Что вы видели на флоте
Что вы видели на флоте
Офицера можно лишить очередного воинского звания или должности, или обещанной награды, чтоб он лучше служил.
Или можно не лишать его этого звания, а просто задержать его на время, на какой-то срок – лучше на неопределенный, – чтоб он все время чувствовал.
Офицера можно не отпускать в академию или на офицерские курсы; или отпустить его, но в последний день, и он туда опоздает, – и все это для того, чтобы он ощутил, чтоб он понял, чтоб дошло до него, что не все так просто.
Можно запретить ему сход на берег, если, конечно, это корабельный офицер, или объявить ему лично оргпериод, чтоб он организовался; или спускать его такими порциями, чтоб понял он, наконец, что ему нужно лучше себя вести в повседневной жизни.
А можно отослать его в командировку или туда, где ему будут меньше платить, где он лишится северных надбавок; а ещё ему можно продлить на второй срок службу в плавсоставе или продлить её ему на третий срок, или на четвёртый; или можно все время отправлять его в море, на полигон, на боевое дежурство, в тартарары – или ещё куда-нибудь, а квартиру ему не давать, – и жена его, в конце концов, уедет из гарнизона, потому что кто же ей продлит разрешение на въезд – муж-то очень далеко.
Или можно дать ему квартиру – «Берите, видите, как о вас заботятся», – но не сразу, а лет через пять – восемь, пятнадцать – восемнадцать, – пусть немного ещё послужит, проявит себя.
А ещё можно объявить ему, мерзавцу, взыскание – выговор, или строгий выговор, или там «предупреждение о неполном служебном соответствии» – объявить и посмотреть, как он реагирует. Можно сделать так, что он никуда не переведется после своих десяти «безупречных лет» и будет вечно гнить, сдавая «на допуск к самостоятельному управлению».
Можно контролировать каждый его шаг: и на корабле, и в быту; можно устраивать ему внезапные «проверки» какого-нибудь «наличия» – или комиссии, учения, предъявления, тревоги.
Можно не дать ему какую-нибудь «характеристику» или «рекомендации» – или дать, но такую, что он очень долго будет отплевываться.
Можно лишить его премии, «четырнадцатого оклада» полностью или частично.
Можно не отпускать его в отпуск – или отпустить, но тогда, когда никто из нормальных в отпуск не ходит, или отпустить его по всем приказам, а отпускной билет его у него же за что-нибудь отобрать и положить его в сейф, а самому уехать куда-нибудь на неделю – пусть побегает.
Или заставить его во время отпуска ходить на службу и проверять его там ежедневно и докладывать о нём ежечасно.
И в конце-то концов, можно посадить его, сукина сына, на цепь! То есть я хотел сказать, на гауптвахту – и с неё отпускать только в море! только в море!
Или можно уволить его в запас, когда он этого не хочет, или, наоборот, не увольнять его, когда он сам того всеми силами души желает, пусть понервничает, пусть у него пена изо рта пойдет.
Или можно нарезать ему пенсию меньше той, на которую он рассчитывал, или рассчитать ему при увольнении неправильно выслугу лет – пусть пострадает; или рассчитать его за день до полного месяца или до полного года, чтоб ему на полную выслугу не хватило одного дня.
И вообще, с офицером можно сделать столько! Столько с ним можно сделать! Столько с ним можно совершить! Что грудь моя от восторга переполняется, и от этого восторга я просто немею.
На флоте любое начинание всегда делится на четыре стадии:
третья – наказание невиновных;
четвертая – награждение неучаствовавших.
– Что вы видели на флоте?
– Грудь четвертого человека.
– И чем вы все время занимались?
Умер офицер, подводник и атомник Иванов. Да и чёрт бы, как говорится, с ним, сдали бы по рублю и забыли, тем более что родственников и особой мебели у него не обнаружилось, и с женой, пожелавшей ему умереть вдоль забора, он давно разошелся. Но умер он, во-первых, не оставив посмертной записки, мол, я – умер, вините этих, и, во-вторых, он умер накануне своей пятнадцатой автономки. Так бы он лежал бы и лежал и никому не был бы нужен, а тут подождали для приличия сутки и доложили по команде.
Вот тут-то все и началось. В квартиру к нему постоянно кто-то стучал, а остальной экипаж в свой трехдневный отдых искал его по сопкам и подвалам. Приятелей его расспросили – может, он застрял у какой-нибудь бабы. В общем, поискали, поискали, не нашли, выставили у его дверей постоянный пост и успокоились. И никому не приходило в голову, что он лежит в своей собственной квартире и давно не дышит.
Долго думали, писать, что «политику он понимает правильно» и «делу» предан, или не писать, потом решили, что не стоит.
В копию его служебной карточки, для полноты его общественной физиономии, вписали пять снятых и двадцать неснятых дисциплинарных взысканий; срочно слепили две копии суда чести офицерского состава, а заместитель командира, заметив, что у него ещё есть в графе место, пропустил его по всем планам политико-воспитательной работы как участника бесед о правовом воспитании воина.
Сдали все собранные документы в отдел кадров и, срочно прикомандировав вместо него какого-то беднягу прямо из патруля, ушли, от всей души пожелав ему угодить в тюрьму.
Отдел кадров, перепроверив оставленные документы, установил, что последняя аттестация у него положительная.
Аттестацию переделали. Сделали такую, из которой было видно, что он, конечно, может быть подводником, не без этого, но все-таки лучше уволить его в запас за дискредитацию высокого офицерского звания.
Флагманскому врачу работы прибавилось. Нужно было оформить кучу бумаг, а тут ещё вскрытие показало, что на момент смерти он был совершенно здоров. В общем, списать умершего труднее, чем получить живого.
Медкнижку его так и не нашли, она хранилась на корабле и ушла с кораблем в автономку. Сдуру бросились её восстанавливать по записям в журналах, но так как журналы тоже не все отыскались, то все опомнились и решили, что обойдется и так.
Флагманский врач пристегнул к этому делу двух молодых подающих большие надежды врачей, а сам в тот день, когда пристегнул, вздохнул с облегчением.
С помощью нашей удалой милиции удалось даже отыскать какую-то его двоюродную тётку Марию, которая жила, как выяснилось, в самой середине нашей необъятной карты, в селе Малые Махаловки.
– Только сейчас приехать не могу, – сразу же зателеграфировала тётка, – я одна, старая уже, у меня ещё корова, как её бросить, да и картошка подошла.
Из списанных с плавсостава подобрали надежного офицера, капитан-лейтенанта, и возложили на него похоронные обязанности.
Такие офицеры, списанные с плавсостава, у нас есть. Они строят подсобные хозяйства, дачи, роют рвы, канавы, собирают картошку в Белоруссии, бывают на целине в Казахстане, назначаются старшими на сене, проводят обваловку, руководят очисткой, раскладкой дерна, доводят все это до ума, ремонтируют подъезды и вообще приносят много пользы.
А этого офицера списали даже дважды. В первый раз по какой-то одной статье – то ли с язвой, то ли с какими-то камнями, – а когда он оформил все документы на списание и, сдав их, каждый день ходил и столбился, то через месяц выяснилось, что документы он сдал не поймешь где, и сдал он их не поймешь кому, и в том месте, где он их сдал, его никто не узнал.
Содержание
Из архива «Морского энциклопедического словаря»: «Вышел к беретам Англии, а плавал у берегов Голландии и Франции».
Из архива «Морского энциклопедического словаря»: «Потери англичан составили 33 человека без французов».
Из архива «Морского энциклопедического словаря»: «Атомная подводная лодка предназначалась для решения задач передового присутствия в мирное время»
Ванкете на вопрос: «Сколькими языками владеете?»
Офицер ответил: «Тремями — русским, матерным и боцманским (без словаря)».
На флоте все жидкости, имеющие запах спирта, служат для одной цели — поднятия тонуса.
«В минном деле, как нигде, вся загвоздка в щеколде»
На флоте любят шутить, но шуток не прощают.
Командир роты перед строем курсантов: «Лучше иметь двух пьяниц, чем одного спортсмена».
— Горячку пороть не будем, но чтобы к утру корабль был покрашен,— приказал командир, сходивший на берег в конце рабочего дня.
Доклад агента ЦРУ: «В советском Флоте планируют одно, делают другое, а докладывают третье. Разобраться, что же происходит фактически, невозможно».
«Флажок» — флагманский специалист соединения.
Лейтенант — все знает, ничего не умеет.
Старший лейтенант — все знает,
Капитан-лейтенант-все знает, все умеет.
Капитан 3 ранга — знает,
Капитан 2 ранга — знает, ничего не умеет.
Капитан не знает, ничего не умеет.
Адмирал — ничего не знает, ничего не умеет и знать, и уметь не желает.
Из средств массовой информации: «Цель определяет калибр».
Размышления командира части: «Сейчас соберу узкий круг ограниченных лиц, опираясь на них, разберусь, как следует, и накажу, кого попало».
Старшина роты ставит задачу: «Товарищи курсанты, снег убрать от забора до обеда».
После проведения любого мероприятия на флоте следует награждение непричастных и наказание невиновных.
Объявление на двери казармы: «В связи с половым ремонтом вход через задний проход!».
-Что вы видели на флоте?
— Грудь четвертого человека.
Команда начальника строевого отдела: «От меня и до следующего столба разомкнись!»
«Циркуль» — штурман на корабле.
Самое страшное на корабле — матрос с малярной кистью.
Штурман учебного корабля — курсанту первого курса:
«Секстан — точный угломерный инструмент, предназначенный для держания в вытянутой руке с умным видом, когда тебя фотографируют».
Мичман — это тот же прапорщик, только с икрой
Замечание командира роты (грузина): «Шапка — блин, брюки — клин, батынки не видел гуталин!».
— Что это у вас? — указывая на фуражку, спросил проверяющий у старшего лейтенанта Сильверстова.
— Дубы, товарищ адмирал! — бойко ответил старлей.
— Сам ты дуб! Это орнамент!
Наставление молодому лейтенанту: «Офицер служит один день, остальное время он устраняет замечания».
Из архива «Морского энциклопедического словаря»: «В средние века раковина гребешка Святого Якова, обитающего в водах Атлантического океана, считалась знаком доблести крестоносцев и пилигримов».
Доклад сигнальщика о разборе флажного сигнала на корабле Черноморского флота: «Товарищ командир, „Ростислав» поднял „хер» (флаг, обозначающий букву X) и прет на „Екатерину»».
«Шапка с ручкой» — зимний головной убор старших офицеров.
В Макаровке идет лекция. Курсант, сидящий за последним столом, положив голову на скрещенные руки, то открывает огромные карие глаза, то закрывает, явно думая о своем. Преподаватель, тщетно пытаясь привлечь его внимание к своему предмету, вдруг говорит:
— Курсант Донзаресков, почему вы выглядываете, как овца…
Лучшее поощрение — ненаказание.
Начальник подчиненному: «Товарищ Сидоров, я за вас свою работу делать не собираюсь».Вы офицер или где?
Румын — минер на корабле.
Салага — молодой матрос на корабле.
Зелень подкильная — студенты-практиканты на корабле.
На флоте много непонятного, но всё правильно, часть 2-я.
Всем доброго вечера Как я уже писал, нас было трое, и старшим к нам был приставлен матрос Четверик. На вечерний чай (а на кораблях и подводных лодках он есть) мы не успели и были определены в курсантский кубрик, который располагался по правому борту, на третьей палубе, рядом с камбузом. Прошел первый вечер на корабле и в этот вечер я узнал, как на корабле происходит «отбой». Во-первых – вечерняя поверка с обязательным построением на юте (кормовая надстройка) всего экипажа, не считая тех, кто в наряде, во-вторых – передача по «каштану»: «Команде приготовиться к отбою», «Команде отбой, ночное освещение включить». Но больше всего запомнилось первое утро…
— Команде, вставать… Проходит ровно пять минут.
— О, новенький. Как зовут?
— Леха – представился я.
— Откуда? Из какой части?
— Ну ты даешь. Ладно, располагайся, твоя люлька будет нижняя, моя сверху. Теперь ты будешь вариться в нашем котелке.
А котелок и, правда, был немалый, котел просто. Ибо на борту было более ста человек, если память не изменяет, то сто двадцать. Не удивляйтесь те, кто в теме. После учебной части, в ограниченном пространстве такое количество людей было колоссальным. Вторая половина дня прошла спокойно. Нужно было писать…Тесты, про которые я уже упоминал. И вечером камбуз…Первый прием пищи на камбузе запомнится надолго. Много незнакомых лиц, каждый пристает с расспросами. Слышали такое понятие, как фасолька? Наверное, подумаете, что это ласкательное слово, применяемое к фасоли? Ан нет, так называли нас, постриженных наголо. Спросите, при чем тут камбуз? Именно на камбузе я и услышал это слово.
И как вы уже заметили, я все время пишу «камбуз», «комингс» и тому подобные. На корабле пришлось резко перестраиваться и называть все своими именами, согласно морскому жаргону. Например, камбуз – столовая по-сухопутному. Здесь и у предметов обихода свои названия: чумичка – поварешка, чумарь – большая поварешка, бачок – кастрюля, бак – котел, весло – ложка (вилка) и так далее, и тому подобное.
А вот так камбуз выглядит, когда все накрыто на бак (стол), пока не пришла команда проголодавшихся матросов и не отправила всю пищу в свои ненасытные утробу. Поскольку были январские выходные, то согласно распорядку дня все были предоставлены сами себе, кто-то проводил время за просмотром фильмов, кто-то приводил в порядок форму, лишь вахтенный и суточный наряды исправно несли службу.
Праздники закончились 11 января, началась обыденная служба. За несколько дней я постепенно привык к режиму, но темпа мне, не хватало что ли, а это очень негативно складывалось как на мне, так и на моей БЧ. Я по натуре человек медлительный, не привык делать все четко и быстро. И я, пожалуй, знаю почему. Был слишком самоуверенным. Ведь служба на корабле – это не учебка, где только учеба и наряды. Служба на корабле – это нечто большее, где жизнь остальных зависит и от тебя, каким бы ты винтиком ни был в большом механизме. И у меня сложилось представление, что в «бою» не так уж и легко, как говорил Александр Васильевич Суворов. Возможно, что на корабле было все по-иному, даже с рабочей и парадной одеждой. На ней я и остановлюсь.
Секреты «автономки». Как действуют российские АПЛ в дальних походах
МОСКВА, 22 мая — РИА Новости, Андрей Коц. Месяцами не видеть неба над головой и жить по выверенному до секунд распорядку, непрерывно ощущая незримое присутствие вероятного противника и колоссальный груз ответственности, — служба экипажей атомных подлодок считается одной из самых трудных и престижных в ВМФ России. В море эти плавучие города обычно действуют в отрыве от союзных сил. Их командиры вправе принимать решения, влияющие на геополитическую картину мира. О том, как российские АПЛ готовят к «автономкам» и о быте подводников, — в материале РИА Новости.
Отбор из лучших
«Моя рекордная «автономка» — более 90 суток под водой», — рассказывает РИА Новости капитан первого ранга в отставке Владимир Мамайкин, участник 13 боевых служб. Он ходил в море на торпедных атомоходах знаменитой 3-й дивизии подводных лодок Северного флота и командовал АПЛ К-462 с 1981-го по 1984-й. «В таких походах ты предоставлен сам себе — по сути, сам себе государство. В море могут возникнуть любые ситуации, и командир АПЛ вправе самостоятельно принимать решение, как действовать в той или иной обстановке», — продолжает подводник.
После того как все возвращаются на борт, АПЛ покидает базу и погружается. Всплывает только через несколько месяцев — вернувшись из похода.
Плавучий город
Распорядок дня на атомоходе — стандартный для крупных боевых кораблей: две вахты в сутки. В каждой — три боевые смены по четыре часа. Быт на АПЛ налажен, как и в любой сухопутной воинской части. Есть дежурства, наряды, тренировки, учебные тревоги. Регулярно проводятся помывочные дни, когда матросы могут постираться и принять душ из забортной воды. Продуман и досуг: на многих атомоходах есть библиотеки, постоянно организуются различные соревнования, кинопоказы. На ракетном подводном крейсере стратегического назначения (РПКСН) «Дмитрий Донской» есть даже бассейн с сауной. С питанием тоже все неплохо, и хлеб всегда свежий — выпекают на корабельном камбузе.
Боевая служба на атомной подводной лодке действительно очень напоминает работу космонавтов на орбитальной станции. И там, и там люди длительное время находятся в замкнутом пространстве — нельзя выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И в космосе, и под водой экипажам приходится рассчитывать исключительно на свои собственные силы.
Единственная «вольность», позволительная для экипажа подлодки, — подвсплыть для сеанса связи. В заранее оговоренные дни и в определенное время командир АПЛ дает приказ выставить антенну. Штаб выходит с ним на связь или не выходит, но график экипажем должен соблюдаться неукоснительно. В экстренной ситуации субмарина может подвсплыть когда угодно, чтобы передать важную информацию — на берегу сигнал принимают круглосуточно.
Встречи с противником
«В 1980-м я служил на АПЛ К-398 старпомом, — говорит Владимир Мамайкин. — Мы следили за американским подводным крейсером, шли за ним на малом ходу и на малой дистанции — всего два-три кабельтовых (370-550 метров). «Американец» нас не слышал и в какой-то момент сбавил скорость, двинувшись наперерез. Мы не успели среагировать и навалились на него бортом. Лодку сильно тряхнуло, развернуло на 50 градусов. Осмотрелись в отсеках и выдохнули — все было в порядке, никаких поломок. Американский крейсер тут же дал деру. Мы подвсплыли на перископную глубину, но в перископ ничего не увидели — море штормило. Думали, потеряли цель, однако почти сразу вновь поймали акустический контакт и еще несколько часов следили за «американцем»… Наши современные АПЛ, например проекта «Ясень», на порядок совершеннее тех, на которых мы служили в 1970-80-х. На них можно и на 30 кабельтовых уверенно держать акустический контакт с противником. Я уже старый морской волк, в дальних походах давным-давно не бывал. Но как же хочется подняться на капитанский мостик нового «Ясеня» и посмотреть, на что он способен».
Блытов В. Были и байки плавсостава. Укрощение «бешеного» адмирала
(Против лома нет приема, если нет другого лома)
В военно-морском училище проходил строевой смотр училища начальником училища контр-адмиралом Г.
Смотр проходил в двух диспозициях. Первая – осмотр внешнего вида курсантов, мичманов и офицеров на плацу в парадной форме и вторая – обход начальником и осмотр помещений, лабораторий, преподавательских, аудиторий и курсантских кубриков.
Однако особенностью в этот раз было, то, что контр-адмирал недавно был назначен в училище с дивизии подводных лодок и как истинный подводник, считал, что основная служба моряков-офицеров должна проходить именно в подводном флоте. В училище он считал, что преподаватели-офицеры просто скрываются от настоящей службы и относился к училищным преподавателям-офицерам с неким высокомерием, и пренебрежительно разговаривал с ними, как говорят, через губу.
— Надо бы вам товарищ адмирал защитить диссертацию – предлагали ему приближенные лизоблюды.
— Какую диссертацию? – пренебрежительно спрашивал он, закусив губу от злости.
— Как какую? Сначала кандидатскую, потом докторскую. У нас здесь есть доктора и кандидаты, и вам помогут написать – намекали приближенные лизоблюды.
— У меня в санчасти докторов полно, чтобы тратить на такую пустяковину свое драгоценное время. Мне в училище нужны не доктора, или как вы там говорите, кандидаты, мне нужны боевые офицеры, которые могут передать свой бесценный опыт нашим курсантам. Кстати кандидаты – это куда кандидаты, в кого? Что за название?
— Кандидаты в доктора – вкрадчивым голосом, но уже испуганно, отвечали лизоблюды.
— Вот, я дам вам докторов и этих, как там доцентов с профессорами. Всех разгоню на флот Родине служить, а сюда возьму своих боевых и заслуженных офицеров с боевым опытом. Спрятались в таком тихом месте от службы на флоте и наслаждаетесь?
Кое-кто из офицеров назвал адмирала «бешеным», намекая на его взрывной характер и эта кличка за ним закрепилась. Если, кто ему не нравился, то он уже его мочалил изо всех сил и вспоминал при малейшей необходимости и даже без.
В этот раз раз было не все, как свегда. Строевой смотр сам адмирал начал именно с офицерских коробок, где стояли преподаватели, а не с курсанстких подразделений, куда пошли его замы.
Всех офицеров построили в две шеренги, которые и обходил адмирал. И почему-то ему не понравился сразу начальник одной из кафедр, невысокий и толстенький капитан 1 ранга. Адмирал зацепился именно за него, что-то ему не понравилось в его внешнем виде. Возможно независимый взгляд не «евший» начальство глазами. Этот капитан 1 ранга от лейтенанта, до капитана 1 ранга прослужил в училище. Было в училище и такое. Зато специалистом в своей части он числился хорошим и его труды даже знали за границей. Ну разве можно плохо преподавать, если ты преподаешь всю жизнь?
— Вы кто такой? — зарычал на строевом смотре адмирал, увидев случайно, перед собой, совсем невоенную фигуру этого начальника кафедры. Форма сидела на нем мешком, фуражка была, которую выдали. Так сказать, Родина дала – Родина смеется – говорили на флоте. Даже лейтенанты шили себе хорошие фуражки-аэродромы у специалистов — мичманов.
— Товарищ контр-адмирал! Капитан 1 ранга Б, — представился капитан 1 ранга, доктор технических наук, профессор, совсем невоенным и уже ватным от страха языком начальник кафедры (не проверяли его никогда), увидев перед собой бешеные глаза начальника — и совсем не по-военному добавил вдруг — к смотру готов, построен.
Голова его затряслась и на лице появились слезы.
Адмирал скривил лицо, было понятно, что совсем невоенное представление ему не понравилось.
— Вы, что в армии никогда не служили? Докладывать и представляться не умеете? Запишите — приказал начкальнику строевого отдела, сопровождавшему его.
— Так я все время служил в армии, вернее во флоте.
Бешеный адмирал окинул капитана 1 ранга с ног до готовы и потом внезапно спросил:
— Во флоте говорите и в каком флоте служить изволили, на каких кораблях? Доложите!
Смутившийся капитан 1 ранга стал оправдываться:
— Так я это училище закончил с золотой медалью, и после училища мне предоставили возможность поступить в адъюнктуру. Я закончил ее и …
— Сколько вы служили на кораблях? – задызхаясь от злости, спросил адмирал
— Так я это, на кораблях был только на практике – курсантом.
— Что? – заревел адмирал – и чему вы можете научить наших курсантов — будущих корабельных офицеров?
— Так у нас дисциплины прикладные, теоретические. Формулы понимаете? Мы можем и преподавать без кораблей – говорил, уже заикаясь от страха, капитан 1 ранга — Я доктор технических наук, профессор.
Почему он так испыгался сказать сложно. Наверно потому, что с ним никто никогда таким тоном не разговаривал. Он вообще считал, что военная форма — это вроде как халат у врачей. Пока на службе носишь — вышел со службы снял и забыл.
Лицо адмирала покраснело. Он понял, что давно это искал подобное и вот его недовольство, нашло наконец выход.
— Доктор говоришь? Профессор?
— Так точно — доктор технических наук, профессор – с радостью ответил капитан 1 ранга, не понимая, что каждым своим словом он усугубляет свое положение и нарывается на большее недовольство грозного адмирала.
Адмирал нахмурил брови, строго посмотрел на сопровождавших его заместителей, среди которых стоял заместитель по научной и учебной работе.
— Что скажите уважаемый? – обратился он к своему заместителю по научной и учебной работе, которого по игре слов называли в училище «понурым замом», в отличии от заместителя по технической части, которого в училище называли «потешным замом».
«Понурый зам» полностью соответствовал своему прозвищу — высокий, нескладный и всегда с каким-то отрешенным и безразличным лицом.
— А, что товарищ адмирал? – пожал плечами «понурый» — капитан 1 ранга полностью соответствует своей должности. Кафедра одна из лучших в училище. Больше всего кандидатов, есть доктора. Научные работы выполняют с высоким качеством и в срок.
Каждый адмирал на флоте, командовавший кораблями ВМФ и соединениями своеобразный Цицерон и уж что, что, а наукой ставить на место любого шпака, да ещё, тем более, своего офицера, они владеют в должной мере. Им очень нравиться и даже доставляет какое-то садистское удовольствие наблюдать, как с каждым словом, с каждым сравнением, с каждой метафорой сползает улыбка с лица провинившегося, как начинают трястись его ноги и руки, и как он готов наложить в штаны, лишь бы закончилась эта экзекуция.
«Понурый» зам, тоже ни дня не служивший на кораблях сначала побелел, потом покраснел и молчал, боясь перебить адмирала. Пусть будет что будет, лишь бы отстал поскорее.
Все это происходило рядом с шеренгой, построенных для осмотра курсантов и услышав такую красочную речь адмирала, многие начинали улыбаться, а некоторые самые смелые, даже хихикать исподтишка.
Адмирал с недовольным лицом прошелся, заложив руки за спину, вдоль строя построенный кафедры. Офицеры – преподаватели, мичмана-лаборанты понимая, что залетели, старались есть глазами, разбушевавшиеся начальство.
— Вы кто? – остановился адмирал у стоявшего в первой шеренге высокого капитана 1 ранга.
— Доктор технических наук, профессор такой-то — представился тот.
— Я спрашиваю, кто вы по должности и званию? – взревел адмирал
Капитан 1 ранга покраснел, глаза вылезли из орбит, он захлюпал носом. Вынул платок и высморкался, и потом доложил тихим голосом:
— У меня такая должность профессор.
— Вы по званию — профессор? – медленно нараспев спросил адмирал.
— Вы товарищ контр-адмирал!
— Я это знаю, кто я, а кто вы? Вы что представляться, как военный человек даже не умеете?
— Я — почесал висок капитан 1 ранга и слегка задумавшись ответил – капитан 1 ранга такой-то – и назвал свою фамилию.
— Вот этого я от вас и добиваюсь, товарищ капитан 1 ранга, уже битый час.
— Ну не час, товарищ контр-адмирал, а если точно, то всего две минуты 15 секунд – посмотрел капитан 1 ранга на часы.
Он славился на кафедре, тем, что любил точность. Лекцию он читал монотонно и минута в минуту, ровно за пять минут спрашивал курсантов, какие у них есть вопросы.
— Понятно с вами – выдохнул адмирал, махнул рукой, и окинул недовольным взглядом сопровождавшую его свиту
Он искал кого-то в толпе офицеров, и вдруг увидев начальника строевого отдела, капитана 2 ранга, жестом подозвал его к себе
– Запишите этой кафедре ежедневные строевые занятия на плацу, для отработки строевых приемов и представлений. Вам лично контролировать.
— Есть контролировать- козырнул капитан 2 ранга, записав приказание начальника в блокнот.
— Чего поскольку? – взревел адмирал, не понявший вопрос.
— Ну часов поскольку?
— Не поскольку, а сколько часов. Заниматься пока не научаться представляться и выполнять строевые приемы. Хоть весь день и всю ночь.
— Есть весь день и всю ночь – записал в своем блокноте начальник строевого отдела.
Адмирал недовольно пожевал губами и окинув его взглядом, спросил:
— А вы где товраищ капитан 2 ранга служили Родине? На каких кораблях и флотах?
— Я? – растерялся начальник строевого отдела.
— Ну не я же? – начал опять свирепеть контр-адмирал.
— Я – покраснел капитан 2 ранга – после училища остался здесь комсоргом, а потом перешел в строевой отдел и дослужился до начальника.
Он опустил голову, понимая, что начальник училища от него ждет, явно не такого ответа.
— А вы где служили товарищ капитан 1 ранга? – спросил он начальника одного из факультетов, сопровождавшего его.
— На атомных подводных лодках четвертой флотилии, командиром атомохода.
Адмирал сразу подобрел, улыбнулся:
— Во! Настоящего офицера сразу видно по внешнему виду. Тихоокеанец говоришь. Сколько автономок сделал?
— Так я это командиром был во втором экипаже – начал оправдываться капитан 1 ранга.
— И, что ни разу не был в автономке? – закусил уздцы адмирал.
— Так выходил в море вторым командиром — дублёром. Приходилось командовать и зачеты все сдавал.
— А лейтенантом где служил?
— Так я сначала на ракетную базу попал, а потом сразу на лодку во второй экипаж. У нас лодка была экспериментальная и в море ходил в основном первый экипаж.
Адмирал тяжело и шумно выдохнул воздух через губы сжатые трубочкой, опустил голову, махнул рукой, и пошел широкими шагами в сторону трибуны.
За ним тревожно, мелкими шагами, придерживая кортики левой рукой, побежали сопровождавшие его офицеры.
На трибуне адмирал снял фуражку с широким крабом, достал из кармана носовой платок, вытер лоб и тулью фуражки.
Офицеры столпились за его спиной, тревожно ожидая его резолюции.
Он повернулся к ним лицом. Окинул взглядом всех начальников и потом со злостью сказал:
— Я знал, что здесь все плохо, но чтобы так все было плохо, даже в самом страшном сне не представлял. Что я вижу? Что окопы у вас есть, а вот тех, кто их оборонять должен, у вас нет товарищи офицеры, мичманы и курсанты. Думал, что один человек есть здесь нормальный – он посмотрел в сторону начальника факультета-подводника – а он даже в море толком не был ни разу самостоятельно.
Подводник опустил голову.
Адмирал повел головой, а потом тяжело вздохнув продолжил:
— Блатники собрались здесь, поналезли, как тараканы на халявый хлеб. И сидят в засаде всю службу, пока мы там за них службу тянем и из морей не вылезаем. Чему вы можете научить курсантов? Я вам отвечу – ничему. Поэтому у нас такой плохой рейтинг из всех военно-морских училищ. Наши выпускники одни из самых худших, в управлении ВМУЗов мне сказали. Служить не хотят, а те, кто служит – служат плохо. Ладно, раз такое дело, то будем исправлять вместе. Это дело поправимо, если взяться всем. Думаю, что для начала организуем замены ваших докторов с офицерами с моей флотилии. Те, кто не служили поедут служить туда и набираться опыту, а сюда приедут настоящие боевые офицеры с опытом службы, которым есть, что сказать курсантам и способным научить курсантов уже сегодня любить морскую службу. А вы чему можете научить? У вас здесь смотрю малина блатная, в которую вы как тараканы залезли, спасаясь от флота и службы и радуетесь такой жизни.
Он опять тяжело вздохнул и махнул рукой:
— Бесполезно вам все это говорить. Будем разбираться и исправлять. А вот порядок здесь начнем наводить с кафедры этого хмыря-доктора-клизьмостава.
— Не понял кого? – переспросил на всякий случай первый заместитель тоже контр-адмирал.
— Ну этого врача, вернее доктора разных там наук – профессора – пояснил адмирал — давайте команду – закончить этот смотр и училище к осмотру, а я пойду смотреть эту кафедру и знакомиться с достижениями их науки в военно-морском флоте.
На проверяемой кафедре все аудитории, учебные кабинеты и преподавательские располагались в длинном коридоре. Все было надраено, начищено и толстенький начальник кафедры метался между кабинетами и тонким фальцетом просил, почти умолял всех мичманов и преподавателей не подвести его.
— Ну уж, вы это посмотрите там, чтобы не было мусора и с докладом пожалуйста, всё как положено – должность, звание, фамилия и есть начальника глазами. Авось проскочим. Ну почему нам так не повезло? Не подведите меня. Не усугубляйте ситуацию.
Преподаватели втихомолку ухмылялись и вместе с мичманами – заведующими кабинетов, мели мусор, лазили по всяким закоулкам, вытаскивая оттуда — то приборочную ветошь, а то даже окурки.
Начальник лаборатории кафедры размещался вместе с гражданской машинисткой, вне кафедрального коридора за металлической решеткой. Машинистку, котьорая сидела с ним и исполняла все бумаги, звали Лариса. Она была дочерью вице-адмирала, заместителя командующего Балтийским флотом и была весьма независима в своем поведении и поступках. На кафедру она пришла по команде сверху, для чего освободили вакантную мичманскую должность. Она была весьма остра на язычок и связываться с ней, никто не хотел.
— Лариса Николаевна – взмолился, скидывая шинель, начальник лаборатории – вы уж тут порядок наведите пожалуйста. Подметите, пыль протрите, бумаги все разложите, на столах уберите, из пепельницы окурки вытряхните и вынесите мусор от греха подальше. Одеколоном побрызгайте, чтобы плохого запаха не было здесь. А вдруг зайдет это Бешеный?
Лариса затянулась сигаретой и глубокомысленно выдала:
— А вы не ведите его сюда и все будет нормально, а то я ему чего-нибудь такое скажу, что ему может очень не понравиться. Вон у меня дома свой адмирал есть и что? Ничего страшного. А потом я кто? Гражданский служащий! У меня зарплата в два раза меньше, чем у вас. Мне за звание не платят, выслугу лет, как вам. Вот вы и прыгайте перед своим адмиралом. А сюда не вздумайте его вести. Надо убирать – пришлите мичмана – пусть убирает, пыль протирает, бумаги раскладывает и одеколоном брызгает. И потом откуда у меня этот о-де-колон? Я дама и пользуюсь только духами — французскими, заметьте! А по вашему, что я бездельничаю здесь целыми днями? Может мне квартальный отчет по драгметаллам не делать?
— Нет делайте, делайте. — замахал руками начальник лаборатории — Это надо обязательно, а то «потешный» зам ругаться будет – замахал руками начальник лаборатории – за это тоже по головке не погладят.
Где-то недалеко раздалась команда «смирно». Начальник лаборатории, цепляя кортик рукой на бегу, понесся в кафедральный коридор через второй этаж. Там пройти было можно.
В дверях он остановился, помахал Ларисе кулаком, а она выдала:
— Привет передавайте адмиралу от меня – и достала очередную сигарету.
Закончив обход кабинетов адмирал с недовольным видом остановился перед металлической решеткой, за которой были видны две двери.
— Что там у вас? – зло спросил он начальника кафедры.
— Начальник лаборатории сидит — там его кабинет и женский туалет.
— Открывайте. Хочу посмотреть.
Начальник кафедры стал искать глазами начальника лаборатории. Но тот услышав, что хотят проверить его кабинет, побледнел и стал прятаться за спинами проверяющих.
Наконец начальник кафедры увидел его, машущего руками, что мол нельзя туда.
У начальника кафедры была своя логика и он громко позвал начальника лаборатории и приказал немедленно открыть решетку. Пропадать, так пропадать. Поздно пить «Боржоми», когда желудок отвалился. Одним замечанием больше — одним меньше.
Адмирал тоже повернулся к нему:
— Почему у вас двери закрыты во время осмотра?
— Так это здесь есть режимные кабинеты с особым допуском. Мы сейчас откроем — стал оправдываться начальник лаборатории.
— Открывайте. Я жду. Посмотрим ваши режимные помещения.
И, как идя на плаху, начальник лаборатории достал из кармана ключи и стал аккуратно открывать решетку.
Когда решетка распахнулась адмирал вошел в тамбур и сразу открыл первую дверь.
— Это женский туалет – закричал с волнением начальник кафедры.
Но адмирал его не слушал и быстро вошел туда. Там перед большим зеркалом прихорашивалась одна из лаборанток с кафедры ЭВТ со второго этажа. Внезапно увидев в туалете адмирала и сопровождавших его офицеров она открыла рот и схватив свою косметичку ринулась мимо офицеров бегом из туалета.
Адмирал лишь сопроводил ее взглядом. Потом усмехнулся:
— Запомните товарищи офицеры – повернулся к сопровождающим его – начальник не мужчина, а как врач обязан все знать и везде бывать.
Он заглянул в одну кабинку, потом в другую и скомандовал начальнику строевого отдела:
— Запишите. Здесь бардак и мусор. Какая-то вата валяется. забьют толчок ватой — с этими словами он пошел на выход. Все расступились в нешироком проходе, и он подошел ко второй двери.
За этой дверью находилась та самая Лариска, которая выпуская дымок клубками, откинувшись в кресле о чем- то думала.
Дверь в кабинет внезапно открылась и вошел, вернее влетел недовольный всем адмирал, а за его широкой спиной выглядывали лица любопытных сопровождающих.
Лариска окинула адмирала взглядом, сосредоточилась, усмехнулась — типа привели, теперь расхлебывайте, воткнула сигарету в пепельницу и начала что-то быстро печатать.
— Вы, что тут делаете? – спросил со злостью адмирал Лариску, злясь, что на него не обращают внимания.
— Печатаю отчет по использованию драгметаллов в аппаратуре кафедры – сказала с ехидной улыбкой Лариска, затянулась сигаретой, взятой из пепельницы и продолжила печатать.
— А вы честь своему начальнику отдавать не думаете? – спросил адмирал подходя к столу.
Она не успела договрить, как покраневший как варёный рак, адмирал её перебил:
— Я имею в виду, что вы должны встать и приветствовать меня. Вам это неужели не понятно?
— Нет, не понятно. Я гражданский человек, работаю здесь служащей, обратите внимание не военнослужащей, а просто служащей и вставать при виде, даже очень больших звезд не обязана. Пусть встают, те, у кого погоны на плечах, и кто получает большие деньги за звания и прочую военную казуистику. Я гражданский специалист – отвалилась она на стуле и опять затянулась — и требовать от меня больше чем написано в моих функциональных обязанностях, никто не вправе. А там не записано, что я обязана вставать при виде начальников, а тем более отдавать им свою женскую честь. Вы же надеюсь не думаете, что у меня есть какая-то ещё и воинская честь? Нет у меня вашей воинской чести. И отдавать мне нечего, кроме женской не чего, а её я блюду, как зеницу ока. Присягу не принимала, не хочу принимать и не буду.
— Уважение к старшим командирам и начальникам записано в строевом уставе — побагровел начальник училища.
— Засуньте свой устав себе … Ну вы сами знаете куда засунуть. У меня есть трудовой кодекс и всё. Я — гражданский специалист. Запомните пожалуйста это.
Адмирал нахмурился. Еще никто и никогда, ему так не перечил. Мозг работал его уже явно с перегревом. Он постоял пару минут, видимо что-то раздумывая. И потом вдруг решился:
— Начальник отдела кадров — обернулся он к офицерам, чтоящим в дверях и с любопытством разглядывающим эту бесплатную корриду.
Но как только адмирал повернулся к ним, улыбки слезли моментально с их лиц и лица приняли заинтересованное и осуждающее положение.
Выскочил сзади, невысокий капитан 2 ранга с услужливым лицом, которого в училище за глаза звали «чего изволите?».
— Эту невоспитанную женщину надо немедленно уволить. Чтобы я ее здесь более не видел — приказал адмирал
Начальник отдела кадров попытался, что-то сказать, но адмирал отстранил его рукой и направился на выход.
А Лариска, никогда не допускавшая, чтобы последнее слово осталось не за ней, вслед ему прокричала:
— Ой, ёй, ёй. Как страшно. Испугал ежа голым задом. Иди, иди. Завтра сам пожалеешь. И как таких хамов только на флот берут?
Адмирал слышал слова, сказанные ему вслед, но реагировать не стал.
А разгневанная Лариска закурила еще одну сигарету и подумав, и перекурив волнение позвонила папе – тоже адмиралу.
Утром дежурный по училище доложил адмиралу, что в училище приехал на своей машине заместитель командующего флотом и ждёт его у фонтана.
Перед входом у училище был располжен бассейн и внём был фонтан, осавшийся еще от немецкого полицейского училища, располагавшегося там еще до войны.
Выслушав доклад адмирала, что в училище все нормально, вице-адмирал направился быстрым шагом прошел в корпус и направился впереди в кабинет начальника училища.
Адмирал побежал за ним. Все же начальство.
Войдя в кабинет замкомандующего сразу занял кресло адмирала, оставив ему место за общим столом.
— Разрешите сесть? – робко спросил начальник училище заместителя командующего флота.
Тот брезгливо разглядывал его и бросив фуражку на соседний стул, разрешил контр-адмиралу присесть за стол в своем же кабинете.
Тот сел. Цель визита высокого начальника он не знал и поэтому приготовился слушать.
Молчание немного затянулось. Нервничая начальник училища спросил:
— Разрешите узнать, какие у нас есть проблемы? Чем мы обязаны вашему визиту?
— Проблемы? – задумался вице-адмирал и потом ответил – проблемы есть не у училища, а у тебя лично.
— Не понял – переспросил контр-адмирал, задумываясь.
Он даже в страшном сне не мог предположить цель визита высокого начальника — он сам.
— В каком смысле, не понял? — переспросил начальник училища покраснев.
Ранее ему никто не задавал подобных вопросов. да и время было, что всё было весьма постыдным делом а котрое судили и сажали.
— В прямом смысле. Ты почему от подчиненных тебе девушек требуешь отдания тебе их чести? Ты хоть знаешь, что такое девичья честь, когда порешь такие глупости?
Наконец до адмирала дошло, что и откуда:
— Не нажаловалась, а доложила мне, как своему отцу, о твоих притязаниях на ее честь. Мой зять и ее муж, тоже офицер спецназа ВМФ, рвался вызвать тебя на дуэль за такие слова или просто набить морду. Капитан 2 ранга все же. Но я решил прежде переговорить с тобой, чтобы понять – это дурость или просто недомыслие? Надо о твоем поведении докладывать главкому или как?
— Я это. Ну это переборщил конечно с этой девушкой – услышав о главкоме, начал оправдываться заикаясь начальник училища – день был тяжелый. Ну понимаете? Смотр там строевой, осмотр кафедр. А тут она.
— Вызовешь ее к себе и извинишься. Подаришь коробку конфет хороших. Девушки любят такое внимание. Тогда я сочту вопрос закрытым. Помнишь адмирала из Полярного, который квартиры выдавал офицерам, только через свою постель с их женами. Надеюсь ты не такой? И помнишь его судьбу?
— Я не это имел ввиду – начал оправдываться начальник училища.
— А я это буду иметь это ввиду, если мне придется докладывать Главкому.
Зам командующего флота имел возможность прямого выхода на главкома в экстренных ситуациях.
— Не надо докладывать Главкому – попросил расстроенный и покрасневший начальник училища, понявший, что дело «пахнет керосином» и вместо хорошей и легкой службы в училище можно вылететь со службы совсем – я все сделаю, как вы скажите. Извините меня!
А вылетить со службы можно, да еще с такой формулировкой, которую врагу не пожелаешь. Ситуация сложная. Как тот адмирал из Полярного о ктором адмиралы рассказывали друг другу шопотом.
— Я то прощу — усмехнулся вице-адмирал — но только ты Василий больше больше не трогай мою дочь. Работает девушка – пусть работает. И никаких увольнений. Ты понял?
— Так точно. Все сделаю, как вы скажите. Я не знал, что это ваша дочь – подобострастно ответил начальник училища.
— А тебе и не надо знать. А то я вспомню тебе этот случай. Вон дрессируй своих курсантов, чтобы настоящие офицеры получились. А ты за баб взялся. Как не совестно? Тебе, что заняться здесь больше не чем? — сделал вице-адмирал брезгливое лицо.
Начальник училища опустил голову.
Вице-адмирал взял фуражку, посмотрел внимательно на начальника училища, надел ее на голову и не прощаясь вышел из кабинета.
— Не провожай – бросил он на ходу и хлопнул со всей силы дверью.
После его ухода – начальник училища выдохнул воздух, сел на свое место и задумался.
В результате некоторых раздумий он вызвал шофера, дал ему денег:
— Конфет самых хороших купишь — немедленно и букет самых дорогих цветов, желательно красных роз – добавил он уже вслед шоферу — женщины розы любят — сказал уже тише сам себе.
Больше он на эту «злополучную» кафедру никогда не ходил и ее начальника не трогал.
Через год адмирал защитил кандидатскую диссертацию, написанную ему докторами и профессорами, а еще через два докторскую дисаертацию, получил вице-адмирала и ещё через год ушел на заслуженную пенсию.