одесский липован биография личная жизнь
Лучший период жизни. Как человек с лицом мафиози помог прославить молодость в степях Новороссии
Вязкая жара царила на Украине и в России в второй половине июня — начале июля. Запертые в своих странах украинцы и россияне вынуждены были обратить внимание на отечественные курорты. И хотя позже открылись такие популярные направления, как Турция, многие решили не рисковать — количество заражённых COVID-19 росло, а потому было неясно, сколько ещё границы останутся открытыми. Рок-остров под Бердянском. Как Райкин, Белогурова и другие зажигали на Азовском море
Украинцы устремились к берегам Чёрного и Азовского морей — в степи Новороссии. Россияне — в Крым и на курорты Краснодарского края или чуть южнее — в Абхазию. Те из россиян, кто проезжал Гагры, мог вспомнить об одной популярной повести, действие которой хоть и начинается в этом абхазском городе, но посвящено событиям на Одесчине.
Повесть эта — «Зелёный фургон» Александра Козачинского.
Написана и впервые опубликована она была в 1938 году, выдержав с тех пор не только несколько переизданий, но и экранизаций. Это неудивительно. Повесть написана мастерски, и написана она человеком, который пережил то, что перенёс потом на бумагу.
Красавец и Красавчик
Козачинский написал свою повесть по просьбе Евгения Катаева — представителя «Одеколона» — «одесской колонии» в Москве. Сам Катаев к тому времени был прославленным писателем. Правда, читающая публика знала его под псевдонимом Евгений Петров.
Москвич Козачинский и одессит Катаев были знакомы с детства. Они учились в 5-й Одесской классической мужской гимназии. Семья Козачинского переехала в Одессу из-за туберкулёза его отца. Переезд не помог: отец Козачинского умер. А сам Козачинский из-за материальных сложностей, которые обострились в результате революций, вынужден был, так и не доучившись, уйти из гимназии в 1917 году. Как армянин покрасил Карпаты в синий цвет и получил от гуцулки красный зонт
Спустя пять лет — в 1922 году — два друга встретились. Но уже при куда как более драматичных обстоятельствах. Козачинский убегал от советской милиции. Во время погони с перестрелкой он узнал в одном из преследователей Катаева. Козачинский сдался.
Суд приговорил бывшего главаря банды налётчиков (а до этого — бывшего милиционера) к «высшей мере социальной защиты» — расстрелу. Но за Козачинского вступился Катаев. А ещё — женщины-свидетельницы. Козачинский в те годы был видным красавцем.
Дело пересмотрели, расстрел отменили. После освобождения по амнистии в 1925 году Козачинский перебрался в родной город — Москву, где стал репортёром в газете «Гудок». Там же работал и Катаев (Петров). Спустя 13 лет по настоятельной просьбе друга Козачинский и написал во многом автобиографическую повесть «Зелёный фургон». Сам он выведен в повести под прозвищем Красавчик. А вот Катаев (Петров) — под именем Володи Патрикеева.
Написанная бодрым языком, посвящённая борьбе с преступностью в послереволюционной Одессе повесть полюбилась читателям. При жизни самого Козачинского повесть переиздавалась трижды (а Козачинский умер в 1943 году в эвакуации).
А спустя 21 год после первой публикации «Зелёный фургон» экранизировали. Однако на этой — чёрно-белой — экранизации решили не останавливаться. В 1980 году сценарист Игорь Шевцов «заразил» идеей снять фильм самого Владимира Высоцкого, с которым познакомился на съёмках фильма «Место встречи изменить нельзя» в Одессе.
Сам Высоцкий до этого участвовал в радиопостановке «Зелёного фургона». В итоге Шевцову пришлось отстаивать кандидатуру Высоцкого на должность режиссёра. Но позже Высоцкий «перегорел».
Впрочем, сценарий Шевцова не пропал. Именно по нему в 1983 году на Одесской киностудии режиссёр Александр Павловский и снял новый «Зелёный фургон» с Дмитрием Харатьяном в роли Володи Патрикеева и Александром Соловьёвым в роли Красавчика.
Именно в этом фильме и прозвучал своеобразный «гимн молодости» — песня, посвящённая июлю. Этот месяц вряд ли выбран случайно. Ведь именно в июле и происходит основное действие повести.
«Новый начальник приехал в жаркий июльский день, когда Севериновка казалась почти безлюдной. Горячий ветер перекатывал по базарной площади вороха упавшей с возов соломы, улицы курились пылью, все было накалено и высушено до такой степени, что никого не удивило бы, если бы местечко, шипя и дымясь, начало тлеть. И если этого не случилось, то только благодаря тому, что раскаленное местечко охлаждала зыбкая топь, никогда не просыхавшая в центре площади, вокруг водопоя», — гласит четвёртый абзац первой главы повести. Страна чудес: как москвичи и запорожец сочинили любимый мюзикл советских детей
А вот в фильме посвящённая июлю песня звучит в конце — как гимн ушедшей юности.
Где молодость поныне шагает по стерне
Музыку к фильму написал Максим Дунаевский. Именно к нему в Полтаву приезжал записывать песни Харатьян. А вот тексты этих песен сочинил поэт Наум Олев.
Сам Олев был разносторонним человеком. Уже после съёмок фильма он стал галеристом, пережил множество забавных и не очень историй.
«[Cчитаю себя] злостным романтиком. Закоренелым. Но если без шуток, то у меня лицо, как вы видите, не самое приветливое, выражение далеко от романтического настроя. Скажу больше: в Голландии друзья возили меня на какие-то свои мафиозные разборки. Я должен был играть роль «крестного отца» — почти без слов, только предъявить врагам физиономию. Договаривающиеся стороны собирались в ресторанчике, обсуждали свои сложные взаимоотношения, и тут с некоторым опозданием, как и было предусмотрено сценарием, входил я. Вставал рядышком, руки в карманах, тяжелым взглядом обводил всех присутствующих, которые напряженно молчали, и со значением вопрошал: «Как дела?» Мои ребята как бы успокаивали: «Да вроде все нормально». — «Ну смотрите, — пожимал я плечами, — а то я…» — «Нет-нет, ничего, мы тут сами!» Вопросы, естественно, всегда решались в «нашу» пользу», — рассказывал в одном из интервью.
Самой яркой из песен Олева для «Зелёного фургона» стала песня «Ты где, июль». Начинается она со следующих слов:
Проносятся над степью стрижи, как трассы пуль,
И снова солнце слепит, и снова тот июль,
Он с запахом полыни навек застрял во мне,
Где юность и поныне шагает по стерне.
При этом и Дунаевский и Харатьян сегодня говорят, что на самом деле Олев не столько следовал тексту повести, сколько помнил о том, кто изначально должен был снять «Зелёный фургон».
«Я думаю, Олев Наум, который очень любил и поклонялся Высоцкому, не случайно написал эти слова — «Ты где, июль?»» — отмечал Дунаевский в интервью каналу «Москва 24» в 2018 году.
«Песня про июль — она отчасти была поклоном автора Владимиру Семёновичу. Он ушёл из жизни в июле», — указывал в интервью этому же каналу Харатьян.
Увы, но сам Олев умер в 2009 году. И остаётся лишь догадываться, как появилась и кому и чему на самом деле она посвящена.
Но как бы то ни было, она стала гимном молодости — той кипучей и страстной и даже в чём-то голодной, но неутомимой молодости 20-х годов ХХ века, которую воспевали жившие в то время поэты и писатели. Например — переживший Гражданскую войну одесский поэт Эдуард Багрицкий, в своих «Контрабандистах» писавший:
Так бей же по жилам,
Кидайся в края,
Бездомная молодость,
Ярость моя!
Олеву спустя 63 года после описываемых в «Зелёном фургоне» событий удалось попасть в нерв, буквально передать атмосферу тех дней и создать гимн молодости. Самый мерзкий из варваров. Кого сыграл украинец в сериале о герое Гитлера
Кстати, те, кто участвовал в работе над фильмом, позже признавались: именно «Зелёный фургон» стал вехой и одной из лучших картин в их жизни.
«Одно из лучших времён в моей жизни я пережил на фильме «Зелёный фургон» в Одессе. Это было удивительное время, это были удивительные люди. Это была какая-то атмосфера очень творческая и очень такая братская, что ли», — отмечал в 2018 году в интервью каналу «Москва 24» Харатьян.
Фильм завершался сценой «дружеского матча» Красавчика и Патрикеева в степях под Одессой. Фоном для матча и звучала песня об июле.
Спустя 37 лет песня «Ты где, июль?» прозвучала уже в конце другого фильма — сериала «Зелёный фургон. Совсем другая история» — многосерийного сиквела картины 1983 года. Премьера сериала состоялась в 2020 году, снимался же он в 2018 году. И на этот раз съёмки проходили не в Одессе и даже не на берегу Чёрного моря. Однако без степей Новороссии и здесь не обошлось.
Но это уже действительно совсем другая история.
Украина. Сюжеты западного приграничья. Нижний Дунай и липоване
Для «всей Евразии» это крайний западный закуток великой степи Хейхат, простирающийся через весь материк от Северного Китая до Центральной Европы.
Для истории это коридор, по которому столетиями двигались на запад волны «великих переселений народов», от готов до монголов.
Для современной Украины это забытый Богом и властью юго-запад Одесской области, называемый Южная Бесарабия. Или Буджак, хотя многие местные жители не любят последнего названия. Наверно подсознательно: ощущая несправедливость по отношению к «буджакским татарам», выдавленным отсюда Российской Империей в начале XIX века.
Для европейской логистики это «золотое дно», устье Дуная. Потому что Дунай в Баварии соединили с Рейном и в результате получился Великий Европейский Водный Путь от Черного моря до Атлантического океана. На северном конце пути — неимоверный Роттердамский порт с перевалкой полумиллиарда тонн грузов в год (больше только в Сингапуре и Шанхае). На южном — должна была быть Украина, чудный город Вилково, где еще в конце 70-х был построен глубоководный порт Усть-Дунайск. Мог принимать корабли осадкой в 12 метров! Сейчас порта нет. Счета блокированы, а за 9 месяцев текущего года — два миллиона гривен убытка. Ну, а уж что до перевалки грузов — целых 54 тысячи тонн в 2015 году.
Все перетянул на себя порт в румынской Констанце, с грузооборотом в 51,78 миллиона тонн. И Украины на речной транспортной карте Европы нет. Это не фигура речи: в ежегодном отчете румынского порта «ANNUAL Report 2017. Port of Constanta», на девятой странице дана карта стран-участниц рейнско-дунайского транзита. Есть даже Молдова. Украины на этой карте нет…
Поэтому Вилково (как и остальные города-порты украинского Нижнего Дуная) умирает. Об этом тошно говорить: Вилково, богатейший город, куда при СССР нельзя было даже попасть, поскольку разрешение необходимо было брать у пограничников в Одессе! Вилково, «джинсовая столица УССР», откуда моряками Дунайского морского пароходства по всей стране «гнался» этот дефицитнейший тогда товар (да и где оно, то пароходство…)! Вилково, «украинская Венеция», поскольку каналов там было больше, чем дорог! Там сейчас даже кинотеатра нет!
Да что там кинотеатр. Из разговора с молодой женщиной около базара: «В Вилково нет места, где с маленьким ребенком можно пойти, посидеть, поесть мороженное. Наливайки, пивбары, самогонки — это на каждом шагу, а съесть мороженое или, там, качели-карусели — негде».
Но жизнь продолжается, и люди вынуждены выживать и сосуществовать. И за два последних столетия они научились это делать. В Буджаке-Бесарабии за два века этому научились. В крае уже не первую сотню лет проживают представители более ста (по информации из областной Рады — 133) народностей, этносов и групп. Но еще недавно это место называли «лабораторией толерантности», поскольку силовых (и уж, тем более, кровавых) событий там не было.
Мне кажется, что особое место в Бесарабии занимают липоване, старообрядцы, потомки тех, кто бежали из России от религиозных и политических преследований патриарха Никона и царя-императора Петра. Почему липоване? Ну, для этого достаточно посмотреть на карту: именно липоване составляют большинство населения в устье Дуная, причем как с украинской, так и с румынской стороны.
Источник: wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/e/e8/Lipov%C3%A8nesCarte.jpg/800px-Lipov%C3%A8nesCarte.jpg
За два дня до великого церковного праздника Рождества Пресвятой Богородицы я сидел за столом настоятеля храма Рождества Пресвятой Богородицы отца Сергия. На подворье церкви кипела работа: сколачивались и поправлялись столы и скамьи, укреплялись навесы — ведь на общую трапезу в храм приходит большинство прихожан, так что накормить надо не одну тысячу человек. Бурлила и кухня, выпекался хлеб (на закваске из хмеля, в русской печи!), готовилась рыбка-малосол, чистилась рыба «на жареху». Отец Сергий угощал маслинами, жареным сазаном (еще час назад плавал в Дунае), горячим хлебом и роскошным, пахнущим клубникой, вином «Новак».
И рассказывал о липованах. О том, как они в 40-х годах XVIII века «сотворили» городок на болоте, который и превратился в Вилково. О том, как загнали болота в каналы, основную туристическую изюминку современного Вилково. О том, как «осваивали» дунайские плавни, в которых неподготовленный человек вряд ли выживет. О том неимоверном значении и уважении, какое в липованской семье и общине имеет женщина: «Ну что, мужчина — добытчик. Проснулся, да и пошел рыбу ловить. А женщина воспитатель, на ней будущее лежит».
Липован на нижнем Дунае не так уж и много, меньше 50-ти тысяч (включая румынскую сторону Дуная). Но влияния хватает. Я так и спросил отца Сергия, «в лоб»: «Есть ли у вас возможность как-то „протолкнуть“ интересы своей общины или, в случае чего „выкупить“ своего человека?»
— Уклонись от зла и сотвори благо. Можем, но не хотим. Надеюсь, этого никогда не понадобится… — услышал в ответ.
Причем влияние у липован не только внутри страны. Потом я услышал, что протоиерей Сергий, кроме того, что является не только «благочинным» Измаильского округа Одесской епархии Русской Православной Старообрядческой Церкви (16 приходов), но и настоятелем кафедрального старообрядческого собора Рождества Христова в Сиднее (Австралия), в очень теплых отношениях со старообрядческим митрополитом Румынии, да и в Министерство культуры Австрии приезжает постоянно. А Австрия и Румыния в нынешней Европе — это, считай, Германия. Та самая, которую называют «локомотивом Евросоюза».
Исторически липоване Подунавья всегда были идеальными подданными для всех властей («кроме фашистов», особо подчеркнул благочинный). И в разговоре со мной он постоянно замечал, что «хотел бы уйти от политической составляющей». Потому что и других забот выше крыши. И в первую очередь — бегство молодежи. Работы нет, на рыбалке особо не проживешь. Как работников липован в крае ценят очень высоко: честные малопьющие трудяги. Вот и разъезжается молодняк на подработки. И так уж традиционно сложилось, что старообрядцы не оседают в мегаполисах, а заводят себе хозяйство в селах и малых городах. И значит — в общину уже не возвращаются. Ну, разве что, на престольные праздники, погостить у родителей и друзей.
С окружающими общинами (молдаванами, украинцами, болгарами, румынами, гагаузами и другими) у липован отношения, по мнению отца Сергия, «равно взвешенные». Хотя мне показалось, что «окружающие» их не то, что бы недолюбливают, но как-то сторонятся. Причиной является, по-моему, религиозная замкнутость липован. В общину может вступить человек любой национальности, но при условии обязательного перехода в старообрядчество. А обряды там — совсем не подарок. Служба там не «зашел, перекрестился, вышел», а с полтретьего до полдевятого, и законы тяжелые. Поэтому, по словам отца Сергия, «приходят многие — остаются единицы».
Да и интересы свои старообрядцы защищают плотно и не всегда корректно. В Измаиле мне рассказывали историю, как липоване в суде проиграли дело о праве на территорию, где расположен родник с накопителем воды — чешмой. А хорошая пресная вода в тех краях — драгоценность. Так староверы, недолго думая, просто вывалили в эту чешму бочку дерьма. Человеческого…
Но, повторюсь, серьезных инцидентов (тем более — кровавых) между липованами и окружающими их общинами в Нижнем Подунавье не было. В степной Одесской области — там да, есть. В селе Великоплоском, Великомихайловского района, а там липованская община с украинской примерно пополам, так там не то, что противостояние, там даже голосуют принципиально по-разному. Спросил у местных: «Почему?». В ответ: «Так исторически сложилось. Здесь только две доминирующие этнические группы — русская и украинская. В Бесарабии же их не менее сотни. Здесь противостояние по одной линии, в Бесарабии же — десятки линий возможного противостояния. Вот и боятся разбудить лихо…».
Хотя с конца 18 века кровавых конфликтов не было и в Великоплоском.
Как ни просил предстоятель старообрядческого храма «уйти от политической составляющей» — ничего не получилось. Ведь религиозная тема уверено и очень надолго поселилась в украинской политике, поэтому вопрос «как липоване относятся к грядущему расколу православной церкви» был просто неизбежен.
Отец Сергий прямо не ответил, но так долго рассказывал мне о церковной дипломатии патриарха Московского и всея Руси Алексия II, что я остался в совершенной уверенности: он считает, что лучшим выходом для Украины был бы «эстонский сценарий», когда на одной территории сосуществуют храмы двух патриархий — экуменической и московской.
Но я не отставал: «А что будет, если конфликт примет силовой характер?».
Прямого ответа я не получил, зато услышал две исторические притчи:
— о том, как в 1962 году Советская власть закрывала его храм. Сачала липоване повозмущались, потом пожали плечами и совершено рационально решили, что «Церковь это не стены, церковь это душа». И после этого за ночь собрали все иконы и иные сакралии, и вывезли все это в дунайские камыши. Там и проводили богослужения. Через несколько лет службы в храме восстановили;
— о том, как полтора десятка лет назад епископу Киевскому и всей Украины Савватию в Вене во время праздничного клерикального обеда в Министерстве культуры был задан «вопрос с подвохом и плесенью»: «Как вы относитесь к другим конфессиям?». Владыка выпил рюмку церковного вина, выдержал паузу и изрек (вот именно «изрек», а не просто «сказал»): «Бог создал человека по образу и подобию своему. Это и негр, и протестант, и католик. И в человеке, прежде всего надо видеть образ и подобие Божие. Кто прав, кто виноват — будет судить Он, там, наверху».
Отсюда вывод: иерархи старообрядческой церкви не желают участвовать в будущем церковном украинском раздрае. Хотя в Москве, конечно, считают, что «человек, хотя бы немного знающий историю Русской Церкви, знает, что единоверцы — это последователи „старого обряда“, присоединившиеся к канонической Церкви еще в XIX веке. В отличие от украинского раскола, это каноническая часть нашей Церкви и всего мирового канонического Православия» (заявление председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Волоколамского Илариона в интервью греческой газете «Этнос тис Кириакис»).
Но я не уверен, что об этом знают сами старообрядцы. Очень убедительный и «от души» я услышал не столько от благочинного, сколько от нескольких прихожан, с которыми удалось поговорить во дворе храма: оказывается они вообще не признают первенства церквей!
(«Константинополь пал за грехи, русская церковь согрешила патриархом Никоном. Поэтому мы, липоване, в канонической принадлежности считаем себя не то что автокефальными, бери больше — старейшими. От князя Владимира и посейчас — мы самые правильные. Старообрядцы России ничего не должны. Абсолютно. Когда церкви валили, то России было все равно. Сейчас таким все это лицимерием пахнет. Там веры нет.
Даже константинопольскому патриарху мы должны больше, потому что у нас священство «допетровского поставления» к середине 18 века уже исчезало, а епископа своего не было. Но константинопольский патриарх рукоположил епископа — и тем невольно дал толчок движению. Мы абсолютно отдельная, консервативная, никому не подчиняющаяся структура. Выше только Бог»).
Это они о том эпизоде, когда в 1846 году, когда отозванный, но не отрешенный от сана митрополит Босно-Сараевский Амвросий (Константинопольский патриархат) в Белой Крынице (Буковина) восстановил старообрядческую иерархию и сам стал первым старообрядческим митрополитом.
Скажу даже больше. Старообрядцы с абсолютным почтением относятся к словам Христа: «Ты еси Петр и на сим камне созижду церковь свою, и врата адова не одолеют ея» (Мф, 16:18), а значит и к наследникам первоапостола — римским епископам. И в принципе не отрицают возможность воссоединения с латинянами, причем на принципах митрополита Киприана, митрополита Киевского и всея Руси (1389−1406) который считал, что православие настолько высокодуховное, что на соборе сможет перебороть «латинскую ересь». Так что если в каноническую игру на территории Бессарабии вдруг включится Ватикан или его «духовная дочь» Украинская греко-католическая церковь, неимоверного в этом ничего не будет.
Но далеко не все липоване готовы «бежать в камыши». И вообще: да, эти люди честные и малопьющие трудяги, но это совсем не «безобидные и беззубые голубки». Жизнь добытчика на реке воспитывает свой характер: жесткий, прагматичный, а порой и жестокий. Да и здоровья дает немеряно. Вот на престольные праздники липоване и не отказывают порой себе в старорусском, эпохи Владимира Крестителя, удовольствии: сойтись в кулачном бою, «стенка на стенку».
А в Придунавье абсолютное доминирование УПЦ Московского патриархата. Ближайшая молельня Киевского патриархата — часовня святого Владимира Крестителя, в Белгород-Днестровском, в сотне верст от Вилково. И вилковчане, что староверы, что другие, совсем не изнывают от желания «сменить пастыря». За пределами храма Рождества Пресвятой Богородицы я несколько раз спрашивал собеседников: «А что вы будете делать, если сюда заедет пара грузовиков с желающими заменить батюшек в церквях города?».
Характерный ответ: «Это будет глупо. С Вилково дорога всего одна. Тикать (бежать — ред.) отсюда невозможно. Если перекроют дорогу, то эти два грузовика здесь и останутся. Здесь никто не позволит вести себя так, как кому-то захочется. Более того, по дороге — село Приморское. Это здесь, в Вилково, липоване какие-то „пластилиновые“, так что вилковские может быть и разбегутся. А приморские или мирновские липоване не разбегутся. Там пацаны жесткие. То есть, это (смена клира — А.Г.) может произойти, но произойти только добровольно».
Но зато это «добровольно» вполне возможно. Причем по вине самих церковников. Как в случае с экс-мэром Вилково, который в свое время убедил высшее церковной руководство сменить протоиерея Свято-Николаевской церкви. Тогда прихожане поднялись в защиту батюшки. Эпизод-то мелкий, но есть особая деталь — во время возмущения люди кричали: «Да лучше уж Киевский патриархат!».
Так что есть, есть даже у филаретовской церкви возможность посостязаться с Московским патриархатом за души и приношения нижнедунайских мирян. Вопрос только, каким путем?
«Армия! Вера! Язык!» это самый простой путь создания симулякра (по Жану Бодрийяру — копия, не имеющая оригинала в реальности) государства. Но действующий украинский президент Петр Порошенко, начав свою избирательную кампанию, принял именно этот девиз.
Исполняя заветы вождя, киевская власть вбросила в жизнь затравленных украинцев два новых и очень сильных фактора раздражения: «языковой» (принятие законопроекта «Об обеспечении функционирования украинского языка, как государственного») и конфессиональный (практическую реализацию «мифологемы о Томосе, как последней возможности унитаризации, а значит — и спасения Украины). Никакой рациональной критики они не выдерживают, зато на эмоциях возможно разделение политической нации Украины и формирование образа «внутреннего врага». На роль которого назначаются «иноверцы» и «иноговорящие». Ну что же, это тоже метод.
Ну и под конец — пару слов из, гм… своих эмоций. «Государство существует не для того, чтобы превратить иную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей и окончательно превратиться в ад» — с этой максимой Николая Бердяева особо не поспоришь. Ад — это «предумышленное создание жизненных условий, рассчитанных на полное или частичное физическое уничтожение некой группы». Некоторые, например Конвенция ООН 1948 года, называют это «геноцидом», то есть убийством культурно-этнической группы.
Выживание государства — это Единый для Всех Закон, Общественное Благосостояние, Государственная Перспектива. И это не банальность, а мировой исторический опыт. Но о каких государственных перспективах можно говорить, когда уже по возвращению из Бесарабии меня догнала новость: государственное предприятие «Усть-Дунайский порт», что в свое время миллионными грузооборотами ворочал, на 18 октября этого года не отгрузил ни одного (читай по буквам) К-И-Л О-Г-Р-А-М-М-А зерна нового урожая
Хотя последние годы именно на зерно порт и был ориентирован!
Андрей Ганжа (Одесса — Измаил — Вилково), специально для EADaily