оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Моя жизнь. Мои современники

Владимир Оболенский
Моя жизнь
Мои современники

Предисловие

В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и я такое предложение. Архив вполне правильно полагал, что коллекция автобиографических очерков общественных, государственных и научных деятелей дореволюционной России явилась бы богатым историческим материалом, характеризующим русскую жизнь недавнего прошлого.

К сожалению, на предложение Архива откликнулись немногие и цель его едва ли была бы достигнута, если бы эти немногие ограничились лишь кратким сообщением о себе автобиографических сведений. Что, в самом деле, могут дать историку краткие автобиографии десятка или двух десятков лиц, из которых большинство, подобно мне, были второстепенными деятелями своей эпохи? Между тем, каждое из этих лиц может, расширивши заданную тему и придав своей биографии мемуарный характер, дать более или менее полную характеристику той среды, в которой жил и работал, и, не мудрствуя лукаво, а лишь правдиво описывая то, что наблюдал, создать исключительно напряжением своей памяти весьма полезный исторический материал. Такую задачу я и поставил себе, когда приступил, пользуясь вынужденным обстоятельствами досугом, к писанию своей автобиографии.

Без лишней скромности я могу сказать, что вправе считать себя лицом вполне подходящим для того, чтобы быть автором исторических мемуаров. Во-первых, я прожил долгую жизнь и много видел, во-вторых, благодаря случайным обстоятельствам, я был знаком с жизнью и бытом самых разнообразных слоев населения России, его верхов и низов, ее столиц и провинции, что было доступно весьма немногим, а в-третьих, не играя сколько-нибудь крупной роли в исторических событиях, я нередко находился в самой их гуще и был знаком почти со всеми крупными политическими и общественными деятелями своей эпохи.

Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары, при всем их субъективизме, не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей.

Вот эти мои преимущества перед многими моими сверстниками и побудили меня к составлению автобиографии, размер которой обратно пропорционален скромной роли, которую мне приходилось играть в общественной и политической жизни России.

Я старался правдиво изобразить все то, чему я был свидетелем, восстанавливая при этом и свои собственные переживания. Писал я по памяти, не имея под руками почти никаких материалов и документов. Поэтому допускаю, что сделал ряд фактических ошибок, в особенности хронологического характера. Пусть меня не осудят за такие невольные погрешности.

В частности, война и революция обременили мою уже ослабевшую с возрастом память множеством сменявшихся событий, которые не могли в ней сколько-нибудь правильно и систематически расположиться. И мой рассказ об этом самом значительном по насыщенности историческими событиями периоде моей жизни поневоле приобретает наиболее случайный и отрывочный характер.

Вероятно, в этой части моей работы можно найти наибольшее число фактических неточностей и ошибок.

Источник

Оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и я такое предложение. Архив вполне правильно полагал, что коллекция автобиографических очерков общественных, государственных и научных деятелей дореволюционной России явилась бы богатым историческим материалом, характеризующим русскую жизнь недавнего прошлого.

К сожалению, на предложение Архива откликнулись немногие и цель его едва ли была бы достигнута, если бы эти немногие ограничились лишь кратким сообщением о себе автобиографических сведений. Что, в самом деле, могут дать историку краткие автобиографии десятка или двух десятков лиц, из которых большинство, подобно мне, были второстепенными деятелями своей эпохи? Между тем, каждое из этих лиц может, расширивши заданную тему и придав своей биографии мемуарный характер, дать более или менее полную характеристику той среды, в которой жил и работал, и, не мудрствуя лукаво, а лишь правдиво описывая то, что наблюдал, создать исключительно напряжением своей памяти весьма полезный исторический материал. Такую задачу я и поставил себе, когда приступил, пользуясь вынужденным обстоятельствами досугом, к писанию своей автобиографии.

Моя работа — автобиография постольку, поскольку я соблюдал в ней хронологическую последовательность моей жизни, но вместе с тем моя личность не является в ней основной темой повествования, а служит, главным образом, как бы фонарем, освещающим окружавшую меня жизнь. Освещение поневоле получается субъективное, но я полагаю, что стремление к чрезмерной объективности не улучшило бы, а ухудшило историческое качество моей работы, ибо сам я со своими взглядами, чувствами и настроениями могу считаться одним из типичных представителей той эпохи, которую описываю.

Без лишней скромности я могу сказать, что вправе считать себя лицом вполне подходящим для того, чтобы быть автором исторических мемуаров. Во-первых, я прожил долгую жизнь и много видел, во-вторых, благодаря случайным обстоятельствам, я был знаком с жизнью и бытом самых разнообразных слоев населения России, его верхов и низов, ее столиц и провинции, что было доступно весьма немногим, а в-третьих, не играя сколько-нибудь крупной роли в исторических событиях, я нередко находился в самой их гуще и был знаком почти со всеми крупными политическими и общественными деятелями своей эпохи.

Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары, при всем их субъективизме, не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей.

Вот эти мои преимущества перед многими моими сверстниками и побудили меня к составлению автобиографии, размер которой обратно пропорционален скромной роли, которую мне приходилось играть в общественной и политической жизни России.

Я старался правдиво изобразить все то, чему я был свидетелем, восстанавливая при этом и свои собственные переживания. Писал я по памяти, не имея под руками почти никаких материалов и документов. Поэтому допускаю, что сделал ряд фактических ошибок, в особенности хронологического характера. Пусть меня не осудят за такие невольные погрешности.

То обстоятельство, что источником моей автобиографии служила мне моя память, является причиной другого, еще более крупного, дефекта настоящего труда: я имею в виду несоразмерность его частей. В моей памяти образовалось много пробелов. Отдельные часы и дни моей жизни запомнились мне во всех подробностях, а с другой стороны — целые годы не оставили по себе никаких следов. Еще хуже то, что яркость моих воспоминаний часто не находится в соответствии со значительностью событий. Мелкие события, в которых сам принимал деятельное участие, запоминаются лучше, чем крупные, которые проходили перед глазами, но в которых я исполнял роль статиста, а то и просто зрителя.

В частности, война и революция обременили мою уже ослабевшую с возрастом память множеством сменявшихся событий, которые не могли в ней сколько-нибудь правильно и систематически расположиться. И мой рассказ об этом самом значительном по насыщенности историческими событиями периоде моей жизни поневоле приобретает наиболее случайный и отрывочный характер.

Вероятно, в этой части моей работы можно найти наибольшее число фактических неточностей и ошибок.

Свои воспоминания я сознательно ограничил моей жизнью в России. Попытка продолжить их и включить в них период эмиграции оказалась неудачной. Объясняется это тремя причинами: во-первых, моя жизнь в эмиграции протекала тускло, в ней не было сколько-нибудь ярко запомнившихся событий; во-вторых, старческая память, сохраняющая иногда самые мелкие подробности давно прошедшей жизни, с трудом восстанавливает даже важные моменты недавно пережитого; в-третьих, — и это может быть самое существенное, — вспоминая свою прошлую жизнь, я старался освещать ее по возможности не с точки зрения своего нынешнего отношения к ней, а воспроизводя свои современные ей мысли и чувства. Между тем в период эмиграции моя психология и мое отношение к русским и к мировым событиям несомненно изменялись, изменялись постепенно и для меня незаметно, и я чувствую свое полное бессилие установить как степень, так и сроки этих изменений. Объективно они, вероятно, значительнее, чем это мне представляется, а потому я боюсь, что не сумел бы правдиво изобразить теперь те настроения, в которых я и люди, меня окружавшие, жили в первый период эмиграции.

Я старался придать своей автобиографии по возможности литературную форму, облегчающую ее чтение, но не смотрю на нее как на цельное литературное произведение. Мысленно расположив свою жизнь в хронологическом порядке, я писал то, что запомнилось, не заботясь о литературной архитектонике. Соразмерность отдельных глав пострадала от того, что я писал их разновременно. Так, последние главы о периоде гражданской войны, которые я писал для журнала «Голос минувшего», под непосредственным впечатлением пережитого и в качестве самостоятельной темы, изложены значительно подробнее, чем, например, главы, посвященные февральской и октябрьской революциям, составленные мною через двадцать лет.

Литературный стиль моих воспоминаний пострадал также от целого ряда отступлений от хронологического порядка изложения благодаря тому, что я ввел в них краткие характеристики разных людей, с описанием последующей их судьбы. Между тем без этих характеристик я бы считал свою основную задачу — передать по возможности дух эпохи — не исполненной. Имея в виду эту задачу, я озаглавил свой труд «Моя жизнь и мои современники», дав в нем ряд образов не только своих знаменитых современников, но и малоизвестных, типичных, однако, для своего времени.

Еще одно предварительное замечание: живя в эмиграции, я помещал в разных русских периодических изданиях отрывки своих воспоминаний, часть которых издана отдельной книжкой под заглавием «Очерки минувшего». Некоторые из этих отрывков и очерков в переработанном (сокращенном или дополненном) виде, отчасти же полностью, я поместил в тексте настоящей своей автобиографии.

Мои родители и их среда

Моя родина — Петербург. Мой отец, кн. Андрей Васильевич Оболенский. Моя мать, кн. Александра Алексеевна Оболенская. Среда и родственники моих родителей. Открытие моей матерью женской гимназии.

Родился я в России, уже освободившейся от крепостного ига, в 1869 году, в Петербурге. Четырехэтажный оранжевый дом на Малой Итальянской, в котором я впервые увидел свет, был одним из самых больших домов этой улицы, застроенной тогда маленькими деревянными или каменными домиками с мезонинами. Хорошо помню, как в раннем моем детстве я каждое утро, проснувшись, бежал к окну и смотрел, как по нашей улице шел пастух с огромной саженной трубой. На звуки его трубы отворялись ворота возле маленьких домиков и из них выходили разноцветные коровы. Так по улицам тогдашнего Петербурга двигались утром целые стада коров, отправлявшихся на пастбища, а вечером — та же картина возвращавшихся стад. Ко времени революции Малая Итальянская, ставшая улицей Жуковского, была уже одной из центральных улиц Петербурга. Гладкий асфальт заменил булыжную, полную колдобин, мостовую, редкие и тусклые фонари с керосиновыми лампами уступили место великолепно сияющим электрическим фонарям, а дом, в котором я родился, не только не возвышался уже над другими, а казался совсем маленьким среди своих многоэтажных соседей.

Источник

Моя жизнь и мои современники. Воспоминания. 1869–1920

оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть картинку оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Картинка про оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Оболенский Владимир Андреевич (1869–1950) – князь, общественный и политический деятель, один из ярких представителей партии кадетов. Вошел в «Союз освобождения». Занял видное положение в Конституционно-демократической партии, был избран депутатом 1-й Государственной думы от Таврической губернии. В настоящем издании впервые публикуются воспоминания Оболенского, написанные в 1937 году для Русского исторического архива в Праге, а ныне хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации. Сам он об этом пишет так: «В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и я такое предложение. Архив вполне правильно полагал, что коллекция автобиографических очерков общественных, государственных и научных деятелей дореволюционной России явилась бы богатым историческим материалом, характеризующим русскую жизнь недавнего прошлого… Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары, при всем их субъективизме, не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей».

В своих мемуарах князь приводит интереснейшие подробности из жизни социалистических кружков, политической эмиграции начала XX века, земства, партии кадетов, 1-й Государственной думы, Белого движения. Оболенский не просто живой рассказчик, он тонко чувствует, что читателю может оказаться непонятным, поэтому точно комментирует и разъясняет те социальные реалии, которые современникам часто казались очевидными и не требующими упоминания. Книга позволяет понять, как была устроена старая Россия на самом деле.

Отличительными чертами воспоминаний Оболенского являются красочные зарисовки, бытовые подробности, детализированные портреты современников.

Читаем вместе

You Might Also Like

оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть картинку оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Картинка про оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Прыгни выше головы

Загадочные сказки. Стихи(хи). Пограничные сказки для котят. Поэмы.

История атомной бомбы

оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть картинку оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Картинка про оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Оболенский Владимир Андреевич (1869–1950) – князь, общественный и политический деятель, один из ярких представителей партии кадетов. Вошел в «Союз освобождения». Занял видное положение в Конституционно-демократической партии, был избран депутатом 1-й Государственной думы от Таврической губернии. В настоящем издании впервые публикуются воспоминания Оболенского, написанные в 1937 году для Русского исторического архива в Праге, а ныне хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации. Сам он об этом пишет так: «В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и я такое предложение. Архив вполне правильно полагал, что коллекция автобиографических очерков общественных, государственных и научных деятелей дореволюционной России явилась бы богатым историческим материалом, характеризующим русскую жизнь недавнего прошлого… Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары, при всем их субъективизме, не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей».

В своих мемуарах князь приводит интереснейшие подробности из жизни социалистических кружков, политической эмиграции начала XX века, земства, партии кадетов, 1-й Государственной думы, Белого движения. Оболенский не просто живой рассказчик, он тонко чувствует, что читателю может оказаться непонятным, поэтому точно комментирует и разъясняет те социальные реалии, которые современникам часто казались очевидными и не требующими упоминания. Книга позволяет понять, как была устроена старая Россия на самом деле.

Отличительными чертами воспоминаний Оболенского являются красочные зарисовки, бытовые подробности, детализированные портреты современников.

Источник

Оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

В 1933 году Русский Исторический Архив в Праге обратился к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Получил и я такое предложение. Архив вполне правильно полагал, что коллекция автобиографических очерков общественных, государственных и научных деятелей дореволюционной России явилась бы богатым историческим материалом, характеризующим русскую жизнь недавнего прошлого.

К сожалению, на предложение Архива откликнулись немногие и цель его едва ли была бы достигнута, если бы эти немногие ограничились лишь кратким сообщением о себе автобиографических сведений. Что, в самом деле, могут дать историку краткие автобиографии десятка или двух десятков лиц, из которых большинство, подобно мне, были второстепенными деятелями своей эпохи? Между тем, каждое из этих лиц может, расширивши заданную тему и придав своей биографии мемуарный характер, дать более или менее полную характеристику той среды, в которой жил и работал, и, не мудрствуя лукаво, а лишь правдиво описывая то, что наблюдал, создать исключительно напряжением своей памяти весьма полезный исторический материал. Такую задачу я и поставил себе, когда приступил, пользуясь вынужденным обстоятельствами досугом, к писанию своей автобиографии.

Моя работа — автобиография постольку, поскольку я соблюдал в ней хронологическую последовательность моей жизни, но вместе с тем моя личность не является в ней основной темой повествования, а служит, главным образом, как бы фонарем, освещающим окружавшую меня жизнь. Освещение поневоле получается субъективное, но я полагаю, что стремление к чрезмерной объективности не улучшило бы, а ухудшило историческое качество моей работы, ибо сам я со своими взглядами, чувствами и настроениями могу считаться одним из типичных представителей той эпохи, которую описываю.

Без лишней скромности я могу сказать, что вправе считать себя лицом вполне подходящим для того, чтобы быть автором исторических мемуаров. Во-первых, я прожил долгую жизнь и много видел, во-вторых, благодаря случайным обстоятельствам, я был знаком с жизнью и бытом самых разнообразных слоев населения России, его верхов и низов, ее столиц и провинции, что было доступно весьма немногим, а в-третьих, не играя сколько-нибудь крупной роли в исторических событиях, я нередко находился в самой их гуще и был знаком почти со всеми крупными политическими и общественными деятелями своей эпохи.

Главные актеры исторических драм и трагедий поневоле тенденциозны в своих мемуарах. Мои же мемуары, при всем их субъективизме, не могут быть тенденциозными просто потому, что, не совершив больших дел, я не нуждаюсь в самооправдании перед историей.

Вот эти мои преимущества перед многими моими сверстниками и побудили меня к составлению автобиографии, размер которой обратно пропорционален скромной роли, которую мне приходилось играть в общественной и политической жизни России.

Я старался правдиво изобразить все то, чему я был свидетелем, восстанавливая при этом и свои собственные переживания. Писал я по памяти, не имея под руками почти никаких материалов и документов. Поэтому допускаю, что сделал ряд фактических ошибок, в особенности хронологического характера. Пусть меня не осудят за такие невольные погрешности.

То обстоятельство, что источником моей автобиографии служила мне моя память, является причиной другого, еще более крупного, дефекта настоящего труда: я имею в виду несоразмерность его частей. В моей памяти образовалось много пробелов. Отдельные часы и дни моей жизни запомнились мне во всех подробностях, а с другой стороны — целые годы не оставили по себе никаких следов. Еще хуже то, что яркость моих воспоминаний часто не находится в соответствии со значительностью событий. Мелкие события, в которых сам принимал деятельное участие, запоминаются лучше, чем крупные, которые проходили перед глазами, но в которых я исполнял роль статиста, а то и просто зрителя.

В частности, война и революция обременили мою уже ослабевшую с возрастом память множеством сменявшихся событий, которые не могли в ней сколько-нибудь правильно и систематически расположиться. И мой рассказ об этом самом значительном по насыщенности историческими событиями периоде моей жизни поневоле приобретает наиболее случайный и отрывочный характер.

Вероятно, в этой части моей работы можно найти наибольшее число фактических неточностей и ошибок.

Свои воспоминания я сознательно ограничил моей жизнью в России. Попытка продолжить их и включить в них период эмиграции оказалась неудачной. Объясняется это тремя причинами: во-первых, моя жизнь в эмиграции протекала тускло, в ней не было сколько-нибудь ярко запомнившихся событий; во-вторых, старческая память, сохраняющая иногда самые мелкие подробности давно прошедшей жизни, с трудом восстанавливает даже важные моменты недавно пережитого; в-третьих, — и это может быть самое существенное, — вспоминая свою прошлую жизнь, я старался освещать ее по возможности не с точки зрения своего нынешнего отношения к ней, а воспроизводя свои современные ей мысли и чувства. Между тем в период эмиграции моя психология и мое отношение к русским и к мировым событиям несомненно изменялись, изменялись постепенно и для меня незаметно, и я чувствую свое полное бессилие установить как степень, так и сроки этих изменений. Объективно они, вероятно, значительнее, чем это мне представляется, а потому я боюсь, что не сумел бы правдиво изобразить теперь те настроения, в которых я и люди, меня окружавшие, жили в первый период эмиграции.

Я старался придать своей автобиографии по возможности литературную форму, облегчающую ее чтение, но не смотрю на нее как на цельное литературное произведение. Мысленно расположив свою жизнь в хронологическом порядке, я писал то, что запомнилось, не заботясь о литературной архитектонике. Соразмерность отдельных глав пострадала от того, что я писал их разновременно. Так, последние главы о периоде гражданской войны, которые я писал для журнала «Голос минувшего», под непосредственным впечатлением пережитого и в качестве самостоятельной темы, изложены значительно подробнее, чем, например, главы, посвященные февральской и октябрьской революциям, составленные мною через двадцать лет.

Литературный стиль моих воспоминаний пострадал также от целого ряда отступлений от хронологического порядка изложения благодаря тому, что я ввел в них краткие характеристики разных людей, с описанием последующей их судьбы. Между тем без этих характеристик я бы считал свою основную задачу — передать по возможности дух эпохи — не исполненной. Имея в виду эту задачу, я озаглавил свой труд «Моя жизнь и мои современники», дав в нем ряд образов не только своих знаменитых современников, но и малоизвестных, типичных, однако, для своего времени.

Еще одно предварительное замечание: живя в эмиграции, я помещал в разных русских периодических изданиях отрывки своих воспоминаний, часть которых издана отдельной книжкой под заглавием «Очерки минувшего». Некоторые из этих отрывков и очерков в переработанном (сокращенном или дополненном) виде, отчасти же полностью, я поместил в тексте настоящей своей автобиографии.

Мои родители и их среда

Моя родина — Петербург. Мой отец, кн. Андрей Васильевич Оболенский. Моя мать, кн. Александра Алексеевна Оболенская. Среда и родственники моих родителей. Открытие моей матерью женской гимназии.

Родился я в России, уже освободившейся от крепостного ига, в 1869 году, в Петербурге. Четырехэтажный оранжевый дом на Малой Итальянской, в котором я впервые увидел свет, был одним из самых больших домов этой улицы, застроенной тогда маленькими деревянными или каменными домиками с мезонинами. Хорошо помню, как в раннем моем детстве я каждое утро, проснувшись, бежал к окну и смотрел, как по нашей улице шел пастух с огромной саженной трубой. На звуки его трубы отворялись ворота возле маленьких домиков и из них выходили разноцветные коровы. Так по улицам тогдашнего Петербурга двигались утром целые стада коров, отправлявшихся на пастбища, а вечером — та же картина возвращавшихся стад. Ко времени революции Малая Итальянская, ставшая улицей Жуковского, была уже одной из центральных улиц Петербурга. Гладкий асфальт заменил булыжную, полную колдобин, мостовую, редкие и тусклые фонари с керосиновыми лампами уступили место великолепно сияющим электрическим фонарям, а дом, в котором я родился, не только не возвышался уже над другими, а казался совсем маленьким среди своих многоэтажных соседей.

Источник

Владимир Оболенский: Моя жизнь и мои современники. Воспоминания. 1869-1920. В 2-х томах

оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть картинку оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Картинка про оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Аннотация к книге «Моя жизнь и мои современники. Воспоминания. 1869-1920. В 2-х томах»

оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Смотреть картинку оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Картинка про оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920. Фото оболенский в а князь моя жизнь и мои современники воспоминания 1869 1920

Не могу не похвалить издательство Кучково поле, выпускающее том за томом воспоминаний деятелей русской революции и Гражданской войны, забытых, как и их труды. Вот и это издание стало ценным пополнением моей уже немаленькой коллекции мемуаров и дневников о событиях конца 19 – начала 20 в.
Автор рассматриваемой книги — князь Владимир Андреевич Оболенский (1869-1950) — по отцу из Рюриковичей, но проигравшего большую часть своего состояния, так что семья считалась бедной. Мать, в которую был.

Не могу не похвалить издательство Кучково поле, выпускающее том за томом воспоминаний деятелей русской революции и Гражданской войны, забытых, как и их труды. Вот и это издание стало ценным пополнением моей уже немаленькой коллекции мемуаров и дневников о событиях конца 19 – начала 20 в.
Автор рассматриваемой книги — князь Владимир Андреевич Оболенский (1869-1950) — по отцу из Рюриковичей, но проигравшего большую часть своего состояния, так что семья считалась бедной. Мать, в которую был влюблен Лев Толстой и чьей руки тот добивался, получив отказ, открыла для заработка частную женскую гимназию, где, среди прочего, училась Н.К. Крупская. Окончил естественное отделение физ-мат факультете столичного университета, где увлекся левыми идеями. Недолгое время служил в Министерстве земледелия, но потом ушел в земство. Там В. Оболенский познакомился с социал-демократами, такими как Мартов и В. Ульянов (будущий Ленин), вступил в РСДРП, участвовал в организации газеты «Искра». Но либералы были князю симпатичнее и в 1905 г. он примкнул к кадетам, был избран от них в первую Госдуму, стал позже членом ЦК. Впоследствии так и занимался общественной деятельностью, побывав даже в тюрьме, после 18 г. — уже нелегально, участвуя в борьбе с большевиками. Последние годы перед эмиграцией в 1920 г. жил в Крыму, где наблюдал все прелести революционной лаборатории, от обысков красных до беззаконий белых. Уезжать не собирался и это решение стало трагедией его жизни. За границей так же участвовал в общественном движении, много писал. Его материалы выходили даже в СССР. Над полноценными воспоминаниями работал в 30-е гг., по памяти. Впервые полностью они были изданы в Париже в 1988 г. В данном издании они печатаются по рукописи.
Тексту воспоминаний предшествует хорошая обстоятельная статья К.Л. Соловьева. Ему же принадлежат постраничные примечания, но их немного, да и выбор их не всегда понятен: то комментатор объясняет, что Гоби — это пустыня, то на несколько страниц (!) рассказывает о «Союзе освобождения» (с. 104-107). Иллюстраций нет, даже портрета Оболенского, хотя он существует. В конце второго тома имеется именной указатель.
Очень интересен рассказ о детстве князя, особенно о жизни в деревне, еще интереснее — об университете. Замечательные портреты Менделеева и Лесгафта, как и другие материалы, демонстрируют недюженный беллетристический талант автора.
Очень любопытна та часть воспоминаний, которая посвящена работе Оболенского в земстве. Долгая жизнь в провинции, общение с крестьянами и помещиками помогли князю избавиться от народнических идей, расстаться с идеалами общинного быта, характерными для просвещенных людей его времени. Однако, приняв сторону марксистов, поклоняться новому идолу — пролетариату — наш Рюрикович не стал.
Страницы воспоминаний Оболенского полны отличных портретов самых разных людей, с которыми пришлось общаться князю на протяжении его жизни, от Ленина и Милюкова до ген. Слащева и Врангеля.
Полон нетривиальной (хоть и избыточной, на мой взгляд) информации о жизни князя и его семьи в Крыму в начале века. Вообще, в этих записках содержится множество разнообразных и очень любопытных фактов и наблюдений, колоритных заметок времен Гражданской войны.
Судя по всему, князь Оболенский был очень порядочный и интеллигентный человек, без позы и не на публику работавший за идею, готовый помочь практически любому человеку, даже несимпатичному ему, что он неоднократно доказал во время Гражданской войны.
Весьма рекомендую это издание всем интересующимся историей нашей страны в конце 19 – начале 20 в.

© Как много писателей, как мало читателей… Скрыть

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *