о петре ведайте что ему жизнь его не дорога
«А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога»
Полтавской виктории – 305 лет. Военно-политическое значение славной битвы всем известно: победа над шведами, над великим (без преувеличений!) полководцем Карлом XII – это важнейший шаг в утверждении Российской империи, нашей непобедимой воинской державы.
Об этом мы писали… А сегодня хотелось бы поговорить о личности того, кто втянул Россию в Северную войну, чтобы вытянуть её из войны империей.
У царя Петра Алексеевича не лучшая репутация среди православных. Некоторые считают его губителем Святой Руси, который противопоставил православному царству железную империю, который усилил державу в ущерб христианству.
Отчасти эти оценки справедливы. И колокола переливали на пушки тоже при Петре. Но посмотрим внимательно. Все эти – во многом печальные – тенденции прослеживаются и в политике великих князей московских, начиная с Ивана Третьего, Великого. А уж после Раскола и устранения патриарха Никона при отце первого русского императора, царе Алексее Михайловиче – те начала, которые мы связываем с ролью Петра, торжествовали вовсю. Однако Алексея Михайловича воспринимают как благостного православного царя, а Петра до сих пор в антихристах числят.
Немало обид было русской душе нанесено самодержавной рукой Петра, немалый урон принесли его безудержные нововведения и православной Церкви. В петровском просвещении господствовал практицизм: церковные книги были потеснены всяческими учебниками и руководствами, которые издавались, между прочим, на русской типографии в далёком Амстердаме. В то же время, немало храмов на Руси, по легендам, связаны с Петром, а некоторые даже построены по его чертежам – как Петропавловская церковь на Новой Басманной в Москве.
Да, он, как первый великий революционер в нашей истории, отринул прежнюю жизнь, в которой церковное начало превалировало. Но порывистый характер царя заставлял его то бросаться в хоровод пороков, то превращаться в богомольца и православного воина. Невоздержанность проявлялась во многом – и в плотских удовольствиях, и в ярости, и в чревоугодии.
Но, в то же время, Пётр презирал роскошь, как правило, был выше корыстных устремлений, удовлетворялся скромным жилищем, не любил славословий. Не гнушался тяжёлой работой – и смертельную болезнь «заработал», как праведник – спасал солдат, потерпевших кораблекрушение. Два десятка солдат, которых ботик, севший на мель, куда-то вёз по морю, не умели плавать… Дело было в ноябре. Император, по пояс в ледяной воде, вытаскивал напуганных горемык на сушу, а потом и бот стащили с мели. А царю тогда было за пятьдесят… Достоверность этой легенды подчас подвергают сомнению, но несомненно, что такой подвиг – в характере Петра.
Не забудет история и приказ царя перед Полтавской битвой: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас. А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего».
Есть мнение, что эту речь придумал соратник и биограф Петра – Феофан Прокопович. Скорее всего, он всё-таки переработал реальные слова Петра. Пётр был способен на высокие мысли. Впрочем, и его другое – лаконичное – полтавское обращение к солдатам замечательно: «Братцы, делайте, как делаю я – и всё будет добро. А после победы – отдохновение».
«Делай, как я», – этот принцип в нашей армии останется навсегда. Как и другой петровский постулат – «Служить, не щадя живота своего».
Император всемерно усилил армию, создал военный флот. И это не было пустой блажью преобразователя. Опыт ХХ века нам внятно показал: в сильной армии – ключ к спасению России. Останься Московия бессильной перед железными шеренгами европейских армий – и в лучшем случае нас ждала бы печальная судьба Польши, которая, напомню, в допетровские времена не уступала Московскому государству ни в военной мощи, ни политическим влиянием. Эта миссия, выполненная Петром, дала повод некоторым современным публицистам (наиболее активен из них, пожалуй, Кавад Раш) говорить даже о канонизации (!) яростного императора.
Более объективны суждения замечательного православного писателя Евгения Николаевича Погожева (читателям известного как Е.Поселянин), который, отдавая должное созидательным усилиям Петра, не ретушировал и петровских перегибов:
«В нем не было духа древнего великорусского благочестия, он не дорожил формами этого благочестия, хотя был человек глубоко верующий. Он всем существом своим был практик. Учившись на ходу, среди потех, он бросился, прежде всего, к тому, в чем видел пользу. Не вероисповедные толки, не блеск богослужений церковных, к чему так лежала душа былых московских князей и царей, занимала Петра, а крепости, верфи, флоты, пушки, ремесла.
Большинство прежних русских людей не решились бы знаться с еретиками-иностранцами. Петр же без всякого сомнения пошел к ним за внешними знаниями. Суровый делец с какою-то болезненной ненавистью к религиозной исключительности: таков был Петр «…»
Но глубокой несправедливостью было бы обвинять Петра в недостатке любви к России, в отсутствии религиозных чувств. Россию он любил пламенно и в отношениях к Европе видел лишь орудие для усиления России. «Европа, писал он, нужна нам только на несколько десятков лет. А после того мы можем обернуться к ней задом». Служение России, ежедневный, настойчивый труд для нее, представлялись Петру высокой религиозной обязанностью. «…»
Но, как всегда бывает с людьми страстного характера, несочувствие Петра к набожности древнерусского характера выразилось в формах чересчур резких, иногда непристойных и даже не остроумных».
Проницательные слова Е.Поселянина! Пётр, натура страстная, напористая, нанёс немало оскорблений православной душе русского народа. Но он же сумел защитить страну от турецкой, польской и шведской агрессии тем, что превратил страну в укреплённый военный лагерь, заложил славные победные традиции русской армии XVIII века.
Поверхностные взгляды на историю опрометчивы. Нередко мы судим о Петре как о безоглядном «вестернизаторе» России, который чуть ли не был готов отказаться от Православия. Атеистические пропагандисты козыряли такими мифическими фактами, как переливание колоколов на пушки во время Северной войны. Дескать, как материалист. Пётр считал Церковь пережитком тёмной старины.
Между тем, в основных памятниках петровской идеологии верность православной русской традиции. В Уставе воинском, который был для Петра произведением сокровенным, сказано:
«Все, как офицеры, так и солдаты в лагерях и на караулах, везде должны суть трижды молиться. Дважды по пробитии тапты и побудки (которые краткие молитвы надлежит тайно говорить каждому про себя и для того надлежит каждому офицеру солдат учить, а ежели безграмотные, кто всех выучить не может, то хотя одно Отче наш, что, конечно, надлежит уметь).
В третие ж в 9-м часу пред полуднем должен Священник Литургию отправлять при каждом полку. И понеже на всяк день того Священнику не возможно исправить, тако ж каждому полку не всегда случается вкупе быть, так же и на караулах стоящих: того ради установленные в то время молитвы читать надлежит по батальонам или ротам, как случай подаст. К кратким же утренним и вечерним молитвам в городах и деревнях на квартирах стоящих солдат собирать не надлежит, но только к единой о 9 часе бываемой молитве.
В воскресные же дни и великие Праздники вечерни, а в городские праздники вечерни и утрени отправлять надлежит, и пред каждым временем в барабан бить. Повседневные же часы, вечерии и заутрени Священники дома да отправляют, понеже сие правило церковное духовным и свободным людям узаконено, чего салдатам в таковых кровавых трудах и безпокойстве будучим снесть не возможно, но довлеет вышеписанного. К сей положенной службе все без отрицания ходить долженствуют, под штрафом определенным в воинских артикулах».
Николай Ге. Петр допрашивает царевича Алексея
Забота о духовной жизни армии не была пустой декларацией: именно так и была устроена жизнь воинства Российского, и регулярные богослужения, несомненно, благотворно влияли на духовный облик солдат и офицеров. В штатской жизни далеко не каждый из них был бы так благочестив! Пётр намеревался создать непобедимое христолюбивое воинство, сильное духом.
Присягали офицеры, по указу императора, положив левую руку на Евангелие, а правую поднимали вверх «с проистёртыми двумя большими персты». Солдаты присягали «пред предлежащим Евангелием», а по прочтении целовали Евангелие.
Первая глава воинских артикулов Петра Великого опять-таки говорила о страхе Божием:
«Хотя всем обще и каждому христианину без изъятия надлежит христианско и честно жить, и не в лицемерном страсе Божии содержать себя: однакоже сие салдаты и воинские люди с вящшею ревностию уважать и внимать имеют; понеже оных Бог в такое состояние определил, в котором оныя часто бывают, что ни единаго часа обнадежены суть, чтоб они наивящшим опасностям живота в службе государя своего подвержены не были.
И понеже всякое благословение, победа и благополучие от единаго Бога всемогущаго, яко от истиннаго начала всего блага и праведнаго Победодавца происходит. И Оному токмо молитися и на Него надежду полагати надлежит, и тако сие наипаче всего иметь во всех делах и предприятиях, и всегда благо содержать: того ради чрез сие все идолопоклонство, чародейство (чернокнижество) наикрепчайшее запрещается, и таким образом, что никоторое из оных отнюдь ни в лагере и нигде инде не будет допущено и терпимо.
И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть».
Таким образом, армия становилась едва ли не самой набожной частью общества. Допетровская Русь, да и императорская Россия иногда представляется нам в идиллическом духе, как некое абсолютно благочестивое царство. Однако для многих рекрутов именно петровская армия стала местом серьёзного обращения к Богу, в армии они овладевали церковной грамотой.
Суворов и на излёте XVIII века не раз жаловался на невежество новобранцев, которые приходили в армию из далёких деревень неграмотные, не зная молитв и богослужения. Только армия, только полковые священники по-настоящему их обратили. Высокий смысл активного служения полковых священников многозначен. По Петру Великому и по Суворову, солдат, лишённый веры, превращается в грабителя, в разбойника.
Николай Симонов в роли Петра
Народный патриотизм Петра афористически осмыслен Пушкиным в стансах:
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
Именно так – высокое, завидное предназначенье непобедимого народа не было секретом для первого императора. Не следует забывать и любимых слов первого нашего императора:
«Молись и трудись, аще кто не хощет делати, ниже да яст». Говаривал Пётр и другие слова, их не раз повторял великий Суворов: «Бог сотворил Россию только одну – она соперниц не имеет!»
Реакцией на деспотизм Петра, на «кальвинистский уклон» в духовной атмосфере, на некоторые бестактные для святой Руси нововведения вроде бритья бород или установки языческих статуй стало восприятие Петра как антихриста, особенно популярное в среде староверов. Песню подхватили и некоторые поэты, и публицисты. Так, Борис Чичибабин аж в 1972-м году предлагал «устроить пересмотр» Истории:
Будь проклят, царь – христоубийца,
за то, что кровию упиться
ни разу досыта не смог!
А Русь ушла с лица земли
в тайнохранительные срубы,
где никакие душегубы
ее обидеть не могли.
Будь проклят, ратник сатаны,
смотритель каменной мертвецкой,
кто от нелепицы стрелецкой
натряс в немецкие штаны.
Но голос Чичибабина и некоторых его единомышленников не перекрывает хора почитателей (и, как правило, искренних и вдумчивых) Петра. «Отца Отечества», которого в Российской империи культивировали и прославляли не меньше, чем Ленина в СССР. Разве что мавзолейного ритуала не было. Но, когда в царской семье рождался сын, доброжелатели непременно выражали надежду, что «Се в Павле новый Пётр родился!» (П.Н.Голенищев-Кутузов). И, критикуя каждого нового правителя, в пример неизменно приводили Петра Великого – как недостижимый идеал.
Кто только не участвовал в создании этого культа – начиная с Феофана Прокоповича. Назовём только самых ярких творцов: Ломоносов, Сумароков, Пушкин, позже, когда канон уже сложился – Бенедиктов, Майков, Ге, Суриков, А.Н.Толстой. Иной раз и государственные мужи, и писатели нарушали заповедь «Не сотвори себе кумира» — восхваляли Петра по-язычески. Но некоторым удался неодномерный, противоречивый образ Петра.
К мужику придет: «Бог помочь!»
Тот трудится, лоб в поту.
«Что ты делаешь, Пахомыч?»
– «Лапти, батюшка, плету,
Только дело плоховато, –
Ковыряю как могу,
Через пятое в десято».
– «Дай-ка, я те помогу!»
Сел. Продернет, стянет дырку, –
Знает, где и как продеть,
И плетет в частоковырку,
Так, что любо поглядеть.
В поле к праздному владельцу
Выйдет он, найдет досуг,
И исправит земледельцу.
Борону его и плуг.
А на труд свой с недоверьем
Сам всё смотрит. «Нет, пора
Перестать быть подмастерьем!
Время выйти в мастера». –
Это Бенедиктов о трудолюбии Петра. А трагедия «государственного» разрыва с сыном – это Николай Ге, знаменитое полотно.
Он не торчит в нашей истории как церетелиевское недоразумение на Москве-реке. Он – петербургский Медный Всадник, взмывший над Россией, но способный и затоптать безвинно. Не вычёркивайте его из истории, не идеализируйте, но помните.
Мифотворчество о мифах: Призыв Петра перед Полтавской битвой
Но если это миф настоящий, то значит, он жил уже с самого начала — иначе бы его не сохранили в сердцах и преданиях. А значит, его изначальная форма, сложенная современниками событий, была тоже вдохновляющей, и за века всяких трансформаций сохранила свое главное содержание.
А если миф ненастоящий, если это конструкт, созданный спустя много лет для того, чтобы переписать историю, тогда в него можно внести что угодно, за ним нет исконного содержания.
Когда начинается борьба с мифами, понятно, что это не борьба за правду, а борьба именно с источниками вдохновения. И эта борьба зачастую только прикрывается правдой и наукообразием. Так, некоторые дошли до того, чтобы отрицать подвиг 28 панфиловцев. Потом, правда, оказалось, что с этой критикой
«не всё так однозначно», а материалы всё-таки есть не только с советской стороны, «заинтересованной» в создании мифов, но и с немецкой.
По некоторым причинам в «борьбу» с мифами вовлечена и Википедия. Открываю страницу о Полтавской битве. Читаю:
> Мифотворчество вокруг Полтавской битвы началось вскоре после её окончания. Литературной обработке подверглась речь Петра перед баталией. Так, известный текст:
«Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. Итак, не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество. А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние её» ,
— скорее всего, имеет более позднее происхождение (возможно, обработан Феофаном Прокоповичем). Реальная речь была иной и более обыденной:
« Делайте, братия, так, как я буду делать, и всё, помощию Всевышнего, будет добро. За победою, после трудов, воспоследует покой»[25].
Ссылка: Е. Анисимов. Миф Великой Виктории. // Родина. № 7. 2009.
Найти оригинал этого издания быстро не удалось, но есть статья за тот же месяц того же автора с тем же названием:
> Но тут нельзя не упомянуть обо всем известной речи Петра, с которой он якобы обратился к воинам перед битвой:
«Воины! Вот пришёл час, который решит судьбу Отечества. Итак, не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество. А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние её».
Речь эта, выдержанная в античном стиле, имеет несколько вариантов и, скорее всего, является апокрифом . Так как речь эта впервые встречается в «Истории Петра», написанной самим Прокоповичем или под его руководством, то этого мастера элоквенции мы можем считать её автором. Кажется примечательным, что широкому хождению речи в редакции Феофана не препятствовало то обстоятельство, что из опубликованного «Журнала или Подённых записок» Петра Великого, который редактировал сам царь, уже давно было известно, что он сказал под Полтавой .
Согласно «Журналу», Пётр действительно произнёс речь, но она была другой, чем у Феофана, и больше отвечала кругу мыслей, общей стилистике поведения Петра, которое он демонстрировал не только на поле боя, а вообще в жизни:
« Делайте, братия, так, как я буду делать, и все, с помощию Всевышнего, будет добро. За победою, после трудов, воспоследуете покой» .
Итак, автор считает, что авторитетный источник — «Журнал или подённая записка» самого Царя (правда, непонятно, почему автор называет его «записки», а не «записка»), и приводит якобы цитату оттуда.
Цитата странная. Зачем в смертном бою думать о покое? Василий Тёркин по этому поводу говорил:
« Я боец ещё живой ». Сам довод не менее странный. Звать солдат в решающий бой и не поднимать их дух — это просто губить их. Но это историк, он должен знать точно. И он, как и положено, ссылается на источники.
Что же гласит об этой речи сам источник? А ничего. За тот день, 27 июня по старому стилю — никаких текстов выступлений: ни простых, ни духоподъёмных.
(Прошу читателей еще раз проверить: может, я не заметил слона?)
Зато там же (в этом авторитетном, если верить автору, источнике!) нашлось свидетельство про «пулю в шляпе». Вот Википедия срывает покровы:
> Пуля, попавшая Петру в шляпу, в мифе превратилась в три пули, попавшие в шляпу, седло и нательный крест Петра (последнее призвано сакрализировать участие Петра в битве).
Вот АИ (авторитетный источник) Википедии:
> З начит, царь оказался в непосредственной близости от противника и рисковал своей жизнью. Но для мифологического сознания этого мало. Согласно легендам и солдатским песням XVIII-XIX веков в Петра попало три пули: одна — в шляпу, другая — в седло и третья — в нагрудный крест.
А Вот АИ самих этих АИ (см. выше Журналъ, стр. 215):
Не правда ли, разница немалая? Одно дело, когда « из одной случайной пули целый миф раздули ».
Другое — когда уже две пули реально есть. Если есть две, то третья, попавшая в крест, уже может появиться позднее — ядро мифа от этого уже не меняется. (Хотя не исключено, может, и третья тоже была. Ведь если о ней здесь ничего не сказано, это не значит, что её нет.)
Мифопогромщик же прочитал источники, выбрал из них те, где сказано про одну пулю, а потом сделал свои околонаучные, но весьма действенные выводы.
Раскручивая «миф о мифе», Форбс пишет уже совсем категорично:
> А теперь о широко растиражированной речи Петра перед битвой. Впервые появилась она в сочинении о Петре, написанном… Феофаном. Увы! Это апокриф, выдумка.
В «Журнале или Подённых записках» Петра Великого — их редактировал сам царь — упоминается, что Петр действительно произнёс речь. Он сказал:
«Делайте, братия, так, как я буду делать, и все, с помощию Всевышнего, будет добро. За победою, после трудов, воспоследуете покой» , т. е. получите отдых. И никаких трескучих фраз про судьбы России …
Понятно, чего хочет Форбс: чтобы не было никаких «трескучих фраз» о судьбах ещё трепыхающейся России.
Схема манипуляции, вообще говоря, стандартная. Создаётся необоснованное квазинаучное высказывание, которое многократно цитируется, каждый раз с повышением статуса и градуса того, что нужно внедрить в сознание. Например, так было с мифом о семейном насилии (Википедия и там оказалась вовлечена).
Какой практический результат такой диверсии в общественном сознании? Примерно такой :
> Однако, что касаемо речи Петра, не всё так одназначно. Есть и иная версия , которая утверждает, что царь произнес достаточное скупое, но близкое ему по характеру и духу напутствие:
«Делайте, братия, так, как я буду делать, и всё, с помощию Всевышнего, будет добро. За победою, после трудов, воспоследуете покой».
А расширенный вариант, на самом деле, был сочинён пронырливым царедворцем Феофаном Прокоповичем.
Мифотворчество (в смысле выдумывания того, чего не было) о мифах (в смысле того, что вдохновляет) сработало.
Миф (в смысле «источник вдохновения») не терпит сомнения. Агрессивное насаждение выдумок о том, что источник-де ненастоящий, разрушает этот источник. И из действующего образа в народном сознании он возвращается в кабинеты историков, которым ещё предстоит разобраться, правда это или нет. Зачастую, правда, сами эти историки прекрасно всё знают, только вот говорят неправду.
И пока народ оторван от этих источников, он заложник разного рода сванидзе.
Оригинал взят у 
realistromantic в Мифотворчество о мифах: Призыв Петра перед Полтавской битвой
Воины! вот пришел час, который решит судьбу отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу веру и церковь. (…) А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе, для благосостояния вашего!
Этот «приказ» Петра перед Полтавской битвой (27 июня 1709 г.) появился в печати в ХIХ в. Бутурлин Д. П. Военная история походов россиян в ХVIII столетии. – СПб., 1821, т. 3, ч. 1, с. 52. Он восходит к апокрифической речи Петра перед воинами, опубликованной в 1795 г.: «Воины! се пришел час, который решить должен судьбу отечества, и вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за православную нашу веру и церковь. (…) А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние ее». Голиков И. И. Дополнения к «Деяниям Петра Великого». Голиков, в свою очередь, воспользовался «Историей…» Феофана Прокоповича, опубликованной посмертно (1773). У Феофана: «…Оной час пришел, который всего отечества состояние положил на руках их [воинов], (…) и не помышляли бы вооруженных и поставленных себя быти за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за народ Всероссийский (…). А о Петре ведали бы известно, что ему житие свое недорого, тол[ь]ко бы жила Россия и российское благочестие, слава и благосостояние». Феофан Прокопович. История императора Петра Великого… – М., 1773, с. 212. В 1950 г. эта речь, сочиненная Феофаном по образцу античных историков, была включена в академическое издание документов Петра в качестве «приказа перед Полтавской битвой». Письма и бумаги Петра Великого. – М.; Л., 1950, т. 9, вып. 1, с. 226. Отдаленным прообразом «приказа» был, возможно, фрагмент «Гистории Свейской войны», написанной под руководством Петра: «государь (…) за людей и отечество не щадя своей особы, поступал (…)«. Журнал, или Поденная записка императора Петра Великого. – СПб., 1770, ч. 1, с. 198. О каком либо приказе или речи Петра перед воинами в «Гистории Свейской войны» не упоминается.
О петре ведайте что ему жизнь его не дорога
Петр Великий – патриот и реформатор. Уникальное исследование на основе дневника камер-юнкера Фридриха Вильгельма фон Берхольца
«О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе»
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2021
Александр Половцов: путь к Петру Великому
Для каждого русского человека имя императора Петра Великого – знаковое: одержимый идеей служения Отечеству, царь-реформатор шел вперед, следуя выбранному принципу «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе». Историки писали о Петре I много и часто, по-разному оценивая его характер, жизненные принципы и методы управления. Жизнь и деяния Петра становились предметом научных исследований, художественной прозы, поэтических произведений, его облик отражен в изобразительном искусстве. Все это сделало образ Петра Великого еще более многогранным.
Обратился к нему и автор этой книги – Александр Александрович Половцов-младший (1867–1944), дипломат, этнограф, специалист по изучению языков и культуры Востока, историк искусства, собиратель и коллекционер. Значительную часть своей жизни он прожил вдали от родины, в эмиграции, и к изучению личности Петра Великого пришел в 1930-е годы, написав свое исследование на основе малоизвестного в то время дневника камер-юнкера Фридриха Вильгельма фон Берхгольца. Голштинский дворянин, приехавший в Россию вместе с герцогом Карлом-Фридрихом Гольштейн-Готторпским, женихом старшей дочери Петра I Анны Петровны, прожил здесь шесть лет и выступил обстоятельным бытописателем ранней истории Петербурга. С 1721 по 1726 год юноша подробно фиксировал все значительные события придворной жизни.
Сочинение А.А. Половцова о Петре Великом не было издано при его жизни, как другие исследования, посвященные русской истории и опубликованные в Лондоне и Париже[1]. Рукопись книги хранится в его личном фонде в архиве Йельского университета в Соединенных Штатах Америки[2], куда документы и материалы попали после его смерти в 1944 году. В этот архив привел меня интерес к деятельности А.А. Половцова, стоявшего в первые послереволюционные годы у истоков новой жизни пригородных императорских дворцов: Царского Села, Гатчины, Петергофа, Павловска. Прочитав рукопись, которую, к сожалению, пока не удается точно датировать, я пришла к убеждению, что труд А.А. Половцова найдет сегодня своего читателя и будет ему интересен.
В преддверии 350-летия со дня рождения Петра I эта книга сможет занять свое достойное место как в петровской историографии, так и в обширном собрании литературы русского зарубежья. Рассказ о Петре Великом станет и своеобразным портретом его автора – Александра Александровича Половцова, судьба которого, полная поисков, открытий, противоречий и драматических событий, достойна отдельного рассказа.
Александр Половцов с детских лет рос ценителем искусства: любовь к прекрасному была заложена в нем на генном уровне. История его происхождения необычна: мать – Надежда Михайловна Июнева (Юнина, Юнева) – волею обстоятельств стала приемной дочерью одного из самых богатых людей России, барона Александра Людвиговича фон Штиглица: финансиста, управляющего Государственным банком России, промышленника, коллекционера, мецената и благотворителя. Существует распространенная версия, что ее родной отец – великий князь Михаил Павлович, младший сын императора Павла I. В июне 1844 года малышку в дорогом одеяле в плетеной корзине подкинули в кусты сирени в саду дачи А.Л. Штиглица. Записка содержала ее имя, отчество и дату рождения – «Надежда Михайловна, 10 декабря 1843 год», и барон Штиглиц, возможно, заранее подготовленный, принял девочку. Скоро император Николай I пригласил его для конфиденциального разговора, поведал о ее истинном происхождении, попросил скрыть грехи любимого брата и вырастить племянницу императора, как родную дочь. Отказаться от такого предложения вряд ли представлялось возможным…
Чета Штиглиц была бездетной, новые родители к дочке привязались, подарили ей семейное тепло, а со временем определили Надежде Михайловне хорошее приданое и выдали замуж за Александра Александровича Половцова. Высокопоставленному правительственному чиновнику, статс-секретарю Александра III, этот брак принес серьезные богатства и владения на заводах и шахтах Урала. Сын Половцова-старшего Александр стал наследником барона Штиглица, его семье в Петербурге принадлежали два роскошных дома и дача на Каменном острове. Когда Александру исполнилось пять лет, отец, отправлявшийся в Лондон, спросил, что привезти сыну в подарок. Услышав в ответ: «Слона», понял, что мальчик с детства умеет мыслить масштабно. Правда, слона он не получил, но понимание необъятности мира стало основой его жизненного восприятия.
Родители много времени проводили в Париже, где, бывая в театрах и музеях, посетив Всемирную Парижскую выставку 1878 года, Половцов много понял и впоследствии писал: «Когда они увидели мой интерес к музею, они взрастили во мне эту склонность; даже когда я был ребенком, мой отец брал меня с собой для просмотра частных коллекций». Внутренний мир Александра Александровича сформировало положение семьи в обществе, достойное окружение друзей и соратников и интерес к искусству. Природный дар к языкам и возможность далеких путешествий со временем тоже сделали свое дело.
Александр учился в Императорском училище правоведения, затем стал курсантом Конной гвардии, поступил на службу, но вскоре отказался от военной жизни. Вместе с тем, эта жизнь ввела его в круг влиятельных людей, многие из которых в будущем оказались ему весьма полезны как любители и коллекционеры произведений искусства. В 1876 году на средства А.Л. Штиглица в Петербурге было создано Центральное училище технического рисования, в 1885 году по проекту М.Е. Месмахера при нем появилось здание музея, в отделке интерьеров которого приняли участие студенты училища. Торжественное открытие экотозиции состоялось в мае 1896 года в присутствии членов императорской семьи.
В основу музейного собрания были положены коллекции самого барона А.Л. Штиглица и старших Половцовых. В дальнейшем их огромные средства позволили построить роскошное здание галереи со стеклянной крышей в стиле эпохи Ренессанса, в котором хранилась одна из самых масштабных коллекций декоративного искусства в России. Рано поняв, что реализовать себя хочет в мире искусства, Половцов-младший в 1898 году стал членом правления музея, занялся выставочной деятельностью и продолжил формирование семейной коллекции.
К этому времени он служил в Министерстве внутренних дел и по долгу службы много путешествовал: в Сибири записывал наблюдения о жизни местного населения, в Туркестане знакомился с бытом русских поселенцев, работал как этнограф и выполнял дипломатические миссии. Он настолько полюбил этот край, что построил для себя в Ташкенте дом, любил ходить по местным базарам, посещал службы, учил язык. Здесь Половцов начал общаться с великим князем Николаем Константиновичем, старшим сыном великого князя Константина Николаевича, высланным из Петербурга в 1882 году после ряда семейных скандалов. Внук императора Николая I, племянник Александра II и кузен Александра III жил уединенно, занимался предпринимательством и собрал значительную коллекцию изобразительного и декоративного искусства, каталог которой издали при участии Половцова и на его средства[3].
Судьба свела молодого Половцова с Уинстоном Черчиллем, который помог организовать его первую поездку в Англию, где Александр познакомился с влиятельными людьми из мира искусства и стал убежденным англофилом. В 1907 году он получил назначение генеральным консулом России в Бомбее, до 1914 года много путешествовал по Ближнему Востоку и Европе. Обладая общительным характером, всюду легко заводил контакты. Он постоянно покупал произведения для Музея Штиглица, множил свои знания, посетил Артура Эванса на его раскопках в Кноссе и даже посидел на троне царя Миноса.
Alexandre Polovtsoff. Les tresors d’art en Russie sous le regime bolcheviste. Paris, 1919; The Land of the Timur. London, 1932; The Call of the Siren. London, 1932; Les favoris de Catherine la Grande». Paris, 1939. Все высказывания А.А. Половцова автор приводит по изданию «Сокровища русского искусства в руках большевиков» в собственном переводе. На русском языке книга не издавалась.
Приношу благодарность исследователю Владимиру Герасимову, указавшему место хранения архива А.А. Половцова.
Произведения из коллекции Николая Константиновича в 1918 году легли в основу коллекции Государственного музея Узбекистана, который до 1935 года находился в его бывшем дворце.