мне еще в начале жизни повезло
«Мне еще в начале жизни повезло…»
Мне еще в начале жизни повезло,
На свою не обижаюсь я звезду.
В сорок первом меня бросило в седло,
В сорок первом, на семнадцатом году.
Жизнь солдата, ты – отчаянный аллюр:
Марш,
Атака,
Трехминутный перекур.
Как мне в юности когда-то повезло,
Так и в зрелости по-прежнему везет –
Наше чертово святое ремесло
Распускать поводья снова не дает.
Жизнь поэта, ты – отчаянный аллюр:
Марш,
Атака,
Трехминутный перекур.
«И с каждым годом все дальше, дальше…»
И с каждым годом
Все дальше, дальше,
И с каждым годом
Все ближе, ближе
Отполыхавшая
Юность наша,
Друзья,
Которых я не увижу.
Не говорите,
Что это тени, –
Я помню прошлое
Каждым нервом.
Живу, как будто
В двух измереньях:
В семидесятых
И в сорок первом.
Живу я жизнью
Обыкновенной,
Живу невидимой
Жизнью странной –
Война гудит
В напряженных венах,
Война таится во мне,
Как рана.
Во мне пожары ее
Не меркнут,
Живут законы
Солдатской чести.
Я дружбу мерю
Окопной меркой –
Тот друг,
С кем можно
В разведку вместе.
Мы лежали и смерти ждали –
Не люблю я равнин с тех пор…
Заслужили свои медали
Те, кто били по нас в упор, –
Били с «мессеров», как в мишени.
До сих пор меня мучит сон:
Каруселью заходят звенья
На беспомощный батальон.
От отчаянья мы палили
(Всё же легче, чем так лежать)
По кабинам, в кресты на крыльях,
Просто в господа бога мать.
Было летнее небо чисто,
В ржи запутались васильки…
И молились мы, атеисты,
Чтоб нагрянули ястребки.
Отрешенным был взгляд комбата,
Он, прищурясь, смотрел вперед.
Может, видел он сорок пятый
Сквозь пожары твои,
Проклятый,
Дорогой –
Сорок первый год…
«Шли девчонки домой…»
Шли девчонки домой
Из победных полков.
Двадцать лет за спиной
Или двадцать веков?
Орденов на груди
Все же меньше, чем ран.
Вроде жизнь впереди,
А зовут «ветеран»…
Шли девчонки домой,
Вместо дома – зола.
Ни отцов, ни братьев,
Ни двора ни кола.
Значит, заново жизнь,
Словно глину, месить,
В сапожищах худых
На гулянках форсить.
Да и не с кем гулять
В сорок пятом году…
(Нашим детям понять
Трудно эту беду.)
По России гремел
Костылей перестук…
Эх, пускай бы без ног,
Эх, пускай бы без рук!
Горько… В черных полях
Спит родная братва.
А в соседних дворах
Подрастает плотва.
И нескладный малец
В парня вымахал вдруг.
Он сестренку твою
Приглашает на круг.
Ты ее поцелуй,
Ты ему улыбнись –
Повторяется май,
Продолжается жизнь!
«И опять мы поднимаем чарки…»
И опять мы поднимаем чарки
За невозвратившихся назад…
Пусть Могила Неизвестной Санитарки
Есть пока лишь в памяти солдат.
Тех солдат, которых выносили
(Помнишь взрывы, деревень костры?)
С поля боя девушки России, –
Где ж Могила Неизвестной Медсестры?
«Бывает жизнь забавною вначале…»
Бывает жизнь забавною
Вначале:
– Ах, первое свиданье!
Первый бал. –
У юных девушек
Свои печали:
– Не позвонил!
С другою танцевал!
У юных девушек
Свои печали…
Рыдают женщины –
Одни в дому.
Их
«Похоронки» с милыми венчали,
Не в дымке
Молодость их скрылась,
А в дыму –
В дыму войны…
В их душах обожженных
Тоскливый вой сирены
Не затих.
Их никогда не величали
«Жены»
И вдовами
Не называли их:
Невестами
С любимыми расстались,
Чтобы одним
Весь век провековать.
Ссутулясь,
Подбирается к ним
Старость,
И вот уже их величают
«Мать».
Мать –
Но они детишек
Не качали,
Они одни
Встречают Новый год…
А ваши, девочки,
Светлы печали.
Хотя, бывает, плачете ночами.
Клянусь вам –
Все
До свадьбы заживет!
Пусть только вновь
Сирена не взревет,
Пусть не утонут
Города во мгле:
Хватает одиноких
На земле!
«В самый грустный и радостный праздник в году…»
В самый грустный
И радостный праздник в году –
В День Победы –
Я к старому другу иду.
Дряхлый лифт
На четвертый вползает с трудом.
Тишиною
Всегда привечал этот дом.
Но сегодня
На всех четырех этажах
Здесь от яростной пляски
Паркеты дрожат.
Смех похож здесь на слезы,
А слезы на смех.
Здесь сегодня
Не выпить с соседями –
Грех…
Открывает мне женщина –
Под пятьдесят.
Две медальки
На праздничной кофте висят,
Те трагичные, горькие –
«За оборону»…
Улыбаясь,
Косы поправляет корону.
Я смотрю на нее:
До сих пор хороша!
Знать, стареть не дает
Молодая душа.
Те медальки –
Не слишком большие награды,
Не прикованы к ним
Восхищенные взгляды.
В делегациях
Нету ее за границей.
Лишь, как прежде,
Ее величают «сестрицей»
Те, которых она волокла
На горбу,
Проклиная судьбу,
Сквозь пожар и пальбу.
– Сколько было
Спасенных тобою в бою?
– Кто считал их тогда
На переднем краю. –
Молча пьем за друзей,
Не пришедших назад.
Две, натертые мелом,
Медали горят.
Две медали
На память о черных годах
И об отданных с кровью
Родных городах…
Текст книги «Стихотворения (1970–1980)»
Автор книги: Юлия Друнина
Поэзия
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Юлия Друнина
Стихотворения (1970–1980)
СЕМИДЕСЯТЫЕ
«Мне еще в начале жизни повезло…»
Мне еще в начале жизни повезло,
На свою не обижаюсь я звезду.
В сорок первом меня бросило в седло,
В сорок первом, на семнадцатом году.
Жизнь солдата, ты – отчаянный аллюр:
Марш,
Атака,
Трехминутный перекур.
Как мне в юности когда-то повезло,
Так и в зрелости по-прежнему везет —
Наше чертово святое ремесло
Распускать поводья снова не дает.
Жизнь поэта, ты – отчаянный аллюр:
Марш,
Атака,
Трехминутный перекур.
«И с каждым годом все дальше, дальше…»
И с каждым годом
Все дальше, дальше,
И с каждым годом
Все ближе, ближе
Отполыхавшая
Юность наша,
Друзья,
Которых я не увижу.
Не говорите,
Что это тени, —
Я помню прошлое
Каждым нервом.
Живу, как будто
В двух измереньях:
В семидесятых
И в сорок первом.
Живу я жизнью
Обыкновенной,
Живу невидимой
Жизнью странной —
Война гудит
В напряженных венах,
Война таится во мне,
Как рана.
Во мне пожары ее
Не меркнут,
Живут законы
Солдатской чести.
Я дружбу мерю
Окопной меркой —
Тот друг,
С кем можно
В разведку вместе.
В СОРОК ПЕРВОМ
Мы лежали и смерти ждали —
Не люблю я равнин с тех пор…
Заслужили свои медали
Те, кто били по нас в упор, —
Били с «мессеров», как в мишени.
До сих пор меня мучит сон:
Каруселью заходят звенья
На беспомощный батальон.
От отчаянья мы палили
(Всё же легче, чем так лежать)
По кабинам, в кресты на крыльях,
Просто в господа бога мать.
Было летнее небо чисто,
В ржи запутались васильки…
И молились мы, атеисты,
Чтоб нагрянули ястребки.
Отрешенным был взгляд комбата,
Он, прищурясь, смотрел вперед.
Может, видел он сорок пятый
Сквозь пожары твои,
Проклятый,
Дорогой —
Сорок первый год…
«Шли девчонки домой…»
Шли девчонки домой
Из победных полков.
Двадцать лет за спиной
Или двадцать веков?
Орденов на груди
Все же меньше, чем ран.
Вроде жизнь впереди,
А зовут «ветеран»…
Шли девчонки домой,
Вместо дома – зола.
Ни отцов, ни братьев,
Ни двора ни кола.
Значит, заново жизнь,
Словно глину, месить,
В сапожищах худых
На гулянках форсить.
Да и не с кем гулять
В сорок пятом году…
(Нашим детям понять
Трудно эту беду.)
По России гремел
Костылей перестук…
Эх, пускай бы без ног,
Эх, пускай бы без рук!
Горько… В черных полях
Спит родная братва.
А в соседних дворах
Подрастает плотва.
И нескладный малец
В парня вымахал вдруг.
Он сестренку твою
Приглашает на круг.
Ты ее поцелуй,
Ты ему улыбнись —
Повторяется май,
Продолжается жизнь!
«И опять мы поднимаем чарки…»
И опять мы поднимаем чарки
За невозвратившихся назад…
Пусть Могила Неизвестной Санитарки
Есть пока лишь в памяти солдат.
Тех солдат, которых выносили
(Помнишь взрывы, деревень костры?)
С поля боя девушки России, —
Где ж Могила Неизвестной Медсестры?
«Бывает жизнь забавною вначале…»
Бывает жизнь забавною
Вначале:
– Ах, первое свиданье!
Первый бал. —
У юных девушек
Свои печали:
– Не позвонил!
С другою танцевал!
У юных девушек
Свои печали…
Рыдают женщины —
Одни в дому.
Их
«Похоронки» с милыми венчали,
Не в дымке
Молодость их скрылась,
А в дыму —
В дыму войны…
В их душах обожженных
Тоскливый вой сирены
Не затих.
Их никогда не величали
«Жены»
И вдовами
Не называли их:
Невестами
С любимыми расстались,
Чтобы одним
Весь век провековать.
Ссутулясь,
Подбирается к ним
Старость,
И вот уже их величают
«Мать».
Мать —
Но они детишек
Не качали,
Они одни
Встречают Новый год…
А ваши, девочки,
Светлы печали.
Хотя, бывает, плачете ночами.
Клянусь вам —
Все
До свадьбы заживет!
Пусть только вновь
Сирена не взревет,
Пусть не утонут
Города во мгле:
Хватает одиноких
На земле!
«В самый грустный и радостный праздник в году…»
В самый грустный
И радостный праздник в году —
В День Победы —
Я к старому другу иду.
Дряхлый лифт
На четвертый вползает с трудом.
Тишиною
Всегда привечал этот дом.
Но сегодня
На всех четырех этажах
Здесь от яростной пляски
Паркеты дрожат.
Смех похож здесь на слезы,
А слезы на смех.
Здесь сегодня
Не выпить с соседями —
Грех…
Открывает мне женщина —
Под пятьдесят.
Две медальки
На праздничной кофте висят,
Те трагичные, горькие —
«За оборону»…
Улыбаясь,
Косы поправляет корону.
Я смотрю на нее:
До сих пор хороша!
Знать, стареть не дает
Молодая душа.
Те медальки —
Не слишком большие награды,
Не прикованы к ним
Восхищенные взгляды.
В делегациях
Нету ее за границей.
Лишь, как прежде,
Ее величают «сестрицей»
Те, которых она волокла
На горбу,
Проклиная судьбу,
Сквозь пожар и пальбу.
– Сколько было
Спасенных тобою в бою?
– Кто считал их тогда
На переднем краю. —
Молча пьем за друзей,
Не пришедших назад.
Две, натертые мелом,
Медали горят.
Две медали
На память о черных годах
И об отданных с кровью
Родных городах…
«Со слезами девушкам военным…»
Со слезами девушкам военным
Повторяли мамы, что умней
Им – козявкам – вкалывать три смены,
Чем из боя выносить парней.
Возразить «козявки» не умели,
Да и правда – что ответишь тут.
Только порыжевшие шинели
До сих пор зачем-то берегут…
Я, наверное, не много стою,
Я, должно быть, мало что могу.
Лишь в душе, как самое святое,
Как шинель, то время берегу.
«Был строг безусый батальонный…»
Был строг безусый батальонный,
Не по-мальчишески суров.
…Ах, как тогда горели клены! —
Не в переносном смысле слов.
Измученный, седой от пыли,
Он к нам, хромая, подошел.
(Мы под Москвой окопы рыли —
Девчонки из столичных школ.)
Сказал впрямую:
– В ротах жарко.
И много раненых…
Так вот —
Необходима санитарка.
Необходима!
Кто пойдет?
И все мы:
– Я! —
Сказали сразу,
Как по команде, в унисон.
…Был строг комбат – студент Иняза,
А тут вдруг улыбнулся он:
– Пожалуй, новым батальоном
Командовать придется мне!
…Ах, как тогда горели клены! —
Как в страшном сне, как в страшном сне!
«Нет, это не заслуга, а удача…»
Нет, это не заслуга,
А удача —
Стать девушке
Солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя
Иначе, —
Как в День Победы
Стыдно было б мне.
С восторгом
Нас, девчонок,
Не встречали:
Нас гнал домой
Охрипший военком.
Так было в сорок первом.
А медали
И прочие регалии —
Потом…
Смотрю назад,
В продымленные дали:
Нет, не заслугой
В тот зловещий год,
А высшим счастьем
Школьницы считали
Возможность умереть
За свой народ.
«Я родом не из детства…»
Я родом не из детства —
Из войны.
И потому, наверное,
Дороже,
Чем ты,
Ценю и счастье тишины,
И каждый новый день,
Что мною прожит.
Я родом не из детства —
Из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой,
Я поняла навек,
Что мы должны
Быть добрыми
К любой травинке робкой.
Я родом не из детства —
Из войны.
И может, потому —
Незащищенней:
Сердца фронтовиков обожжены,
А у тебя – шершавые ладони.
Я родом не из детства —
Из войны.
Прости меня —
В том нет моей вины…
ВОСПОМИНАНИЕ О ДАМАНСКОМ
Не плакала, не голосила —
Спасала других из огня.
– Как звать тебя? Может, Россия?
– Я – Лида. Так кличут меня…
Ах, Лидочки, Настеньки, Тани,
Сиянье доверчивых глаз!
Откуда в часы испытаний
Вдруг силы берутся у вас?
Так хочется счастья и мира!
Но ежели… нам не впервой…
Припала вдова командира
К планшетке его полевой.
Припала, губу закусила,
А плакать нельзя – ребятня…
– Как звать тебя? Может, Россия?
– Я – Лида. Так кличут меня.
Сквозь трудные слезы, сурово,
Любовью и гневом полны,
Вдове улыбаются вдовы
Великой священной войны…
Земля позабудет не скоро,
А мы не забудем вовек,
Как русские парламентеры,
Сраженные, падали в снег.
Забыть ли, как раненых наших
Чужой добивает солдат —
Тот самый, которого раньше
Мы звали «товарищ» и «брат»?
Мне сон одинаковый снится —
В тяжелом кошмаре, в бреду
Я вижу на шапке убийцы
Распятую нашу звезду…
В ЗАПАДНОМ БЕРЛИНЕ
Он строен, хотя седоват, —
Мальчишкой прошел по войне,
Прошел как окопный солдат,
Но только… на той стороне.
Он выучил русский в плену.
На память читает стихи.
С себя не снимает вину
За те – фронтовые – грехи.
Да, много воды утекло!
Он вроде другой человек…
Сверкает неон и стекло,
Блистателен атомный век.
Мой спутник галантен и мил,
Внимательность в умных глазах…
Так вот кто едва не убил
Меня в подмосковных лесах!
Молчим. У рейхстага стоим,
Не знаю, минуту иль час.
Не знаю, туман или дым
Сгущается около нас.
Не знаю я – если опять
Рванется лавина огня,
Откажется, нет ли стрелять
Галантный филолог в меня.
ПРАВИЛА ИГРЫ
Помнишь нашу детскую игру?
Полотенце бьется на ветру,
Полотенце – парус,
Стол – корвет,
Нам одиннадцать веселых лет.
Помнишь нашу детскую игру?
Помнишь, друг мой,
Наш отважный кэп,
Как свистели мачты,
Ветер креп?
Я стою спокойно у руля,
Крысы удирают с корабля.
(Вечно роль крысиную играл
Парень по прозванию «Фискал».)
Крысы удирают с корабля.
Крысы удирают с корабля,
Прыгая в кипящую волну.
Рифами ощерилась земля,
И, похоже, нам идти ко дну…
Крысы удирают с корабля.
Шквальный ветер мне кричит:
– Держись! —
Я держусь за руль,
Держусь за жизнь.
Жизнь, похоже, у меня одна,
И вода морская солона…
Крысы удирают с корабля.
Если захлебнуться суждено,
Если все равно идти на дно,
Веселей на пару с кораблем,
За рулем, ребята, за рулем.
Крысы, удирайте с корабля!
…С той поры прошло немало лет,
Много бурь трепало мой корвет,
Крысы удирали с корабля,
Но не покидала я руля,
Потому что помню —
С той поры! —
Правила мальчишеской игры:
Если захлебнуться суждено,
Если все равно идти на дно,
Веселей на пару с кораблем,
За рулем, ребята, за рулем!
Крысы, удирайте с корабля!
«Изба лесничего…»
Изба лесничего.
Медвежье царство.
Как хорошо,
Что есть на свете глушь.
Дорога и работа —
Вот лекарство
Для потерпевших катастрофу душ.
Нет, громких слов
Произносить негоже.
При чем тут «катастрофа»,
Если ты
Жива, здорова
И смеяться можешь,
И за собою подожгла мосты?
Разорван круг привычек и инерции,
Он мне удался —
От себя побег.
И ничего,
Что холодно на сердце, —
Должно быть, выпал там
Забвенья снег…
«Есть праздники, что навсегда с тобой…»
Есть праздники, что навсегда с тобой, —
Красивый человек,
Любимый город.
Иль где-нибудь на Севере – собор,
Иль, может, где-нибудь на Юге – горы.
К ним прикипела намертво душа,
К ним рвешься из житейской суматохи.
И пусть дела мои сегодня плохи,
Жизнь все равно – я знаю! – хороша.
Не говорите:
– Далеко до гор! —
Они со мною на одной планете.
И где-то смотрит в озеро собор.
И есть красивый человек на свете.
Сознанье этого острей, чем боль.
Спасибо праздникам, что навсегда с тобой!
ПОПУГАЙ
Подмосковное лето
Ослепляло сияющей синью.
Птицы пели о юге,
И пчелы жужжали про юг.
В дерзкой стайке скворцов,
Разоряющей дружно малинник,
Я, не веря глазам…
Попугая увидела вдруг.
Он застыл – чудо тропиков —
Вниз головою, на ветке.
Перед ним, как во сне,
Я безмолвно застыла сама.
Видно, стало невмочь
Кувыркаться на жердочке
В клетке,
Видно, горькими сладкие
Стали казаться корма.
Он, наверное, жил
У какой-нибудь доброй старухи,
Был ее утешеньем,
Единственным светом в окне.
А на воле плясали
Холодные белые мухи,
И веселые ливни
Стучали в стекло по весне.
А за окнами – птицы
В кипении листьев зеленом.
Всюду посвист синичек
И дятлов уверенный стук…
Он завидовал всем,
Даже старым облезлым воронам,
Но особенно тем,
Кто к зиме улетает на юг.
Снились пальмы ему,
Становилось тревожно на сердце.
Слышал крик обезьян,
Океана тропический гул…
И однажды, когда
Позабыла старуха про дверцу,
Он из клетки в окно,
В подмосковное лето впорхнул.
Подмосковное лето
Ослепляло сияющей синью.
Птицы пели о юге,
И пчелы жужжали про юг.
В дерзкой стайке скворцов,
Разоряющих жадно малинник,
Я, не веря глазам,
Попугая увидела вдруг.
Не вспугнуть бы его!
Я пошла, осторожно ступая,
Я хотела спасти
Эту глупую нежную жизнь.
Вот он рядом, беглец!
Но была подозрительной стая,
И скворцы с попугаем,
Галдя, в высоту поднялись.
Я смотрела им вслед.
Попугаю теперь не поможешь —
Первый легкий морозец
Заморского гостя убьет.
Не бывает чудес, не бывает…
И все же
Я ищу его взглядом,
На птичий смотря перелет.
«Зима, зима нагрянет скоро…»
Зима, зима нагрянет скоро,
Все чаще плачут небеса.
Пошли на приступ мухоморы —
Горит разбойная краса.
С ножом – как тать! – под дождик мелкий
Бреду на поиски опят.
Свернувшись, в дуплах дремлют белки,
Лисицы в норах сладко спят.
Стал молчаливым бор отныне,
И грусть разлита в тишине.
Бреду одна в лесной пустыне,
Кипенья лета жалко мне…
Но вот другое обаянье
Меня в другой берет полон.
То обаянье увяданья —
Осенний сон, осенний сон…
«Не считаю, что слишком быстро…»
Не считаю, что слишком быстро
Мы заканчиваем игру:
Жизнь ползет.
Но ползет, как искра
По бикфордову по шнуру.
Нет для искры другой дороги,
Ближе к взрыву мы каждый час…
Но хотя вы бессмертны, боги,
Все же люди сильнее вас —
Потому что живут на свете,
Героически позабыв
Про мгновенье,
Когда осветит,
А потом все погасит
Взрыв…
МИНУТЫ
Эко дело!
Всего на минуту
Стало больше короткого дня.
Эка разница.
Но почему-то
Посветлело в душе у меня.
Знаю,
Силы зимы не иссякли,
И еще за морями грачи.
Ну, а все же
Минуты, что капли,
Станут снежные доты точить.
И грачи
Устремятся в дорогу,
И ручьи
В наступленье пойдут…
Эх, минута!
И мало, и много:
Вся-то жизнь
Состоит из минут.
«Когда над космической бездной…»
Когда над космической бездной
К звену прикипело звено,
И слились два сердца железных
В железное сердце одно,
И каждый у телеэкрана
Застыл, пригвожденный, без слов,
Тогда же
(Как странно! Как странно!)
Неслись по волнам капитаны
На древних крылах парусов…
Одни в разъяренной пустыне,
Эпохе ракет вопреки,
Крепят паруса и поныне
На хрупких плотах чудаки.
Прекрасно, что можем, как боги,
Мы, смертные дети Земли,
Меж звезд протаранить дороги
И к Солнцу вести корабли.
Прекрасно и в бурях соленых
Сражаться один на один
Без помощи рук электронных,
Железного сердца машин…
ЯРОСЛАВНЫ
Каленые стрелы косили
Дружинников в далях глухих.
И трепетно жены России
Мужей ожидали своих.
– Любимый мой, Игорь мой славный!
Бескрайни тревожные дни. —
Вновь милых зовут Ярославны,
Но смотрят на небо они.
Не в поле, меж звездами где-то
Двадцатого века маршрут!
Послушные кони – ракеты —
Своих властелинов несут.
А ежели «всадник» задремлет,
Слетают счастливые сны:
Все видит желанную Землю
Он в облике милой жены.
ДУБЛЕРЫ
Последние шутки, объятья —
У нового старта опять
Прощаются звездные братья.
Не просто им руки разнять.
– Счастливо! Мы встретимся скоро!
Венере и Марсу привет! —
И чуть грустновато дублеры
Глядят улетающим вслед.
И снова им жить в ожиданье,
Им снова не вышел черед…
Но время придет: на заданье
Дублеров Россия пошлет.
И новые звездные братья
У новой ракеты опять
Почувствуют вдруг, что объятья
У старта не просто разнять.
Притихнут родные просторы,
Ударит немыслимый свет,
И будут другие дублеры
Глядеть улетающим вслед…
«Жизнь, скажи, разве я виновата…»
Жизнь, куда мне от памяти деться,
Кто, скажи, мне сумеет помочь?
И мое помертвевшее сердце
Погребли в ту далекую ночь…
Но сквозь лед пробиваются реки,
Половодье взрывает мосты:
Временами в другом человеке
Вдруг увижу родные черты.
Побледнею от чьей-то улыбки,
Обожжет чей-то медленный взгляд.
Загремят исступленные скрипки,
Загремит исступленный набат.
Но промчится он – ливень весенний.
С новой болью я снова пойму,
Что тебя мне никто не заменит,
Что верна я тебе одному.
«Не бывает любви несчастливой…»
Не бывает любви несчастливой.
Не бывает… Не бойтесь попасть
В эпицентр сверхмощного взрыва,
Что зовут «безнадежная страсть».
Если в души врывается пламя,
Очищаются души в огне.
И за это сухими губами
«Благодарствуй!» шепните Весне.
«Капели, капели…»
Капели, капели
Звенят в январе,
И птицы запели
На зимней заре.
На раме оконной,
Поверив в апрель,
От одури сонной
Опомнился шмель:
Гудит обалдело,
Тяжелый от сна.
Хорошее дело —
Зимою весна!
О солнце тоскуя,
Устав от зимы,
Ошибку такую
Приветствуем мы.
Помедли немножко,
Январский апрель!
…Трет ножку о ножку
И крутится шмель.
И нам ошибаться
Порою дано —
Сегодня мне двадцать
И кровь как вино.
В ней бродит несмело
Разбуженный хмель.
Хорошее дело —
Зимою апрель!
«Три дня и четыре ночи…»
Три дня и четыре ночи —
Много ли это, мало.
Были они короче
Грозных секунд обвала,
Когда никуда не скрыться,
Когда никуда не деться,
От каменного убийцы,
Что вот-вот раздавит сердце.
Три дня и четыре…
Вспомни —
Много ли это, мало.
Были они объемней
Жизни иной, пожалуй.
Замешано было круто
В них счастье
С приправой боли.
Неполных четверо суток
Наедине с тобою…
ЛЮБОВЬ
Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
– Не так уж он красив!
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь…
Ты говоришь:
– Не так уж он умен!
А сердце отвечает:
– Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
– Пропадешь!
А сердце отвечает:
– Ну и что ж?
«Мне дома сейчас не сидится…»
Мне дома сейчас не сидится,
Любые хоромы тесны.
На крошечных флейтах синицы
Торопят походку весны.
А ей уже некуда деться,
Пускай с опозданьем – придет!
…Сегодня на речке и в сердце
Вдруг медленно тронулся лед.
«Ко всему привыкают люди…»
Ко всему привыкают люди —
Так заведено на земле.
Уж не думаешь как о чуде
О космическом корабле.
Наши души сильны и гибки —
Привыкаешь к беде, к войне.
Только к чуду твоей улыбки
Невозможно привыкнуть мне…
СТАРАЯ ПЕСНЯ
Осветилось лицо
Безразличное мне, —
Словно лампочку кто-то
Зажег в глубине.
Этот промельк
Скрываемого огня,
Эта старая песня
Волнует меня,
Потому что сама я
Пыталась не раз
От любимого скрыть
Полыхание глаз.
А теперь,
На тебя посмотрев,
Не пойму,
Для чего я гасила себя,
Почему?
Нет прекрасней,
Чем робкой влюбленности свет,
Если даже глаза
Не зажгутся в ответ…
СЛАЛОМ
Искры солнца и снега,
Спуск извилист и крут.
Темп, что надо, с разбега
Наши лыжи берут.
Вновь судьба мне послала
Страсть, сиянье, полет.
А не поздно ли – слалом?
А не страшно – о лед.
Напружинено тело,
Каждый мускул – стальной.
И плевать я хотела,
Что стрясется со мной!
«Теперь не умирают от любви…»
Теперь не умирают от любви —
Насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
Лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви —
Лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но «неотложку», мама, не зови,
Врачи пожмут беспомощно плечами:
«Теперь не умирают от любви»…
Бывает в людях качество одно,
Оно дано им или не дано —
Когда в горячке бьется пулемет,
Один лежит, другой бежит вперед.
И так во всем, и всюду, и всегда —
Когда на плечи свалится беда,
Когда за горло жизнь тебя возьмет,
Один лежит, другой бежит вперед.
Что делать? Видно, так заведено…
Давайте в рюмки разольем вино,
Мой первый тост и мой последний тост
За тех, кто в полный поднимался рост!
ПРИМОРСКИЙ РОМАНС
Снег на пальмах. Пирсы побелели.
На ступеньках набережной лед.
Капитан в негнущейся шинели
У причала, как мальчишка, ждет.
Утром в рейс. И надо бы, пожалуй,
Капитану отдохнуть сейчас.
Но, быть может, подойдет к причалу
Женщина с морщинками у глаз.
Только это сбудется едва ли…
Поздно. Зажигаются огни.
И вздыхают девочки в курзале —
Ждут героев гриновских они.
А герою никого не надо,
Он не может думать ни о ком,
Кроме женщины с несмелым взглядом
И московским милым говорком.
Гуще снег. Гудят суда в тумане.
На ступеньках нарастает лед.
Девочки грустят о капитане,
Капитан о той, что не придет…
ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Отчего взгрустнулось, в самом деле?
Непонятно это ей самой…
Женщина с тетрадками в портфеле
Едет на троллейбусе домой.
В магазине делает покупки —
Дети, муж, забот полным-полно.
Капитан в качающейся рубке
Все забыл, наверное, давно.
Да и помнить что? Ночные доки,
Рев прибоя, мокрый парапет,
Поцелуй, как обморок, глубокий,
Да ее испуганное «нет!»…
Спросит сын: – С тобою все в порядке?
Скажет дочь: – Ты странная у нас! —
…Проверяет школьные тетрадки
Женщина с морщинками у глаз.
Улыбнется детям через силу,
А морщинки возле глаз видней…
Неужели это вправду было,
Неужели это было с ней?
«Прощай, командир…»
Прощай, командир.
Уходи из вагона.
– Пора! – говорит проводник.
Я ласково руку кладу на погоны:
– Чего головою поник?
Целую холодные сжатые губы
Да ежик колючих волос.
…Заплачут ветров исступленные трубы,
«Прощай!» – закричит тепловоз.
Прощай же! Я жизни ничьей не разрушу…
(Как сложно устроен наш мир!)
Ты – сильный.
О слабых подумаем душах…
Пора уходить, командир!
Ну, вот и конец…
Вот и сдвинута глыба.
Боль позже очнется в груди…
Прощай, командир, и скажи мне «спасибо»
За этот приказ «уходи».
ПЛАСТИНКА
И тембр, и интонацию храня,
На фоне учащенного дыханья
Мой голос, отсеченный от меня,
Отдельное начнет существованье.
Уйду… Но, на вращающийся круг
Поставив говорящую пластмассу,
Меня помянет добрым словом друг,
А недруг… недруг сделает гримасу.
Прекрасно, если слово будет жить,
Но мне, признаться, больше греет душу
Надежда робкая, что, может быть,
И ты меня надумаешь послушать…
ДРУНЯ
«Друня» – уменьшительная форма от древнеславянского имени «Дружина».
Это было в Руси былинной,
В домотканый сермяжный век:
Новорожденного Дружиной
Светлоглазый отец нарек.
В этом имени – звон кольчуги,
В этом имени – храп коня,
В этом имени слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!
Пахло сеном в ночах июня,
Уносила венки река.
И смешливо и нежно
«Друня»
Звали девицы паренька.
Расставанье у перелаза,
Ликование соловья…
Светлорусы и светлоглазы
Были Друнины сыновья.
Пролетали, как миг, столетья,
Царства таяли, словно лед…
Звали девочку Друней дети —
Шел тогда сорок первый год.
В этом прозвище, данном в школе,
Вдруг воскресла святая Русь,
Посвист молодца в чистом поле,
Хмурь лесов, деревенек грусть.
В этом прозвище – звон кольчуги,
В этом прозвище – храп коня,
В этом прозвище слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!
Пахло гарью в ночах июня,
Кровь и слезы несла река,
И смешливо, и нежно «Друня»
Звали парни сестру полка.
Точно эхо далекой песни,
Как видения, словно сны,
В этом прозвище вновь воскресли
Вдруг предания старины.
В этом прозвище – звон кольчуги,
В этом прозвище – храп коня,
В этом прозвище слышно:
– Други!
Я вас вынесу из огня!