Что говорил карлсон фрекен бок про коньяк
WebSoft. Про систему управления талантами и HR-автоматизацию.
Новости HRTech, интересные идеи о Digital HR в нашем канале в Telegram: https://t.me/WebsoftHR
Вы перестали пить коньяк по утрам, отвечайте ― да или нет?
Малыш постарался ответить как можно более уклончиво, но
дружелюбно:
― Во всяком случае, мама считает. что Карлсон.
― Отвечай, да или нет, ― прервала его фрекен Бок. ―
Твоя мама сказала, что Карлсон должен у нас обедать?
― Во всяком случае, она хотела. ― снова попытался уйти
от прямого ответа Малыш, но фрекен Бок прервала его жестким
окриком:
― Я сказала, отвечай ― да или нет! На простой вопрос
всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно.
― Представь себе, трудно, ― вмешался Карлсон. ― Я
сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.
Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай ― да
или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот
упадет без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла
вымолвить ни слова.
― Ну вот вам, ― сказал Карлсон с торжеством. ― Повторяю
свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?
― Да, да, конечно, ― убежденно заверил Малыш, которому
так хотелось помочь фрекен Бок.
Но тут она совсем озверела.
― Нет! ― закричала она, совсем потеряв голову.
Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать:
― Нет, нет, не перестала!
― Жаль, жаль, ― сказал Карлсон. ― Пьянство к добру не
приводит.
Силы окончательно покинули фрекен Бок, и она в изнеможении
опустилась на стул.
Малыш и Карлсон, который живет на крыше
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам.
Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам.
— Я сказала, отвечай — да или нет! На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно! — завопила фрекен Бок.
— Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон. — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.
Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадет без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.
— Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством. — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?
— Я сказала, отвечай — да или нет! На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно! — завопила фрекен Бок.
— Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон. — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.
Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадет без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.
— Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством. — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?
С крыши, разумеется, звёзды видны лучше, чем из окон, и поэтому можно только удивляться, что так мало людей живёт на крышах.
С крыши, разумеется, звёзды видны лучше, чем из окон, и поэтому можно только удивляться, что так мало людей живёт на крышах.
— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?
— Послушай, папа, — сказал вдруг Малыш — если я действительно стою сто тысяч миллионов, то не могу ли я получить сейчас наличными пятьдесят крон, чтобы купить себе маленького щеночка?
— Нет, по-моему, ты не болен.
— Ух, какой ты гадкий! — закричал Карлсон и топнул ногой. — Что, я уж и захворать не могу, как все люди?
— Ты хочешь заболеть?! — изумился Малыш.
— Конечно. Все люди этого хотят! Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!
— Нет, по-моему, ты не болен.
— Ух, какой ты гадкий! — закричал Карлсон и топнул ногой. — Что, я уж и захворать не могу, как все люди?
— Ты хочешь заболеть?! — изумился Малыш.
— Конечно. Все люди этого хотят! Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой температурой. Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе скажу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спросишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!
Если человеку мешает жить только ореховая скорлупа, попавшая в ботинок, он может считать себя счастливым.
Если человеку мешает жить только ореховая скорлупа, попавшая в ботинок, он может считать себя счастливым.
Спокойствие, только спокойствие, сейчас я вас настигну! Вот тогда-то мы похохочем.
Спокойствие, только спокойствие, сейчас я вас настигну! Вот тогда-то мы похохочем.
— Ну, полетели? — спросил Карлсон.
Малыш ещё раз всё взвесил.
— А вдруг ты меня уронишь? — сказал он с тревогой.
Это предположение ничуть не смутило Карлсона.
— Велика беда! — воскликнул он. — Ведь на свете столько детей. Одним мальчиком больше, одним меньше — пустяки, дело житейское!
— Ну, полетели? — спросил Карлсон.
Малыш ещё раз всё взвесил.
— А вдруг ты меня уронишь? — сказал он с тревогой.
Это предположение ничуть не смутило Карлсона.
— Велика беда! — воскликнул он. — Ведь на свете столько детей. Одним мальчиком больше, одним меньше — пустяки, дело житейское!
Грустно, если некому крикнуть: «Привет, Карлсон!», когда ты пролетаешь мимо.
Грустно, если некому крикнуть: «Привет, Карлсон!», когда ты пролетаешь мимо.
Парадокс Карлсона
Вопрос поставил домоправительницу в тупик. Предложенный Малышом ответ «да» она отклонила. Oтвет «нет», ей тоже чем-то смутно не нравился, но ничего другого не оставалось. «Нет!» — брякнула фрёкен Бок. «Жаль, жаль, алкоголизм до добра не доводит» — пустил парфянскую стрелу Карлсон и удалился, попутно поучая Малыша, что даже на простые вопросы бывает непросто ответить.
. сильнее бы не смог он возразить; хвалили все ответ замысловатый.
Однако, возникает серьёзная проблема. По сути, Карлсон делает подкоп под самые основания логики, утверждая, что не о всяком высказывании можно сказать истино оно или ложно. Так что, теперь в ряд с известными парадоксами «все критяне лжецы» и «кто бреет брадобрея» встанет ещё один — «перестала ли ты пить коньяк по утрам»?
Нет. Карлсон нам здесь демонстрирует не парадокс, а софизм. Дело в том, что простое словечко «перестать» имеет сложную семантику неявно подразумевая коньюнкцию с «начинать». То есть, если правильно формализовать вопрос Карлсона, он спрашивает истино или ложно сложносоставное высказывание (ты раньше пила коньяк по утрам)∧(ты сейчас не пьёшь коньяк по утрам). Это высказывание ложно, если ложен любой из его элементов, поэтому ответ «нет» может означать как «нет, и не начинала», так и «нет, продолжаю пить», или оба вместе — «нет, только сейчас начала».
Если в формальной логике это так, то в чём же проблема с неформальной? В том, что первый элемент конъюнкции в семантику упакован неявно. Поэтому ответом можно манипулировать, подавая его как значение истинности только второго элемента («ты сейчас не пьёшь?»). Что и было проделано.
Ты перестала пить коньяк по утрам?
. но фрекен Бок прервала Малыша, – Я сказала, отвечай – да или нет!
На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет»,
по-моему, это не трудно.
– Представь себе, трудно, – вмешался Карлсон.
– Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься.
Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам?
Отвечай – да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, она хотела что-то сказать, но не могла
вымолвить ни слова.
– Вот видишь! – сказал Карлсон с торжеством.
– Да, да, конечно, – убежденно заверил Малыш, которому так хотелось помочь ей.
– Нет! – закричала фрекен Бок.
Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать, – нет, нет, не перестала!
– Жаль, – сказал Карлсон, – пьянство к добру не приводит!
В тот год выдалась аномально теплая осень. Каждый вечер мы с мужем гуляли по нашему поселку и удрученно наблюдали одинаковую для всех участков картину.
Все еще цвели не только привычные для конца октября хризантемы и гелениум, но и неженки георгины, сентябрьские астры и красавицы розы. Цветы не могли не радовать, тем более, что георгины перед зимой обычно выкапывают, хризантемы срезают под корень, а розы накрывают лапником. За эти растения можно было не переживать.
Всех хозяев участков, в том числе и нас, беспокоили экзотические и плодовые деревья и кусты: миндаль, махровая сирень, каприфоль, – у них заметно набухли почки. А еще из земли показались остроконечные ростки тюльпанов, нарциссов и других луковичных. Растения собирались «пойти в цвет» в морозы. Это уже была катастрофа.
А еще удивили лягушки. Поддавшись очарованию теплой и влажной погоды, они где-то в сентябре по второму разу пропели свои брачные песни, и уже в конце октября наш поселок кишмя кишел маленькими лягушатами. Такого количества земноводных никто никогда не видел.
Совсем крохотные и немного подросшие, размерами от двух до четырех сантиметров, они стадами прыгали по газонам, вымощенным дорожкам и проезжей части. Мы с мужем, направляясь на прогулку, стали брать с собой пакет и перчатки. Обходя привычным путем поселок, подбирали с дороги лягушат, затем выпускали их в пруд.
Наступил ноябрь, на улице слегка похолодало, а вот нам стало не до забав. Потому что в один из дней мы обнаружили лягушек у себя в доме. Скорее всего, потянувшись к теплу, пластичные земноводные пробирались в дом через маленькое круглое отверстие в сетке окна на цокольном этаже. Обычно через это отверстие мы вытаскивали на участок поливочный шланг. Его за ненадобностью мы уже втащили внутрь, а вот окно пока не закрыли.
Поздно сообразив, чем это может грозить, мы перекрыли для земноводных, пресмыкающихся и мелких грызунов доступ в свое жилище.
Теперь, спускаясь на цокольный этаж, я внимательно смотрела под ноги и оглядывала пеструю напольную плитку, чтобы на кого-нибудь не наступить. Меня пугали не лягушки и не мыши. Больше всего на свете я боюсь змей… даже нарисованных и игрушечных. Перспектива встречи с ужом или, хуже того, с гадюкой в подвале родного дома меня совсем не радовала.
Неприятным стало еще и то, что земноводные в поисках пропитания и более комфортных условий для проживания начали перебираться из прохладного подвала на теплый первый этаж. Кого-то мы успели перехватить еще на ступеньках, но основную массу выловили уже в жилой зоне. Всего же мы поймали (клянусь, не вру) штук пятнадцать земноводных. По возможности относили их к пруду, иногда выпускали на участке.
Ноябрь близился к концу, непрошеных гостей в доме больше не осталось. Так, во всяком случае, нам казалось.
В конце ноября я ушла в отпуск. Ему предшествовал безумно напряженный год, с самого начала января посвященный разработке крупного проекта. Но наконец, все срослось, тонны бумаг были подписаны, презентация проекта прошла на ура, сам проект утвердили. Его реализация должна была начаться в следующем году, ну, а пока можно было расслабиться.
Но организм, словно раскочегаренный паровоз все никак не мог остановиться. Он-то и разбудил меня в первую субботу отпуска в пять утра. Привыкший к постоянной нагрузке мозг сразу же начал прокручивать события последних месяцев, глаза распахнулись. В надежде заснуть я еще повертелась немного в кровати, но потом поняла, что это мне не удастся. Стараясь не разбудить спящего мужа, тихо оделась и вышла из спальни.
Сначала я походила по этажам дома, придирчиво оглядывая углы и оценивая фронт предстоящих в отпуске работ «это постирать, это помыть, это протереть, это пропылесосить». Затем по очереди обошла все лоджии и террасы, прикидывая, что еще нужно сделать на участке до прихода зимы. Замерзнув, вернулась в теплое жилье и решила выпить кофе.
Идее плеснуть в напиток коньяку противиться не стала, наоборот, подошла к процессу творчески, – «сочинила» в стеклянном бокале на толстой ножке горячительный коктейль а-ля «айриш кофе» и даже украсила свое творение шапкой из взбитых сливок. С «сочинением» в руках плюхнулась на мягкий диван и потянулась к пульту.
Горячий ароматный напиток делал свое дело. По телу разлилось блаженное тепло, мысли о работе потихоньку переместились на второй план. Я лениво смотрела в экран телевизора и прихлебывала кофе,… как вдруг…
… как вдруг боковым зрением уловила какое-то движение справа от дивана, – по полу рывками передвигалось что-то темное и длинное.
«Змея», – мысль еще не пронеслась в мозгу, а я, каким-то образом ухитрившись молниеносно поставить бокал на журнальный столик (не швырять же, самой потом полы мыть, да и посуду жалко), уже запрыгнула на диван.
Но это была не змея. По светлому паркету, вытянувшись в ряд, одна за другой синхронно прыгали три маленькие абсолютно одинаковые лягушки.
Зрелище было настолько нереальным, что я зажмурилась, решив, что изображение троится. Когда открыла глаза, лягушки не исчезли. «Переутомилась? бр-р-р-р», я потрясла головой и покосилась на остатки кофе, «а может, с коньяком переборщила?».
Нет, коньяк был здесь совершенно ни при чем. И накопившаяся усталость, кстати, тоже. Лягушек, действительно, оказалось три. С помощью щетки и совка я отловила и посадила всех в банку. Вечером мы выпустили их в еще незамерзший пруд.
Но на всякий случай алкоголь я больше в кофе не добавляю.
И если мне зададут вопрос «Ты перестала пить коньяк по утрам?», я твердо отвечу «Да»!
Малыш и Карлсон (76 стр.)
Но так легко Малыша не проведёшь. Он прекрасно понимал, что именно Филле и Рулле собирались делать сегодня ночью: они попытаются поймать Карлсона, когда он, как они думают, лежит в постели у Свантесонов и мирно спит.
«Надо поговорить об этом с Карлсоном, и как можно скорее!» — решил про себя Малыш.
Но Карлсон появился только к обеду. На этот раз он не влетел в окно, а бешено затрезвонил во входную дверь. Малыш побежал открывать.
— Ой, как здорово, что ты пришёл! — начал Малыш, но Карлсон не стал его слушать. Он двинулся, прямым ходом на кухню к фрекен Бок.
— Что ты стряпаешь? — спросил он. — Такое же жёсткое мясо, как обычно? Или ты учитываешь вставные челюсти?
Фрекен Бок стояла у плиты и пекла блины, чтобы подать дяде Юлиусу что-нибудь более лёгкое, чем цыплёнок, а когда она услышала голос Карлсона за спиной, то так резко обернулась, что выплеснула на плиту целый половник жидкого теста.
— Послушай, ты! — в гневе закричала она. — Как тебе только не стыдно! Как это у тебя хватает совести приходить сюда! Как ты можешь глядеть мне в лицо, бессовестный булочный воришка!
Карлсон прикрыл лицо двумя пухленькими ручками и лукаво поглядел на неё в щёлочку между пальцами.
— Нет, ничего, глядеть можно, но только осторожно, — сказал он. — Конечно, ты не первая в мире красавица, но ведь ко всему можно привыкнуть, так что ничего, сойдёт, могу и поглядеть! Ведь главное, что ты милая… Дай мне блинка!
Фрекен Бок окинула Карлсона безумным взглядом, а потом обратилась к Малышу: — Разве твоя мама предупредила меня, что этот мальчик будет у нас обедать? Неужели она так распорядилась?
Малыш постарался ответить как можно более уклончиво, но дружелюбно:
— Во всяком случае, мама считает… что Карлсон…
— Отвечай, да или нет, — прервала его фрекен Бок. — Твоя мама сказала, что Карлсон должен у нас обедать?
— Во всяком случае, она хотела… — снова попытался уйти от прямого ответа Малыш, но фрекен Бок прервала его жёстким окриком:
— Я сказала, отвечай — да или нет! На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет», по-моему, это не трудно.
— Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон. — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай — да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадёт без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.
— Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством. — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?
— Да, да, конечно, — убеждённо заверил Малыш, которому так хотелось помочь фрекен Бок.
Но тут она совсем озверела.
— Нет! — закричала она, совсем потеряв голову.
Малыш покраснел и подхватил, чтобы её поддержать:
— Нет, нет, не перестала!
— Жаль, жаль, — сказал Карлсон. — Пьянство к добру не приводит.
Силы окончательно покинули фрекен Бок, и она в изнеможении опустилась на стул. Но Малыш нашёл наконец нужный ответ.
— Она не перестала пить, потому что никогда не начинала, понимаешь? — сказал он, обращаясь к Карлсону.
— Я-то понимаю, — сказал Карлсон и добавил, повернувшись к фрекен Бок: — Глупая ты, теперь сама убедилась, что не всегда можно ответить «да» или «нет»… Дай мне блинка!
Но меньше всего на свете фрекен Бок была расположена дать Карлсону блинов. Она с диким воплем вскочила со стула и широко распахнула дверь кухни.
— Вон! — закричала она. — Вон!
И Карлсон пошёл к двери. Пошёл с высоко поднятой головой.
— Ухожу, — заявил он. — Ухожу с радостью. Не ты одна умеешь печь блины!
После ухода Карлсона фрекен Бок несколько минут сидела молча. Но когда немного отошла, она с тревогой поглядела на часы.
— А твоего дяди Юлиуса всё нет и нет! — вздохнула она. — Подумай, как давно он ушёл! Боюсь, не случилось ли чего. Ведь он, наверное, плохо знает Стокгольм.
Малышу передалась её тревога.
— Да, он, может, заблудился…
Тут как раз раздался телефонный звонок.
— Наверное, это дядя Юлиус! — воскликнул Малыш. — Звонит, чтобы сказать, что не знает, как попасть домой.
Фрекен Бок метнулась в прихожую, где был телефон, Малыш — за ней.
Но звонил не дядя Юлиус — это Малыш понял, как только услышал, что фрекен Бок говорит обычным ворчливым тоном:
— Да, да! Это ты, Фрида? Ну, как поживаешь? Ещё не бросила свои глупости?
Малыш не хотел слушать чужие разговоры, поэтому он пошёл к себе в комнату и взял книгу, чтобы почитать, но до него доносилось бормотание из прихожей, и конца этому не было.
Малыш был голоден. Он догадывался, что рано или поздно это раздражающее его бормотание прекратится, и дядя Юлиус придёт домой, и они смогут наконец сесть за стол. Но он хотел обедать немедленно, никого не дожидаясь. И как только фрекен Бок положила трубку, он выскочил в прихожую, чтобы ей это сказать.
— Что ж, могу тебя накормить, — сказала она милостиво и повела его на кухню. Но у дверей она остановилась как вкопанная. Её дородная фигура занимала весь проём двери, поэтому Малыш ничего не увидел. Он услышал только её гневный вопль, а когда он всё же высунул голову из-за её юбки, потому что ему не терпелось узнать, в чём дело, то увидел Карлсона.
Карлсон сидел за столом и преспокойно ел один блин за другим.
— Ты… ты… ты ужасный мальчишка! — кричала она.