молтенской владимир ильич биография
Молтенской Владимир Ильич, генерал-полковник
Владимир Ильич Молтенской (р. 21 июля 1950, село Выгоничи, Брянская область) — российский военный деятель, генерал-полковник (2002). Первый заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками Вооружённых Сил России (с октября 2002). Доктор военных наук.
Биография
Окончил Ташкентское высшее танковое командное училище (1971), Академию бронетанковых войск (1982), Военную академию Генерального штаба (1996).
С 1971 года служил в Центральной группе войск (Чехословакия) и в Прикарпатском военном округе на должностях от командира взвода до командира батальона.
С 1982 года проходил службу на Дальнем Востоке в должностях начальника штаба танкового полка, командира танкового полка, начальника штаба — заместителя командира танковой дивизии, начальника центра подготовки специалистов танковых войск.
С июня 1993 года командовал 10-й гвардейской танковой дивизией в Западной группе войск (Германия).
С 1996 года — начальник штаба — первый заместитель командира; с марта 2000 года — командир 67-го армейского корпуса.
С февраля 2001 года — заместитель командующего войсками Северо-Кавказского военного округа (СКВО) по чрезвычайным ситуациям.
С мая по сентябрь 2001 года исполнял обязанности командующего Объединённой группировкой федеральных войск (ОГВ) в Чечне на время отпуска командовавшего группировкой генерал-полковника Валерия Баранова.
С октября 2001 года по октябрь 2002 — командующий (ОГВ) в Чечне, оставаясь на должности заместителя командующего войсками СКВО.
В сентябре 2002 года назначен заместителем главнокомандующего Сухопутными войсками.
С марта 2010 года — первый заместитель генерального директора, а с сентября 2012 года — директор Федерального агентства по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения (ФАПРИД).
Член Правления Союза ветеранов Западной группы войск (ГСВГ) с 2013 года.
Какой нам помнить ту войну?
Борис Подопригора
Заметки о Владимире Ильиче Молтенском, боевом генерале и отважном воине
В конце первого десятилетия нового века мне в качестве переводчика довелось общаться с престарелым китайским военачальником. Рассказывая о своём руководстве недавними китайско-российскими учениями, гость достаточно уверенно назвал имя своего русского коллеги — Мао Цин Сы Кэ. И добавил, что считает «генерала Мао» главным боевым генералом (чжуяо чжаньшицзян), причём не только российским, но и среди всех, кого встречал. На моё непроизвольное «спасибо» он со вниманием, которого редко удостаивается переводчик, спросил:
Я ответил, что генерал Молтенской был моим непосредственным начальником. Причём в то время я выполнял далеко не переводческие обязанности. Не вполне понимая, какие ещё могут быть обязанности у толмача, китайский генерал посмотрел на меня иначе, чем минуту назад. Ибо человек, находившийся рядом с «главным боевым генералом», достоин уважения уже поэтому…
И ещё эпизод. Покидая прошлым летом Грозный — а он, безо всяких военно-исторических оговорок, превратился в Дубаи, — я не мог не откликнуться на шумное изумление соседки-москвички, устраивавшейся в кресле рядом:
— А говорили — война, бомбёжки, разруха… Да тут круче, чем в Эмиратах… И чего только генералы не придумают, чтобы деньги отмыть!
Такой оказалась сиюминутная причинно-следственная связь между «генералом Мао» и миром.
Вообще-то, о начальниках, даже бывших, в армейской среде писать не принято. На то есть этическое правило: напишешь доброе — скажут, ищешь покровительства или сам на его фоне хочешь покрасоваться, помянешь плохое — скажут, сводишь счёты. А военачальники, равные по статусу, относятся друг к другу скорее с ревностью. Есть ещё один нюанс — он связан с «аурой правды»: то, как там было на самом деле, доподлинно знает лишь один командующий. А то, что он знает, не всегда требует публичности. Поэтому умный да не спросит о подробностях, в коих не только вся соль, но порой таится и дьявол. Это особо относится к «внутренним войнам», в которых, как выразился Молтенской, «не побеждают без здорового элемента беспредела».
За жизнь мы говорили с Владимиром Ильичём Молтенским лишь однажды, после того как оба простились с военной службой. И разговор получился сумбурным — обо всём сразу, но больше о времени, в котором замкомандующего группировкой на Северном Кавказе полковник Подопригора встретился в 2002 году с командующим генерал-лейтенантом Молтенским: «Такой-то прибыл» — «Работайте».
По опыту общения с большими начальниками — министрами, губернаторами, командующими, к тому же не только российскими (начальное переводческое ремесло тому порукой), — у меня сложилось впечатление об их одиночестве. Особенно перед телекамерами. А на службе они предельно лаконичны. Так — череда хмурых реплик-распоряжений, готовых взорваться разносом: вне жанра, сюжета и порой даже формальной логики. Тем не менее тогда и там эти разносы казались понятными.
Мы встретились в скромной московской кафешке. Говорил в основном Владимир Ильич. Я слушал и вспоминал недавнюю экскурсию по русскому кладбищу в Сент-Женевьев-де-Буа, под Парижем. Её вела дочь известного белогвардейского генерала. Слушая её рассказ, я ловил себя на мысли, что усвоенное по нашу сторону той далёкой войны не стыкуется с только что услышанным. А в столкновении двух правд побеждает скорее забвение. Если не взаимное ожесточение. Историки объясняют это тем, что обе стороны тогда были нашими, мемуары всегда субъективны («это даже не объяснительные, а оправдательные записки»), а непредвзято расспросить участников тех давних событий по разным причинам не получилось.
Теперь, рядом с Владимиром Ильичём, я старался понять, почему этот генерал, во многом предопределивший наступление мира в Чечне, по существу выпал из нашей недавней истории. Вот китайцы о нём помнят, а мы — постольку поскольку. И хотя здравый смысл подсказывает ответ: чтобы лишний раз не вспоминать войну, — хотелось услышать его мысли. Тем более что обе чеченские кампании стремительно стираются с жёсткого диска памяти. И мы, их участники, тоже не молодеем… А, значит, и о чеченской войне когда-нибудь станут говорить в соответствии с сиюминутными идеологическими лекалами.
Впрочем, эти заметки не претендуют на большее, чем начало долгого и честного разговора от первого лица. Разговора о людях той, военной, Чечни. В сегодняшней же Чечне, как мы уже знаем, делается всё, чтобы не было повода вспоминать конец девяностых и начало нулевых. Наверное, в этом есть свой резон. Но война — не только личные воспоминания, она к тому же исторический опыт страны. А он не бывает бесполезным…
Какие всё же мысли приходили на память накануне беседы с генералом?
Первое: Владимир Ильич Молтенской проявил в Чечне прежде всего проницательность. В том смысле, что сознавал не только личную ответственность перед Москвой и подчинённой ему воюющей группировкой, но и своё реальное место в сложной системе управления контртеррористической операцией. Операцией, кстати, оперативно-стратегического значения. Молтенской знал, что он должен сделать на этой должности и чего ему не позволят ни ситуация, ни «сверху». Он, возможно, лучше других просчитал (спрогнозировал?) долгосрочные последствия ряда принципиальных решений по Чечне и всему Северокавказскому региону. Но не пытался играть в большого политика, хотя должность командующего в немалой степени это позволяла и даже требовала. Он понимал, что за ним приглядывают не только из Москвы, но и из близкого окружения. Может, поэтому поначалу настороженно относился ко всем, кого присылали на непривычную должность замкомандующего по информационной политике. Теперь мне понятно его стремление держать на расстоянии тех, кого он мало или совсем не знал.
Второе: командующему Молтенскому было чуждо позёрство. Хотя любой военачальник его уровня пытается выглядеть как минимум соответственно своей должности. Он избегал самолюбования и наполеоновских замашек. Во всяком случае, не было стыдно ни за аргументированность принимаемых им решений, ни за его речь — грамотную, логичную, хотя и строгую. В отношении подчинённых он порой был грубоват, но никогда не был хамом. Еще такая частность: знаю, без «боевых ста грамм» в той обстановке мало кто обходился, и Владимир Ильич, наверное, не был воинствующим трезвенником, но ни разу не предстал перед офицерами подшофе, хотя никто бы его за это не осудил. Да, многим его подчинённым было с ним трудно. Но лучше иметь проблемы с умным начальником, чем пользоваться расположением недалёкого, который не преподаст никакого урока.
И сугубо личное: однажды порученец командующего мне строго сказал: «Ты чего лезешь в вертолёт, когда и без тебя можно обойтись?» Наверное, транслировал мысли командующего.
Тогда, в 2002-м, нас чуть сблизил эпизод, о котором рассказываю с разрешения Владимира Ильича.
После уничтожения Арби Бараева и Хаттаба, разгрома банды Гелаева Молтенскому должны были присвоить звание Героя России (представление правил автор этих строк). Именно тогда в медийное поле было вброшено якобы публично высказанное осуждение командующим затравленного полковника Буданова. По-видимому, чтобы из армейской среды прозвучало: «нечего играть в политику, получил генерал-полковника и хватит». Молтенской, единственный раз показавшийся мне растерянным, попросил опровергнуть навет. Увы, Героя Владимир Ильич тогда не получил… Может, ещё не вечер?
Однако когда надо было выполнить свой личный нравственный долг, Молтенской не знал, что такое растерянность. Командующий, под началом которого, повторюсь, находилась стотысячная воюющая группировка, почти всё заседание военного совета посвятил поиску вертолёта, чтобы эвакуировать в госпиталь раненного чеченского мальчишку. Доскажу правду: не просто мальчишку, а родственника важного для федералов чеченца…
Ничуть не оправдывая даже «здоровую долю беспредела», соглашусь: особо жестокие завоевания приходятся на гражданскую войну — а чеченские войны, повторю, таковыми были по сути. Ко времени нашей первой с генералом встречи эти войны продолжались уже восемь лет.
В беседе с правозащитниками Молтенской прошёлся по кромке, не задев ни одной растяжки. Вот почему китайский генерал предрекал Молтенскому иное будущее. Во всяком случае, его теперешняя должность — советник директора Федерального агентства по правовой защите результатов интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения (ФАПРИД) — вряд ли соответствует опыту одного из ключевых организаторов чеченского перелома, доктора военных наук, генерал-полковника Молтенского.
Войну пропагандировали по тому месту, куда направлялись в командировку, в том числе посланцы главных телеканалов страны, ежедневно получавшие до 60 долларов. Пропагандировали неумышленно, но по ожидаемому от них выбору тем и сюжетов. Иначе как оправдать свои «кровные-боевые»? Но если эти 60 долларов не платить, речь в эфире пойдёт уже не о войне… Меня тогда «назначили» главным врагом отечественных журналистов. Мне об этом не только говорили, но и мстили за это воистину жестоко…
Приезд в Ханкалу Михаила Леонтьева открыл ещё один важный «антивоенный шлюз»… Страна получила мирное телелицо Чечни — Асет Вацуеву на НТВ. Значит, Чечня — уже часть страны, а не только место, где идёт война. Я не участвовал в беседах Молтенского с Леонтьевым, но провожал Михаила Владимировича в Махачкалу, откуда он спешно вылетел в Москву. Как там было дальше, теперь не столь важно. Но ради правды добавлю: командующий предложил наградить помощника президента по информационной политике Сергея Владимировича Ястржембского за понимание главной политической задачи дня.
Ключевое же, на мой взгляд, обстоятельство, характеризующее генерала, требует предисловия. Многочисленным иностранным гостям группировки весьма бесхитростно показывали различные стороны жизни войск и Чечни. В том числе кинологическую службу группировки внутренних войск — клетки с собаками, надо сказать, весьма мотивированными и небезголосыми. Тут-то всё и началось. Журналисты нашли то, ради чего, по-видимому, и приехали: вот он, оскал власти, адекватно раскрывающий её отношение к населению. Интернет ещё долго пестрел кадрами с упоминанием, в том числе и командующего.
Так вот, генерал Молтенской был тем самым командующим, который в марте 2002 года издал приказ по группировке №80, в быту получивший название «приказа о зачистках». Этот приказ позволил существенно снизить число нарушений закона, то есть случаев произвола в отношении гражданского населения (нужно ли объяснять, почему и сколько раз такое случалось?). По прошествии лет стало ясно: далёкие от взаимных симпатий, но уже законодательно «общеприязненные» отношения федералов и местных жителей начались с этого приказа. К его подготовке прямое отношение имел мой предшественник полковник Андрей Бородин. По его воспоминаниям, более чем самодостаточные и полномочные начальники жёстко наседали на командующего, требовали исключить из проекта те положения, которые «связывают руки», иначе, убеждали они, войны не закончить. Но Владимир Ильич слабины не дал. Приказ вышел таким, каким впоследствии к нему не придирались даже на сессии ПАСЕ. Поэтому с нашего государства сняли некоторые обвинения, касающиеся проведения той самой контртеррористической операции. Понятно, что командующий действовал с одобрения Москвы, но переданный в Кремль для согласования текст приказа там не был исправлен. Это ещё раз подтверждает государственное мышление генерала Молтенского.
Не только привязка военного дела к истории, но и жёсткий анализ Владимиром Ильичём сегодняшней политики представляются интересными даже в конспективном изложении. Оценки Молтенского касались не одного лишь Кавказа, а скорее программируемости исторических событий. Вот близкие к цитированию мысли генерала: с одной стороны, чем крепче государство, тем меньше соблазна покуситься на него, с другой — пресыщенность ведёт к авантюризму, а соблазн — это главный мотив. С этой двоякой позиции, напомню, мы проигрывали начало многих войн. Да, Чечня не такая страна, которую мы хотели бы видеть, но… Если воспитать в Рамзане наследника «дикой дивизии», третьей чеченской войны не будет. Впрочем, в Сирии мы продемонстрировали не превосходство, а совершенство. О Китае? Бояться надо не силы Китая, а нашей слабости…
Слушая генерала, я задумывался: какое главное качество он проявил в разговоре? Лишь теперь, восстанавливая пометки из блокнота, понял: уверенность в собственной правоте. Я его не спросил об отношении к Ахмату-хаджи Кадырову, пожалуй, самому известному чеченцу в новейшей истории. Вместо ответа Молтенского приведу ещё один фрагмент. Мне несколько раз довелось переводить иностранным гостям тогдашнего главу Чечни:
— Война продолжается? — спрашивали его.
— Правда ли, что главная проблема — в нехватке денег?
— Вы довольны тем, как идёт восстановление Грозного?
— Какой вывод из этого следует?
— Идём правильным путём. Лет через десять Чечня забудет о войне…
А вот какой помнить ту войну, генерал Молтенской рассказать не успел…
ДЕСЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД.
Я познакомился с Владимиром Ильичём Молтенским настоящим полководцем, умницей, интеллигентом, стоиком. Человеком, которого я бесконечно уважаю, и дружбой с которым очень дорожу.
ОХОТНИК ЗА ГОЛОВАМИ
И вот, спустя год, мы снова в Чечне. Снова на Ханкале.
Но это совсем не та Ханкала, которую я помнил. Там, где раньше было разбитое тысячами колес и гусениц поле, теперь раскинулся современный военный городок. Ряды казарм, боксов, плацы, караулки. Чуть особняком — досы — дома офицерского состава. Взгляд буквально обжигает картина — детвора, играющая на улице перед гостиницей. Никогда не мог себе представить, что здесь будут играть русские дети!
Жадно наблюдаю за ними. Что ждет их здесь? Тревожное детство в послевоенной, то и дело полыхающей огнем республике? А вдруг случится очередное предательство какого-нибудь Лебедя, и их ждет судьба беженцев, дороги, забитые уходящими отсюда войсками, горький хлеб отверженных…
Но дети играют. Смеются. Им нет дела до моих взрослых страхов.
Если их отцы решили перевезти сюда свои семьи — значит, они будут драться за них до конца, значит, они верят, что второго Хасавюрта не будет…
Нет и вечного, как сама эта война, знаменитого «александрийского маяка» — горящей нефтяной скважины на склоне. Погашена. Значит, ничего вечного на этой войне действительно нет…
Вообще, самым неожиданным в этой поездке было ощущение того, что русские в Чечню действительно пришли всерьез и надолго. Куда-то пропал тот бивуачный дух, ощущение вечного кочевья, табора, которое сопровождало армию всю прошлую и начало этой войны.
Теперь все больше примет постоянства, долговечности. И новые строительные площадки, и отсыпанные дороги, и прочные — из бетона и камня — блокпосты. И даже «цэбэу» — центр боевого управления, когда-то торопливо врытый в чернозем огромного поля на краю Грозного, теперь оставляет ощущение чего-то стационарного, прочного. Засыпанные щебнем площадки, высаженные на пустых пространствах фруктовые деревца, масксети, вагончики. Все поддерживается в аккуратном, строгом порядке.
Здесь на КПП нас уже ждут…
Генерал-лейтенант Владимир Ильич Молтенской принял группировку чуть больше месяца назад. Но новичком его в Чечне не назовешь. Именно он вместе с генералом Булгаковым командовал в январе 2000 г. штурмом Грозного. Им было проведено несколько крупных боевых операций.
Генерал невысок, строен, собран и азартен.
Сейчас его войска проводят крупную операцию в Ножай-Юртовском районе. Там, в горах, по данным разведки, сейчас скрываются основные главари боевиков: Хаттаб, Масхадов. Где-то там же и логово Басаева…
…Чем дольше наблюдаешь за Молтенским, тем все больше удивляешься тому, сколько фактов и деталей одновременно держит в голове командующий. Словно из мозаики, он складывает из них картину обстановки, анализирует ее, просчитывает ее вперед. И это не только чисто военная информация. Командующий в Чечне не может быть только военным. Если это так, то он не сможет понять Чечню, не сможет почувствовать всю сложность и неоднозначность процессов, происходящих здесь. А без них контролировать эту мятежную провинцию невозможно. И эта «универсальность» командующего вызывает глубокое уважение…
— Мы провели анализ «гуманитарки», поступившей за последние месяцы в Ингушетию, — рассказывает Молтенской. — Получилось, что на каждую из двухсот тысяч семей пришлось почти по пятнадцать килограммов. Но я отлично знаю, что дай Бог, только одна семья из десяти эту помощь получила. А где же остальная? В горах, кормит боевиков! Мы давно пытаемся добиться того, чтобы вся «гуманитарка» поступала централизованно в комендатуры и уже оттуда распределялась по администрациям. Но есть серьезные силы, которые заинтересованы совсем в другом.
Прибыла тут к нам делегация некой международной «гуманитарной миссии». Мы ее «прокачали» и выяснилось, что вся она как на подбор состояла из бывших офицеров спецслужб Англии и Франции и укомплектована, как хороший разведцентр. Радиостанции со сканерами, таблицы частот — наших и боевиков. Но, что особенно интересно, — списки жителей для «адресной помощи», а там — сплошь семьи боевиков. Такие вот «гуманитарии»…
Есть проблема и с распределением денег. Мы жестко контролируем «социалку» до районного уровня. Наши коменданты каждый месяц отчитываются по распределению средств. Но вот дальше — очень большой вопрос. То и дело поступают данные о том, что на местах до врачей, учителей, пенсионеров деньги не доходят, хотя главы администраций получили их в полном объеме. И сейчас одна из главных проблем для нас — это двойная игра части глав администраций, которые сотрудничают с боевиками.
На нас даже пытались тут давить: мол, надо сокращать количество блокпостов, население от них устало. Но мы провели совещание всех глав администраций. И что выяснилось? Большинство глав, наоборот попросили нас увеличить количество блокпостов. Главное, четко контролировать, чтобы милиция наша российская, стоящая на них, не занималась вымогательством и не пропускала за «бабки» кого угодно и куда угодно. С этим мы сейчас боремся самым безжалостным способом.
Вот письмо от жителей села Дарго. Больше четырехсот подписей. Они просто умоляют командование не выводить из села наш мотострелковый полк. И мы пошли им навстречу. Кроме этого, мы приняли решение сформировать из местных жителей еще девять рот для охраны местных органов власти. Надо обеспечить их защитой, чтобы они не оставались один на один с боевиками…
…Еще несколько секунд назад наша «восьмерка» стремительно стригла воздух буквально в десятке метров от земли, но вот земля ушла вниз, и под шасси вертолета загорбатились густо заросшие лесом горы. Тотчас забабахали отстреливаемые тепловые ловушки, разлетаясь в стороны яркими золотыми шмелями. Их магниевый жар должен обмануть, увести за собой тепловые головки самонаведения ПЗРК.
Летом у боевиков появилась целая партия ракет «Стрела». Несколько их недавно были захвачены «спецназом» при штурме одного из горных складов. Судя по номерам, ракеты из партии, которая была оставлена в свое время грузинской армии. Но лукавые грузины утверждают, что эта партия была давно израсходована. Чуть ли еще не на прошлой абхазской войне…
Именно этими «израсходованными» ПЗРК был месяц назад сбит над Грозным вертолет с комиссией Генерального штаба. И еще несколько штук до сих пор остаются в арсенале боевиков.
Сверху нас прикрывает пара «крокодилов» — боевых Ми-24. Они выписывают над нами «восьмерки» и чем-то напоминают борзых, настороженно рыскающих в поисках следа.
…Какая странная штука жизнь. На прошлой войне именно с этих мест начался мой второй, после грозненской эпопеи, на нее «заезд». Тогда эти аулы здесь штурмовала группировка Шаманова. Отсюда начала всходить его военная слава. И аул Дарго был одной из первых твердынь им взятых…
И вот теперь я вновь в этих краях….
Через несколько минут в автобусе повисает особая, «штабная», напряженная тишина. Все распоряжения отданы и теперь остается только ждать результата. Работа штаба на войне всегда связана с интуицией, умением опередить время, просчитать обстановку на часы вперед. Штаб, как «машина времени», опережает реальность. Но как тяжело и мучительно потом ожидать, когда реальность, наконец, догонит расчет! И мастерство, искусство штаба в том, чтобы догнавшая его расчеты и планы реальность с ними полностью совпала…
Боевики переговариваются между собой, шутят, устало поругивают солнце и хорошую погоду, которая благоприятствует русским самолетами, чутко вслушиваются в небо и не знают, что с каждым своим шагом они все ближе к тому рубежу, где на их головы обрушится огонь. С каждым шагом они все ближе к месту своей смерти…
…Неожиданно чуткое ухо полевого командира уловило тончайшую вибрацию воздуха. Еще не разобрав до конца, что это такое, он сердцем почувствовал опасность. Замер, вслушиваясь в привычные звуки осени. Но уже через мгновение вибрация налилась силой, превратилась в знакомый до судорог шелест подлетающего снаряда. Командир еще успел гаркнуть команду «Рассыпаться!» и, подчинясь инстинкту самосохранения, бросился на землю, вжимаясь в нее, словно это могло помочь спастись.
А потом склон горы под ним вдруг вздыбился и мир утонул в яркой, бесконечной вспышке…
…Для человека военного разделить стол с сослуживцами, и тем более с подчиненными, это не просто дежурное «мероприятие». Это знак уважения, товарищеского расположения, боевого братства. И потому командующий, несмотря на сытный обед в резиденции Кадырова, где Молтенской утром встречался с аппаратом правительства, конечно, соглашается на плов.
И плов того стоил!
За обедом Молтенской вдруг вспомнил, как выводил из объединившейся Германии последнюю мотострелковую дивизию, которой он тогда командовал. Рассказал, как немцы спросили, что делать с советскими танками, которые памятниками стояли на улицах некоторых городов? Мол, нельзя ли их продать как металлолом, а деньги поделить?
— Я сказал — нет! Это наша гордость и память о нашей Победе! А потом снял их и вывез в Россию. Все четыре танка…
И этот поступок тоже штрих к портрету генерала…
Обратный полет, показалось, занял вдвое меньше времени. Командующий молча сидел у окна. И в эти минуты вдруг стало видно, как он устал. Серые круги под глазами. И я впервые замечаю седину на его висках…
Он внимательно вглядывался в землю, расстилающуюся под нами. Ровные, словно «причесанные», вспаханные поля.
И я вновь ловлю себя на мысли, что на прошлой войне я не видел вспаханных полей…
…Дымки над трубами, ровные ряды ухоженных садов, «высоковольтки», стада в полях. Обычная рутинная картина… Но что видел сквозь нее командующий? Ведь это была ЕГО земля, он отвечал за ее мир и покой, ЕМУ доверены сотни тысяч жизней его солдат и местного, такого странного, заблудившегося, запутавшегося в себе и во времени народа. И груз этой ответственности давил на его плечи. Ведь здесь, в этой мятежной провинции, он был не просто генералом — он был Прокуратором самой России. И не имел права на ошибки…
Вертолет пошел на посадку. Внизу замелькали дома и казармы новой Ханкалы. И Молтенской как-то сразу подобрался. Куда-то пропала усталость, распрямились плечи. Группировка встречала своего командующего…
Москва-Ростов-Моздок-Ханкала-Москва
октябрь 2001 г.