ник чисхольм история жизни
Щука востра — взяла ерша с хвоста.(zoom_sh)
Цитата
исход нашей жизнедеятельности определяется исключительно нашими же установками.
Если есть установка на успех и благополучие, то рано или поздно человек добьётся желаемого даже путем усиленной работы.
Если же присутствует исключительно пессимизм, то жизнь так и не сдвинется с мёртвой точки.
Цитата
Каждый хочет получать если не самое лучшее, то очень хорошое, а если дело всей твоей жизни не вызывает у тебя эмоций и стресса, физического истощения и горы мата, практически всегда это говорит о том, что ты не отдаешь себя так, как можешь, а, значит, к заветному «очень хорошему» не сможешь даже притронуться.
Цитата
с каждым годом и лимитом регов все больше и они всё сильнее
никто не хочет приглашать новых фишей за столы но все хотят разбирать раздачи в каких то программах как Pokerexperter или bordgeneric.
на форумах все друг-другу подсказывают и всё такое, когда +ев было б пускать других игроков по ложному следу..
ну или каким-то своим контентом убивать время других регов чтоб у них было его меньше на покер.
__________ __________ _______ ________ ____________ ___________ __________________________________________________________
амулеты покерных котэ
Смерть и жизнь Ника Чисхольма
Еще несколько недель назад Ник Чисхольм был энергичным 27-летним парнем, мощным игроком в регби, ходил в качалку три раза в неделю, а по выходным покорял горы на своем байке. Теперь же он лежал на больничной койке — сгусток сознания в теле, которое он не мог больше контролировать. И все же Ник знал, что это тело его, потому что оно не прекращало взывать к нему. Не унимающийся спазм икры был как открытая рана, а желание почесаться казалось копошением тараканов прямо под кожей. Он хотел кричать, но даже голосовые связки не слушались его. Единственное, что осталось, — это наполнивший его ужас.
Врачи называют такое состояние по-разному: псевдокома, бодрствующая кома, синдром окружения. Наиболее выразительно это звучит по-английски — locked-in syndrome, “синдром запертого внутри”. Или просто ад. Чаще всего подобное случается в результате инсульта, когда перемычка нервных волокон, соединяющая головной мозг с телом, оказывается полностью блокированной. Первое время доктора даже не знали, в сознании ли Ник. Он слышал, как кто-то из них сказал:
— На восстановление нет шансов. Будет лучше, если он умрет.
Возможно, они были правы. В некотором смысле он уже был мертв, осталось лишь осиротевшее сознание. Погасить эту искру было бы актом милосердия.
— Если бы я был на твоем месте, знаю, ты предложил бы мне то же самое, — прошептал Бойд, чтобы не услышали медсестры. Ему ужасно хотелось отвести взгляд от лица Ника, но так он пропустил бы его ответ. Глаза вверх — это “да”, вниз — “нет”. Это был единственный способ общения, доступный Нику. Шли секунды, Ник не отвечал. Вверх — “да”, вниз — “нет”. Вверх — “да”, вниз — “нет”.
*****
был июль 2000-го, субботнее утро в Данидине. “Демоны” обыгрывали “Пиратов” во второй половине матча. Ник всегда питал особую страсть к регби: в каком еще виде спорта парень ростом 175 см и весом 90 кг мог бы завалить парня на 40 кг тяжелее?
Он отобрал мяч у хукера, бросил крайнему нападающему и почувствовал головокружение. Шатаясь ушел с поля и был доставлен в больницу. Врачи наблюдали его три дня, предполагая, что у него очередное сотрясение мозга — распространенная среди регбистов травма. Но что-то было не так. Утром одного из этих трех дней Ник брился и вдруг обнаружил, что не может дотянуться бритвой до лица. И даже после этого никто не догадался, что происходит. У него случилось несколько инсультов подряд, вызванных, возможно, тромбом в позвоночной артерии, которая порвалась, когда он резко развернулся, чтобы отдать пас крайнему нападающему. Следующий инсульт ударил по стволу его мозга, как топор. Его срочно перевели в реанимацию, но было поздно.
Все последующее слилось для Ника в один сплошной кошмар. Он слышал, как шепчутся врачи, как всхлипывают близкие, как Бойд бьется головой о стену. Ник не мог ни видеть, ни думать ясно, но он мог чувствовать. Лишившись контроля со стороны мозга, его мышцы зашлись в агонии. Когда сломался его внутренний регулятор температуры, его окунали в ванну со льдом и обдували вентиляторами. Когда отказали легкие, ему сделали дырку в трахее и подключили к аппаратам жизнеобеспечения. Во время одной из операций действие анестезии закончилось раньше, чем хирурги прекратили резать, но Ник не мог им этого сообщить. Это был лишь один из первых преподанных ему уроков страдания. Потом началась постоянная учеба.
Нейрохирурга Гранта Жиллетта вызвали, когда Ник был доставлен в реанимацию. К счастью, в практике доктора Жиллетта уже были случаи “синдрома запертого внутри”, так что он знал: нужно искать еле заметные движения в области глаз, которые могли остаться без внимания. Иначе они так и останутся незамеченными — в течение месяцев, а то и лет.
Многие в больнице говорили, что восстановление невозможно. Ничто не смертно так, как клетки мозга. В любом другом месте организм будет реанимировать травмированные ткани медленно, но верно. Только не в мозгу.
— Есть мнение, что это наша расплата за обладание такой высокоорганизованной нервной системой, — говорит доктор Жиллетт.
И все же он знал по опыту, что возможности восстановления человеческого организма поистине безграничны, особенно когда сам человек психологически настроен на выздоровление.
— Хотя ученые и согласны, что ограничения в восстановлении клеток мозга существуют, — говорит он, — у них нет единого мнения о том, в чем именно выражаются эти ограничения и сколько из них можно обойти. Кто знает, на что способен Ник? Большинство людей в таком положении сталкиваются с главной преградой: смирением, которое убеждает их принять свою участь. Только это не про Ника.
Ник знал, что на определенном этапе победа становится возможной только тогда, когда перестаешь верить людям. Другими словами: если никто не считает тебя сумасшедшим, значит, то, что ты делаешь, недостаточно радикально и награда тоже будет незначительной. Настоящий прогресс происходит лишь в тех областях, где возможные результаты оспариваются. Ты можешь не согласиться, но даже в современном мире, пресыщенном информацией обо всем и экспертами на все случаи жизни, таких областей полно. И пока они существуют, есть вероятность исключительной награды за усилия.
*****
история ранних попыток Ника вернуть контроль над своим телом описана в медицинских картах, которые он хранит. Поначалу его программа кардинально отличалась от обычных занятий в тренажерном зале. Не было ни стука гантелей, ни телевизоров над беговыми дорожками. До бицепсов ему надо было заняться другими мышцами. Диафрагмой, к примеру. После двух месяцев на аппарате искусственного дыхания Ник не то что был ослаблен, он вообще с трудом самостоятельно вдыхал и выдыхал. Ему казалось, что кто-то уронил 100-килограммовую штангу ему на грудь.
Так что первым делом ему пришлось учиться дышать. Поначалу не более двух часов подряд, постоянно следя по приборам за уровнем кислорода в крови. Если уровень падал ниже 70%, ему следовало работать активнее, иначе можно было и задохнуться.
Потом пришло время других мышц. Мышц, о которых мы вообще не вспоминаем. Мышц живота, которые позволяют нам сидеть прямо. Мышц челюсти, которые позволяют нам держать рот закрытым. Мышц шеи, которые поддерживают голову. Мышц языка.
Прошли недели, прежде чем он впервые подумал о том, чтобы попробовать встать. Еще недели, прежде чем он смог передвигаться с ходунками по коридору. Проблема: отключенные от мозга мышцы ног не давали ему поднять ступни, и он скреб пальцами ног по полу, стирая их и оставляя за собой кровавый след.
Постепенно занятия становились все более энергичными. Сознание прокладывало новые связи сквозь поврежденную нервную систему, мышцы начинали восстанавливаться. Это чудо нашего тела — то, что не работает, можно заставить работать силой мысли. После 22 месяцев в больницах Ник набрался сил до такой степени, что доктора согласились выписать его. Он сразу же купил абонемент в тренажерный зал. Там инструктора хотели было научить его главному секрету тренировок: ты всегда можешь вынести чуть больше, чем тебе кажется. Но Ник уже и сам до этого дошел.
*****
тренажерный зал находится в самом центре Данидина. Во время первого занятия он выжал всего 20 кг, в течение месяца увеличил вес вчетверо. Как артиллерийский полигон, Ник принимал на себя все снаряды, которыми качалка могла поразить его.
Теперь он лежит на скамье, зеленые глаза смотрят вверх, ирокез смялся. Попросив доску, он сообщает своей помощнице Роуан, что собирается попробовать больший вес, если она подвинет его ноги для более удобного упора. Он не может подвинуть их сам — он все еще учится контролировать небольшие группы мышц. (Физически он как ребенок: владеет большими группами мышц, а мелкая моторика пока не далась ему, так что он, например, может широко улыбаться, но не может говорить.) По этой же причине кто-то должен удерживать его ноги, когда он поднимает вес. Упражнение на одну небольшую группу мышц требует удерживания всех остальных. Для этого и ремни на его бедрах, и помощница, придерживающая ноги Ника. И именно поэтому его мечта ходить без посторонней помощи пока остается мечтой.
Роуан устанавливает фиксатор на максимуме веса, но Ник все равно выглядит недовольным.
— Хочешь 99? Хорошо, у меня тут есть три, — говорит Роуан, снимая дополнительный 3-килограммовый блок с соседнего тренажера. — Хочешь еще два с половиной сверху?
Наконец Ник берется за ручку, издает рык и передает все усилие своего 93-килограммового тела железу тренажера, всем его 101,5 кг. Фил Чейни, близкий друг Ника и владелец тренажерного зала, называет это переключателем, подразумевая ментальное усилие, которое позволяет тебе выйти за пределы привычного цивилизованного “я” и привести в действие самые примитивные, первобытные силы. Этакое превращение в человека-волка. Знакомый мне Ник мгновенно исчезает. На виске вздувается вена, питающая блестящий глаз. Груз опускается, потом снова идет вверх. И по его лицу можно было отчетливо прочесть тот момент, когда протестующее “нет” мышц сменилось победным “да”.
Подход завершен, и Ник лежит, отдуваясь. Роуан разжимает его пальцы и разводит руки, которые все еще стремятся прижаться к груди. Глоток воды был бы сейчас кстати, но Ник пока не может глотать жидкости без риска захлебнуться. Роуан поднимает ему майку, снимает колпачок с брюшного катетера и закачивает напрямую в желудок 300 мл шоколадного белкового коктейля. Через некоторое время он готов к дроп-сетам.
— Это будет больно, — сообщает по буквам Ник с ухмылкой пираньи на лице.
И тут я вспоминаю его слова: гнев — это дар. Качалка — это вовсе не место, где можно сделать красивые мышцы или поправить здоровье. Это место, где можно почувствовать силу в чистом виде, где все просто: железо против мышечной ткани. Сила — это емкость, в которую можно заливать свою волю. Слишком часто мы считаем, что наша сила по жизни определена и ограниченна, и вместо того чтобы увеличивать ее, чтобы она соответствовала нашей воле, мы сдерживаем волю, чтобы та соответствовала нашему представлению о собственной силе. Если бы Ник пошел этой дорогой, он бы уже давно был мертв.
В его мечтах о будущем нет никаких кресел-каталок. Он ни разу не позволял себе забыть, кем он был и кем он все еще может стать. Эта картинка потенциального себя и сегодня все время стоит перед его внутренним взором.
И после всего этого рождается вопрос: а что если бы мы все знали так же четко, как знает Ник, что у нас есть возможность стать королями? Что у нас есть право на гораздо большее — надо только иметь смелость пожелать? Кто тогда откажется от короны? Кто из нас будет медлить?
*****
мы в пяти часах езды к северу от Данидина. Вслед за Ником я забираюсь на борт одномоторной “Сессны”, стоящей на краю заросшей взлетно-посадочной полосы. Даже у Бойда не хватило духа на это предприятие. Это сумасшествие, но вот самолет уже оторвался от земли. На высоте 600 м мы проходим облака, а потом и еще выше, оставляя внизу гору Кука, самую высокую в Новой Зеландии. Я периодически посматриваю на Ника, надеясь увидеть хоть малейший признак сомнения на его лице, но какой там. Мы преодолеваем отметку альтиметра в 4 км, и кто-то надевает Нику кислородную маску.
Он уже давно хотел сделать это. Последняя попытка, предпринятая незадолго до выписки из ISIS, провалилась из-за сильного ветра. Но сегодня погода тихая и безоблачная, прекрасно подходящая для полета к земле со скоростью 370 км/ч.
Наконец мы поднимаемся до 4,5 км, и плексигласовый люк открывается. Надев, как рюкзак, улыбающегося во весь рот здоровенного инструктора по прыжкам с парашютом, Ник ковыляет к двери. Он не оглядывается. Не медлит. Он отталкивается и прыгает.
Он пока не может ходить, но он может летать.
Как я преодолеваю препятствия
Ты можешь добиться чего угодно, если хочешь этого достаточно сильно, а я больше всего на свете хочу быть в прежней форме. И еще я адски боюсь, что у меня вырастет живот, как у всех людей на креслах-каталках. Так что я все свои силы оставляю в тренажерном зале. По сути ничего и не изменилось — до травмы я делал точно так же. А еще я… ТЕКСТ: НИК ЧИСХОЛЬМ, ПРОДИКТОВАНО ПО БУКВАМ ОЛИВЕРУ БРАУДИ
Ищу, от чего бы оттолкнуться
Я не могу нормально передвигаться. Но дайте мне от чего оттолкнуться, и, поверьте, вес сдвинется с места. Так же и в жизни. Трудно двигаться вперед, если ты лежишь на воде в бассейне. Но найди бортик, от которого можно оттолкнуться, пусть для тебя это будет твоя ярость, — и вперед.
Знаю свои возможности и делаю больше
Врачи сказали, что меня всегда будут кормить через трубку. Они ошиблись. Я потратил полтора года, чтобы снова научиться глотать. Мой язык не всегда слушается меня, так что мне пришлось разработать собственную технику. Но если бы я послушал врачей, то до сих пор получал бы жижу только по трубке. Врачи обобщают, как и все, кто отвечает отказом. Это их работа. Моя работа — доказать, что иногда они ошибаются.
Выкладываюсь на 110%
Усталость и боль останавливают многих в качалке. Особенно на последних подходах. А я в этот момент щелкаю своим внутренним переключателем и направляю все, что у меня осталось, на этот подход. Да, это агония. Но, когда получится, ты почувствуешь себя охренительным королем. А в следующий раз захочешь сделать еще больше. Это работает и на регбийном поле, и в целом по жизни: нацелься на боль и жми прямо сквозь нее.
Смерть и жизнь Ника Чисхольма
Еще несколько недель назад Ник Чисхольм был энергичным 27-летним парнем, мощным игроком в регби, ходил в качалку три раза в неделю, а по выходным покорял горы на своем байке. Теперь же он лежал на больничной койке — сгусток сознания в теле, которое он не мог больше контролировать. И все же Ник знал, что это тело его, потому что оно не прекращало взывать к нему. Не унимающийся спазм икры был как открытая рана, а желание почесаться казалось копошением тараканов прямо под кожей. Он хотел кричать, но даже голосовые связки не слушались его. Единственное, что осталось, — это наполнивший его ужас.
Врачи называют такое состояние по-разному: псевдокома, бодрствующая кома, синдром окружения. Наиболее выразительно это звучит по-английски — locked-in syndrome, “синдром запертого внутри”. Или просто ад. Чаще всего подобное случается в результате инсульта, когда перемычка нервных волокон, соединяющая головной мозг с телом, оказывается полностью блокированной. Первое время доктора даже не знали, в сознании ли Ник. Он слышал, как кто-то из них сказал:
— На восстановление нет шансов. Будет лучше, если он умрет.
Возможно, они были правы. В некотором смысле он уже был мертв, осталось лишь осиротевшее сознание. Погасить эту искру было бы актом милосердия.
— Если бы я был на твоем месте, знаю, ты предложил бы мне то же самое, — прошептал Бойд, чтобы не услышали медсестры. Ему ужасно хотелось отвести взгляд от лица Ника, но так он пропустил бы его ответ. Глаза вверх — это “да”, вниз — “нет”. Это был единственный способ общения, доступный Нику. Шли секунды, Ник не отвечал. Вверх — “да”, вниз — “нет”. Вверх — “да”, вниз — “нет”.
*****
Был июль 2000-го, субботнее утро в Данидине. “Демоны” обыгрывали “Пиратов” во второй половине матча. Ник всегда питал особую страсть к регби: в каком еще виде спорта парень ростом 175 см и весом 90 кг мог бы завалить парня на 40 кг тяжелее?
Он отобрал мяч у хукера, бросил крайнему нападающему и почувствовал головокружение. Шатаясь ушел с поля и был доставлен в больницу. Врачи наблюдали его три дня, предполагая, что у него очередное сотрясение мозга — распространенная среди регбистов травма. Но что-то было не так. Утром одного из этих трех дней Ник брился и вдруг обнаружил, что не может дотянуться бритвой до лица. И даже после этого никто не догадался, что происходит. У него случилось несколько инсультов подряд, вызванных, возможно, тромбом в позвоночной артерии, которая порвалась, когда он резко развернулся, чтобы отдать пас крайнему нападающему. Следующий инсульт ударил по стволу его мозга, как топор. Его срочно перевели в реанимацию, но было поздно.
Все последующее слилось для Ника в один сплошной кошмар. Он слышал, как шепчутся врачи, как всхлипывают близкие, как Бойд бьется головой о стену. Ник не мог ни видеть, ни думать ясно, но он мог чувствовать. Лишившись контроля со стороны мозга, его мышцы зашлись в агонии. Когда сломался его внутренний регулятор температуры, его окунали в ванну со льдом и обдували вентиляторами. Когда отказали легкие, ему сделали дырку в трахее и подключили к аппаратам жизнеобеспечения. Во время одной из операций действие анестезии закончилось раньше, чем хирурги прекратили резать, но Ник не мог им этого сообщить. Это был лишь один из первых преподанных ему уроков страдания. Потом началась постоянная учеба.
Нейрохирурга Гранта Жиллетта вызвали, когда Ник был доставлен в реанимацию. К счастью, в практике доктора Жиллетта уже были случаи “синдрома запертого внутри”, так что он знал: нужно искать еле заметные движения в области глаз, которые могли остаться без внимания. Иначе они так и останутся незамеченными — в течение месяцев, а то и лет.
Многие в больнице говорили, что восстановление невозможно. Ничто не смертно так, как клетки мозга. В любом другом месте организм будет реанимировать травмированные ткани медленно, но верно. Только не в мозгу.
— Есть мнение, что это наша расплата за обладание такой высокоорганизованной нервной системой, — говорит доктор Жиллетт.
И все же он знал по опыту, что возможности восстановления человеческого организма поистине безграничны, особенно когда сам человек психологически настроен на выздоровление.
— Хотя ученые и согласны, что ограничения в восстановлении клеток мозга существуют, — говорит он, — у них нет единого мнения о том, в чем именно выражаются эти ограничения и сколько из них можно обойти. Кто знает, на что способен Ник? Большинство людей в таком положении сталкиваются с главной преградой: смирением, которое убеждает их принять свою участь. Только это не про Ника.
Ник знал, что на определенном этапе победа становится возможной только тогда, когда перестаешь верить людям. Другими словами: если никто не считает тебя сумасшедшим, значит, то, что ты делаешь, недостаточно радикально и награда тоже будет незначительной. Настоящий прогресс происходит лишь в тех областях, где возможные результаты оспариваются. Ты можешь не согласиться, но даже в современном мире, пресыщенном информацией обо всем и экспертами на все случаи жизни, таких областей полно. И пока они существуют, есть вероятность исключительной награды за усилия.
*****
История ранних попыток Ника вернуть контроль над своим телом описана в медицинских картах, которые он хранит. Поначалу его программа кардинально отличалась от обычных занятий в тренажерном зале. Не было ни стука гантелей, ни телевизоров над беговыми дорожками. До бицепсов ему надо было заняться другими мышцами. Диафрагмой, к примеру. После двух месяцев на аппарате искусственного дыхания Ник не то что был ослаблен, он вообще с трудом самостоятельно вдыхал и выдыхал. Ему казалось, что кто-то уронил 100-килограммовую штангу ему на грудь.
Так что первым делом ему пришлось учиться дышать. Поначалу не более двух часов подряд, постоянно следя по приборам за уровнем кислорода в крови. Если уровень падал ниже 70%, ему следовало работать активнее, иначе можно было и задохнуться.
Потом пришло время других мышц. Мышц, о которых мы вообще не вспоминаем. Мышц живота, которые позволяют нам сидеть прямо. Мышц челюсти, которые позволяют нам держать рот закрытым. Мышц шеи, которые поддерживают голову. Мышц языка.
Прошли недели, прежде чем он впервые подумал о том, чтобы попробовать встать. Еще недели, прежде чем он смог передвигаться с ходунками по коридору. Проблема: отключенные от мозга мышцы ног не давали ему поднять ступни, и он скреб пальцами ног по полу, стирая их и оставляя за собой кровавый след.
Постепенно занятия становились все более энергичными. Сознание прокладывало новые связи сквозь поврежденную нервную систему, мышцы начинали восстанавливаться. Это чудо нашего тела — то, что не работает, можно заставить работать силой мысли. После 22 месяцев в больницах Ник набрался сил до такой степени, что доктора согласились выписать его. Он сразу же купил абонемент в тренажерный зал. Там инструктора хотели было научить его главному секрету тренировок: ты всегда можешь вынести чуть больше, чем тебе кажется. Но Ник уже и сам до этого дошел.
*****
Тренажерный зал находится в самом центре Данидина. Во время первого занятия он выжал всего 20 кг, в течение месяца увеличил вес вчетверо. Как артиллерийский полигон, Ник принимал на себя все снаряды, которыми качалка могла поразить его.
Теперь он лежит на скамье, зеленые глаза смотрят вверх, ирокез смялся. Попросив доску, он сообщает своей помощнице Роуан, что собирается попробовать больший вес, если она подвинет его ноги для более удобного упора. Он не может подвинуть их сам — он все еще учится контролировать небольшие группы мышц. (Физически он как ребенок: владеет большими группами мышц, а мелкая моторика пока не далась ему, так что он, например, может широко улыбаться, но не может говорить.) По этой же причине кто-то должен удерживать его ноги, когда он поднимает вес. Упражнение на одну небольшую группу мышц требует удерживания всех остальных. Для этого и ремни на его бедрах, и помощница, придерживающая ноги Ника. И именно поэтому его мечта ходить без посторонней помощи пока остается мечтой.
Роуан устанавливает фиксатор на максимуме веса, но Ник все равно выглядит недовольным.
— Хочешь 99? Хорошо, у меня тут есть три, — говорит Роуан, снимая дополнительный 3-килограммовый блок с соседнего тренажера. — Хочешь еще два с половиной сверху?
Наконец Ник берется за ручку, издает рык и передает все усилие своего 93-килограммового тела железу тренажера, всем его 101,5 кг. Фил Чейни, близкий друг Ника и владелец тренажерного зала, называет это переключателем, подразумевая ментальное усилие, которое позволяет тебе выйти за пределы привычного цивилизованного “я” и привести в действие самые примитивные, первобытные силы. Этакое превращение в человека-волка. Знакомый мне Ник мгновенно исчезает. На виске вздувается вена, питающая блестящий глаз. Груз опускается, потом снова идет вверх. И по его лицу можно было отчетливо прочесть тот момент, когда протестующее “нет” мышц сменилось победным “да”.
Подход завершен, и Ник лежит, отдуваясь. Роуан разжимает его пальцы и разводит руки, которые все еще стремятся прижаться к груди. Глоток воды был бы сейчас кстати, но Ник пока не может глотать жидкости без риска захлебнуться. Роуан поднимает ему майку, снимает колпачок с брюшного катетера и закачивает напрямую в желудок 300 мл шоколадного белкового коктейля. Через некоторое время он готов к дроп-сетам.
— Это будет больно, — сообщает по буквам Ник с ухмылкой пираньи на лице.
И тут я вспоминаю его слова: гнев — это дар. Качалка — это вовсе не место, где можно сделать красивые мышцы или поправить здоровье. Это место, где можно почувствовать силу в чистом виде, где все просто: железо против мышечной ткани. Сила — это емкость, в которую можно заливать свою волю. Слишком часто мы считаем, что наша сила по жизни определена и ограниченна, и вместо того чтобы увеличивать ее, чтобы она соответствовала нашей воле, мы сдерживаем волю, чтобы та соответствовала нашему представлению о собственной силе. Если бы Ник пошел этой дорогой, он бы уже давно был мертв.
В его мечтах о будущем нет никаких кресел-каталок. Он ни разу не позволял себе забыть, кем он был и кем он все еще может стать. Эта картинка потенциального себя и сегодня все время стоит перед его внутренним взором.
И после всего этого рождается вопрос: а что если бы мы все знали так же четко, как знает Ник, что у нас есть возможность стать королями? Что у нас есть право на гораздо большее — надо только иметь смелость пожелать? Кто тогда откажется от короны? Кто из нас будет медлить?
*****
Мы в пяти часах езды к северу от Данидина. Вслед за Ником я забираюсь на борт одномоторной “Сессны”, стоящей на краю заросшей взлетно-посадочной полосы. Даже у Бойда не хватило духа на это предприятие. Это сумасшествие, но вот самолет уже оторвался от земли. На высоте 600 м мы проходим облака, а потом и еще выше, оставляя внизу гору Кука, самую высокую в Новой Зеландии. Я периодически посматриваю на Ника, надеясь увидеть хоть малейший признак сомнения на его лице, но какой там. Мы преодолеваем отметку альтиметра в 4 км, и кто-то надевает Нику кислородную маску.
Он уже давно хотел сделать это. Последняя попытка, предпринятая незадолго до выписки из ISIS, провалилась из-за сильного ветра. Но сегодня погода тихая и безоблачная, прекрасно подходящая для полета к земле со скоростью 370 км/ч.
Наконец мы поднимаемся до 4,5 км, и плексигласовый люк открывается. Надев, как рюкзак, улыбающегося во весь рот здоровенного инструктора по прыжкам с парашютом, Ник ковыляет к двери. Он не оглядывается. Не медлит. Он отталкивается и прыгает.
Он пока не может ходить, но он может летать.
Как я преодолеваю препятствия
Ты можешь добиться чего угодно, если хочешь этого достаточно сильно, а я больше всего на свете хочу быть в прежней форме. И еще я адски боюсь, что у меня вырастет живот, как у всех людей на креслах-каталках. Так что я все свои силы оставляю в тренажерном зале. По сути ничего и не изменилось — до травмы я делал точно так же. А еще я… ТЕКСТ: НИК ЧИСХОЛЬМ, ПРОДИКТОВАНО ПО БУКВАМ ОЛИВЕРУ БРАУДИ
Ищу, от чего бы оттолкнуться
Я не могу нормально передвигаться. Но дайте мне от чего оттолкнуться, и, поверьте, вес сдвинется с места. Так же и в жизни. Трудно двигаться вперед, если ты лежишь на воде в бассейне. Но найди бортик, от которого можно оттолкнуться, пусть для тебя это будет твоя ярость, — и вперед.
Знаю свои возможности и делаю больше
Врачи сказали, что меня всегда будут кормить через трубку. Они ошиблись. Я потратил полтора года, чтобы снова научиться глотать. Мой язык не всегда слушается меня, так что мне пришлось разработать собственную технику. Но если бы я послушал врачей, то до сих пор получал бы жижу только по трубке. Врачи обобщают, как и все, кто отвечает отказом. Это их работа. Моя работа — доказать, что иногда они ошибаются.
Выкладываюсь на 110%
Усталость и боль останавливают многих в качалке. Особенно на последних подходах. А я в этот момент щелкаю своим внутренним переключателем и направляю все, что у меня осталось, на этот подход. Да, это агония. Но, когда получится, ты почувствуешь себя охренительным королем. А в следующий раз захочешь сделать еще больше. Это работает и на регбийном поле, и в целом по жизни: нацелься на боль и жми прямо сквозь нее.
Ценю маленькие радости
Чего мне больше всего не хватает? Зевнуть бы и потянуться в то же время. Цените эту способность, джентльмены. Это дар.