неверно оценивая нашу жизнь почему ввп не имеет смысла книга
ВВП не нужен Книга лауреатов Нобелевской премии по экономике «Неверно оценивая нашу жизнь»
Лауреаты Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц, Амартия Сен и французский экономист Жан-Пол Фитусси в феврале 2008 года возглавили комиссию, которой было поручено узнать, является ли ВВП надежным индикатором экономического и социального прогресса. Результаты их трудов были впервые опубликованы в 2010 году с вступительным словом президента Франции Николя Саркози, которому и принадлежит инициатива создания этой комиссии.
В этом году их труд опубликует Издательство Института Гайдара, и русскоязычный читатель сможет узнать, почему ВВП на самом деле не учитывает экономического неравенства или последствий экономических решений для окружающей среды. В книге подробно описано, почему ВВП необходимо заменить целым спектром понятий — от устойчивых показателей экономического благосостояния до измерений сбережений и богатства и «зеленого» ВВП. Выводы авторов этой работы оказываются особенно актуальными сейчас, когда правительства большинства стран сталкиваются с глобальными финансовыми и экологическими проблемами.
С разрешения Издательства Института Гайдара «Лента.ру» публикует отрывок из книги Джозефа Стиглица, Амартии Сен и Жан-Поля Фитусси «Неверно оценивая нашу жизнь: Почему ВВП не имеет смысла?»
Качество жизни — более широкая концепция, чем экономическое производство и уровень жизни. Оно включает в себя целый набор факторов, которые влияют на то, что мы ценим в жизни, помимо ее материальной стороны. Хотя виды расширенной экономической отчетности позволяют включить некоторые из элементов, формирующих качество жизни, в традиционные измерения экономического благосостояния, любой подход, основанный на ресурсах (или на том, как люди распоряжаются товарами), остается ограниченным в некоторых важных отношениях.
Во-первых, ресурсы — это средства, которые по-разному трансформируются в благосостояние у разных людей: индивиды, умеющие наслаждаться жизнью или наделенные большей способностью достигать успеха в ее ценных областях, могут жить лучше, даже имея в своем распоряжении меньше ресурсов. Во-вторых, многие ресурсы не выходят на рынок, а если и выходят, цены будут разными для разных индивидов, что делает проблематичным сравнение реального дохода этих людей.
Наконец, многие определяющие факторы благосостояния человека являются аспектами жизненных обстоятельств: они не могут описываться в качестве ресурсов с вмененными ценами, даже если люди торгуют друг с другом. Этих аргументов самих по себе достаточно, чтобы понять, что ресурсы — недостаточное средство для измерения качества жизни. То, какой способ измерения следует избрать вместо оценки качества жизни, зависит от избранной философской перспективы.
Хотя существует давняя традиция философской мысли, задававшаяся вопросом о том, что определяет качество жизни, недавние успехи в исследованиях привели к измерениям, одновременно и новым и убедительным. Эти исследования подсказывают, что потребность выйти за пределы измерения экономических ресурсов существует не только у развивающихся стран (традиционно находившихся в центре внимания большинства работ о «развитии человеческого потенциала» в прошлом), но еще сильнее проявляется в случае богатых индустриальных стран.
Фото: Константин Чалабов / РИА Новости
Эти измерения хотя и не заменят традиционные экономические индикаторы, дадут возможность обогатить политические дискуссии и повлиять на то, как люди смотрят на условия в сообществах, в которых живут. Что еще более важно, новые методы измерения теперь имеют потенциальную возможность перейти из исследовательской в стандартную статистическую практику. Хотя одни из этих методов отражают структурные показатели, которые почти не зависят от времени, но систематически различаются по странам, другие больше зависят от политики и лучше подходят для мониторинга изменений в более короткие промежутки времени. Оба вида индикаторов играют важную роль в оценке качества жизни.
Концептуальные подходы к измерению качества жизни
Внимание комиссии привлекли к себе три концептуальных метода, которые представляются полезными для осмысления того, как измерять качество жизни:
Фото: Paolo Giovannini / AP
Первый подход, разработанный в тесной связи с психологическими исследованиями, основан на понятии субъективного благополучия. Давняя философская традиция считает, что индивиды сами могут лучше всего судить о своих условиях. Этот подход тесно связан с традицией утилитаризма, но привлекателен и в более широком смысле в силу убедительного допущения, характерного для многих направлений древней и современной культуры, что дать людям возможность быть «счастливыми» и «удовлетворенными» своей жизнью — универсальная цель человеческого существования.
Второй подход уходит корнями в понятие возможностей. Этот подход рассматривает жизнь человека как комбинацию различных «дел и состояний» (функционирований) и его свободы выбора этих функционирований (возможностей). Некоторые из этих возможностей могут быть вполне элементарными, например, адекватное питание и возможность избежать преждевременной смерти, тогда как другие могут быть более сложными, например, получение уровня грамотности, дающего возможность активно участвовать в политической жизни.
Основания этого подхода, прочно укорененного в философском понятии социальной справедливости, отражают внимание к устремлениям человека и уважение способности индивида преследовать и осуществлять цели, которым он или она придают ценность; отказ от экономической модели индивида, чьи действия направлены на максимизацию своего эгоистического интереса без учета отношений и эмоций; акцент на взаимодополняемость разных возможностей и признание многообразия людей, подчеркивающее роль, которую в устройстве «хорошего» общества играют этические принципы.
Фото: Mustafa Quraishi / AP
Третий подход, разработанный в рамках экономической традиции, основан на понятии справедливого распределения ресурсов. Основная идея, которую разделяют социальные экономики, состоит в том, что взвешивание различных неденежных аспектов качества жизни (помимо товаров и услуг, которые продаются на рынке) должно производиться с учетом предпочтений людей.
Этот подход требует выбора конкретной исходной точки для каждого из разнообразных неденежных аспектов и получения информации о нынешнем положении людей и их предпочтениях в отношении данных позиций и позволяет избежать ловушек, которые таят в себе оценки, основывающиеся на «средней» готовности платить, которая может непропорционально отражать предпочтения более благополучных членов общества, и вместо этого сосредоточить внимание на равенстве всех его членов.
Между этими подходами имеются очевидные различия, но в то же время есть и некоторые сходства. Например, порой утверждают, что субъективное благополучие охватывает все возможности в той мере, в какой они отсылают к атрибутам и свободам, которые люди ценят (подразумевая, что подкрепление этих возможностей улучшит субъективное состояние людей). Однако сторонники подхода на основе возможностей также подчеркивают, что значение имеют не только субъективные состояния и что расширение возможностей людей важно само по себе, даже если оно не проявляется в росте субъективного благополучия.
Фото: Wang Zhou / Zumapress / Globallookpress.com
Точно так же подход на основе возможностей и подход на основе справедливого распределения полагаются на информацию об объективных атрибутах каждого человека, хотя и различаются по тому, как именно они их взвешивают и агрегируют. Хотя выбор того или иного подхода в конечном счете оказывается нормативным решением, все они указывают на важность целого ряда особенностей, которые не сводятся к распоряжению ресурсами. Измерение этих особенностей требует таких видов данных (то есть ответов на анкеты и нерыночных наблюдений за психологическими состояниями), которые не передаются через рыночные трансакции.
Субъективное измерение качества жизни
Долгое время экономисты предполагали, что достаточно посмотреть на выбор людей, чтобы получить информацию об их благосостоянии, и что эти выборы будут соответствовать стандартному набору допущений. В последние годы, однако, большая часть исследований фокусировалась на том, что люди ценят и как они действуют в реальной жизни, в результате чего были выявлены значительные расхождения между стандартными допущениями экономической теории и явлениям реального мира. Существенная часть этих исследований была выполнена психологами и экономистами на основе субъективных данных о восприятии благосостояния, полученных со слов самих людей.
Субъективные измерения всегда входили в традиционный инструментарий экономистов и статистиков, поскольку многие черты экономики и обществ измеряются на основе ответов людей на стандартный набор вопросов. Например, измерения «безработицы», как правило, опираются на ответы людей о том, работали ли они хотя бы сколько-то в течение определенной недели, активно ли искали работу и готовы ли начать работать в ближайшем будущем.
Специфическая черта обсуждаемых здесь субъективных измерений качества жизни — тот факт, что нельзя найти объективного аналога тому, что люди сообщают здесь о своей жизни. Мы, например, можем сравнить «воспринимаемую» и «действительную» инфляцию, но только респонденты могут сообщить информацию о своих субъективных состояниях и ценностях.
Несмотря на эту особенность, богатая литература, посвященная субъективным измерениям, приходит к заключению, что они полезны для предсказания поведения людей (например, работники, которые сообщают о более высоком уровне неудовлетворенности своей работой, с большей вероятностью могут с нее уйти) и действительны в отношении целого ряда другой информации (например, люди, которые относят себя к «счастливым», склонны больше улыбаться и чаще считаются счастливыми у окружающих их людей; подобные сообщения о себе коррелируют с показаниями электрических приборов, считывающих сигналы мозга).
Фото: Кирилл Каллиников / РИА Новости
Субъективные подходы различают стороны качества жизни и объективные факторы, их формирующие. В свою очередь субъективные стороны качества жизни охватывают несколько аспектов. Первый представлен тем, как люди оценивают свою жизнь в целом или ее различные области, такие как семья, работа или финансовые условия. Эти оценки подразумевают когнитивные усилия со стороны каждого человека, а также усилия, направленные на то, чтобы накопить и суммировать полный набор элементов, которые ценят люди (например, их ощущение целесообразности, достижения целей и то, как они воспринимаются остальными).
Второй аспект представляет реальные чувства людей, такие как боль, обеспокоенность и гнев или удовольствие, гордость и уважение. Когда об этих чувствах сообщают в реальном времени, они меньше подвержены влиянию искажений, связанных с памятью и социальным давлением того, что принято считать «хорошим» в обществе. В этой широкой категории человеческих чувств исследования субъективного благополучия различают позитивные и негативные аффекты, характеризующие опыт человека.
Для того чтобы получить удовлетворительную оценку жизни человека, все эти аспекты субъективного благополучия (когнитивные оценки, позитивные и негативные аффекты) следует измерять по отдельности. Какие из этих аспектов важнее и для каких целей, вопрос по-прежнему открытый. Множество фактов подсказывает, что люди ведут себя таким образом, чтобы получать удовлетворение от своего выбора, и что сам выбор основывается на воспоминаниях и оценках. Но воспоминания и оценки также могут привести к плохому выбору, кроме того, порой он делается бессознательно, а не путем взвешивания плюсов и минусов разных альтернатив.
Субъективные сообщения людей об оценке своей жизни и своих аффектах позволяют отслеживать изменение качества жизни во времени. Некоторые из такого рода измерений могут также надежным образом сравниваться по странам. Однако, по всей видимости, важнее, чтобы эти измерения давали информацию об определяющих факторах качества жизни на уровне каждого человека.
Эти определяющие факторы включают в себя особенности окружения, в котором люди живут и работают, их индивидуальные условия, и они варьируются в зависимости от рассматриваемого аспекта. Например, виды деятельности (такие как поездки на работу, сама работа или общение) могут быть важнее для аффектов, тогда как условия (например, семейное положение или наличие приносящей удовлетворение работы) — для оценки жизни.
Однако в обоих случаях эти измерения дают информацию, превосходящую информацию, отраженную в доходе. Например, в большинстве развитых стран более молодые и более старые люди сообщают о более высоких оценках своей жизни, чем люди, находящиеся в расцвете сил,— паттерн, разительно контрастирующий с уровнем дохода этих групп.
Одна область, в которой различные субъективные измерения благосостояния людей сходятся,— указание на высокие издержки безработицы для качества жизни. Люди, потерявшие работу, сообщают о более низкой оценке своей жизни, даже с поправкой на более низкий доход, при более низкой адаптации с течением времени. Безработные люди также сообщают о преобладании различных негативных аффектов (печаль, стресс и боль) и о более низком уровне позитивных аффектов (радость). Эти субъективные измерения указывают на то, что издержки безработицы превышают потерю дохода, от которой страдают те, кто лишился работы, отражая наличие неденежных последствий для безработных и страхи и тревоги, порождаемые безработицей в остальном обществе.
Хотя инициативы отдельных исследователей и поставщиков коммерческих данных привели к значительным подвижкам в измерении субъективного благополучия, в целом данные остаются ограниченными с точки зрения статистических выводов, которые они позволяют делать. Национальные статистические системы должны наращивать усилия по включению вопросов о различных аспектах субъективного благосостояния в свои стандартные опросы. Они также должны развивать панельные исследования, которые могли бы стать основой для более убедительных заключений о роли различных факторов.
Фото: Lucas Jackson / Reuters
И подход на основе возможностей, и подход, ориентированный на справедливое распределение, ставят акцент на объективных условиях жизни людей и имеющихся у них вариантах выбора, различаясь тем, как эти особенности оцениваются и ранжируются. Хотя эти объективные характеристики могут иметь инструментальную ценность для субъективного благополучия, оба этих концептуальных подхода приписывают принципиальное значение расширению возможностей человека в этих областях.
Диапазон объективных характеристик, которые должны рассматриваться в любой оценке качества жизни, будет зависеть от цели этого рассмотрения: состоит ли она в том, чтобы оценить изменения в условиях внутри страны, или в том, чтобы сравнить условия в странах с разным уровнем развития? Некоторые характеристики могут быть важны для описания состояний людей (например, здоровье), тогда как другие могут отражать то, насколько свободно люди могут стремиться к достижению целей, которые они ценят (например политическое представительство).
Хотя вопрос о том, какие пункты входят в список объективных характеристик, неизбежно зависит от ценностных суждений, на практике большинство таких пунктов являются общими для разных стран и разных групп. Различные исследования, посвященные измерению «благополучия» и связанных с ним концепций, в значительной мере согласуются друг с другом. Как правило, измерения всех этих объективных характеристик подчеркивают, что организация общества влияет на жизнь людей и что это влияние не находит полного отражения в традиционных показателях экономических ресурсов.
Экономика протеста: валовой внутренний обман
Зачем правящим элитам ВВП
Экономический рост сегодня понимается как рост ВВП. Большинство населения, впрочем, может никак его не ощущать. И это не удивительно, поскольку ВВП, по сути, это идеологический инструмент правящих элит, оправдывающих свои цели общими интересами.
АЛЕКСАНДР ЗОТИН, старший научный сотрудник Всероссийской академии внешней торговли
Экономика растет, но вы этого не замечаете? Ничего странного. Фундаментом для послевоенного плутократического общества стал экономоцентризм: обществу стали навязывать экономические цели и практики, соответствующие интересам высших классов, но таким образом, чтобы это выглядело как интересы всех и каждого. Правительства практически всех стран мира ориентируются прежде всего на рост ВВП, который понимается как рост экономики в целом. Кроме того, возможны и другие цели — вроде снижения безработицы.
В бюджетном послании 1944 года президент США Франклин Рузвельт впервые ввел идею расчета валового внутреннего продукта. С тех пор обеспечение роста ВВП стало ключевой задачей любого, левого или правого, правительства. К концу 1990-х годов рост экономики и рост ВВП стали синонимами практически во всех странах.
Вне зависимости от результатов выборов политический курс национальных правительств оставался неизменным. Он определялся соображениями экономического прагматизма, который вырабатывался элитными слоями и рационализировался экспертами-экономистами МВФ и Всемирного банка. Необходимость поддержания экономического роста, понимаемого как рост ВВП, не оспаривалась ни одной из ведущих политических сил.
Измерение как цель
Технические достижения 1920-х годов увеличивали ВВП и реально улучшали жизнь людей
Фото: APIC / Getty Images
Чарльз Гудхарт, главный советник Банка Англии по денежно-кредитной политике, в 1975 году сформулировал правило:
любая наблюдаемая статистическая закономерность склонна к разрушению, как только на нее оказывается давление с целью управления экономикой. То есть измерение ВВП, если ВВП становится целью, теряет свой изначальный смысл.
Интуитивно понять это нетрудно. Пример — известный рейтинг Doing Business. После того как этот рейтинг стал очень популярным, многие правительства стали обозначать цели по позициям в нем. И все в большей степени это стало подгонкой данных под методологию рейтинга, нежели реальным улучшением бизнес-климата в стране. Ведь целью является не сущность (улучшение бизнес-климата в стране), а оценка — подгонка данных под конкретную метрику (позиция в рейтинге).
Экономика протеста: мигранты в классовой борьбе
Нечто подобное произошло и с ВВП. Будет ли для наших потомков спустя 100 лет важно, что мы выберем политику, ориентированную на экономический рост в 3% ВВП вместо 2%? Или политику, ориентированную на снижение неравенства?
Классический ответ мейнстримного экономиста будет примерно таким: потомки даже не взглянут на текущие споры о неравенстве, а вот рост на 3% в год вместо 2% будет означать фантастическую разницу в их благосостоянии.
Неравенство — одна из забытых экономическим мейнстримом проблем
Формула сложных процентов подразумевает, что эффект от замедления средних темпов роста быстро накапливается. Если ВВП растет на 4 % в год (темпы роста в США 1960-х), то его удвоение произойдет через 17 лет; если на 3 % в год, то через 24 года, если на 2%, то лишь через 35 лет.
Но здесь упускаются из виду распределительные эффекты, и это очень важно. Представим себе ситуацию, когда ВВП растет на 5% (дальнейшее описание грубое, но для иллюстрации подойдет). Нижние 50% по шкале распределения доходов получают рост доходов на 2,8% (скажем, с 50 руб. в час до 50,14 руб. с поправкой на инфляцию), средние 40% — 4,5% (со 100 руб. до 104,5 руб.), а высшие 10% повышают свой доход на 10% (с 350 руб. до 385 руб.). В то время как ВВП растет на 5%, 50% населения де-факто ощущают рост вполовину меньший.
Экономика протеста: рутинное сопротивление
В другом сценарии все еще хуже. В нем нижние 50% получают минус 4% (условно падение дохода с 50 руб. в час до 48 руб.), средние 40% — стагнацию доходов (нулевой рост), а верхние 10% — рост на 17% (с 350 руб. до 410 руб.). Цель по росту ВВП достигнута, скажут экономоцентристы-технократы, а кто от реализации этой цели в итоге оказался в выигрыше — вопрос, не заслуживающий внимания элит.
Экономисты Остин Клеменс и Хизер Бушей из Washington Center for Equitable Growth в своем недавнем исследовании Disaggregating growth показали, что вышеописанный сценарий не просто теоретическая конструкция, а вполне реальная ситуация. Например, в 1982, 1983, 1986 годах рост ВВП в США сопровождался падением доходов нижних 50%.
Кроме распределительных эффектов акцентирование внимания населения на росте ВВП имеет и массу других недостатков. Например, каждая трансакция, входящая в ВВП, должна оцениваться по ее рыночной стоимости (если она известна). Но взять хотя бы расходы государства — они по определению носят нерыночный характер. Поэтому их приходится оценивать либо в соответствии с заработной платой, которую государство выплачивает служащим, либо с неким рыночным аналогом (которого чаще всего нет).
Экономическое благополучие не всегда соответствует стереотипам
«Главный элемент затрат у предприятий в сфере услуг — это рабочее время, затраченное работниками на выполнение своих обязанностей,— отмечает экономист Дайана Койл в своей книге «ВВП: краткая история, рассказанная с пиететом».— Но что можно назвать выпуском продукции у учителя? Может быть, это число детей, закончивших школу? Или средний балл за выпускные экзамены? Может, нужно смотреть, сколько из них в среднем поступает в университет или же на их средние заработки? А может, важна степень удовлетворенности жизнью среди выпускников, ведь школа должна была снабдить их навыками к содержательной работе, подготовить к счастливым семейным отношениям, привить им вкус к музыке и спорту? Можно ли сказать, что медсестра более производительна, если она обслуживает в течение дня больше пациентов?»
Финансовые проблемы
Еще большие проблемы возникают с финансовыми услугами. Можно ли утверждать, что финансы учитываются в экономической статистике должным образом? Нет. Для примера можно взглянуть на статистику британского ВВП за последний квартал 2008-го, то есть в разгар глобального финансового кризиса.
Экономика протеста: угольная демократия
В том квартале статистика показывала, что финансовый сектор Великобритании рос рекордно быстрыми темпами. Вклад финансов в экономику сравнялся с вкладом обрабатывающей промышленности. Валовая прибыль финансовых корпораций (gross operating surplus) выросла на £5 млрд и достигла £20 млрд, а доля финансового сектора в экономике поднялась до 9%, а в следующем 2009-м еще выше — до 10,4%.
Этот рост был вызван государством, которое вливало в финансовый сектор деньги налогоплательщиков, чтобы спасти его от банкротства, и обращало компании в свою собственность. То есть национализировало издержки махинаций финансового сектора.
Насколько важен вклад финансового сектора в экономическое развитие, подсчитать очень нелегко
«Но тогда какой же это рост? И что это тогда за статистика?» — спрашивает Койл. Все дело в особенностях учета вклада финансового сектора в ВВП. «В большинстве случаев компании взимают с потребителей за оказываемую услугу определенную плату, и данные об их выручке служат для статистиков исходным шагом при измерении выпуска. Чаще всего банки продают услуги, за которые такой платы не предусмотрено. Большая доля их прибыли происходит из разницы между процентной ставкой, которую они уплачивают своим вкладчикам, и ставкой, взимаемой с должников»,— отмечает Койл. В итоге, как поясняет статистическое руководство ОЭСР по ВВП:
«Если бы при учете ВВП использовалась та же формула, что и в общем случае, добавленная стоимость оказалась бы слишком низкой, а то и отрицательной. То есть, как ни удивительно, промежуточное потребление банков превысило бы их выручку».
Допустить такое, понятное дело, нельзя, поэтому в ход идут статистические ухищрения. Сначала в течение долгого времени действовало правило, согласно которому финансовые услуги учитывались как отрицательный выпуск особого фиктивного сектора экономики. Потом, с ростом отрасли финансовых услуг, подход к их учету снова поменялся, и в 1993 году ООН в своей системе национальных счетов ввела понятие «косвенно измеряемые услуги финансового посредничества». Смысл, как поясняет Койл, в вычитании «безрисковой ставки» из ставки, которую банки взимают либо уплачивают, и умножения разницы на имеющиеся активы.
Экономика протеста: жертвы автоматизации
«По иронии судьбы впервые концепция «косвенно измеряемых услуг финансового посредничества» была полностью реализована лишь в 2008-м Национальной статистической службой Великобритании,— пишет Койл.— Масштаб нововведения было трудно переоценить. Теперь финансы представали типичным видом экономической деятельности: точно так же, как промышленное предприятие использует сырье и превращает его в продукцию с возросшей ценностью, банки превращают безрисковую ставку в рискованную, принимая на себя риски и оказывая услуги конечному владельцу денег — кредитору, равно как и их получателю — заемщику. Но это полнейший абсурд: за окном бушевал крупнейший за десятилетия финансовый кризис, а статистика ВВП уверяла, что финансовые услуги цвели буйным цветом».
Действительно, такой зазеркальный статистический подход логичен только при предположении, что банки и другие финансовые компании принимают на себя определенные риски, и это и есть их выпуск продукции, который записывается в ВВП.
Экономика протеста: борьба с глобализацией
Как отмечает директор по финансовой стабильности Банка Англии Эндрю Холдейн, это весьма спорное утверждение: «Из того факта, что банки принимают на себя риски, еще не следует, что они что-либо производят. Любое домохозяйство или корпорация, вкладывая в рискованный долговой инструмент, принимает на себя кредитный риск и риск ликвидности. Поэтому, в сущности, если некий поток дохода сопряжен с риском, совсем не обязательно следует относить его к выпуску банковской сферы».
Далее, как отмечает Холдейн, прибыли банков в период экономического бума приукрашивались потому, что банки, применяя кредитное плечо, намеренно повышали свои риски. Такие прибыли являлись статистической иллюзией в отличие, конечно, от бонусов топ-менеджмента. А убытки банков после схлопывания кредитного пузыря и вызванного им бума потом покрывались деньгами налогоплательщиков, так как правительства оказывались заложниками банковской системы, падения которой они не могли допустить (известная экономистам проблема too big to fail — слишком большой, чтобы позволить упасть).
Банки все в большей степени доминируют в современной экономике, ведь в случае чего им всегда придут на помощь
Бенефициарами системы, как нетрудно догадаться, являются высшие классы, именно из них рекрутируется финансовая и политическая элиты. «Чем же примечателен тот факт, что экономический вклад финансовой отрасли на самом деле ниже, чем можно судить из цифр ВВП? — задает вопрос Койл.— Дело в том, что первые лица политического руководства, вырабатывая экономическую политику, берут в качестве ориентира несколько основных отраслей. В период финансового кризиса лоббисты финансового сектора оказали существенное влияние на политиков, протолкнув нужную им реформу регулирования. Это произошло не только потому, что инвестиционные банки — крупные спонсоры политических партий, но и благодаря искренней вере политиков, что благоденствие финансовой отрасли — ключ к рабочим местам и экономическому росту… Но сущностные вопросы остаются нерешенными: нужно ли вообще включать финансы в ВВП и что подразумевается под их «производительной» деятельностью?»
Ямы роста
Экономоцентрическая подмена роста экономики удобным для элит ростом ВВП очевидна и в других случаях. Определенные виды экономической деятельности, записываемые в ВВП, далеко не всегда связаны с созданием богатства в обществе (кроме финансовых услуг это, например, военные расходы, реклама, страховые и юридические услуги и т. д.). Расчет ВВП слепо приравнивает непродуктивную деятельность (рытье и закапывание одной и той же ямы приводит к росту ВВП) к продуктивной (генерирующей долгосрочную прибыль).
Накопление физического капитала в виде инфраструктурного строительства также записывается в ВВП.
Проблема в том, что нередко инфраструктурное строительство (например, нужный для разового мероприятия стадион) не создает богатство, а разрушает его.
Яркий пример фетишизации роста ВВП — современный Китай. Огромный объем непродуктивной экономической деятельности в Китае искусственно раздувает ВВП (как это раньше было в СССР и отчасти в Японии 1980-х). Насколько нужно дисконтировать ВВП Китая, чтобы приблизить этот показатель к западным стандартам (в рыночных экономиках полно непродуктивной экономической активности, но все же меньше, чем в КНР),— вопрос дискуссионный.
Экономика протеста: прекариат цифровой эпохи
Возможно, адекватной для Китая и в несколько меньшей степени для рыночных экономик метрикой экономического развития был бы чистый внутренний продукт (ЧВП, net domestic product — NDP). Согласно методологии National Income and Product Accounts, разработанной американским Бюро экономического анализа, ЧВП равен ВВП минус потребление основного капитала (в которое включаются списания непродуктивных инвестиций, что исключительно актуально для КНР). Оценок ЧВП Китая нет, но некоторые самые грубые прикидки предполагают, что ЧВП КНР ниже ВВП приблизительно на треть.
Альтернативы
Расчет ЧВП малоинтересен элитам, так как из него пришлось бы вычитать непроизводительные инвестиции. Адекватные сравнительные международные оценки отсутствуют, несмотря на многочисленные рекомендации экономических организаций (см., например, доклад комиссии Стиглица—Сена—Фитусси «Неверно оценивая нашу жизнь: Почему ВВП не имеет смысла? Доклад Комиссии по измерению эффективности экономики и социального прогресса»).
Другие измерения взамен «плутократической метрики экономического роста», как называет ВВП британский статистик Мартин Вил, мало кого волнуют.
Многогранность современного развития недоучитывается в ВВП
Тома Пикетти, знаменитый автор «Капитала в XXI веке», предлагает выбрать за отправную точку анализа чистый национальный доход, причем учитывать его изменение по отдельным децилям в распределении этого дохода. Джейсон Фурман, бывший экономический советник президента Обамы, предлагает сделать акцент на медианной зарплате. Дайана Койл считает, что необходимо провести статистическую реформу в два этапа. Сначала выкинуть из ВВП непроизводительные финансовые инвестиции и произвести поправку на распределение дохода. Потом вообще заменить расчет ВВП расчетом нескольких базовых активов общества.
Экономика протеста: новые левые
Однако пока плутократические варианты осмысления и оформления целей экономического роста вполне устраивают элиты, которые всегда могут сказать, что экономика благополучно растет, а те, кто почему-то не ощущает этого роста,— досадное исключение.