месснер райнхольд личная жизнь
Саймон Месснер: «Нелегко быть сыном легенды»
Саймон Месснер ( Simon Messner) и Райнхольд Месснер (Reinhold Messner)
Режиссер и альпинист, стеснительный, сдержанный, с редкой добротой Саймон Месснер ( Simon Messner), 30-летний сын великого альпиниста, «короля восьмитысячников», Райнхольда Месснера (Reinhold Messner). И хотя имя Саймона прежде всего связывают с его отцом, всё же он весьма далёк от Райнхольда, известного своим прямолинейным и временами грубым характером. Различия эти с годами и привели к непреодолимой пропасти в отношениях между отцом и сыном.
Работая бок о бок над проектами в их семейной киностудии «Messner Mountain Movie», Саймон и Райнхольд живут каждый своей жизнью, единственными точками соприкосновения которых являются документальные фильмы, автором, сценаристом и часто главным героем которых является сам Райнхольд, которого, к слову сказать, Саймон называет лишь по имени.
Молодой режиссер делит свое время между «семейными» художественными фильмами и страстью к альпинизму, которую он обнаружил в себе в 17 лет, преодолевая в одиночестве головокружение и приступы паники на высоте.
Саймон Месснер ( Simon Messner) и Райнхольд Месснер (Reinhold Messner)
Саймон скажите, что Вас привлекает в этой экспедиции?
Как Вы пришли в альпинизм?
Я влюбился в горы в довольно позднем возрасте, когда мне было 17 лет, всё потому, что в нашем доме тема гор была главной и мне она так приелась, что было уже безразлично. Но потом, когда я и сам попробовал подняться на вершину, горы меня покорили. Но все же, у меня сильно кружилась голова: когда я был ребенком, мне хватало даже двух метров высоты, на которую меня поднимали на руках, чтобы я начинал паниковать и бояться. Но затем, когда меня ставили на ноги, мне хотелось снова подняться вверх, чтобы понять. что меня пугает. Вот примерно таким образом, преодолевая свои страхи и пределы я и стал альпинистом.
Как Ваш отец отреагировал на эти трудности?
Понятия не имею, его не было рядом со мной. Я никогда не поднимался на горы вместе с ним, и он никогда не брал меня с собой в свои походы. Но на высоте вы многому учитесь от тех эмоций, которые испытываете, от страхов, которые вам нужно преодолеть: это очень интимные и личные отношения, которые касаются только вас и гор.
Во всех фильмах Райнхольда Месснера главным героем являются горы
Это красная нить, протянувшаяся через всю мою жизнь. Недавно мы завершили съемки фильма «Niemandsland» (нейтральная зона): фильм об англичанке Беатрис Томассон (Beatrice Tomasson), которая в начале 1900-х совершила первое восхождение по южной стене Мармолада и Монте-Зебро, и о двух её гидах, которые были с ней: Микеле Беттега (Michele Bettega) и Бортоло Загонеля (Michele Bettega e Bortolo Zagonel), которые были связаны глубокой дружбой, но разделены войной.
Недавно Райнхольд приступил к съемкам драматического документального фильма.
Он воссоздает трагедию экспедиции на восьмитысячник Манаслу 1972 года. Тогда Райнхольду было всего 28 лет, и в этой экспедиции он потерял двух товарищей во время шторма. Фильм начинается с того, что в замке Жюваль, резиденции Райнхольда в Южном Тироле, собираются выжившие участники экспедиции, помнящие, что произошло.
Справка:
В 1972 году австрийская команда во главе с Вольфгангом Найрцом (Wolfgang Nairz) открыла новый маршрут по Юго-Западной стене. Без предварительной разведки и не имея фотографий стены, команда прошла, как они говорили, Южную стену, хотя на самом деле это была Юго-Западная стена.
Подход к маршруту был осуществлен через долину Гандаки, на Западной стороне Манаслу, лежащей между ним и восьмитысячником Аннапурна. Команда прошла деревню Тильче, откуда они начали подъем по узкой долине, приведшей их к Юго-Западной стене горы. Здесь стена соседствует с горой Тулаги Чули ( Thulagi Chuli, 7059 м). На одноименном леднике Тулаги, команда установила базовый лагерь.
Штурм вершины возглавили великий Райнхольд Месснер (Reinhold Messner) и Франц Ягер (Franz Jäger). Месснер поднимался на вершину в своем стиле, без использования кислородных баллонов. Однако, это восхождение было омрачено трагедией: погиб партнер по связке Франц Ягер, который, на пути к вершине отстал от Райнхольда, повернул назад и потерялся в снежном буране буквально в нескольких шагах от палаток. Во время поисков Ягера погибает также участник второй связки. Этот маршрут на сегодняшний день является наиболее популярным, после стандартного пути.
Саймон Месснер ( Simon Messner) и Райнхольд Месснер (Reinhold Messner) в 2019 году
Есть ли у Вас другие увлечения, кроме кино и альпинизма?
Я забочусь о фермах, лежащих на землях замка Жюваль. Три года назад Райнхольд передал мне большую ферму, окруженную виноградниками: это район, известный своим Рислингом, и мне кажется, что наша ферма одна из лучших в Италии. Мы также делаем вино Пино Нуар и Пино Блан, но у нас нет своего лейбла «Месснер».
А что по поводу личной жизни?
У меня есть девушка Анна, которой, как и мне, 30 лет. Она австрийка, мы живем вместе в Инсбруке. Она не альпинистка: мы познакомились пять лет назад в лаборатории, где писали кандидатскую диссертацию по молекулярной биологии. Она хочет сыграть свадьбу, но я пока откладываю это.
Ваш отец напротив, с легкостью вступает в брак: недавно он женился в третий раз. Как Вы это восприняли?
76-летний Райнхольд Месснер со своей третьей женой, 41-летней Дайан Шумахер
Я как было раньше?
Не расскажите подробнее?
Каким отцом был Райнхольд Месснер?
Жесткий, отсутствующий: его никогда не было рядом. У него твердый характер, как мрамор, и в то же время он может быть весьма непостоянным. Было нелегко быть сыном легенды: все видят в нем миф, но ребенку не нужна легенда, ему нужен отец, а он никогда им не был. Я же постараюсь стать лучше, когда у меня будут собственные дети.
Расскажите о Ваших будущих проектах
Райнхольд тоже стесняется публикаций в сети?
Саймон Месснер ( Simon Messner)
Месснер. Миф о Сизифе
«Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека.»
Диамир – Meсснер на Нанга Парбате
(глава из книги Криса Бонингтона «В поисках приключений»)
Первое полностью одиночное восхождение
на восьмитысячник, 1978 г.
Только тихое шипение газового примуса нарушало тишину. В серых предрассветных сумерках палатка с ее густо обсыпанными инеем стенами казалась гробницей. И все же она вселяла уверенность, словно некое надежное чрево, ибо ее тонкие стенки защищали альпиниста от необъятности пустынного неба и гор вокруг. Затем в эту тишину вторгся другой звук настойчивый, стремительный, свистящий грохот, который доносился, казалось, со всех сторон. Он напоминал грохотание некоего гигантского потока воды, готового вот-вот поглотить его убежище. Охваченный паникой, альпинист рванул обледеневшую застежку входа и выглянул наружу, чтобы узнать, в чем дело. Казалось, вся гора пришла в движение целые потоки льда изливались по обе стороны от него, а весь склон под ним, который он прошёл накануне, устремился гигантской кипящей грохочущей волной к леднику, лежащему далеко внизу, приближаясь к небольшому лагерю у его основания, где он оставил двух своих спутников.
Несмотря на то что он все еще мог разглядеть место своего базового лагеря в 2000 метрах ниже и на расстоянии пяти миль от него, он чувствовал себя таким же одиноким, как одиночка-мореплаватель в просторах Тихого океана или астронавт на орбите по ту сторону Луны. Чувство одиночества теперь еще более обострилось; путь отступления был сметен лавиной, и теперь ему пришлось бы выбирать другой путь для спуска.
Однако в отличие от Уилсона, Денмана и Ларсона, Месснер посвятил горам большую часть своей жизни. Он привык выжимать из себя все до предела, вечно искал новых путей, новых приключений, и попытка покорить в одиночку восьмитысячник была логическим шагом в его личной эволюции.
Когда он подрос, то начал ходить на восхождения со своим братом Гюнтером. Они вместе осваивали пики Гейслеровских Альп вокруг их дома и неуклонно повышали свое альпинистское мастерство. К тому времени, когда Рейнхольд отправился в университет в Падуе, он стал уже подающим большие надежды, сильным восходителем. Он быстро рос как спортсмен, с презрением отвергая применение искусственных средств в альпинизме, особенно неразборчивое использование расширяющихся крючьев. Он совершил ряд очень быстрых восхождений по труднейшим маршрутам, а также несколько выдающихся одиночных восхождений, в числе которых было прохождение северной стены Друа, которая долгое время считалась самым трудным скально-ледовым маршрутом в Западных Альпах, а также маршрут Филиппа Фламма по северной стене Чиветты, один из сложнейших маршрутов в Доломитах, проходимых свободным лазанием. К 1969 году Месснер зарекомендовал себя одним из самых смелых альпинистов-новаторов в Европе, превратившись в фигуру, очень сходную с фигурой Германа Буля в начале пятидесятых годов. И именно Карл Херлигкоффер предоставил ему возможность отправиться в Гималаи.
Район Нанга Парбат
В течение многих лет Херлигкоффер организовывал и возглавлял экспедиции, и Нанга Парбат продолжала привлекать его. В 1961 году он попытался покорить гору с запада по стене со стороны Диамира. Это именно тот склон, на котором был сметен лавиной британский пионер-альпинист Маммери, когда он попытался подняться по нему в 1895 году. В 1961 году Херлигкоффер потерпел здесь неудачу, однако вернулся на следующий год, когда Тони Киншофер, Зиги Лоу и Андерл Маннхардт достигли вершины очень трудным путем, обойдя огромные ледовые утесы в центральной части склона.
Затем Херлигкоффер обратил свое внимание на устрашающий южный склон из долины Рупал. При высоте 4500 метров это одна из величайших стен мира. В 1963-1968 годах Херлигкоффер предпринял три попытки покорить ее, каждый раз достигая все большей высоты. Однако именно 1970 году, казалось, было суждено стать годом покорения больших стен в Гималаях. Именно в том году наша британская группа прошла южную стену Аннапурны, а японцы по пытались преодолеть юго-западную стену Эвереста. Месснер не очень-то горел желанием принимать участие в многолюдной экспедиции, в которой он знал лично только немногих альпинистов, однако представляющаяся возможность была слишком соблазнительна.
Он взялся за дело с присущей ему серьезностью, что весьма отличало его от многих британских восходителей того времени; В Британии, несомненно, существовало нечто вроде этического предубеждения против обязательных тренировок, не имеющих прямого отношения к процессу самого восхождения. Это была традиция лазания по горам днем и кутежей в пивных по вечерам. Месснер же относился к альпинизму с преданностью истого спортсмена. Он тренировался на стенах старой лесопилки неподалеку от дома, траверсируя их то в одну, то в другую сторону до тех пор, пока не откажут пальцы. Подобной тренировкой в наши дни занимаются ведущие британские альпинисты, но такой подход к делу получил развитие в Великобритании только в последние шесть-семь лет. Месснер в своих тренировках шел еще дальше. В программу входили обязательный холодный душ по утрам, тщательно разработанная диета, причем один день в неделю он питался только фруктами, чтобы приучить свой организм к недостатку пищи; добавим сюда ежедневный четырехчасовой бег по пересеченной местности, а также комплекс упражнений на развитие выносливости. Я помню, что перед отъездом на Аннапурну наша группа получила приглашение от одной научно-исследовательской организации в области спортивной медицины подвергнуться примерно таким же тестам для выявления физической пригодности, каким незадолго до этого подверглась сборная команда Англии по футболу. Я нашел повод отклонить предложение, понимая, что мы, почти без всякого сомнения, будем выглядеть в невыгодном свете по сравнению с футболистами, и в случае неудачи на южной стене нас пригвоздят к позорному столбу как физически неподготовленных. Однако это не помешало Дону Уиллансу, у которого перед экспедицией был приличный пивной живот, В ходе самого восхождения войти в форму И достичь вершины. Месснер смог бы подвергнуться таким тестам, ничего не опасаясь, и, как мне кажется, даже посоперничать по объему легких и уровню физической подготовленности со спортсменами-олимпийцами. Частота его пульса была равна сорока двум ударам в минуту, и он мог набрать тысячу метров высоты во время своих пробежек менее чем за час. Рупальский склон должен был оказаться серьезной проверкой его физической подготовленности и мотивации.
И снова, как и в 1953 году, возникли разногласия между Херлигкоффером и альпинистами, которые должны были возглавлять восхождение. Разногласия замкнулись на Месснере, желавшем совершить восхождение в одиночку. Эта история до сих пор окутана туманом и, как и в случае с предшествующей экспедицией, завершилась в залах судебных заседаний.
У Месснера не было никаких сомнений. Он действительно видел большой фронт облаков вдали, и сигнал ракетой ясно указывал, что эти облака приближаются к Нанга Парбат, однако опыт подсказывал ему, что он успеет достичь вершины и спуститься. Это было в стиле Германа Буля бросить вызов, которому бы радовалась душа, чему-то устрашающе-огромному, но в принципе не отличающемуся от того, с чем он сталкивался прежде на отвесных стенах в Альпах. Он вышел в три часа утра и начал быстро и равномерно набирать высоту по направлению к кулуару Мёркла. Допустив ошибку в выборе маршрута, Месснер был вынужден спуститься вниз и найти другой путь, а затем, после того как рассвело, заметил какую-то темную фигуру, которая приближалась к нему снизу. Это был Гюнтер, который не мог устоять перед искушением последовать за братом и разделить с ним радость покорения вершины. Он поднялся удивительно быстро, догнав Рейнхольда всего за четыре часа и преодолев расстояние, на которое у Кюна и Шольца ушли полные десять часов на следующий день.
Братья продолжали восхождение вместе.
Ночью, когда они вышли, было очень холодно, однако теперь яркое солнце сильно затрудняло восхождение. Поднимаясь быстро и уверенно, они достигли плеча на гребне, и тогда вдруг Рейнхольд понял, что успех близок. За Серебряным седлом он уже просматривал весь путь, длинный и трудный, которым несколько лет назад прошел Буль. Пирамида вершины была совсем недалеко, и ничто не могло остановить альпинистов. И вот на закате дня они оказались на вершине, наслаждаясь быстротечной эйфорией от пребывания на вершине, любуясь склонами, обрывающимися со всех сторон вниз, бесконечными пиками, окрашенными мягкими желтыми лучами вечернего солнца. Затем неумолимо наступило осознание ситуации, в которой они находились: нужно было искать путь спуска.
На подъеме к вершине чувство страха притупляется самой целью восхождения покорением вершины; на этом сосредоточиваются все усилия и помыслы; когда же цель достигнута, на восходителя наваливается реальность, а для Месснера эта реальность оказалась угрожающей. У них не было ни веревки, ни бивачного снаряжения, за исключением накидки из алюминизированной пленки, ни примуса, чтобы растопить снег, и практически ничего из продуктов. Рейнхольд был уверен, что смог бы вернуться по пути подъема, однако Гюнтер стал как бы непредвиденным фактором. Будучи младше и менее опытным, чем брат, он выложился до конца еще на подъеме и сознавал ужасную правду, что не в силах спуститься вниз по страшно крутым стенам кулуара Мёркла. Склон, обращенный к Диамирской долине, уходил вниз на запад, был освещен лучами заходящего солнца и казался не таким крутым и менее устрашающим, чем та отвесная стена, которую они только что прошли. Однако это был совершенно незнакомый путь. Маршрут Киншофера, Лоу и Манхардта проходил значительно правее сравнительно легких предвершинных склонов, которые братья видели перед собой. Но каков характер маршрута еще ниже? Месснер изучал фотографии горы и знал слишком хорошо, насколько сложными были ледопады, через которые им пришлось бы прокладывать путь. И он пошел на компромисс. До наступления полной темноты оставалось около часа, и «холодная» ночевка была неизбежной. По крайней мере они могли еще сбросить немного высоты, спустившись на седло непосредственно под вершинной пирамидой. Оттуда еще было возможно спуститься по Рупальскому склону, и появлялась надежда, что кто-то может подняться им на помощь. Спуск к седлу отнял много времени. Гюнтер отчаянно устал, он то и дело валился в снег, чтобы передохнуть.
Рейнхольд и Гюнтер Месснеры.
Когда младший брат присоединился к Рейнхольду, чтобы штурмовать вершину, их успех был омрачён проблемой отыскания посильного маршрута для измотанного Гюнтера.
Свернувшись калачиком в крошечной скальной нише на седле, завернувшись в накидку из алюминизированной пленки, они дрожали от холода всю ночь, ибо здесь дул ледяной ветер. Когда наступил морозный рассвет, Рейнхольд перебрался через край седла и примерно в ста метрах ниже увидел то место, где они вышли из кулуара Мёркла на плечо. Спуститься вниз без веревки не было никакой возможности. Если бы кто-нибудь поднялся снизу! Он стал звать на помощь, но его крики уносило ветром в сторону. Он звал на помощь два часа, однако никто так и не ответил. Наконец далеко внизу он заметил две человеческие фигурки, которые медленно прокладывали путь по направлению к ним. Его охватила волна облегчения: они спасены!
Нанга Парбат, Рупальская стена
Кулуар Мёркла тянулся отвесно вверх перед нами. Мы оставили его справа и направились к южному плечу. Траверс вел по снежному склону крутизной примерно в пятьдесят градусов к более легкому участку, откуда я сумел бы переговорить с Рейнхольдом Месснером. Он стоял на гребне там, где трещина Мёркла выходит на Южное плечо, примерно в метрах семидесяти-ста от меня. Было десять часов утра, и мы обсудили возможные маршруты к вершине и сколько времени они займут. Рейнхольд сообщил, что в 17.00 накануне взошел на вершину вместе с братом и теперь собирается спускаться в западном направлении (по склону, обращенному к долине Диамир!). На мой вопрос, все ли у них в порядке, он ответил «да». Казалось, гора свалилась у меня с плеч, потому что я думал, что он просит о помощи. У меня все еще не было предчувствия, что трагедия началась днем раньше, когда Гюнтер последовал за братом. Начиная с того момента, оба они оказались без веревки, бивачного и другого необходимого снаряжения.
Рейнхольд был готов только к одиночному восхождению. он взял лишь накидку из алюминизированной пленки и немного продуктов в качестве карманного питания. Теперь он просил меня сообщить остальным, что собирается спуститься по противоположному склону и скоро будет в базовом лагере. Я очень не советовал ему делать это, но он оборвал разговор словом «привет!» и скрылся за гребнем.
Обе эти версии имеют общий контур, но интерпретация деталей совершенно различна. Кажется маловероятным, чтобы Рейнхольд Месснер действительно выбрал для спуска склон, уходящий в долину Диамир, как на этом настаивает Кюн. Несмотря на то что Месснер был очень смелым альпинистом-новатором, он всегда проявлял большую трезвость суждения и практический здравый смысл. Решить направиться вниз по неизвестному склону с другой стороны горы без необходимого снаряжения, продуктов и поддержки, да еще с совершенно выбившимся из сил братом представляется совершенно несвойственным его характеру.
Он знал, что Гюнтер ни за что не переживет еще одну «холодную» ночевку на этой высоте; к тому же представлялось маловероятным, чтобы Кюн и Шольц вернулись в кулуар Мёркла до наступления темноты. Не могло быть и речи о том, чтобы снова идти на вершину на встречу с этой двойкой, поскольку Гюнтеру это было не под силу. Рейнхольд предложил было вернуться на вершину в одиночку; но Гюнтер не дал на это согласия. Он отчаянно хотел спуститься по кажущимся легкими склонам на западной стороне, поэтому примерно в одиннадцать часов утра они отправились вниз по залитому солнечным светом Диамирскому склону. Рейнхольд шел впереди, пытаясь выбрать наилучший маршрут, что всегда нелегко делать сверху, потому что, к примеру, невозможно разглядеть ледовые утесы, пока не окажешься прямо на них.
Затем по склону поползли послеполуденные облака, они поглотили альпинистов и сгладили перспективу. Неожиданно туман рассеялся, и перед ними открылся темный провал, который словно нырял в глубины долины Диамир, видневшейся далеко внизу. Они подошли к ледяному барьеру крутому, гладкому, непреодолимому. Обойдя его, Рейнхольд нашел кулуар из гладкого, отполированного льда, который уходил вниз под углом пятьдесят градусов. Спуск был возможен. Двигаясь лицом к склону, вгоняя передние зубья кошек в твердую гладкую поверхность всего на несколько миллиметров, они с трудом начали спускаться. Затем с какой-то таинственно-жуткой отчетливостью Рейнхольд почувствовал присутствие третьего лица, оно находилось за пределами его поля зрения и шло наравне с ним по мере того как он осторожно спускался по кулуару. Они продолжали движение вниз до наступления темноты. Появились какие-то скалы. Теперь альпинисты находились на ребре Маммери. Примерно в полночь они наконец-то остановились. Совершенно изможденные, продрогшие от холода, страшно страдающие от жажды-альпинисты не пили ничего вот уже двое суток, Рейнхольд и Гюнтер приютились на крошечной скальной полке.
Они вышли в путь снова до наступления рассвета при свете луны. Обстановка была прямо-таки мистической: тусклое сияние снежной поверхности, непроницаемая чернота теней, лишь изредка озаряемая редкими искрами, высекаемыми кошками о поверхность скалы. Они продолжали движение из последних сил, пока наконец на рассвете не поняли, что добрались до ледника у подножия Диамирского склона. Самое худшее было позади. Несмотря на то что они были крайне измотаны и опасность по-прежнему грозила им, они испытали краткие мгновения радости от сознания достигнутого: они сделали первый траверс Нанга Парбат, первый подъем по Рупальскому склону, первый прямой спуск по Диамирскому склону и остались при этом в живых.
Примерно тогда Месснер задумал сделать одиночное восхождение на восьмитысячник, и склон со стороны долины Диамир, казалось, притягивал его к себе как магнит. Он вернулся сюда в 1973 году, чтобы совершить свое первое одиночное восхождение, описанное в его книге «Один на Нанга Парбат», расположился лагерем под скальным выступом ребра Маммери неподалеку от того места, где он провел ночь, полную отчаяния после смерти брата. Однако его сердце тогда не лежало к восхождению. Прежде чем покинуть свой крохотный базовый лагерь, он признался в своем дневнике:
Уже далеко за полночь, а я не могу заснуть. От еды, которую я заставил себя проглотить вечером, тяжело в желудке. Я думаю об Уши и горько плачу. Это подавленное настроение заставляет меня забыть про голод и жажду.. оно не покидает меня. И вовсе не размышления о моем грандиозном плане лишают меня аппетита и сна-в этом повинна разлука с женой. Я не готов психически довести такое большое предприятие до конца.
Но даже при всем этом он выступил в то утро 3 июня упаковал рюкзак, надел ботинки и стал подниматься по нижним склонам стены в призрачном свете рассвета. Он не принимал осознанного решения вернуться он просто понял вдруг, что идет вниз. Прыжок в неизвестность был для него тогда слишком труден, но, вероятно, не менее важную роль сыграло то, что узы, связывающие его с землей, были слишком сильны.
Однако, едва вернувшись в Фюн, он начал мечтать о новых восхождениях. Это синдром, который испытал я сам и, уверен, почти все завзятые альпинисты: стремление вернуться домой, когда находишься в горах, и обдумывание новых планов уже через несколько дней после возвращения.
Он уже тогда задумал экспедицию иного плана-восхождение двойкой на Хидден-пик (Гашербрум 1, 8068 метров) в Каракоруме. Ни один восьмитысячник до сих пор не был покорен экспедицией из двух альпинистов, иными словами, в чисто альпийском стиле. Экспедиция Германа Буля на Броуд-пик была очень компактной, без высокогорных носильщиков, однако альпинисты переносили грузы вверх по горе, устанавливая лагеря в традиционной «осадной» манере.
Эволюция альпинизма находится под сильным влиянием конфликта между основными человеческими инстинктами. С одной стороны, это дух приключения, желание померяться силами с неизведанным, испытать свое умение и способность правильно оценивать ситуацию с элементом риска, обостряющего все предприятие; с другой стороны, существует инстинкт самосохранения и стремление повысить шансы на успех. «Осадный» метод, при котором задействовано много участников и навешены перильные веревки, гарантирует больше шансов на успех и в то же время в психологическом отношении как бы обедняет деятельность участников экспедиции, хотя в некоторых случаях риск так же велик, хотя он может проявляться в ином обличье. У члена экспедиции, применяющей тактику осады горы, может развиться состояние самоуспокоенности, когда он будет слишком полагаться на цепь лагерей и перильные веревки. Однако ему приходится многократно перемещаться вверх и вниз по потенциально опасным участкам, таким образом повышая шансы попасть под лавину, камнепад или угодить в скрытую трещину. Довольно слабый технически восходитель может подняться выше, чем если бы он сам начинал восхождение от подножия горы, не пользуясь хрупкими строительными лесами экспедиции осадного типа.
И так, всего через несколько недель после возвращения в Европу, заполненных лихорадочными приготовлениями, Месснер снова оказался в Гималаях, на этот раз в Скарду. Он и Питер Хабелер имели в своем распоряжении всего двенадцать носильщиков для переноски экспедиционных грузов и достигли места базового лагеря у подножия Хидден-пика только к концу июля. Около двух недель ушло на разведку подходов к намеченному маршруту, и затем 8 августа они приступили к своему полному драматизма стремительному восхождению, сначала расположившись лагерем у подножия северо-западного склона, а на следующий день пройдя 1200-метровую скально-ледовую стену. Она была такой же крутой и требовала такой же отдачи сил, как и северная стена Маттерхорна, с добавлением всех проблем, связанных с большой высотой. Для того чтобы уменьшить вес рюкзаков и ускорить движение, они решили оставить веревку, что означало, что каждый будет совершать восхождение практически в одиночку, когда ошибка почти наверняка означала бы гибель. Тем не менее психологическая поддержка, которую каждый из них мог бы оказать товарищу, была очень важным фактором. Именно этого недоставало Месснеру во время его первой попытки покорить в одиночку Нанга Парбат.
В связи с этим на многие вопросы еще не было ответов. Способен ли человеческий организм сохранить работоспособность на высоте 8000 метров без дополнительного кислородного обеспечения? Эта высота наверняка очень близка, а может быть, даже и выше той критической высоты, на которой в атмосфере недостаточно кислорода для поддержания жизни. Представляет ли эта высота угрозу нанести повреждение человеческому мозгу? Однако для Месснера вызов был слишком заманчив, он соответствовал его философии сокращения до минимума всех технических вспомогательных средств, которые стоят между альпинистом и самим восхождением. Это также было уникальной точкой зрения. Месснер представлял свою попытку взойти на Эверест как попытку сделать это честными средствами, подразумевая, что все остальные, кто поднялся на эту вершину, в той или иной степени прибегли к обману.
Они хорошо взаимодействовали на горе Месснер и Хабелер помогали прокладывать маршрут через ледопад, Западный цирк и выше по склону Лхоцзе. Они отказались от первой попытки совершить бескислородное восхождение на вершину: у Хабелера расстроился желудок, а Месснер отступил из-за шторма. Тогда же Хабелер заколебался и попытался присоединиться для второй попытки к группе, которая пользовалась кислородными аппаратами, однако у членов той группы были свои твердые планы, и, кроме того, это вызвало у них определенное недовольство, потому что имелась договоренность о том, что первой должна была идти к вершине связка, не пользующаяся кислородом. Решимость вернулась к Хабелеру, и 8 мая он и Месснер достигли вершины Эвереста, не прибегая к помощи кислородных аппаратов.
Это было замечательным достижением, и все же Месснер чувствовал нечто вроде спада. Он уже мечтал о возвращении на Нанга Парбат. «Когда мы снова оказались в базовом лагере, я не испытывал радости от нашего успеха, а скорее ощутил внутреннюю опустошенность; я заполнил ее размышлениями о покорении моего восьмитысячника идола в одиночку».
Он еще ранее обратился за разрешением подняться на Нанга Парбат и узнал, что оно получено, когда он был на Эвересте. Он вернулся в Тироль и провел напряженный месяц, завершая отчет о восхождении на Эверест, давая интервью, занимаясь организацией новой поездки.
Есть одно преимущество в организации одиночных восхождений она требует исключительно мало организаторской работы.
В конце июня экспедиция выехала в Гималаи. Она состояла из Месснера и Урсулы Гретер-студентки последнего курса медицинского факультета, которая самостоятельно добралась до базового лагеря у подножия Эвереста, где встретила Месснера. Ей предстояло стать его спутницей и врачом экспедиции.
В Равалпинди им прикрепили офицера связи майора Мохаммеда Тахира. Они закупили местные продукты и отправились в горы. Испытание, которое ожидало Месснера, было, вероятно, серьезней и, конечно, требовало гораздо большей отдачи сил, чем все то, что он пережил на Эвересте. Он сделал уже две попытки и оба раза потерпел неудачу, потому что не был готов к этому психологически. Однако на сей раз он, кажется, действовал правильно. Восхождение на Эверест, должно быть, вселило в него уверенность, а в компании Урсулы, пока он находился в базовом лагере, ему не грозило расслабляющее одиночество, которое он испытывал во время своих предыдущих попыток. Он даже сумел привести в порядок свои чувства после разрыва с женой. Он так писал об этом: «Время от времени я все еще страдаю от душевной депрессии, однако размышления о ней идут мне на пользу. Я определенно не хочу забыть ее».
Подход к самой горе оказался удивительно легким, скорее напоминал туристическую прогулку, чем экспедицию, по мере того как крошечная команда «втягивалась» в окружающую обстановку. Они быстро и легко подружились с офицером связи, по очереди готовили и выполняли другие необходимые мелкие обязанности в пути. У подножия ледника Диамир, где Месснер бывал уже трижды, они разбили свой крошечный лагерь и посмотрели на склон. Тот факт, что в 1970 году Месснеру пришлось спускаться по нему, не принижал принятый вызов, элемент неизвестного. Ведь ему предстояло полное одиночество на этой громадной горе, его ждали риск падения в скрытую трещину или бергшрунд, опасности самого восхождения, ужасающе трудного, и все это без поддержки и постоянного присутствия товарища.
Эти муки заставили меня сесть. Неожиданно в моем сознании промелькнуло видение падающего по горному склону человеческого тела. Оно падало прямо на меня. Я отшатнулся в сторону. Страх поглотил все мое существо. Продолжая падать, эmо кувыркающееся тело чуть не задело меня, и, заглянув ему в лицо, я с ужасом узнал себя. Меня чуть было не вывернуло наизнанку. Мне стало совершенно безразлично, буду ли я падать дальше или задержусь, останусь ли жив или умру. Должно быть, я вскрикнул, потому что Урсула проснулась.
Выступив из базового лагеря 6 августа, Месснер направился вверх по несложному леднику к подножию ребра Маммери. Урсула сопровождала его в тот вечер; они поставили палатку под большой скалой, которая, как надеялся Месснер, защитит их от лавин, которые могли сойти со стены. На следующее утро, чуть забрезжил рассвет, он отправился вверх по леднику, словно охраняющему нижнюю часть стены, выбирая путь через трещины, в обход отвесных сераков. Так же как и во время того фатального спуска с Гюнтером восемь лет назад, Рейнхольд снова почувствовал присутствие какого-то другого лица и даже расслышал голос незнакомца, который направлял его, подсказывая, идти ли ему вправо или влево, чтобы выбрать наилучший маршрут. Он продвигался успешно, направляясь к висячему леднику, постепенно переходившему в огромную ледовую стену, которая перегораживала центральную часть самой стены. Для того чтобы чувствовать себя в безопасности, ему нужно было преодолеть ее в тот же день.
Склон все еще прятался в тени, снег под ногами хрустел и был твердым, а Месснер уже был выше большой ледовой стены. Он набрал 1600 метров высоты всего за шесть часов. Хотя было еще рано, Месснер решил остановиться и вытоптал небольшую площадку под стенкой серака, которая, как он надеялся, защитит его от возможных лавин. Месснер поставил палатку и забрался внутрь. На большой высоте контрасты столь же велики, как и на поверхности Луны. Если в тени ужасно холодно, то на солнце, особенно внутри палатки, чувствуешь себя как в духовке. В ней было так тепло, что снег, который набился в чехол для палатки, свисавший с потолка, таял весь день, обеспечил Месснера драгоценной жидкостью и, таким образом, сэкономил топливо. Он накипятил воды и сварил суп, проглотил немного холодной солонины, и его тут же стошнило. Жара, быстрый набор высоты, утомление-все сыграло свою роль, однако при этом он потерял драгоценную жидкость из организма, чего нельзя было допускать. Весь день он пил мелкими глотками талую воду, вечером снова сварил суп, а затем забрался в спальный мешок, чтобы в одиночестве провести свою первую ночь на Диамирской стене. Пока что он контролировал ситуацию, и все шло по плану.
Месснер собрал снаряжение, аккуратно свернул палатку и снова двинулся вперед в пронизывающем холоде раннего утра. Он направился к очередному препятствию изломанной стене скал и льда, простиравшейся вниз от гребня. Он шел медленнее, чем днем накануне; каждый шаг требовал особого усилия воли.
Диамирский склон вершины Нанга Парбат. Тот факт, что Месснеру пришлось спуститься по нему при отчаянных обстоятельствах в 1970 году, не снижал интереса к восхождению. Оно должно было стать его третьей попыткой.
Внезапное осознание полнейшего одиночества повергло меня в состояние глубокой. депрессии. В течение многих месяцев после разрыва с Уши это часто случалось со мной, когда я просыпался. Неожиданный наплыв этого чувства грозит разорвать меня на части, из каких-то глубин поднимается отчаяние, которое завладевает всем моим существом. Оно настолько сильно, что я плачу.
Однако необходимость действовать способна излечивать душевные муки. Он выглянул из палатки, стараясь угадать, что принесет ему сегодняшний день.
Игра темных облаков подо мной и беспокоит, и очаровывает меня. Время от времени между клубящимися облаками проглядывают вершины гор. Кажется, будто я наблюдаю картину сотворения мира. Я словно вижу все со стороны. Мне даже не приходит в голову мысль, что грозит непогода. Странное ощущение. «Тайю» (все хорошо ),-говорю я тогда, только и всего; это словно само собой напрашивается на язык. Я готов надуть мыльные пузыри и подвесить на них свою палатку. На мгновение какая-то теплая волна проходит сквозь мое измученное тело.
Месснер отдыхает на высоте примерно 7800 м в заключительный день восхождения. Он смотрит вниз на палатку своего последнего лагеря.
Теперь, находясь в пределах досягаемости вершины, он мог надеяться добраться туда и спуститься обратно за день. И действительно, он обязан был сделать это, потому что был уже не в состоянии нести на себе пятнадцатикилограммовый груз, провести еще одну-другую ночь на такой высоте и продолжать идти вверх. Поэтому он оставил палатку, спальный мешок и продукты и, захватив с собой только ледоруб и фотокамеру, двинулся к вершине.
Теперь Месснер был значительно выше линии той зоны, где снег попеременно то тает, то замерзает. Даже ранним холодным утром снег представлял собой глубокую трясину, в которую он провалился по пояс. После трехчасовой борьбы он едва продвинулся вперед, а день и его собственные силы быстро угасали. Казалось, оставался только один выход лезть по крутым скалам, ведущим прямо к вершине, хотя это означало бы несравненно большую степень риска. Он с трудом пробирался по скальным полкам не шире подоконника; на этой высоте в неуклюжих двойных ботинках с кошками не было никакой возможности применить технику скалолазания.
Балансировать на зубьях кошек было плохо. Заполненные снегом кулуары перемежались со скальными уступами; Месснер стал отдыхать все чаще и чаще, по мере того как его мышцы все больше наливались свинцовой усталостью. Во время высотного восхождения физические усилия не доставляют радости, и только усилиями воли можно заставить себя двигаться переставлять ноги с такой болезненной медлительностью, что кажется, будто цель никогда не приблизится к вам. Он слышал, как шумно, словно меха, работают легкие и бешено колотится сердце, но продолжал упорно идти.
Рейнхольд Месснер на вершине Нанга Парбат. Преврати в ледоруб в штатив, он сфотографировал самого себя с помощью автоспуска.
Я бродил по вершине кругами, снова и снова разглядывая пейзаж, словно не веря в то, что я нахожусь здесь. Я не испытывал такого мощного nрилива эмоций, как на Эвересте; я был совсем спокоен, спокойнее, чем когда находился на любом другом восьмитысячнике. Я часто размышлял об этом позднее u задавал себе вопрос, почему бурные эмоции, которые на Эвересте повергли меня в рыдания и слезы, отсутствовали на вершине Нанга Парбат. Я пришел к выводу, что поскольку я был теперь на вершине в одиночестве, то просто не смог бы перенести такого наплыва чувств и уйти отсюда. Наш организм знает больше, чем мы в состоянии постигнуть умом.
Он провел на вершине час и сделал серию фотоснимков, прикрепив камеру с помощью штативной головки к ледорубу. С помощью автоспуска и сверхширокоугольного объектива он сфотографировал и себя. Большая масса облаков накрыла Каракорум, их зловещие завихрения словно щупальца уже быстро приближались к Нанга Парбат, но Месснера не слишком беспокоило, сможет ли он спуститься другим маршрутом, а не тем, которым он поднялся сюда, перед лицом надвигающегося шторма. Вне всякого сомнения, его реакции были притуплены утомлением и недостатком кислорода, но что было более важно, он чувствовал, насколько слился в единое целое с горой, и само это ощущение придавало ему спокойствие и уверенность.
Однако пришла пора спускаться. Он отыскал другой путь и смог сравнительно быстро и легко спуститься к своей одинокой палатке у подножия вершинной пирамиды. В ту ночь он чувствовал приближение шторма. Ветра пока что не было, но он почти физически ощущал, как облака наваливаются на палатку, а затем утром, завывая словно духи-предвестники смерти, налетели ветер и снег. Не могло быть и речи о том, чтобы двигаться дальше, потому что он никогда бы не отыскал путь вниз при неистовом снегопаде с ветром. Но шторм мог продолжаться суток двое, неделю или даже дольше. При экономном расходовании топлива и продуктов он смог бы продержаться пять суток, поэтому он поудобнее устроился в спальном мешке, чтобы переждать бурю. Но дело было не только в запасах еды, ведь на такой высоте наступает медленное ухудшение состояния организма. Месснер и так уже был сильно обезвожен и истощен. Он знал, что дальше будет еще хуже, и даже отдых на такой высоте принесет ему мало пользы. Его движения стали неуклюжими, он даже раза два опрокинул примус И прожег спальный мешок. У него было много времени, чтобы поразмыслить над своим затруднительным положением и попытаться обдумать наилучший путь для спуска.
Затем Месснер оказался внизу; он почти не заметил, как уменьшилась крутизна склона. Теперь Рейнхольд был на леднике у подножия стены и для того чтобы идти, нужно было просто переставлять ноги. Его встретила Урсула. Восхождение было закончено.
Каким-то образом я превзошёл свои ограниченные возможности свои силы, одиночество. Год назад чувство одиночества было моей слабостью. Не хочу сказать, что я полностью преодолел его, не потому что я пробыл в полном одиночестве всего несколько дней. Но это было прекрасно. Я еще не знаю всего об одиночестве, и это тоже хорошо.
На следующий год Месснер поднялся на К2, на этот раз в составе экспедиции, а затем, в 1980 году, взошел на Эверест с китайской стороны в одиночку, и снова без кислорода, причем это восхождение во многом напоминало по стилю восхождение на Нанга Парбат. Его подруга, на этот раз Нена Ричи из Канады, сопровождала Месснера до базового лагеря и, подобно Урсуле в 1978 году, дошла с ним до передового лагеря. И снова он взял гору штурмом, поднявшись на нее всего за трое суток по северному гребню, т. е. по маршруту, который пытались пройти предвоенные британские экспедиции и впервые преодолели китайские альпинисты в 1960 году. Это было замечательное достижение. Для сравнения следует упомянуть, что с 1953 года было проведено двадцать пять успешных экспедиций на Эверест, но ни одна из них не состояла менее чем из тридцати восходителей и шерпов, не обходилась без помощи кислорода, и ни одной из этих экспедиций не удалось сделать восхождение менее чем за месяц.
Рейнхольд Месснер считает, что тот не настоящий мужчина, кто хоть раз в несколько лет не испытает свои предельные силы и возможности. Серьезное восхождение-своеобразный поединок со смертыо, и искусство заключается в том, чтобы выйти из него победителем. На границе межд у жизнью и смертью человек может познать очень многое.