не читайте на ночь биографий
Еврей-священник
Еврей-священник — видели такое?
Нет, не раввин, а православный поп,
Алабинский викарий, под Москвою,
Одна из видных на селе особ.
Под бархатной скуфейкой, в чёрной рясе
Еврея можно видеть каждый день:
Апостольски он шествует по грязи
Всех четырёх окрестных деревень.
Работы много, и встаёт он рано,
Едва споют в колхозе петухи.
Венчает, крестит он, и прихожанам
Со вздохом отпускает их грехи.
Слегка картавя, служит он обедню,
Кадило держит бледною рукой.
Усопших провожая в путь последний,
На кладбище поёт за упокой…
Он был еврей — мишень для шутки грубой,
Ходившей в те неважные года,
Считался инвалидом пятой группы,
Писал в графе «Национальность»: «Да».
Столетний дед — находка для музея,
Пергаментный и ветхий, как талмуд,
Сказал: «Смотри на этого еврея,
Никак его на службу не возьмут.
Еврей, скажите мне, где синагога?
Свинину жрущий и насквозь трефной,
Не знающий ни языка, ни Бога…
Да при царе ты был бы первый гой».
«А что? Креститься мог бы я, к примеру,
И полноправным бы родился вновь.
Так царь меня преследовал — за веру,
А вы — биологически, за кровь».
Итак, с десятым вежливым отказом
Из министерских выскочив дверей,
Всевышней благости исполнен, сразу
В святой Загорск направился еврей.
Крещённый без бюрократизма, быстро,
Он встал омытым от мирских обид,
Евреем он остался для министра,
Но русским счёл его митрополит.
Студенту, закалённому зубриле,
Премудрость семинарская — пустяк.
Святым отцам на радость, без усилий
Он по два курса в год глотал шутя.
Опять диплом, опять распределенье…
Но зря еврея оторопь берёт:
На этот раз без всяких ущемлений
Он самый лучший получил приход.
В большой церковной кружке денег много.
Рэб батюшка, блаженствуй и жирей.
Что, чёрт возьми, опять не слава Богу?
Нет, по-людски не может жить еврей!
Ну пил бы водку, жрал курей и уток,
Построил дачу и купил бы ЗИЛ, —
Так нет: святой районный, кроме шуток
Он пастырем себя вообразил.
И вот стоит он, тощ и бескорыстен,
И громом льётся из худой груди
На прихожан поток забытых истин,
Таких, как «не убий», «не укради».
Мы пальцами показывать не будем,
Но многие ли помнят в наши дни:
Кто проповедь прочесть желает людям,
Тот жрать не должен слаще, чем они.
Еврей мораль читает на амвоне,
Из душ заблудших выметая сор…
Падение преступности в районе —
Себе в заслугу ставит прокурор.
Не читайте на ночь биографий
Не читайте на ночь биографий.
Недавно в Фейсбуке стали обсуждать Марину Цветаеву. Вернее, её дочерей, которых поэтесса отдала в приют, где младшая скончалась от голода. Публика шокирована. Как могла уморить дочку голодом автор строк:
Воспоминанье слишком давит плечи,?
Она всего лишь не любила дочь
Обыватель при встрече с искусством всегда склонен совершать две ошибки. Он, во-первых, отождествляет творцов с героями их произведений, а во-вторых, обожествляет и превозносит любого человека, имеющего отношение к высокой литературе, живописи, музыке. И эти две наклонности мешают обычным людям наслаждаться искусством. Потому что они не хотят верить, что талант и мораль несовместимы.
Да, дочь Цветаевой умерла от голода. И не просто умерла, а в то время, пока у матери сохранялись ценности и была работа. Цветаева после революции осталась с новорождённой Ириной и пятилетней Ариадной. Муж поэтессы ушёл с белой армией. Она в первые послереволюционные годы работала в разных советских структурах: то в Наркомате по делам национальностей, фактически — органе цензуры, то вНаркомпросвещения.. Получала какую-никакую зарплату. Много и плодотворно писала стихи, пьесы. Участвовала в поэтических вечерах, ходила в гости, заводила хорошие знакомства. Младшую дочь при этом запирала дома, привязав к ножке кровати. Старшую часто ссылала к тётке. Ирина от недоедания медленно развивалась, почти не говорила, чем очень раздражала тщеславную Цветаеву. В 1919 году она отдаёт детей в приют. Подбрасывает, как беспризорников. Не приезжает к ним — работает. В конце концов её вынуждают навестить дочек. Заведующая приютом рассказывает Цветаевой, как дочь Ирина всё время кричит от голода, на что мать оставляет в дневнике запись:
«Ирина, к ая при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее гнусность». Цветаева приносила немного еды только старшей дочери. Персонал просил кормить и младшую. На что поэт снова пишет в дневнике:
«“А что ж Вы маленькую-то не угостите?” Делаю вид, что не слышу.— Господи! — Отнимать у Али! — Почему Аля заболела, а не Ирина. »
Она очень любила дочь Ариадну. Однако с двух до четырёх её лет Цветаева почти безотлучно проживала со своей любовницей Софьей Парнок.
Мать не хотела работать для содержания детей на скучной работе — всё время увольнялась. Продавать вещи на рынке тоже не стала: она безмерно любила мужа и каждый день ждала, что тот напишет из эмиграции и позовёт её с собой. Так и случилось: когда в 1921 году ей передали от Сергея Эфрона письмо, она стала собираться в Прагу. Имевшихся у неё ценностей хватило, чтобы уехать с Ариадной в Европу и первое время жить там без работы. Когда умерла от голода дочь Ирина, мать не приехала на похороны, а мужу написала об этом в двух словах, пожелала побыстрее забыть девочку и обещала родить сына.
Сына, кстати, скоро родила. Но, судя по всему, от любовника Константина Родзевича. Муж об этом романе знал и предложил развестись. Цветаева так испугалась потерять мужа, что предложила ребёнка выбросить, если тот будет напоминать об измене. Сергей Эфрон сжалился над мальчиком.
Любовь Цветаевой к мужу была безграничной. Когда он, уже завербованный ОГПУ, захотел вернуться из Франции в Россию и склонил к этому дочь Ариадну, девушку решили отправить первой — мать хотела убедиться, что в СССР безопасно. Только потому поехал на родину Эфрон, а за ним Цветаева с сыном. Ариадна Эфрон вскоре после приезда матери была арестована. Провела восемь лет в лагерях и шесть лет в ссылке.
Порченные девки, любовный квинтет и гей-бордель
Но ведь стихи Цветаевой блестящи! Как же выходит, что отвратительная мать может быть прекрасным поэтом?
Практически одновременно с Пушкиным писал свои незабываемые стихи Байрон. Английский романтик и эстет. Его книги держала под подушкой вся просвещённая Европа. А сам Байрон был бессовестным любовником. Известно, что за один =82олько год в Венеции он переспал с двумястами пятьюдесятью женщинами. Причём у всех своих пассий поэт состригал волосы с лобка и бережно их хранил в специальных конвертах. Ещё Байрон очень страдал от полноты, пил для похудения уксус, им же надеялся достичь аристократической бледности. Воздушный поэт Афанасий Фет был скаредным, мелочным и болезненно переживал лишение его потомственного дворянства. Тридцать лет он днём и ночью бился за право носить дворянскую фамилию Шеншин. А в перерывах писал про причудливый хор облаков. Были поэты и пострашнее. Так, французский символист Поль Верлен избивал беременную жену за то, что та не разрешала приводить в дом несовершеннолетнего любовникаАртюраРембо.
А сколько порочных людей было среди писателей! Достоевский, по свидетельствам многих современников, имел склонность к малолетним, тема развращения девочек интересовала его всю жизнь. Как и Максима Горького, который, опять же по слухам, тоже имел в жизни такие эпизоды. А ещё — спал с женой своего сына. Марсель Пруст финансировал публичный дом для геев и вызывал к себе в номер мальчиков-проституток. Достигал оргазма, мастурбируя под одеялом: брезговал притрагиваться к беднякам. Иван Бунин поселил вместе с женой любовницу Галину Кузнецову, а чтобы жена не отвлекала от романа, нашёл ей поклонника и тоже привёл в дом. Позже Кузнецова влюбилась в женщину и какое-то время квинтет проживал у Буниных в Грассе. Нобелевскую премию писатель потратил на любовницу и её подругу.
Лучше не читать перед сном биографий
Всего этого нам ни в школах, ни в университетах не рассказывают. Потому большинство людей воспринимают поэтов, писателей и художников небожителями. Знать правду обычный человек не хочет, потому что не сможет от неё отстраниться и смотреть не на автора, а на искусство. Как не может он порой и понять природу художественного вымысла. Благочестивого семьянина Набокова обыватель считает педофилом, скромного журналиста Паланика — садистом.
А правда в том, что автор и литература не всегда одинаково красивы. Талант и даже гений выпадают случайно. И даже если дар достался хорошему человеку, слава и деньги вполне способны его испортить. Поэтому людям, не умеющим абстрагироваться от личности автора, лучше не читать биографических монографий и ограничиться крD0ткой справкой. Потому что, узнав однажды о подлости или слабости любимого автора, иной читатель уже никогда не сможет получать удовольствия от литературы, созданной бесчестным человеком.
Лёгкая биография, не обременяющая литературного наследия, должна выглядеть так: