осуждения допущен в сердце, свил гнездо и ищет выхода. Уста начинают источать отнюдь не миро, по слову: «язык укротить никто из людей не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда» (Иак. 3, 8). Если вовремя не исповедать грех осуждения, язык не удержать. Будешь открывать наготу того, кто тебе доверил труд в церкви, кто молится о тебе, и закончиться это может «кораблекрушением в вере». Апостол Павел предостерегает: «Наблюдайте, чтобы кто не лишился благодати Божией; чтобы какой горький корень, возникнув, не причинил вреда, и чтобы им не осквернились многие» (Евр. 12, 15).
Это не фантазии, а мой личный опыт. Давно уже по болезни за штатом. Весной и летом прошлого года Господь дал силы ездить на службу, бывало, в алтаре были вдвоём с батюшкой, кроме меня, пономарить было некому. Прежде привычное, обыденное дело уже не казалось обыденным. Было благоговение. Радостью и благодарностью к Богу наполнялось сердце: Господь дал ещё немного послужить у престола, разжечь и подать кадило, почитать записки или зажечь свечу. Молилось легко. Помнил о том, что завтрашний день в руках Господа, может быть, последний раз вошёл в алтарь, поклонился престолу. Молюсь о тех, кто сегодня несёт послушание в церкви, чтобы ценили эту возможность быть в труде Божием.
Господь вводит нас в Святая Святых по благодати, а не по заслугам, и надо быть верным в том малом, что нам доверяет батюшка. Помня слова Господа: «Хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего» (Мф. 25, 23). В большом легче быть верным, чем в малом, там бодрствуешь, молишься, прежде чем что-то сделать. В малом же бывает лёгкость, дело привычное. Не думал Хам, что его поступок будет иметь такие последствия. Помни об этом, православный, нужно бодрствовать и молиться о наших пастырях, а не открывать наготу их, и без нас много есть охотников сделать это.
Почему жизнь хама была безрадостной и несчастливой
Хама онаго, душе, отцеубийца подражавши, срама не покрыла еси искренняго (ближнего), вспять зря возвратившися.
После потопа Ной стал заниматься земледелием и разведением винограда, из которого научился делать вино ( Быт.9:20–27 ). Не испытав до этого силы вина, Ной на первый раз выпил его больше, чем следовало бы для укрепления сил и для невинного удовольствия. Неожиданно для Ноя вино произвело на него опьяняющее и усыпляющее действие. Во время сна Ной непроизвольно сбросил с себя одежду, в которой лег, и представил неблагоразумное зрелище наготы. Хам, один из сыновей Ноя, первый заметил это неблагообразие и, вместо того чтобы прикрыть наготу отца, рассказал о ней братьям, чтобы и братья вместе с ним осудили отца и поглумились над ним, опьяневшим и обнаженным. Братья, однако, поступили иначе: они с почтительностью подошли к отцу, так что не видели наготы его, и прикрыли его своей одеждой. Ной, проснувшись, узнал о поступке Хама и изрек проклятие на непочтительного и дерзкого сына в лице его потомков – хананеев.
Вот поразительный урок того, как грешно и опасно осуждать и делать предметом глумления недостатки и пороки ближнего, кто бы он ни был – свой или чужой. Склонность к осуждению и глумлению над другими свойственна, по словам Спасителя, людям, которые по самолюбию не замечают в самих себе недостатков и грехов или слишком снисходительно относятся к ним ( Мф.7:3–4 ). Беспристрастный взгляд на самих себя убедил бы их, что они сами не меньше, если не больше, виновны в том, за что осуждают других, и что если они сами нуждаются в снисхождении к ним других, то справедливость требует и от них снисхождения к ближним. Чего я не желаю себе, того не должен делать другим. Этого требует не только Евангелие ( Мф.7:12 ), но и здравый смысл. Если я не желаю быть предметом пересудов и насмешек, если пересуды и насмешки меня огорчают и возмущают до глубины души, даже если я и заслужил их моим поведением, то по себе я должен судить и о других – и о других я должен думать, что им неприятно то же, что мне неприятно. Потому, желая снисхождения к моим недостаткам, я и сам должен относиться к другим снисходительно: я должен подобно Симу и Иафету, покрывшим наготу отца, покрывать снисхождением срам или позорное поведение моего ближнего. Если же не делаю этого, то я подражаю Хаму и должен подобно ему бояться гнева Божия.
Не похожу ли и я на отцеубийцу Хама, когда осуждением ближнего и глумлением над его недостатками наношу ему самое чувствительное оскорбление, ибо оскорбляю его честь, отнимаю
у него доброе имя? Не к чести его служат, конечно, те недостатки и пороки, за которые я жестоко осуждаю его перед всеми, но моим осуждением не увеличиваю ли его позора и тем самым не могу ли довести его до того, что он не вынесет своего позора и еще глубже погрязнет во зле? Мое осуждение и глумление не исправит, а только ожесточит его. Он впадет в малодушие, скажет себе: «Теперь мне нечего терять, все потеряно с утратой чести» – и ударится во все крайности порока.
Не возьму ли я на себя страшную ответственность за его погибель, если доведу его до этого моим бессердечным осуждением его грехов, моим преступным равнодушием к его чести? Не убийца ли его я в этом случае?
Источник: Виссарион (Нечаев), еп. Уроки покаяния в Великом каноне св. Андрея Критского, заимствованные из библ. сказаний. М. 2009
Грех Хама и грех Илия
В Ветхом Завете есть две истории о двух грешниках: одну постоянно вспоминают к месту и не к месту, а вот вторая мало кому припоминается. На первый взгляд, между ними нет ничего общего, кроме того, что там и там грех приводит к тяжелым последствиям — но не о том ли говорит добрая половина Библии? А если всмотреться — у них настолько много пересечений, что одну едва ли можно правильно понять в отрыве от другой…
Первая, всем известная — про Хама, сына Ноя, из 9-й главы Бытия. Ной был первым виноградарем и виноделом, и вот однажды, не рассчитав сил во время дегустации (никто ведь еще не знал о коварных свойствах алкоголя!), он оказался в своем шатре, беспробудно спящим в голом виде. Подчеркну особо: в своем собственном шатре, спящим. Ной никому не мешал, ни к кому не приставал, и всё, что ему требовалось — проспаться.
Его сыну Хаму всё это показалось очень забавным: он не только сам посмеялся над позором своего отца, но пригласил и братьев Сима и Яфета полюбоваться зрелищем. Они не захотели, а, напротив, накрыли отца одеждой, причем так, чтобы самим ненароком не увидеть его наготы. За это Ной обещал суровую участь… части потомков Хама, тем, которые произойдут от его сына Ханаана. Заметим, что сам Хам остался безнаказанным.
Одни толкователи объясняют такую непоследовательность Ноя сложным отношением древних людей к родовой структуре общества, где детям приходится разбираться с греховным наследием отцов, а другие — стремлением библейского автора с самого начала указать на будущую судьбу хананеев, которых на Святой Земле сменили израильтяне. Всё это верно, а кроме того, какой логичности и последовательности можно ждать от Ноя, когда он был в состоянии тяжелого похмелья?
Зато имя Хама стало нарицательным. Сегодня это слово используют как ругательство в самых разных ситуациях, но что изначально сделал Хам? Он вынес в публичное пространство частный грех своего отца и предложил братьям над ним посмеяться.
Другая история рассказана в начале 1-й Книги царств, ее главный герой — первосвященник Илий. Он был предстоятелем израильского народа, а по сути, его единственным руководителем в ту пору, когда еще не было царей, а харизматичные вожди-судьи появлялись лишь иногда, по особому поводу (собственно, Илий и был на тот момент таким судьей). Сам он был человеком вполне благочестивым, как мы видим по его разговору с Анной, матерью будущего пророка Самуила.
А вот его сыновья и, соответственно, наследники пошли по совсем другому пути, как повествует Библия, «они не знали Господа и долга священников в отношении к народу». Да, они постоянно находились в святилище, перед Скинией, но в основном для того, чтобы отобрать себе лучшие куски мяса на жаркое еще прежде жертвоприношения, да развратничать с женщинами рядом со святыней.
И вот это уже были совсем не частные грехи, они творились на глазах народа, они оскверняли святое место — и народ рассказывал о них Илию. Илий даже сделал сыновьям выговор, но… не более того. Он не отстранил их от служения, не наказал, даже не попытался проверить, как они станут вести себя после этого выговора. А они, разумеется, принялись за старое.
И тогда в дело вмешался Господь. Устами пророка Он возвестил Илию, что весь его дом ждет суровое наказание: его сыновья умрут в один день еще при его жизни, и молодыми будут умирать их потомки — а главным священником станет кто-то другой, кого изберет Господь.
Смерть обоих сыновей была бы страшным ударом для любого отца (особенно там, где никто не ждет для себя после смерти ничего хорошего, как в древнем Израиле), но к этому удару добавляется и другой. Должность первосвященника передавалась по наследству, и теперь на все потомство Илия вместе с должностью переходит и проклятье. Да, они останутся на прежнем месте — но сами будут этому не рады…
Затем Господь повторил свое обличение через маленького мальчика Самуила, который воспитывался при святилище. Ответ Илия до странного пассивен: «Он — Господь; что Ему угодно, то да сотворит». Еще было время для покаяния и изменения, Господь не торопился исполнить угрозу, но… он словно одеревенел, этот старец, он живет уже как придется, а не как надо и, зная о страшном будущем — не пытается его предотвратить. Слова о всесилии Творца — всего лишь оправдание собственной инертности.
А потом началась очередная война с филистимлянами. Сыновья Илия привыкли пользоваться своим служением при святилище как инструментом в поисках богатства и удовольствий — и точно так же они превращают в инструмент, в чудо-оружие, главную святыню израильтян, Ковчег Завета. Он приносил им мясо и любовные утехи, теперь должен принести победу над врагами. Ковчег доставляют на поле боя.
Всё заканчивается военной катастрофой: Ковчег захвачен, оба сына Илия пали в бою. Сам первосвященник в это время сидит у ворот святилища в ожидании вестей… «Он был стар и тяжел», и «глаза его померкли», сообщает нам повествование, и это не только о его здоровье — он отяжелел и ослеп прежде всего душевно, когда отказался видеть неприятное, отказался что бы то ни было предпринимать ради его исправления. Ему возвестили о сбывшемся пророчестве, о том, что Израиль постиг небывалый позор — утрата главной святыни, — а оба его сына, причастные к этому позору, мертвы. Тогда Илий в потрясении пал замертво.
Дальше всё устроилось самым неожиданным образом: филистимляне вскоре были вынуждены вернуть Ковчег, а во главе израильского народа стал пророк Самуил, тот самый, кто еще мальчиком предсказал падение дома Илия. Строго говоря, он так и не стал первосвященником, да и права на это не имел. Но формальная должность даже в Ветхом Завете не всегда совпадала с сутью служения, и история дома Илия — лучший тому пример.
Чем отличается грех его сыновей от той неприятности, в которой оказался Ной, вполне очевидно. Они предавались пороку не в своем жилище, за закрытыми дверями — они делали это открыто, причем в святом месте. Ни слова упрека не сказано в адрес тех, кто донес о таком их поведении отцу — собственно, они и должны были так поступить, чтобы остановить безобразие. К сожалению, не получилось.
И вот еще что интересно… Виноваты были как сами сыновья, так и Илий. Но Господь обратился лишь к нему. Что толку говорить с нахалами, которые о Боге и думать забыли? Потому оба обличения были обращены к человеку действительно верующему, к их отцу. Но одной веры, оказывается, недостаточно, надо еще найти в себе решимость и мужество противостоять пороку даже тогда, когда он угнездился в твоем собственном доме…
На страницах Библии можно найти много поучительных и актуальных примеров — важно только не вырывать их из контекста, не ограничиваться лишь теми, которые цитировать в данном случае удобно. Это многогранное, но единое повествование, и рассматривать его так и надо — целиком, во взаимосвязи разных историй, образов и персонажей. И многое тогда видится яснее.
Приключения хама в стране семейных ценностей
Часть 1. Когда родители осмеяны
О хамском поведении и библейском Хаме
Судьба понятий «хам» и «хамство» в нашей культуре – это настоящая приключенческая история, не лишенная при этом и своей «назидательности». История очень жизненная, а отнюдь не «словарная». Хотя и придется начать ее с истории слова.
Не будем спекулировать на тему того, особая ли чуткость к нравственной проблематике у наших предков или, напротив, их дикие нравы породили это слово, однако зафиксировано оно именно в русском языке (как и в других, входивших в орбиту русской истории, например в украинском и польском). Один из самых популярных в мире русскоязычных авторов Сергей Довлатов считал, что слово «хамство» не переводится на другие языки одной лексемой: слишком много оттенков смысла оно несет.
Этимологические словари любят указывать на церковнославянский (и далее греческий) как источник, но принципиальным является, конечно же, то, что «хам» – это слово библейского происхождения – от собственного имени одного из сыновей Ноя. Какие оттенки смысла были здесь первоначальны – тоже открытый вопрос. По одной из версий, изначальным значением слова «хам» или выражений «хамово племя», «хамово отродье» было экспрессивное негативное наименование крепостных слуг и простонародья, поскольку потомки Хама были прокляты: «раб рабов будет он у братьев своих» (Быт. 9: 25). Возможно, для русских дворян была «очевидна» параллель между положением собственных крепостных и невольников из Африки, рабская участь которых в западноевропейской цивилизации оправдывалась как раз их «хамитским» происхождением (впрочем, о мотивах дворян здесь можно только догадываться). Похожая история, кстати, случилась и со словом «подлый» в русском языке (когда-то оно означало низкое происхождение, не более). Однако не подлежит сомнению и то, что «хамское поведение» этих «низших людей» так или иначе всегда подразумевалось при употреблении этого слова.
И вот это как раз самое интересное в нашей истории: что же является «хамским поведением», что называлось так ранее и почему? Ведь вопрос о «хамстве» и его границах сегодня – отнюдь не академический, увы, а весьма практический.
Только ли «невежество», «неотесанность» грубых мужиков считались хамством? В заметках академика В.В. Виноградова (книга «История слов») приводятся очень ранние примеры употребления слова «хам» в значении «пошлый» и «заурядный»; у некоторых авторов (например Д.С. Мережковского) «хамство» становится синонимом цинизма и «практической хватки», мещанства и бездуховности. Все это уже не имеет отношения к необразованным, не получившим «европейского воспитания» сословиям и классам. И тем более важной становится всегда живая в русской культуре ассоциация этого понятия с его «прародителем» – библейским Хамом.
Сегодня под «хамством» обычно понимают «тип поведения человека, отличающийся грубым, наглым и резким способом общения», а мотивом такого поведения ученые считают «демонстрацию превосходства». Нетрудно заметить, что ничего подобного мы не наблюдаем в первом в человеческой истории «хамском поведении». В библейской истории о Ное и Хаме мы не увидим ни грубых слов, ни «демонстрации превосходства», ни даже наглого неповиновения родителям. То есть никакого хамства в нашем, бытовом смысле слова.
Хам не хамил в нашем понимании: не грубил, не дерзил – но он выставил Ноя, своего отца, «на позор»
А что есть в поведении библейского Хама? Есть нарушение важнейшей культурной константы, общей для любых вариантов «традиционных ценностей», которая позже была зафиксирована в Декалоге Моисея известными всему миру словами: «чти отца твоего и матерь твою». Хам не хамил в нашем понимании: не грубил, не дерзил, не оскорблял (в момент самого хамства), даже не игнорировал требования родителей. Он «просто» проявил непочтительность. Повел себя с отцом так, как вести себя нельзя.
В чем же суть того, изначального «хамства»? Говоря церковнославянским языком, Хам выставил собственного отца «на позор», то есть всеобщее обозрение (именно это означало когда-то слово «позор»). Даже не в буквальном смысле выставил, а – «предал огласке», сделал предметом семейной сплетни родного отца, находившегося в неприглядном виде в состоянии алкогольного опьянения. Нужно при этом заметить, что Ной был тогда в собственном шатре, то есть по крайней мере, по современным понятиям, его «неприглядное состояние» было вполне «в пространстве приватной жизни», а не публичным примером для сыновей. Хам же сделал его как раз предметом всеобщего рассмотрения.
У других детей Ноя, однако, данная информация не убавила почтительности к отцу: «Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего» (Быт. 9: 23). Вот в этом-то случае – в случае ошибок и грехов родителей – и становится максимально очевидна природа хамства (в его библейском понимании). Сим и Иафет дали пример не-хамского поведения. Хотя Хам, по современным понятиям, ничего дурного и не сделал: сказал все «как было». Некоторые, пожалуй, добавят, что еще «проявил принципиальность и честность, не стал замалчивать».
К описанному сюжету – отношению «детей» к «грехам отцов» – мы еще вернемся не раз на современном материале. А пока стоит задуматься о более общем: о том, почему же так по-разному понимается «хамство» (а заодно и «честность», «принципиальность» и т.д.) в разных культурах: например в культурах с традиционными ценностями и – современной либеральной культуре.
Ослы и дети
В новогодние каникулы–2017 случилось увидеть по телевизору удивительные кадры.
Один из ведущих телеканалов страны, позиционирующий себя как «первый развлекательный» и, что куда более важно, «семейный», в течение всего дня показывал анонс [1] широко известного голливудского мультфильма: продукция, рассчитанная и на детей, и на взрослых, то есть тот самый случай, когда у экранов собирается вся семья. И сам анонс был построен на сценке, где за столом собралась как раз вся семья – семья персонажей из самого популярного ситкома этого канала. А ситком этот настолько семейный, что в название просто вынесена фамилия главных героев. То есть чтобы вы понимали: семейные ценности вдоль и поперек.
И вот сюжет ролика: за столом два поколения – отец и его сыновья с женами, и один из сыновей отпускает шутку про то, что их семья похожа на героев знаменитого мультфильма (того самого, анонсируемого), и – внимание: изюминка! – финальная фраза шутки: «…а наш папа – Осел!» Папа в долгу не остается, и в ответной шутке титул осла достается уже сыну. Напомню, это – выходные дни, вся страна у экранов, дети в первую очередь. Ролик под рабочим названием «Неудачная шутка» шел целый день, в каждой рекламной паузе.
Первое, что пришло в голову после просмотра этих кадров: срочно провести опрос аудитории канала и спросить: «А как часто вы называете своего отца – ослом? Называете его ослом только в шутку или всерьез тоже? Называете ли его ослом за семейным столом, прилюдно, при детях и других родственниках?» Если перефразировать вопрос уже без сарказма, то стоило бы действительно выяснить, как отнеслась российская аудитория к такой вот «шутке», насколько нормальным ей представляется отпускать подобное в адрес родителей. Неужели никого не покоробило, не показалось отвратительным? По крайней мере в Интернете волны возмущенных возгласов я не заметил.
Да, конечно, персонажи ситкома – достаточно гротескные, все это «просто ради смеха» и т.д. и т.п. И вроде бы нелепо всерьез критиковать шуточный ролик с нарочито шаржированными героями. Но дело как раз в том, что во всех культурах есть строгие табу, над чем смеяться можно, а над чем нельзя, и в последнем случае так и говорят: «это – святое, это нельзя трогать».
Например, в современной западной либеральной культуре такой «святыней» (или заменителем святыни, если хотите) являются меньшинства и носители различных «нетрадиционностей», в том числе гендерных (зримо символизирующие собой важнейшую либеральную идею – идею отсутствия человеческого единства и общего идеала). За шутку в адрес людей с темным цветом кожи можно лишиться финансовых выплат (как известный футболист Рио Фердинанд) или даже работы (как наш знаменитый тренер Шамиль Тарпищев, имевший несчастье просто поддержать «гендерную» шутку телеведущего Ивана Урганта о паре афроамериканских спортсменок). То есть шутки на некоторые темы воспринимаются как недопустимое проявление неуважения. Вся разница в том, кого прилюдно «не уважать» можно, а кого нельзя. И если в либеральных (суб)культурах недопустимы шутки на тему ЛГБТ-меньшинств, то в культурах, поддерживающих традиционные (и конкретно – семейные) ценности, в том числе уважение к родителям, невозможным является как раз использование родителей в качестве объекта скабрезной шутки.
И вот тут встает в полный рост вопрос о нашей с вами культурной самоидентификации. Ведь мы, россияне, вроде бы за семейные (и вообще традиционные) ценности. Правда, статистика разводов упорно противоречит такому утверждению, но это, как говорится, «тяжелое наследие современности», а так мы стараемся – у нас и памятники святым Петру и Февронии по многим городам стоят, и день Семьи, Любви и Верности празднуется уже почти повсеместно… И это все нужно, правильно, полезно – но достаточно ли?
Для каждого человека (в норме) семейные отношения начинаются как отношения ребенка и родителей
Дело в том, что «семейные ценности» и вообще семейные отношения начинаются отнюдь не с того, что мы привыкли называть этим словом в быту. Не с отношений (будущих) мужа и жены. Мы как-то всерьез забыли про то, что в биографии каждого человека (в норме) семейные отношения начинаются как отношения ребенка и родителей. И вопрос Верности в семье – он не только про супружескую верность, это не в меньшей степени и вопрос верности родителей ребенку (фильм А. Звягинцева «Нелюбовь» это хорошо показывает), а также – верности ребенка своим родителям. И кто с детства не научен такой верности (в самых разных ее проявлениях, но в первую очередь – в уважении и почтении), едва ли способен научиться правильным «семейным отношениям» на следующем, более взрослом уровне.
Невозможно представить себе, чтобы в обществе, где реально культивируются традиционные ценности, тиражировались примеры осмеяния родителей. Как и, впрочем, любые другие примеры неуважения к ним, да и к старшим вообще (известен исторический анекдот про китайского профессора, отказавшегося переводить «Евгения Онегина», когда он узнал, что первые строки про «дядю самых честных правил» являются цитатой из басни И. Крылова, недвусмысленно намекающей, что дядя – «осел»; да и дальнейшие проклятия в адрес умирающего родственника для китайского менталитета просто невыносимы, переводить и печатать такое – значит тиражировать хамство «молодого повесы»). Потому что в системе традиционных ценностей «родители – это святое». И, кстати, знакомый нам с советского прошлого тезис «мама – это святое» уже заставляет задуматься о природе произошедшей редукции, поскольку в традиционном обществе отец является отнюдь не менее уважаемой фигурой.
Из предыдущего примера очевидно, что от эталонных «традиционных ценностей» наше общество начало отходить уже столетия назад – вместе с европеизацией. Но если роман – структура сложная и отношение автора к циничному «молодому повесе», мягко выражаясь, неоднозначно (ведь в итоге «герой» Пушкина терпит жизненное фиаско), то с рекламными роликами и костюмными мелодрамами все проще. И когда «шуточное» хамство в адрес родителя в телеанонсе не вызывает у публики чувства как минимум неловкости, это значит одно: слова «мама – это святое» стали для нас пустым звуком, в лучшем случае – метафорой.
В системе традиционных ценностей «родители – это святое», и всякие шутки в их адрес просто немыслимы
Осмелюсь утверждать, что мы как общество «страшно далеки» от любых традиционных ценностей в первую очередь потому, что совершенно не озабочены той лакуной, которая образовалась у нас по части заповеди о почитании родителей; радея за «крепкую семью», совершенно не замечаем того, что корень этой крепкой семьи – именно в данной заповеди. Воспитанные в советской культуре, мы привыкли указывать на то, как много она взяла из русской классической культуры, из самого Православия, и уже не ощущаем ее суррогатного характера. А ведь советская культура в 1920-е годы зарождалась на идеалах классовой ненависти и классовой борьбы – какие уж тут евангельские ценности? И культ Павлика Морозова, предавшего во имя классовых интересов своего родного отца (речь не о поведении реального человека, а именно о мифе), давал о себе знать еще и в школьных учебниках 1980-х годов – о каких же семейных ценностях теперь может всерьез идти речь?
Вот яркий пример нашей нечувствительности к традиционным ценностям уже в те, позднесоветские времена. Хит 1980-х годов – практически культовый фильм – «Любовь и голуби». Интересующий нас эпизод – один из ключевых в фильме. Сын-подросток – Лёнька – бьет в грудь «блудного отца», пришедшего поговорить с брошенной матерью. Кричит отцу: «Ты кто такой? Чего ты сюда пришел?» Потом хватается за топор. Главный аргумент юного правдолюбца: «Ты что сделал с матерью?» Отец мямлит в ответ: «Ты что, сынок, я ж тебя никогда не бил…» В этом месте, пожалуй, любой переводчик из стран с действительно традиционными ценностями тоже бросит переводить этот фильм.
«Заслуженность авторитета родителя» – вещь абсурдная: она дает детям право судить отца и мать
Логика эпизода, поведение персонажей – все показывает, что для создателей фильма подросток-максималист прав по сути (хотя, может быть, и переборщил по градусу накала) и что почтительное отношение к отцу должно опираться на некий моральный авторитет, который папаша-изменник теперь растерял и права на таковое отношение не имеет. Именно хамящий отцу Лёнька выглядит как пусть и неразумный, но «защитник семейных ценностей», и вся правда на его стороне – это признаёт и сам главный герой своим виноватым видом и своим неудачным демаршем. И с этим согласен, видимо, массовый зритель той эпохи, поскольку эпизод ни для кого не стал «камнем преткновения». Да и срисован этот эпизод с нашей коллективной «натуры» весьма точно: наверное, даже многие из читателей этого портала удивятся постановке вопроса о почтительности к «негодному» родителю.
Между тем в системе традиционных ценностей все как раз наоборот. Не некий «заслуженный авторитет» отца обусловливает почтительное к нему отношение со стороны детей. Фигура родителя в традиционной культуре священна и почитаема a priori, и неправильное поведение родителей не может отменить высшего закона. Вообще по здравом размышлении придется признать, что «заслуженность морального авторитета родителя» в глазах детей – вещь абсурдная, поскольку ставит детей в положение судей над родителями. А дети никогда не будут обладать достаточным знанием жизни, чтобы судить живого родителя, – просто уже в силу разницы в возрасте. Так что и авторитет родителя поневоле должен быть «априорным», а его отсутствие не отменяет необходимой почтительности. И конечно, поднимающий руку на отца нарушает законы жизни не меньше мужа-изменника. Это очевидно, если смотреть на дело со стороны логики. А если смотреть со стороны Божиего закона, то все еще очевидней: заповедь о почитании отца и матери в Декалоге Моисея – самая первая из тех, что определяют отношения между людьми.
Базовая скрепа
А почему, собственно, «родители – это святое», почему их фигуры освящены Заповедями Моисея и Богом сказано: «Чти отца твоего и матерь твою»?
Есть два взгляда на жизнь. В одном случае жизнь – это Божий дар, священный дар, к которому необходимо относиться с трепетом. Во втором – жизнь просто случайность, и мы можем относиться к ней как к своей собственности, делать что захотим: узурпировать ее как свое «право», расстаться с ней по собственной прихоти и т.д.
В первом случае родители – это те, через кого мы получили от Бога священный дар жизни, в некотором смысле «посредники» между Богом и нами, и священное чувство по отношению к ним естественно. Во втором случае родители – это просто обстоятельство, которое скорее мешает, ибо это обстоятельство досадное: некие случайные свидетели нашей изначальной, бытийной несамостоятельности (что, согласитесь, раздражает).
Почему преступление Хама оказалось столь страшным преступлением, что он проклят был даже в потомках своих? Потому что священная фигура отца была низведена – до уровня, скажем, простого соседа, которого оказалось вполне допустимым сделать объектом сплетен и «костеперемывательства». На языке современных мыслителей это называется десакрализацией. С хамства – библейского хамства – начинается отказ от священного: от иерархического взгляда на жизнь, от благодарности за дар жизни, переход к эгоистическому и потребительскому отношению к жизни.
Многим покажется, что достаточно родителей «просто любить», чтобы выполнить (или даже перевыполнить) древнюю заповедь о почитании родителей. Но это не так: стоит посмотреть на культуры восточноазиатских государств (сохранившие традиционную «почтительность» по отношению к предкам и родителям, несмотря на технический прогресс), чтобы почувствовать всю разницу между «просто любовью» и «почитанием» родителей.
«Просто любовь» без почтительности в отношении родителей рискует оказаться весьма эфемерной сущностью. И резкое обострение межпоколенческого конфликта, и реальное разрушение института семьи, и популярность бульварной психологии с ее главной фрейдистской заповедью «во всем виноваты родители» – все эти симптомы современности показывают, что прекраснодушное желание «просто любить родителей», не опирающееся на культивирование почтительности к ним, оказывается нежизнеспособным (по крайней мере в масштабах общества). В лучшем случае мы еще реализуем некий инстинктивный импульс (любовь к маме – важная тема детских книжек), но вот там, где раньше в отношениях между детьми и родителями работала культура (взаимоотношения с отцом – это уже больше социальная, культурная связь), в современном обществе провал.
Так что, если мы хотим говорить о семейных ценностях, и шире – о традиционных ценностях вообще, нам придется говорить о проблеме нашей нечувствительности к хамству – в полном, библейском значении этого слова. Эта нечувствительность к хамству проявляет себя сегодня везде: и в нашей семейной рутине, и в резонансных культурных событиях, к чему еще придется вернуться.
И здесь надо констатировать: состояние нашего общества сегодня таково, что любые попытки на практике сделать почтение к собственным родителям краеугольным камнем «традиционного воспитания» в масштабах всего общества опоздали примерно на полвека как минимум. Просто даже потому, что неполных семей на данный момент едва ли уже не больше, чем полных. Однако же «иерархия жизни» для человека традиционных ценностей отнюдь не ограничивается рамками семьи – собственно, именно поэтому и значение слова «хамство» в итоге не ограничилось сферой отношений с родителями, а оказалось куда более широким. И то особое отношение, которое можно назвать «сыновним почтением», и, наоборот, хамство – всё это естественным образом проецируется и в общественную жизнь. Но вопросу о том, как современное российское общество культивирует хамство и может ли оно заняться воспитанием противоположных, традиционных ценностей, стоит посвятить отдельную, вторую часть нашего разговора.