паланкоев ахмет магомедович биография
Паланкоев Ахмет Магомедович
Биография
Родился в г. Орджоникидзе СО АССР.
В 1988 году получил диплом Московского горного института, специальность «горный инженер-экономист».
С 1989 по 1990 годы работал в студии творческой молодежи «Шанс» при НТЦ «Фотон» в качестве руководителя.
В 1990 году был назначен зам. директора по коммерции в компьютерно-коммерческом центре «Электроника».
В 1991 году работал в МП ООО «Мосэкономтрейд» в должности генерального директора.
С 1996 по 1997 г. работал в качестве заместителя директора в ООО «Регион-Холдинг Лтд». В 1998 г. после реорганизации компании получил должность консультанта в ЗАО «Регион-Холдинг Лтд».
В 1998 г. получил должность советника руководителя в Коммерческом Банке «Акрополь».
В 2003 г. был назначен президентом банка «Акрополь».
С 2003 по 2004 годы работал в должности помощника-советника Руководителя Республики Ингушетия.
В 2004 руководил компанией Коммерческий Банк «Акрополь»(президент, Председатель Совета директоров).
В мае 2007 года и являлся президентом ООО «Группа АКРОПОЛЬ». Структура включает банк и предприятия добывающей промышленности.
В 2010 году стал сенатором в Совете Федерации, представлял интересы законодательного (представительного) органа Республики Ингушетия. Входил в состав Комитета СФ по международным делам.
Кандидат юридических наук, профессор.
ОБРАЗОВАНИЕ
КОМПРОМАТ
Отметим, что в 2013 году «Сибуглемет» реализовал 9,68 млн тонн угля (около 3,55 млн тонн на экспорт), выручка по РСБУ — 27,76 млрд руб., убыток — 430 млн руб. Тогда же компанию выкупила группа «Акрополь» сенатора от Ингушетии Ахмета Паланкоева и Nafta Moskva Керимова. Правда, пресс-служба дагестанского сенатора участие в сделке не подтвердило.
Проблема в том, что «Сибуглемет» фактически принадлежит своему основному кредитору, которым является ВТБ. Размер долга холдинга не назывался. Керимов и Паланкоев долг не отдают, и продажу Evraz блокируют. Получается, миллиардеры хотят, чтобы ВТБ «простил» либо снизил долги, а потом продадут актив сами? Другой логики в этом нет.
Кстати, в этом году бывшие собственники холдинга «Сибуглемет» оказались в центре начатого полицией уголовного дела — на этот раз по факту злоупотребления полномочиями (ч. 1 ст. 201 УК РФ) в связи с якобы незаконной добычей угля.
Кемеровские полицейские в апреле предъявили бывшему собственнику ОАО «Междуречье» Владимиру Мельниченко обвинение по ч. 1 ст. 201 УК РФ (злоупотребление полномочиями). Фигурантами по данному уголовному делу также проходят бывшие собственники ОАО «Междуречье» Анатолий Скуров и Валентин Бухтояров.
Подчеркнем, господин Мельниченко продал свою долю в компании «Сибуглемет» за 700 млн евро и, сменив место жительства, уплатил налоги в бюджет Московской области, фактически выведя из бюджета Кузбасса более 2,1 млрд руб.
Это «вызвало возмущение жителей Кузбасса», а губернатор региона Аман Тулеев назвал Владимира Мельниченко «предателем интересов Кузбасса». Не исключено, что ими могут оказаться и два других экс-совладельца «Сибуглемета» Анатолий Скуров и Валентин Бухтояров, в отношении которых «также проводится финансовая проверка». Пакеты акций и доли в предприятиях «Сибуглемета», ранее принадлежавшие господину Мельниченко, еще в 2011–2012 годах были переведены на его супругу Ольгу Мельниченко, а часть – на офшорные структуры. Поэтому в сделке по продаже активов «Сибуглемета» Владимир Мельниченко как физлицо не участвовал.
Есть еще одно уголовное дело по факту незаконной добычи (ч. 2 ст. 171) угля ЗАО «Багомес» (входит в «Сибуглемет»). В ходе проверок Ростехнадзора и Росприроднадзора, а также следственных действий со стороны сотрудников Следственного комитета по Кемеровской области было доказано, что ЗАО «Багомес» является аффилированной структурой «Сибуглемета».
В ходе следствия стало ясно, что ЗАО «Багомес» добывало уголь в Кемеровской области по лицензии «Южкузбассугля» (принадлежит Evraz), но существенно вышла за пределы участка, на который распространялась лицензия.
В связи с этим нельзя не упомянуть, что бывший директор «Багомеса» Ярослав Присташ был убит при невыясненных обстоятельствах.
Теневая империя дагестанского олигарха?
Недавно, в октябре этого года, во время громкого раздела имущества Владимира Потанина и его экс-супруги Натальи (попутно с поиском офшоров миллиардера), с молотка по заниженной цене ушел «Синема парк» «никелевого короля». Покупателем «неподеленного актива» стал наш герой Керимов.
Стоит отметить и другое сомнительное «предприятие». В 2013 году известный миллиардер нашел способ остаться в Совете Федерации и не переводить активы в Россию. Он решил пойти на уловку и передать их своему благотворительному фонду в Швейцарии. Фактически бизнесмен прилюдно обманул власть, которая хотела «очиститься» от миллиардеров в парламенте.
Фонд Suleyman Kerimov Foundation зарегистрирован в Швейцарии, однако основная деятельность меценатских проектов Керимова ведется в России. Фонд реализует крупные проекты в области образования, медицины, культуры и общественной деятельности. Однако среди проектов Suleyman Kerimov Foundation встречаются и весьма странные: так, фонд выступает спонсором строительства гостиницы на горе Шалбуздаг. Она, как отмечается на сайте фонда, почитается мусульманами как священная и является одной из самых высоких в Южном Дагестане (4142 м). Многие эксперты считают, что «национализация элит» усиливает контроль государства над чиновниками и депутатами, и такой «обман» Керимова, состояние которого оценивается Forbs в семь миллиардов долларов. По словам пресс-секретаря Владимира Путина – Дмитрия Пескова, предстоит проанализировать, как вступивший в силу закон будет применяться, и, если будут выявлены узкие места, то возможны какие-то изменения. Но в любом случае законодательство должно быть усовершенствовано в части появления трастовых моделей, которых пока нет, добавляет он.
Нанес Керимов в лице принадлежащего ему «Уралкалию» ущерб и российско-белорусским отношениям. Миллиардер вышел из тандема с белорусским производителем калия, что привело к политическим спорам между Россией и Белоруссией. При этом «Беларуськалий» после разрыва соглашения с «Уралкалием» нашел катарского трейдера для экспортных поставок. Подробнее о ситуации можете прочитать в нашей статье «У Лукашенко есть «дело» для Керимова».
На подхвате у Керимова
Уроженец Ингушетии Муса Паланкоев такой биографией как Керимов похвастаться не может, но за сенатором тоже идет шлейф. Например, поговаривают, что депутат получил свое место с помощью взяток и лоббизма. Кстати за 2013 год господин Паланкаев заработал 91 миллион рублей.
Возвращаясь к «Сибуглемет». Тандем кавказских сенаторов, управляющих многомиллиардными состояниями через аффилированные структуры уже дошел до того, что шантажирует государственный ВТБ. Похоже, госбанк не получит назад своей кредит, пока не спишет часть или полную сумму долга. Ведь миллиардеры могут пригрозить остановить предприятие, что лишит людей рабочих мест, а экономику – важного производителя угля. Ряд участников бизнес-среды и гражданских активистов надеются, что миллиардерами и их сомнительными схемами займутся правоохранительные органы.
Ахмет Паланкоев:«Мы все молимся одному богу»
Мне тяжело вспомнить, когда я себя впервые ощутил мусульманином, просто я родился и рос в семье, где религия — это часть жизни и воспринимается как естественное существование человека. Я родился в городе Орджоникидзе, сейчас он называется Владикавказ. Это был пригородный район Северной Осетии, я жил там до 17 лет, пока не переехал в Москву.
У нас в регионе, в нашем народе религия сохранялась в самые сложные времена, ни сталинские репрессии, ни коммунистическая идеология не смогли этого нарушить. Я знаю, что в некоторых регионах и народах было ослабление традиций. У ингушей такого не случалось, наоборот, я бы даже сказал, чем сложнее была ситуация, тем крепче религия. То есть я жил в среде, где все молятся: в моей семье, соседи, знакомые и вообще все люди, которых я знал. Как вы знаете, мусульманин должен молиться пять раз в день. Мне даже казалось, что люди, которые нарушают правила, скорее исключение, такие белые вороны.
Совершать обряды тогда было непросто. Мечетей не было, я помню, как мой отец далеко ездил в молельные дома, где люди собирались, как в мечети, по пятницам. Он ездил в другой населенный пункт, километров за тридцать от дома. Но традиции тем не менее соблюдались. Конечно, больше старшим поколением, все-таки у нас было ощущение, что мы еще молодые, а вера требует возраста. Но молился я всегда и пост соблюдал свято. Это нетрудно, это просто надо иметь настрой, понимать, что надо, что это польза, и тогда все получается — не мучение получается, а, наоборот, в некотором смысле даже праздник. Трудно голодать, просто не есть, а если не есть со смыслом, когда у тебя нет сомнений, когда мысли твои верно настроены на то, что пост — это праздник, все это нетрудно.
Самое сильное детское впечатление — от праздника в честь окончания Рамадана. Трехдневный праздник, даже в советские времена люди умудрялись прогуливать работу и как-то отмечать. Мы детьми собирались стайками и ходили по дворам с поздравлениями, и нам выносили конфеты, орехи, сладости, в то время это не всем было доступно. Ну и сам процесс поздравлений был веселый — настоящий балаган, 10–15 человек, шум, гам, хозяева предлагают зайти, покушать. От приглашений мы отказывались, а вот сладостей набирали полный пакет. А юношам чуть постарше, если они приходили с поздравлениями в семью, где есть девушка, и эта девушка дарила платок, это считалось уж совсем элитным подарком. Кто совсем постарше, те уже ездили в другие села, города, обязательно ведь всех надо объехать за эти три дня, всех поздравить. Причем до сих пор есть традиция — можно зайти к абсолютно незнакомым людям и поздравить их с окончанием Рамадана. Всегда открыты двери, накрыты столы, даже не один стол, а в разных комнатах столы, чтобы люди разного возраста чувствовали себя комфортно. Отдельно столы для людей постарше, отдельно — для молодых. Три дня открытых дверей получается.
Это естественное состояние для мусульманина — помогать общине. Для человека, у которого есть возможность это сделать, это долг. И вообще считается, что это особая благодать — построить дом всевышнего или принять в этом участие, пока эта мечеть стоит, все время будут капать тебе очки за это дело. Это одно из богоугодных дел. Да, я много помогал — и на Камчатке помогал, и во многих других регионах. В России 20 млн мусульман, предпринимателей на такое количество не так много, когда ты появляешься в орбите, естественно, к тебе обращаются за помощью. И по поводу мечетей и медресе бывает нужна информационная помощь — что-то надо напечатать.
Есть особая мечеть там, где я родился, в пригороде Орджоникидзе, в поселке Карца. В 1992 году был конфликт в пригородном районе, мечеть разбомбили, расстреляли, уничтожили. После войны я ее восстановил, построил мечеть и медресе, она и сегодня работает, существует. И местные жители в благодарность назвали ее именем моего отца. Это приятно, это их инициатива была. Да, эта мечеть мне ближе всех.
В Мекке я впервые оказался в 1999 году, на Новый год, наступал 2000-й. Если говорить откровенно, меня уговорил приятель. Мне тогда казалось, что я еще не совсем готов. Но так получилось, что образовалась компания, мне предложили, я сомневался, они настояли, и я решил: почему нет, поеду. Теперь я понимаю, что был уже вполне взрослым человеком и мне только казалось, что я не готов. Я ошибался, сейчас я понимаю, что ошибался. На тот момент я уже изъездил весь мир. Тяжело назвать место, где я не был. И мне казалось, что я видел самые красивые места, все, что может быть: и природу, и дворцы. Мне было любопытно, чем же меня там можно удивить, я очень много раз слушал о том, что это место самое лучшее.
Уже в самолете меня охватило какое-то непонятное волнение. Я даже объяснить это не могу. Я думал, что Саудовская Аравия — богатая страна, думал, что там мрамор везде, золото, фонтаны, все, что бывает в восточном стиле. Мы вошли в аэропорт, а там не то что мрамора нет — духота, кондиционеры не работают, не очереди даже, а толпа, которая пытается прорваться на паспортный контроль, чемоданы, беспорядок, все вперемежку. Но я с удивлением обнаружил, что меня это не раздражает. И когда мы вышли из аэропорта и сели в такси из Джидды в Мекку (час-полтора езды, если не ошибаюсь), этот отрезок пути я проехал как будто в гипнотическом состоянии. Мы там провели около двух недель, и все как будто перестало иметь значение — работа, бизнес, родные, вообще вся жизнь, которая была до этого, как будто стерлась. Сама обстановка, сама аура места удивительная. Ощущение, будто ты в воде, воздух густой, насыщенный — вот такое состояние. И я понял, что это место, к которому невозможно остаться равнодушным.
Физически во время умры было сложно. Мы специально поехали в последние 10 дней Рамадана, это время считается самым благодатным, все пытаются туда попасть. Вы знаете, что в Мекке молятся круглый год, круглые сутки, молитвы не останавливаются ни на секунду. Но именно в эти последние 10 дней Рамадана — просто толпы. Мы поселились в хорошей пятизвездочной гостинице, где практически только переодевались, потому что на Рамадан молитвы нужно совершать с вечернего намаза и практически до утра, и это серьезная физическая нагрузка — молитва длится с 8–9 вечера до 4–5 утра. Мы любили подниматься на верхний этаж, где молиться можно было под открытым небом. Это особое ощущение, небо особенное, ветер добавляет эмоций. Но по ночам там часто ливневые дожди. И когда ты стоишь в луже воды на мраморном полу, сверху дождь, не дождь даже, а тропический ливень, и еще ветерок — просто насквозь промерзаешь. Я помню, как у меня ноги замерзали выше колен, я стоял и думал, что утром не встану, у меня однозначно будет воспаление легких. К удивлению, я даже не простудился. Действительно, какое-то чудо! Или психологический настрой такой был. Один мой знакомый, когда его попросили описать, как там было, он пытался долго придумать слова, а потом просто закричал: «Ааа. »
В хадже я был в прошлом году, это обязательное действие для каждого мусульманина, кто может себе это позволить и кому позволяет здоровье. В прошлом году я уже сделал это сознательно, сам решил, что должен идти. К этому моменту я собирался поехать в хадж уже лет пять, но все время что-то мешало. А тут спланировал. А перед отъездом за разговором, за чаем, где был и муфтий Ингушетии, и глава республики Евкуров, когда речь зашла, я рассказал, что еду в хадж через Москву. А они меня убедили: зачем через Москву, давай вместе с нами, со своим народом, со своими людьми. И мы поехали, я очень рад, что так и получилось, потому что было интересно, насыщенно.
У нас была забавная история. Мы были в долине Мина — это первый этап хаджа, следующий — стояние у горы Арафат. Потом символический этап: забивание Сатаны семью камнями. Так вот в долине Мина было много мусора, и мы предложили его убрать, чтобы чисто было. На следующий день мы отправились на стояние. У горы Арафат — миллионы людей. На следующее утро, когда все разъехались, мы купили целлофановые пакеты, совки и вывезли несколько грузовиков мусора. На это место даже приехала полиция — все были очень удивлены, за всю историю этого места там такого не было.
Я не могу сказать, что хадж — это непреодолимое испытание для обычного здорового человека. Да, жарко немножко, есть нагрузки, ходить надо много, бытовые условия скромные — надо жить в палатках. Но ничего такого сверхъестественно тяжелого нет, особенно если ты идешь осознанно, настроен на то, чтобы это пройти, понимаешь, что это твоя обязанность, тебе за это будет воздано. Если ты в это веришь, все остальное пустяк.
Россия — одна из стран, самых терпимых к другим религиям, конфессиям, здесь уживаются три основные авраамические религии, и буддисты, и даже секты здесь себя прекрасно чувствуют. Терпимость российского народа — это, мне кажется, исторически обусловленный факт. Но, к сожалению, есть силы, какой-то процент населения, которые настроены враждебно. Они есть и среди русских, есть и среди нерусских, кавказцев. На мой взгляд, это заблуждающиеся люди, они борются за чистоту… И это уже где-то граничит с нацизмом, неважно, кто это делает, — немцы или кавказцы, или русские, любая другая нация. Это полнейшее невежество. Люди инертны, их часто пугают бытовыми неудобствами, их легко взбудоражить. Людей часто провоцируют, выводят на улицу в политических интересах.
Я не думаю, что в нашей стране это настолько запущенная проблема, что с ней нельзя справиться. Основная масса людей терпимы друг к другу, к религии. И я не всегда был политиком, я с 17 лет живу в Москве. На своем примере могу сказать: я не сталкивался с проблемой национальности, религии. Я и учился здесь, и бизнесом занимался, и политикой, и я этого не ощущал. Часто это зависит не только от противодействия, но и от тех, кому противодействуют. Есть такая проблема. Если ищешь какие-то пути тернистые, наверное, ты их получишь.
Что касается мечетей, тема злободневная, интересная. На мой взгляд, и власти Москвы, и население должны быть заинтересованы в их строительстве. Сегодня в Москве пять мечетей. На праздники, особенно большие, такие как Рамадан, Курбан-байрам, собираются люди, перекрывается движение, на улице стоят, мерзнут, мешают тем, кто живет вокруг. Если бы в каждом районе было по мечети, этих проблем бы не было, никакие соседи не получали бы неудобство. Раз уже есть такая система, лучше позволить им это в цивилизованных рамках. И я не только о мечетях, я за любые религии — за церкви, за синагоги и т. д. В той же Ингушетии, хотя и небольшое количество православных, есть историческая церковь, которую восстановили, и сейчас мы строим церковь в столице. В чем смысл запретов? Мы все молимся одному богу. Да, называем его по-разному, обряды по-разному осуществляем, но идея одна, принцип один, бог один.
Сенатор Паланкоев: хотел бы видеть Ингушетию современной, образованной и мирной
В интервью КАВПОЛИТУ сенатор Ахмет Паланкоев рассказал, как принял решение об участии в строительстве горнолыжного комплекса в Джейрахском районе, чем Ингушетия может привлечь туристов и что привело его в политику.
«Я никогда не хотел заниматься политикой, потому что в бизнесе ощущал себя вполне комфортно, – говорит сенатор Паланкоев. – Однако работа в Совете Федерации тоже оказалась интересной».
О курортах
— Ахмет Магомедович, какова вероятность, что курорты Северного Кавказа станут конкурентоспособными? Не секрет, что главной проблемой, из-за которой туристы не спешат на Кавказ, остается безопасность.
— Я бы не сказал, что проблема в безопасности, скорее, в плохом пиаре и неправильном освещении реальной ситуации на Кавказе. Может быть, нам сложно конкурировать с курортами Австрии и Швейцарии и даже Сочи, но все только начинается. Я думаю, что это задача государства, показать свой же регион – Кавказ – во всей его красе, не приукрашивать, нет, а показать реальность. На Кавказе есть на что посмотреть, есть уникальные памятники природы и архитектуры, необыкновенно красивые виды, интересные традиции, самобытность наций.
— Как было принято решение о строительстве горнолыжного комплекса в Джейрахском районе, по большому счету, вы рискнули собственными средствами?
— В принципе, «Группа Акрополь» не предполагала строительство горнолыжных трасс, подъемников, дорог. Изначально было подписано трёхстороннее соглашение между Республикой Ингушетия, Курортами Северного Кавказа и ООО «Группа Акрополь». Согласно ему КСК должны строить внешнюю инфраструктуру (коммуникации, подъемники, дороги), Республика Ингушетия должна подготовить всю необходимую документацию для передачи земли в ОЭЗ, а «Группа Акрополь» обязалась привлечь инвестиции в объекты внутренней инфраструктуры (рестораны, гостиницы, пункты проката). По большому счету, государство должно создавать привлекательные условия для инвесторов в виде налоговых льгот, готовых площадок и других условий, которые делают место интересным для инвестиций.
Решение о строительстве горнолыжного комплекса было принято оригинальным способом (смеется). На самом деле я узнал, что буду инвестировать этот проект на пресс-конференции, когда глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров представлял программу социально-экономического развития республики.
На фото: Юнус-Бек Евкуров и Ахмет Паланкоев
Я принимал участие в этом мероприятии. Мы, конечно, обсуждали строительство курорта, но на самой пресс-конференции глава объявил, что именно я за короткие сроки построю курорт Армхи. Сказано это было руководителем республики в присутствии большого количества журналистов и перед множеством камер, так что отступать было некуда (смеется). Сначала мне показалось, что это какая-то авантюра, но потом я понял, что это было правильным решением. В итоге, по мере погружения в проект, я сам этим увлекся.
— Как вы думаете, когда строительство такого дорогостоящего объекта начнет себя оправдывать, и сколько уже создано рабочих мест?
— Мы на себя взвалили самую сложную работу. Фактически, мы стали первопроходцами в строительстве объекта, а начинать всегда трудно. В тот момент, когда мы строили курорт Армхи, вопрос не стоял о быстрой окупаемости. Цель наша была – запустить пилотный проект в короткие сроки, не дожидаясь, пока государство в лице Курортов Северного Кавказа начнет соинвестирование инфраструктуры, потому что этому предшествует длинный бюрократический процесс.
Что касается прибыльности, то я думаю, что в большом проекте, когда КСК подведет всю необходимую инфраструктуру, подготовит коммуникации, предоставит инвесторам площадки и налоговые льготы, это будет прибыльный проект. На сегодняшний момент постоянно на объекте работают уже более 60 человек, а когда курорты будут запущены – это будет несколько тысяч рабочих мест.
— Вы лично контролируете процесс строительства курорта «Армхи» или у вас для этого есть специально обученные люди?
— Не могу сказать, что у меня есть специально обученные люди. Они сами учились в процессе строительства. В тот же момент, мы привлекали лучших специалистов из Москвы и Петербурга. А так, для нас это был первый опыт в строительстве такого объекта. Мне приходится часто туда летать и смотреть. В некотором смысле, я сам всем этим руковожу.
— Что уникального (чего нет нигде в мире) могут предложить курорты Ингушетии, чтобы привлечь в регион туристов не только из России, но из-за рубежа?
— Если говорить глобально, то это история, культура и архитектура. Чего стоят наши башни! Без ложной скромности могу сказать, что это культурное достояние всего мира. А также наши люди, традиции, этикет – это предмет отдельного исследования, они тоже уникальны. Нам есть что продемонстрировать и чем гордиться.
— Как вы оцениваете перспективы так называемого «ингушского бренда» (рыбья кожа, мед, травы)?
— Да, рыбья кожа интересная вещь, у нас есть такой самородок, который придумал, как ее обрабатывать. Конечно, и мед, и травы, и рыбья кожа приятное дополнение, но все это с натяжкой можно назвать ингушским брендом. А настоящим ингушским брендом, я повторюсь, можно считать башенную архитектуру, традиции и этический кодекс «Эздел».
О политике, бизнесе и благотворительности
— Вы крупный и успешный бизнесмен, почему вы решили заняться политикой?
— Откровенно говоря, я просто не смог отказаться от предложения главы республики Юнус-Бека Евкурова стать членом Совета Федерации от Ингушетии. Я видел, какую работу он проводит, и не смог остаться в стороне. Хотя, честно говоря, я никогда не хотел заниматься политикой, потому что в бизнесе ощущал себя вполне комфортно. Работа в Совете Федерации тоже оказалась интересной, я увидел, что и в этой сфере можно приносить пользу республике, потихоньку втягиваюсь (смеется).
На фото: сенатор Ахмет Паланкоев
— Наверняка вам часто задают вопрос, как удалось достичь таких успехов в бизнесе. На ваш взгляд, это везение, упорный труд, целеустремленность, поддержка близких или умение оказаться в нужное время в нужном месте?
— Наверное, все, что вы перечислили, кроме поддержки, мне никогда никто не помогал. Я приехал в Москву в возрасте 17 лет, учился и, будучи студентом, пытался заниматься бизнесом. Совокупность везения и упорства. И, естественно, на все была воля Всевышнего. Все это дало мне возможность быть свободным человеком, самому принимать решение, а это дорогого стоит.
— Какой бы вам хотелось видеть современную Ингушетию?
Современную Ингушетию мне бы хотелось видеть современной (смеется). Чтобы это был регион с образованными людьми, имеющими широкий кругозор, знающими свои традиции и, конечно же, знакомыми с другими культурами. Самое главное – это человеческий капитал. Скажу так, мне бы хотелось видеть Ингушетию современной, образованной и мирной.
— Развитие каких сфер могло бы вывести Ингушетию на новый, качественный уровень жизни и остановить отток молодежи в крупные города?
— Я не думаю, что отток так уж критичен. В конце концов, выезжая за пределы республики, молодые люди получают знания, которые потом смогут применить. Ну а если говорить об экономике, то это в первую очередь развитие туризма, сельского хозяйства, а также строительство. У нас могут производиться хорошие стройматериалы, и наши строители всегда славились своим мастерством.
— Расскажите о благотворительном Фонде «Азан», с какой целью он был создан? Что вам лично дает благотворительная деятельность?
— Фонд был создан с целью строительства большого комплекса на территории столицы Ингушетии Магас, куда будет входить мечеть на 8 тысяч человек, богословский университет, здания муфтията, гостиница, торговый центр и так далее. В общем, это будет большой комплекс на 20 гектарах земли. А благотворительная деятельность дает мне надежду, что когда-нибудь все, что я делаю, мне на том свете зачтется (улыбается).