милена авимская личная жизнь
Авимская Милена Юрьевна
Заместитель директора по развитию Центрального академического театра Российской армии. Руководитель Лаборатории ON.ТЕАТР. Старший преподаватель в «Театральной школе Константина Райкина». Преподаватель в Высшей школе деятелей сценических искусств Г.Г. Дадамяна.
Трудовую деятельность Авимская начала в должности заместителя директора по работе со зрителем в Сургутском музыкально-драматическом театре. Затем являлась главным специалистом по специальным культурным проектам Департамента культуры, молодежной политики и спорта Администрации города Сургут. После окончания академии работала агентом по актерам в Первом объединенном агентстве талантов «Protege Management».
В 2007 году Милена Авимская стала директором Актерского агентства двух столиц. В 2009 году создала первую в Петербурге Молодежную режиссерскую театральную лабораторию «On.Театр» и являлась ее руководителем.
С 2013 по 2014 год Авимская занимала пост главного продюсера государственного бюджетного учреждение культуры «Дирекция проекта «Открытая сцена». Затем являлась креативным продюсером Международного театрального агентства «Арт-Партнер XXI».
Является лауреатом премии «Прорыв» в номинации «Менеджер года-2013».
Милена Юрьевна преподает в Высшей школе деятелей сценических искусств Г.Г. Дадамяна, а также является старшим преподавателем в «Театральной школе Константина Райкина».
В 2016 году Милена Юрьевна Авимская назначена заместителем директора по развитию Центрального академического театра Российской Армии.
Дети Сталина. Призрак театра российской армии
В когда-то великом театре начинается очередной вечерний спектакль. Женщины на невысоких каблуках, в юбках ниже колена и с высоким декольте обсуждают, кто последний раз видел Владимира Зельдина на сцене: главная звезда театра умер несколько дней назад в возрасте 102 лет. Сегодня в театре вместе с программкой продают его биографию, в буфете, как и всегда, кормят бутербродами с семгой и с колбасой. У подножия мраморной лестницы у главного входа колоссальное полотно — штурмуют Зимний. На потолках повсюду фрески — военные на лыжах, военные в небе. Центральный академический театр Российской армии сменил много имен: Центральный театр Красной армии, Центральный театр Советской армии. Это было первое театральное здание, построенное после революции, и его задачей было восхвалять героические сражения и впечатлять. На оформление здания в форме пятиконечной звезды были брошены лучшие скульпторы и художники, денег не жалели. Театр высотой с 14-этажный дом, его окружают 96 колонн, высота каждой 18 метров. Главный режиссер театра в 1935–1958 годах Алексей Попов, присутствовавший при стройке, писал в свое время: «Я лазил по лесам строившегося здания на самый верх, смотрел оттуда через сеть лесов на сцену и видел там каких-то копошащихся муравьев — это работали электросварщики». На большой сцене соорудили 12 подъемных платформ, которые позволяли изображать на нем все — от футбольного стадиона до горного пейзажа. Сцена строилась как самая большая в Европе, и по ней десятилетиями торжественно ездили настоящие танки и конница, но вся эта роскошь в прошлом. Звенит второй звонок, зрители двигаются к залу.
Вдоль сцены разбросаны ракушки и кости рук. Сегодня показывают «Маленькие трагедии». Зрители пробираются по рядам культурно — лицом к сидящему, как и положено в театре. Зал на полторы тысячи человек заполнен лишь на треть, цветы есть только у одного зрителя — мальчик держит в руках пять алых роз, завернутые в целлофановую упаковку. Из-за своего масштаба эта сцена, занимающая три из пяти этажей театра, стала проклятием для современных режиссеров: слишком очевидна становится мелочность людей и замыслов. Но на пятом этаже, под крышей, есть Малый зал — тихий, безобидный и незаметный. Здесь уже 40 лет самоотверженно работает режиссер Александр Бурдонский, сын Василия Сталина, внук Иосифа Сталина.
Билетерша Елена Кузнецова никогда не пропускает постановок Бурдонского, если работает в этот день. Ее любимая — «Игра на клавишах души» — про пианистку, которая давно не выходила на сцену, опустилась и отказывается приводить себя в порядок. «Спектакль мощный, в нем нет мягкости, смысл глубокий, слов описать не хватает, но копает он глубоко», — говорит Кузнецова. За почти полвека в театре армии Бурдонский поставил пятьдесят лирических спектаклей и мечтает однажды поставить что-нибудь полегче — оперетту, например: «А то я ставлю Ибсена, Расина, Чехова — все сложные пьесы». Есть только один спектакль, который Бурдонский никогда не поставит, — о своей семье.
«Жаль отца, — говорит Александр Васильевич Бурдонский, — он был человек неглупый, обладал способностями, и его жизнь была так нелепо прекращена». Бурдонский родился 14 октября 1941 года. Когда Александру было четыре, его мать Галина Бурдонская ушла от отца: устала от других женщин и пьянок. «Мама научилась с ним выпивать. Стоило ей с ним водки выпить, и он бы пальцем не тронул, а когда он был на бровях, а она говорила: “Вася!”, могла и схлопотать по морде». Когда Галина ушла, Василий оставил детей себе и не разрешал им видеться с матерью. Все детство Александр смотрел, как его отец бьет своих жен: сначала маму, потом мачеху Катерину Тимошенко, дочь маршала Семена Тимошенко, потом другую мачеху, пловчиху Капитолину Васильеву.
В спектакле «Тот, кто получает пощечину» сыграли и Владимир Зельдин, и сам главный режиссер театра Андрей Попов. После постановки Попов предложил Бурдонскому остаться, и так внук Сталина стал затворником монументального Театра Советской армии.
Г лавный администратор Алла Григорьевна пришла в театр одновременно с Александром Бурдонским. Она описывает его как человека, который «измочаливает артистов» и может прикрикнуть перед премьерой. Еще Алла Григорьевна помнит, что когда-то это был «театр с очередями». «В театре была прекрасная труппа, замечательные спектакли — постановки классики лучше, военные похуже. В советское время превосходный был театр», — вспоминает доцент кафедры истории театра России ГИТИСа Анна Степанова. До 1956 года Театр армии был самым свободным в Советском Союзе: вся цензура Министерства культуры распространялась только на их учреждения, а Театр армии был в ведомстве Минобороны и мог позволять себе больше других.
Ольга Богданова, прима театра, проработавшая в нем всю жизнь, любит вспоминать работу в 1980-х годах. Одна из основных задач Театра армии — ездить на полевые спектакли и поддерживать военных, и Богданова дважды ездила с театром в Афганистан и трижды в Чернобыль. «Где бы ни был человек в погонах, там всегда мы. Бывало, два транспортера ставят рядом — вот и вся сцена. И в Афганистане нам говорили: когда будете на сцене, не стойте на месте, а то пуля может попасть. Мы выступали в ярких красных и белых платьях, и наши наряды были настоящими мишенями. Мы артисты-бойцы», — рассказывает Богданова.
Богданова работала с Бурдонским 20 лет и рада этому. «Это был мой золотой период», — делится она. Богданова считает режиссера знатоком женской души и говорит, что работать с ним — подарок для женщин, ведь все они желают такого «глубинного» внимания: «Он влюбляется в актрису, с которой работает, которая способная выразить его мысли, всматривается в нее, понимает ее. Столько внимания к себе женщина может за всю жизнь не почувствовать, сколько на выпуске его спектакля». Бурдонский тратит на поиски подходящей помады, каблуков и прически для каждой героини дни, а потом сам подкалывает им волосы на свое усмотрение. «Придирается к каждой заколочке, к каждому бантику, будет стоять над твоей головой два часа, и иногда думаешь: ну зачем он придирается к каждой складочке? А потом выходишь на сцену и все понимаешь».
Лариса Голубкина, тоже прима театра, говорит, что Бурдонский не только талантливый режиссер, но и благодарный человек. В 1970-х годах она воспользовалась своим звездным статусом — она тогда много играла в кино, одной из ее больших ролей была Шурочка Азарова в «Гусарской балладе» — и помогла установить Бурдонскому дома телефон. По ее словам, он по сей день благодарен ей за это. «Я-то и забыла про это — не один же телефон был поставлен. И вдруг он, единственный человек из всех, мне говорит: “Лариска, я тебя все время помню, когда телефонную трубку беру”». Актеры любят Бурдонского — они говорят, что с ним тяжело и одновременно полезно работать, что он помогает им перебороть собственную неуверенность. Сам Бурдонский больше всего любит репетировать и доводить артистов до исступления.
Анна Степанова, регулярно посещавшая Театр Красной армии в его лучшие годы, понимает, за что Бурдонского любят его артисты, и при этом считает, что его спектакли отнюдь не украшали репертуара: «Когда я смотрела спектакли Бурдонского, мне казалось, что он режиссер беспомощный, не владеет художественной формой. Но у спектаклей есть разные качества. И бывает, что плохой спектакль не только поставлен плохо, но видно, что режиссер человек плохой, и лезет со сцены всякая гнусь. У Бурдонского в спектаклях, напротив, была какая-то искренность. Честность, наверное, слишком громкое слово. Но без гадости в них точно обошлось». По словам Степановой, из спектаклей режиссера видно его действительно внимательное отношение к артистам, и при всей изломанной семейной истории Бурдонского его спектакли всегда были по-человечески здоровыми: «Я сильно подозреваю, что на репетициях он выстраивал такой хороший и чистый мир. В этом мире страшным теням его семейства, всем этим надрывным сюжетам, таким, когда Достоевский отдыхает, — там места не было». По мнению профессора, Бурдонский превратился в домового театра и сросся с ним, но как режиссер не может справиться с большой сценой: «Это требует масштабности мышления, дарования. А на малой сцене, где он и проработал всю жизнь, можно создать теплый мир и отдыхать там душой, беседовать со зрителями тихим голосом и предъявлять артистов крупным планом».
Любимая тема для размышлений у Бурдонского — противостояние. «Мне очень нравится библейское изречение “человек рождается на страдание как искры, чтобы устремляться ввысь”. Для меня это имеет большой смысл, — рассказывает режиссер. — Много обстоятельств жизненных могут вытащить кусок твоей души, растрепать тебя, сломать, ты можешь даже не подняться. И когда ты находишь внутренние ресурсы, внутренние силы, чтобы это преодолеть и идти дальше, то, может быть, это самое главное. Моя судьба человеческая — противостояние. Никто меня с распростертыми объятиями не ждал». От общения со «Снобом» режиссер отказался трижды — по его словам, ему больше нечего сказать.
Историю своей семьи и своего противостояния он никогда не поставит на подмостках Театра армии. Разве только миниатюру о том коротеньком периоде романа родителей в 1940–1941 годах, когда Василий учился на летчика в Липецке и Галина поехала к нему. Бурдонский говорит, что его мама часто вспоминала тот год. Она рассказывала, как Василий хотел подстричься, а она не выпускала его из дома. Он надел ее кофточку с оборочками, по простыням спустился из окна и побежал стричься. И еще был один случай: Галина жила на теперешней Мясницкой рядом с метро, а Василий пролетал над ее домом и сбрасывал цветы. Режиссер рассказывал, что даже в эту историю у него не получается вглядываться без боли — он все время думает о том, что совсем скоро случится с этими влюбленными людьми.
Р аньше по обе стороны от большой сцены театра висели портреты Сталина и Ленина, но после ХХ съезда Сталина заменили Горьким, а Ленина — Пушкиным. С середины 90-х театр не смог выбраться из затяжного кризиса и депрессии — очередное переименование, падение престижа военных, нищета. Театр не смог встроиться в новую реальность. «История этого театра, который потерялся во времени, драматическая, если не сказать трагическая. Зато, это история замечательной стабильности Бурдонского. Театр стал для него смягчением жизни. Может и хорошо, что театр в таком состоянии и что он там», — говорит профессор Степанова.
Милена Авимская пришла в театр заместителем директора по развитию месяц назад, и для нее театр до сих пор остается достаточно таинственным местом. Она не скрывает, что пока с трудом представляет, как вообще этот огромный механизм работает. На спектакли приходят не только люди старше пятидесяти, но и молодые: когда парень хочет пригласить девушку на красивое свидание и сделать фотографии на фоне мощной архитектуры, и чтобы метро было рядом — здесь все это есть. Авимская верит, что у театра есть большое будущее: уже утвержден новый план развития, и театр планирует собрать в новом пространстве «самых модных режиссеров и делать коммуникативную площадку». Уже прямо сейчас драматург Саша Денисова работает над квестом по истории театра. Милена хочет проводить экскурсии по зданию — показывать, где снимали «Кин-дза-дза!» и «Карнавальную ночь». Хипстеров в залах еще нет, но это, уверена Авимская, только пока: новое время несет за собой новых людей и скоро «театр зазвучит и в него придут прогрессивные люди». И неизвестно только, какое место в этом светлом будущем отведено режиссеру Александру Бурдонскому, домовому Центрального академического театра Российской армии.
Деньги, подвал и свобода
Знаменитый Театр.doc второй раз за год выселили из помещения. Случай не единичный: затяжные конфликты и проблемы с помещением были в 2005 году и у екатеринбургского «Коляды-театра», а в 2013 году Роспотребнадзор и пожарная инспекция по жалобе соседей выселяли петербургскую лабораторию «ON.Театр». Несмотря на все сложности, независимые театры растут и развиваются, у того же почти выселенного Тетра.doc только в августе намечено пять премьер. «РР» изучил опыт сильных независимых трупп, чтобы понять, как основать собственный театр и заняться самым интересным делом в жизни
Театр.Doc (Москва)
Главный центр документальных, в том числе и острополитических, постановок (например, недавно состоялась премьера спектакля «Болотное дело») и вообще любимое место для любых экспериментов, более того — кузница кадров для всей российской новой драмы. Режиссеры Кирилл Серебренников, Иван Вырыпаев, Дмитрий Волкострелов, драматурги Вячеслав и Михаил Дурненковы, Евгений Казачков, Любовь Мульменко, Наталья Ворожбит — вот далеко не полный список тех, кто вышел из знаменитого столичного театрального подвальчика в Трехпрудном переулке. Этот подвальчик теперь стоит пустой: в конце прошлого года столичный Департамент имущества расторгнул с театром договор после двенадцати лет аренды. Сначала театр поселился в старинном особняке на Спартаковской, отремонтированном силами режиссеров, критиков, обычных зрителей. А потом «Док» снова выселили, «получив сигналы о нарушении правил эксплуатации», после чего театр довольно быстро нашел новый дом и 23 июня отпраздновал третье новоселье — в Малом Казенном переулке. Ремонт традиционно делали своими руками.
Рассказывает драматург, режиссер, директор и один из основателей Театра.doc Елена Гремина
История
— Сначала надо что-то сделать, а потом искать деньги, помещение, писать манифесты. А то напишут манифест — и дальше ничего. Мы как неформальное сообщество существовали год. Мы проводили читки пьес, фестивали. Это не было юрлицо — просто группа товарищей. Мы сделали первый фестиваль документального театра неформально и в результате поняли, что это всем интересно и надо создавать театр.
Деньги и свобода
— Я думаю, схема создания театров поменялась, но осталось одно: надо очень хотеть. Вы хоть сейчас можете открыть театр. Почему нет? Регистрируете организацию, ставите спектакль, приходите, например, в Центр имени Мейерхольда и просите сыграть. Если работа интересная, вам эту возможность дадут. Если у спектакля будет публика, вы снимите какой-то уголок. Что способствовало открытию нашего театра? Коллекция писем отказов. Например, я пишу человеку: «Здравствуйте! Можете нас пустить бесплатно в репзал, в дневное время, когда удобно? Хотим с коллегами из провинции провести семинар по документальному театру». И — отказ за отказом… Я поняла, что так нельзя, и мы стали искать помещение. Мы получили грант в десять тысяч долларов от «Открытой сцены», тогда она только начинала работать, столько же от Фонда Сороса — на семинар по доктеатру. В итоге открытие Театра.doc обошлось в двадцать тысяч долларов: сняли помещение, сделали ремонт, многое сделали своими руками. Проводку меняли, это стоило четыре тысячи долларов, что было страшно дорого для нас. Купили двенадцать фонарей — кажется, за три тысячи долларов, купили стулья, отремонтировали туалет, душ.
Второе пространство появилось много лет спустя, когда мы чудом получили прямой договор аренды с Департаментом имущества Москвы, — случилось это после того, как сенатор Людмила Швецова посмотрела спектакль «Доктор», он ей очень понравился, и она спросила драматурга Лену Исаеву, чего мы хотим. А мы хотели легальный договор аренды.
Идея
— «Док» — это не совсем театр, это свободная площадка с анархическим менеджментом. Мы хотим, чтобы люди делали то, что сами хотят. Человек может поставить неудачный спектакль, и мы дадим ему состояться, потому что у нас нет культа успеха, нет перфекционизма, мы не боимся неудач. Свобода, как и любовь, — это процесс. Важно любить процесс, а не результат. Любить то, что делаешь ты и что делают твои товарищи, а не ставить какие-то галочки достижений: «Но поражение от победы ты сам не должен отличать». Поэтому и появляются такие проекты, как «Кислород», «Зажги мой огонь», «Акын-опера».
Цель
— Мне хотелось, чтобы театр был больше чем театр. И процентов на сорок мои мечты сбылись. Это общность, которая связана социальными связями, маленькое государство в государстве.
Лаборатория on.Театр (Санкт-Петербург)
Если в Москве в 2010-х новая драма и новая режиссура уже вовсю проявляла себя в Театре.doc, «Практике», ЦДР, то в Санкт-Петербурге было полное затишье. Ситуацию изменила Милена Авимская, на тот момент выпускница продюсерского факультета и аспирантка ГИТИСа, приехавшая в Петербург вслед за мужем, который получил там новую работу. Работая над своей диссертацией, Авимская стала общаться с молодыми режиссерами, драматургами и актерами и ото всех слышала одну и ту же историю — что все очень медленно, что молодым некуда пойти и кругом сплошная бессмыслица. Первую лабораторию молодой режиссуры, которую Милена Авимская придумала вместе с режиссером Дмитрием Егоровым и Гарольдом Стрелковым, тогда главным режиссером Театра имени Ленсовета, «Петербургский театральный журнал» назвал «межпланетным шахматным конгрессом» — молодые режиссеры, молодые актеры и современные драматурги получили возможность что-то сделать и быть услышанными.
С лаборатории ON.Театр начинали свою карьеру Семен Александровский, Дмитрий Волкострелов, Денис Хуснияров, Мария Романова, Денис Шибаев, Екатерина Максимова. На свои деньги Милена Авимская арендовала помещение на улице Жуковского, сделала ремонт и открыла театр. А потом появился генерал, живший сверху, начались проверки пожарной инспекции и Роспотребнадзора, которые выявили нарушения.
Рассказывает создатель Лаборатории ON.Театр Милена Авимская
История
— Когда мы запускали первую лабораторию молодой режиссуры, то хотели прежде всего познакомить драматургов и режиссеров. Почему-то так получалось, что драматурги недолюбливали режиссеров, режиссеры — драматургов, и все они не были знакомы. Когда они познакомились, ситуация изменилась, и главным достижением я считаю не пьесы и спектакли, которые получились, а то, что люди стали общаться. Режиссеры находили «своих» драматургов, драматурги — своих режиссеров. Например, тандем Волкострелов–Пряжко появился именно у нас на лаборатории в 2010 году. Создавались команды.
Деньги и свобода
На свои деньги Милена Авимская арендовала помещение на улице Жуковского, сделала ремонт и открыла театр. А потом появился генерал, живший сверху, начались проверки пожарной инспекции и Роспотребнадзора, которые выявили нарушения.
— Первый суд мы выиграли, второй проиграли, — вспоминает Авимская. — В какой-то момент мне позвонил один журналист и говорит: «У меня есть диктофонная запись, там адвокат жены этого человека сказал, что на вас заведено уголовное дело». И тут я помню, что у меня затряслись коленки, я сразу стала думать, а как же мои дети будут без меня. Реально стало страшно. И тогда мы перестали бороться за это помещение. В общей сложности в ремонт помещения на Жуковского было вложено около двух миллионов — у меня в Москве свое актерское агентство, что-то занимала у друзей, потом годами отдавала. Когда мы остались на улице, нам очень помогли Валерий Фокин и Лев Додин — один дал возможность играть на Новой сцене Александринского театра. Другой — на Малой сцене МДТ. Конечно, такая поддержка была важна. Потом мы переехали на Васильевский остров, пришлось вкладываться заново, потребовалось около 800 тысяч. Вдобавок театр — это же не только аренда и ремонт, это свет, который жжется чуть ли не круглосуточно, это, извините, туалетная бумага, чайные пакетики, картриджи для принтера…
Идея
— Часто нужно только ладошку протянуть, подбросить человека, и дальше он уже полетит сам. Например, когда к нам пришел Денис Хуснияров, он работал в Театре на Васильевском. Но он пришел и говорит: «Я там вроде есть, но меня и нет». У нас Денис поставил спектакль «Платонов. Живя главной жизнью» и объехал пять фестивалей. О нем узнали, он стал востребован. Спектакль Дениса Шибаева «Дневник онаниста» объехал ряд фестивалей, Маша Романова теперь работает в Театре Ленсовета. Но все, кто когда-то тут ставил, может сюда прийти, может участвовать в обсуждениях постановок.
Цель
Знаете, что самое приятное? Это не только, когда те, кто у тебя начинал, становятся худруками театров, но и когда они женятся, рожают детей. Когда складываются пары — режиссер и театровед, драматург и режиссер, художник и драматург… а таких пар в ON.Театре сложилось около десяти. Когда у человека на самом деле меняется жизнь — например, один актер до ON.Театра сидел без работы, пил, он развелся с женой, и все ему казалось беспросветным. Сейчас он играет в Александринке, снова женился, у него есть ребенок. Человека не узнать. Молодым очень важно, чтобы в них кто-то верил, и тогда они расцветают.
«Коляда-театр» (Екатеринбург)
Самая известная театральная труппа Урала под руководством драматурга, режиссера и педагога Николая Коляды, который не только создал ныне знаменитую на весь мир уральскую школу драматургии, но и смог заработать собственными пьесами на собственный театр. Билеты во время столичных гастролей разлетаются, как горячие пирожки. В январе этого года корреспондент «РР» видела, как после «Женитьбы» зал Театрального центра на Страстном аплодировал стоя, забрасывая труппу и Коляду подушками-сердечками и размахивая плакатами «Мы вас любим! Ваши москвичи». В конце 2001 года Коляда в свой день рождения получил документы некоммерческого партнерства «Коляда-театр» и пообещал, что расшибется в лепешку, но сделает лучший театр в городе со своей труппой, штатом и залом. И не обманул. Сегодня «Коляда-театр» — это не только театр, но и фестиваль «Коляда plays», который проходит в Екатеринбурге (а в конце 2014 года прошел и в Варшаве), и международный конкурс драматургов «Евразия».
Рассказывает художественный руководитель «Коляда-театра» Николай Коляда
История
— На «Золотую маску» мы как-то привезли наш спектакль «Фронтовичка». Там 35 артистов, двадцать чурбачков березовых, экран и больше ничего. Наше утлое суденышко плывет, а навстречу — ледокол «Ленин»: Театр имени Вахтангова или Театр Наций, например. Наш спектакль искренний, честный и добрый. Но мы смотрим на ледокол «Ленин» и понимаем, что ледокол «Ленин», конечно, будет первый. Это естественно, но это ничего не значит.
Деньги и свобода
— Как зарабатывать деньги? Делать качественный продукт. Когда говорят «Публика дура. Публика все сожрет», хочется ругаться. Публика не дура. Надо это понимать. И не надо растяжек, не надо рекламы. Все работает по системе ОБС, «одна баба сказала». Если хороший спектакль — будет битком народу. А бывает, говорят: «К черту! Я самовыражаюсь». Знаете, это все философия для бедных. Мы восемь лет подряд ездим в Москву. В 2006 году ехали себе в убыток: сами в плацкарте, декорация ехала в Москву «газелью» — все было нищее до невозможности, хотя играли в том числе и те спектакли, что и сейчас, «Ревизора», например. Но я понимал, что нужна реклама, нужно в Москву… Сейчас мы заработали на гастролях 6,5 миллионов рублей. Олег Павлович Табаков как-то сказал: «Уж как я денежки люблю, так денежки никто не любит». Мне очень понравилась эта фраза, люди любят деньги, особенно когда зарабатывают их трудом и потом. Все тринадцать лет существования театра я артистам и всем, кто работает в администрации, — билетерам, кассирам, — всем говорю: «Каждому зрителю кланяйтесь, задницу целуйте, каждому говорите: «Приходите еще», потому что это ваша зарплата». Я просчитываю все наши заработки, каждую копейку, и держу примерно такую зарплату артистов, какую получают в бюджетном театре. За эти двенадцать лет я купил для театра семь квартир: две двухкомнатные и пять однокомнатных. Да, это хрущевки на первом и на пятом этажах. Но это свой угол, место, где актеры могут жить.
У меня 37 артистов, 33 человека персонала. Мы играем пятьдесят-шестьдесят спектаклей в месяц. Утром, вечером, в обед — всегда битком. Екатеринбург — это два миллиона человек, и всегда найдется 120 фриков, которые придут на нас смотреть. На самом деле я так говорю напрасно: это не фрики, это лучшие люди Екатеринбурга — те, кто чуть побольше соображает. Это кислород города, благодаря этим людям легче дышится. В Москве вот смеются, а у нас — нет. На Урале публика более суровая. Но если смеются, то хохочут. А если заплачут, то так заплачут! Но вещи нам несут — и тут, и в Москве. В Москве нам притащили и картины, и отрезы на платья. Написали, что нужны цветы в горшках, — так, кажется, весь город принес, триста-четыреста горшков. Все цветет, пахнет.
Идея
— Я умею делать и «Дюймовочку», и «Гамлета». Не умеешь — ты не профессионал. Я профессиональный человек. Я знаю, что такое исходное событие, завязка, кульминация и развязка. Давным-давно все известно, никаких новых форм нет. Сделай от сердца к сердцу, от человека к человеку. А мы все изголяемся: то экраны, то зал покажем камерой. Сорок экранов, а души нет. Что есть театр? Глаза, сердце артиста, драматургия, режиссер, который хочет что-то сказать. Мысль, слово, характер, боль — четыре кита, на которых все держится.
Цель:
Театр post (Санкт-Петербург)
Прославился минималистичными спектаклями, в которых «ничего не происходит», одного из адептов российского постдраматического театра Дмитрия Волкострелова. Постановки по Пряжко, Кейджу и Вырыпаеву, почитание интеллектуалов, хипстеров и театральных критиков обеих столиц — это все про Театр Post. До конца 2014 года театр был бездомным, а а теперь создает культурный центр в летнем кинотеатре «Уран». Но это не означает, что театр «приуранится»; желание осваивать нетеатральные пространства не пропало, и свежую премьеру, «Лецию о Нечто», Post выпустил в пространстве Freedom palace на Казанской.
Театр post начался в 2010 году со знакомства театроведов-однокурсников СПбГАТИ Дмитрия Коробкова и Анастасии Матисовой с Дмитрием Волкостреловым, выпускником курса Льва Додина все в той же Академии. У Матисовой и Коробкова было желание «делать что-то современное» и пространство клуба Dusche, у Волкострелова — моноспектакль «Июль» по пьесе Вырыпаева, в котором играла однокурсница, Алена Старостина.
Рассказывает арт-директор Театра post Дмитрий Коробков
История
Деньги и свобода
— Наши спектакли ставятся на гранты, — объясняет Дмитрий Коробков. — В основном государственные, один полугосударственный был — Евгений Миронов запустил акцию в поддержку российских театральных инициатив, и Волкострелову выдали на руки 300 тысяч — на это был поставлен спектакль Shoot/Get Treasure/Repeat (цикл из шестнадцати пьес, играющийся в Музее современного искусства. — «РР»), все эти деньги были потрачены на технику (в спектакле задействовано множество старых телевизоров и камер. — «РР»), реквизит и съемки двух короткометражек Александра Вартанова.
Идея
— Театр post — это во многом история про современность и горизонтальный мир. Мы стараемся существовать свободно от иерархий. Димины спектакли про это, Димин способ работы про это. Как бы про хорошее времяпрепровождение вместе. Нам нравится собираться и зависать, во многом этого достаточно. И в качестве приятного дополнения — спектакли, иногда успех, иногда неуспех.
Цель
— Попытаться показать театр людям, которые не ходят в театр.