механическая сюита актеры и роли
Механическая пьеса для неоконченного пианино. «Механическая сюита», режиссер Дмитрий Месхиев
«Механическая сюита»
По мотивам одноименной повести С. Чихачева
Автор сценария Г. Островский
Режиссер Д. Месхиев
Оператор С. Мачильский
Художник Г. Пушкин
Композитор Н. Кочергина
В ролях: С. Гармаш, М. Пореченков, К. Хабенский,
С. Маковецкий, И. Розанова, А. Баширов, А. Фатюшин,
З. Шарко, Ю. Кузнецов и другие
Кинофорум 2000
Россия
2001
 |
Фильм Д. Месхиева «Механическая сюита» (сценарий Г. Островского по мотивам одноименной повести С. Чихачева, опубликованной в «ИК», 2001, № 8) похож на все отечественные фильмы сразу. Фабула его перекликается с «Второстепенными людьми» К. Муратовой, способ сюжетосложения — с «Днем полнолуния» К.Шахназарова, стилистика — с «Особенностями национального всего» А.Рогожкина, финал — с «Андреем Рублевым» А.Тарковского. Присутствуют и фирменные знаки питерской школы с ее митьковатой, придурковатой, иронико-выспренней патетикой. В числе знаков: пригородные электрички, руинирующий жилой фонд, где обитают персонажи картины, бандиты-братья («От братьев Дамаскиных еще никто не уходил!»), песни Леонида Федорова и — в эпизодах — Юрий Кузнецов с Александром Башировым.
Месхиев — режиссер исключительно одаренный, автор прекрасного «Экзерсиса № 5», «Гамбринуса», «Циников». Да и в менее удачных картинах — «Над темной водой», «Американка» — случались у него неплохие сцены, с юмором вроде как все в порядке. Геннадий Островский вообще выдающийся сценарист, только вот карма у него такая — спасать чужие сценарии, я это еще на «Сочинении ко Дню Победы» заметил.
В наше время так трудно кино снять, деньги достать, организовать все… Талантливые люди — Месхиев, Островский, Мачильский (оператор), Гармаш, Пореченков, Шарко, Кузнецов, Баширов, Фатюшин, Маковецкий — тратили время, силы, деньги… Что прикажете делать с моим врожденным уважением к труду, с априорным доброжелательством ко всем этим прекрасным людям и с безнадежным ощущением полного непонимания, чего ради они все это затеяли?
«Механическая сюита» как раз и останется памятником времени, когда все было равно всему, все можно и поэтому почти ничего не интересно. Вот, значит, история (у Чихачева в ней гораздо больше натяжек — Островский хоть что-то придумал, призвав на помощь хорошо забытую мифологию «производственной драмы»): двое «итээров» — Макеранец и Митягин (С. Гармаш и М. Пореченков) командируются с московского завода в пригород Петербурга с деликатной миссией. Они должны привезти в Москву тело Коли, тоже завод-чанина, который поехал в короткий отпуск и умер на лавочке от внезапного инфаркта. Прибыли, командировочные пропили с местной библиотекаршей (Е.Добровольская). Нету денег ни на гроб, ни на место в товарном вагоне. Осталось ровно на три купейных билета. Угадайте, что будет дальше. Угадали? Естественно, труп они забирают из морга и, обвязав его шарфом Макеранца и надев черные очки Митягина, тащат с собой в вагон. Естественно, проводница принимает труп за пьяного — точь-в-точь как менты во «Второстепенных людях» у Муратовой. Проводницу можно понять — с пьяным гораздо хлопотнее, чем с трупом.
Прыткий следователь оказывается разоблачен, потому что труп-то уже проформалиненный и ограбить библиотекаршу никак не мог. А у следователя мать (З. Шарко), говорящая почему-то с интонациями Татьяны Пельтцер. Мать ухаживает за безымянными могилами, потому что муж без вести пропал на войне и она верит, что кто-то где-то так же ухаживает за его могилкой.
Ищут они, ищут, несчастный Эдик всю дорогу хнычет. И тут рисуется новый сюжет — с братьями-бандитами-близнецами, которым Эдик должен чемодан с деталью отдать за большие бабки, с попыткой побега, из-за чего Митягин со злости чемодан в озеро швыряет, а потом все по очереди за ним ныряют по приказу бандюганов. В результате Митягин отдает чемодан — он его, оказывается, в кустах припрятал, а у Макеранца от переживаний уже на вокзале случается приступ язвы, от которого он чуть было не умирает. Но чуть. И в Митягине начинается нравственный переворот, а мать следователя гладит безымянную могилку (угадайте, кто в ней лежит) и приговаривает: «Ну вот, за тобой я ухаживаю, и за моим мужем тоже кто-то ухаживает». А как же иначе? В России живем.
И лошадь ходит. Белая. Тарковская такая лошадь. И не поймешь, смеяться или плакать, а если жалеть, то кого.
Функции, тени, призраки бродят по экрану, и никаких перемен в их жизни нет и не предвидится. Какое уж тут движение сюжета. Ведь Пореченков, который сидит у постели друга и вроде как что-то понял, — это тот же самый Пореченков, с той же мимикой, с теми же интонациями, с тем же брутальным комикованием, что и в телесериале. Ну и чего мы хотим после этого?
Таких интеллектуальных спекуляций можно наворотить и больше. На самом деле, действительно, непонятно, что с этим трупом делать и откуда он взялся. Кажется, помер не только роман, о чем возвестил В. Сорокин, и не только советская империя, но и форма, и энергетика, и кино — «в общем, все умерли». Куда-то надо этот труп деть. Вот и девают: возят по стране, с собой таскают, сдают в камеру хранения… Надоел он, конечно, хуже горькой редьки. Смотреть на него уже не смешно. А уважать никак не получается. Но нейтральное отношение к трупу невозможно, как и к смерти. Если к ней нейтрально относиться, то тогда и жизнь бессмысленна.
И какое же тогда, на фиг, кино.
У Месхиева этого нового качества нет. Все равно как если бы В. Ерофеев десять лет кряду справлял поминки по советской литературе.
Все, помер, проехали. Переехали. Дальше надо жить, новых рожать.
«А если не стоит?» — спрашивают меня создатели фильма устами своего несчастного машиниста.
Ничего, от любви встанет. Надо творить, выдумывать, пробовать. Не бояться экспериментировать. Или просто очень сильно полюбить кого-нибудь. От этого всегда стоит.
1 Рецензию на фильм «Второстепенные люди» см. в «ИК», 2001, № 6 — Прим. ред.